Часы всей моей жизни

Вид материала

Документы

Содержание Наш первый Новый год.

Подобный материал:

• Посвящается моей любимой жене Ирине Ефимовне Головенченко, которую я в течение всей, 8360.83kb.
• Моу гимназия №3 Кардинал Ришелье – историческая действительность и художественная литература, 409.58kb.
• Значение русского языка в моей жизни, 29.35kb.
• В. Н. Фросин Биология в моей жизни, 335.63kb.
• Библиотека Альдебаран, 4748.57kb.
• Сочинение на тему: «Яживу в одном городе с Калашниковым», 58.2kb.
• Your family and your health, 2586.41kb.
• Конкурс проводится по номинациям. Математика в моей будущей профессии, 30.59kb.
• Концепция обучения в течение всей жизни и опыт её реализации. Новые вызовы и возможности, 42.32kb.
• Доклад на тему «История моей семьи», 44.14kb.

Про клады.


Если сказать, что в нашем селе можно было найти клад, никто не поверит. Какой клад в этом бедном селе, с заваливающимися избами, крытыми сплошь давно прогнившей соломой? Но клады были.

Там, где кончается улица Первомайская, поперёк неё лежит пересыхающее летом русло нашей речки. За этой речкой на её берегу есть небольшая улица Квасовы хутора. Там родилась и выросла ваша прабабка Катерина, мама вашей бабушки Вари. Прабабушка Катерина была из рода Балыкиных, родовое гнездо Балыкиных находится до сих пор на этой улице. Через несколько домов от избы Балыкиных стоит кирпичный дом. Сейчас он обветшал и имеет не очень приглядный вид. Раньше это был хороший дом, жили в нём два брата, крепкие хозяева, здоровые и работящие. Вокруг дома был крепкий двор и хороший сад. Жил с ними их дядька, который служил в Боевской церкви. Братья держали магазин, но открывали его только тогда, когда не было работы в поле. Я помню этот кирпичный магазин, похожий на каменный амбар, с железной дверью посередине уличной стены. Потом этот магазин стал колхозной кладовой. После революции они ещё долго жили в селе, а когда их причислили к кулакам, то они бросили всё и уехали из села. Тем избежали раскулачивания и спасли свои жизни. В их доме поселились другие люди. В войну дом, двор и сад пришли в разрушение. Плодовые деревья сада стали облагать налогами, независимо от урожая. Это был тяжёлый налог для обедневшего народа и люди, чтобы избежать этого налога, порубили сады. Стояли избы на голых местах, ни одного деревца вокруг, ни одного кустика. В войну мужики были на войне, а бабы работали в колхозе так много, что не успевали заготовить топливо на зиму. Тогда стали ломать и жечь сараи, конюшни, овчарни, даже туалетные скворечники пожгли. За ненадобностью. Ведь скот тоже перестали держать, опять же налоги, да и кормов негде взять. К концу войны в селе почти не стало скотины, вырублены сады, не стало сараев, дворов, стоят одинокие избы. Только лет через двадцать после войны люди очень робко стали сажать садики и строить сарайчики, прилепленные к избе. Кое у кого появились коровы. Но былые, просторные крестьянские дворы с ригами, конюшнями, коровниками остались в прошлом. То, что строят люди теперь, имеет худосочный вид, на всём лежит печать неумения, временности, неуверенности. Культура и искусство ведения крестьянского хозяйства были утеряны навсегда, прервался тысячелетний опыт. Может и к лучшему, на каких весах взвешивать, чего там было хорошего и чего плохого.

За более чем полстолетия на Квасовых хуторах всё изменилось до неузнаваемости. Где-то и когда-то умерли те братья и их дядя. Последней умерла жена одного из братьев. Перед смертью она сказала своей дочери, что в её родном селе, на их бывшем дворе закопан клад, и рассказала, где и как его искать. В то время, когда мы были в Сирии, эта старая женщина приезжала в дом своего отца. Весь день она ходила по месту, где предположительно находился двор. Копала там и сям и ничего не нашла. И не могла найти, ведь она родилась не здесь. Описание отцовского двора она узнала только от умирающей матери. После её отъезда никто не пытался искать этот клад. Люди не могли поверить, что в нашем селе может быть закопан клад. Слишком большая нищета кругом. А эта старуха? Решили, как с ума сходит.

Спустя год маленькие дети играли за сарайчиком в свои детские игры. Там же в лопухах спасались от жары и купались в пыли куры. Кто-то из детей разгребал пыльную куриную ванну для своих кукольных нужд и наткнулся на деревянную крышку, обитую железом. Дети кликнули взрослых, те с шумом и гамом вынули из земли сундучок. Принесли домой, открыли и увидели, что он полон золотых вещичек, золотых монет, а сверху лежала золотая икона. Мать мне говорила, что с этой иконой был связан какой-то сильный скандал, но она тогда была маленькой и подробности не помнит. Вроде бы эта икона исчезла из боёвской церкви ещё до революции. Икона была ценна не только толстым золотым окладом, но более всего святостью и животворностью, и была известна по всей губернии. Начальства и полиции наехало в Боево невероятное количество. В Левой Россоши трясли дядьку и его братьев, но безуспешно. Икона исчезла бесследно. Как она пропала в клад, только теперь стало понятно. Где теперь она находится - неизвестно. Увезли в Воронеж. Кладоискателям заплатили какую-то сумму денег.


* * *

Чаще всего находили клады бумажных денег. Большую часть таких кладов находили как раз в войну, когда ломали на дрова старые сараи, риги, коровники, потом после войны, когда стали перестраивать и подновлять разрушающиеся от времени избы. Начнут ломать старую постройку или снимать верх избы да где-нибудь в соломенной трухе или в деревяшках, истлевших от времени, найдут в полуистлевшей тряпице большую кучу денег дореволюционного времени, чаще всего конца XIX столетия или начала XX столетия. Все, кто хотел, могли взять любую банкноту из этого клада, кому какая нравилась, хочешь большую или маленькую, хочешь яркую или самую красивую. Возьмут, полюбуются, похвастаются друг перед другом, поносят в кармане некоторое время, потом потеряют. С тех пор я ни у кого не видел старых ассигнаций, никто не хранил их за ненадобностью. Тогда я часто спрашивал бабушку Лушу и мать, откуда взялись старинные деньги в таких старых избах или сараях?

Бабка Луша объясняла:

- Деды всё хоронили. Наши бабы всю зиму день и ночь пряли, да холсты ткали, а деды продавали, деньги собирали и прятали.

- Дюж жадны были. Бабы на этих холстах удавятся работают, - добавляла мать, - а они деньгами распоряжаются. Холсты продадут, сроду детям гостинца не купят, всё хоронят. Умрут и не скажут, где деньги, всё прахом пойдет и детям помощи от этих денег ни какой. Бывало, смерть вот она, хрипит уж, сын стоит на коленях:

- Папаша, скажи, где деньги, куда спрятал, ну-ка умрёшь, не найдём….Пожар случится, беда какая, где искать? Всю жисть собирали, скажи?

- Буду умирать, скажу.

- Папаша, отходишь уж, скажи, посмотри какая бедность у нас……не успеешь, что делать будем….

А деду нож острый слышать про бедность, раз говорят об этом, значит, деньги думают промотать. Он всю жизнь жил так и не жаловался на бедность, а эти бары откуда? Деньги им нужны, как же! Делиться ещё начнут, совсем порядок порушат. Бедность она и есть бедность, а деньги должны быть в надёжных руках, беречь их надо. Смерть уже глядит в глаза, руки-ноги холодеют, а дед всё трясётся над этими деньгами, всё боится, что узнают, где спрятаны деньги. Боится, вдруг не умрёт, а деньги уже отдаст, какой он хозяин тогда?

- Да и то, правда. – Соглашается бабка.

- А то не правда что ль? – вторит ей мать.

Глупы были наши деды, что и говорить. Глупы и мы, их внуки, когда не собирали эти клады и не хранили их, как память ушедшей жизни. Всё надо было хранить: деньги, старые вещи, старинную одежду. За всем этим стоял когда-то человек, каждая вещь несет в себе человеческий дух, сквозь любую старинную вещь просматривается человеческая жизнь, чья-то судьба, судьба своего села, судьба твоих предков. Уходила старая жизнь, но никто не пытался сохранить вещественную память о ней. Не всё в ней было плохо, много хорошего безвозвратно погибло, прервались традиции. Даже учителя этого не понимали, кому как не им нужно было организовывать музеи в школах. Ведь тогда, после войны, наши сёла были наполнены вещами последнего столетия редкой полноты и сохранности. При тогдашнем, непререкаемом авторитете учителей можно было создать бесценный музей.

Ваша бабушка вместе с женщинами нашего села были мобилизованы на рытьё окопов под Коротояком. Оттуда они принесли старинные иконы на деревянных досках. Брали их в разбитых бомбами и снарядами церкви и монастыре. Несли их домой за красоту письма и святое сияние красок. Мы долго играли ими, а потом побросали. Незаметно они бесследно исчезли. Наверное, они прошли тот же путь в небытие, что проходили другие памятники старой жизни. Сначала их выбросили на погреб, там под многолетним воздействием жары, холода, влаги, грязи выцвели и облупились краски, растрескались доски. Высохшие доски со следами былого благолепия собрали и бросили в печь, где они бездымно сгорели. А ведь это был бесценный клад. Только теперь стало ясно, что среди этих икон могли быть шедевры иконописи. Их нужно было сохранить. Для меня пример обращения с иконами моих односельчан является убедительным ответом тем, кто так громко по всякому поводу и без всякого повода кричит о религиозности русского народа.


* * *

Не всё сгорало в печах, кое-что оставалось для будущего, например, любовь прятать деньги перешла от дедов к потомкам почти без изменений. Вы помните соседский дом, где теперь живут Каширины? Он стоит всего в одном метре от нашего дома. До войны в нём жили Киселёвы, отец, мать и четверо маленьких мальчика. Мать перед войной умерла, отец в войну ушёл на фронт и погиб, остались мальчики сиротами. Они довольно долго жили одни, потом их забрала бабушка. Дом после войны за небольшие деньги купил Митя Плеханов, по прозвищу Голован. Раньше он жил с отцом в доме напротив райпотребсоюза, воевал, после войны женился на медсестре Дусе, купил этот дом и стал нашим соседом. Когда их первенцу Валентину было около полугода, дом сгорел, малыша еле успели вынести из пылающего дома. При этом пожаре вдоль улицы дул северный ветер, наш дом оказался с наветренной стороны, хотя он стоял от митиного дома всего на один метр, его удалось отстоять. Помогло и то, что не было восьми часов утра, люди только шли на работу. Все они бросились отстаивать наш дом. Митин дом спасти уже не было возможности, из-за сильного жара к нему нельзя было подступиться. Соседний дом с подветренной стороны сгорел до половины. Это был очень старый, весь почерневший от времени, крытый соломой дом, ему было более двухсот лет. Замечателен этот дом тем, что был старинным гнездом рода Лагутиных, которые из него расселились по всему селу и миру. Ко времени пожара там жили люди, которых я помню по подворью, Пинцовы, во главе со свирепой старухой Пинчихой. После пожара они продали его Цирульниковым и уехали из села. Цирульниковы разрушили старый дом, построили новый. Голован тоже перестроил дом после пожара, народились у них ещё двое детей, Сашку и Таню. Жил Голован со своей Дусей бедно, да и откуда быть богатству? Их родители были простые деревенские люди, за свою жизнь не стяжавшие ничего. Сам Голован почти мальчишкой попал на фронт, сидел в окопах в блокадном Ленинграде, прошёл всю войну, вернулся домой живым и здоровым. Долго жили они в бедности, а потом зажили вдруг хорошо, ковры стал покупать. Это уж верная сельская примета, что деньги есть, сделан определённый запас денег и даже сверх запаса, которые можно пустить на кое-какую роскошь, роскошь по деревенским понятиям того времени. Если перечислить всё то, что входило тогда в предметы роскоши в селе, сегодня вызовет смех. Но тогда при поголовной бедности покупка коврика полутора метровой длина, невообразимо грязного цвета была явлением исключительно знаменательным. Это был показатель большого богатства.

Незаметно для всех Митя стал шофёром на автолавке, на которой проработал несколько лет. За это время его дети выросли, покончали техникумы и жили кто где. Неожиданно Митя продал дом Кашириным и уехал на атомную станцию в Нововоронежск. Квартира ему не светила, но он не расстроился. Построил дом на Полубяновке, а это не далеко от вожделенного Нововоронежа. Но все дома на Полубяновке были переполнены квартирантами, работающими на строительстве атомной станции и ждущие своей очереди на получение жилья. Голован забил дом квартирантами ради получения денег. Говорили, что он ожаднел сверх всякого вероятия. На этой почве начались раздоры и скандалы. Дуся загуляла, и они разошлись. Дом разделили пополам и начали лихорадочно пристраивать каждый к своей половине какие-то закутки, верандочки, сарайчики, куда пускали квартирантов. В основном это была молодёжь, бегущая из близлежащих сёл на строительство атомной станции в надежде на лучшее будущее. Она цеплялась за любую возможность устроиться в городе, стоически переносила все неудобства и неустройства в жизни. На этой волне Митя с Дусей драли с молодёжи три шкуры за место в своих курятниках. Жадность Мити дошла до такой степени, что он сам перебрался в летнюю кухню, а дом полностью сдавал. Бывшие супруги делали деньги совсем как на юге у моря. Дуся стала ездить на курорты и оттуда каждый раз привозила себе мужей, почему-то всё стареньких, плешивеньких. Однако скоро оказывалось, что в здешней Дуськиной жизни они ни на что не годные, и она выпроваживала их туда, откуда брала. Всегда скромная и уважительная, на старости лет она прямо таки свихнулась на мужьях, без конца сваталась, выходила замуж, разводилась, меняла мужей, как перчатки. Тогда и на экранах кинотеатров и просто театров было модно показывать свадебные маразмы семидесяти летних стариков и старух, когда не хватало своих историй, закупали на Западе, например в ГДР. То, что с натугой выдумывалось для экрана, Дуся в многочисленных житейских вариантах без всяких выдумок проигрывала в реальной жизни. Не отставал от неё и Митя. Из них давно уж песок сыплется, а они всё женятся да разводятся. Даже детей своих позабыли. А теперь послушайте про клад.

Однажды Борис и Валя Каширины сидели на крылечке, отдыхали от дневных забот. Вдруг к ним является Митя Голован. Прошел приблизительно год, как он продал дом и уехал отсюда. Как обычно, здрасти – здрасти.

- Борис, пусти меня в сарай. Мне нужно, я не долго.

Борис, не думая ничего плохого, ответил:

- Иди, там открыто.

Но через некоторое время его взяли сомнения. Дом продал давно, чего ему делать в сарае, чего он там мог забыть? Там ничего не оставалось. Как бы чего он там не наделал, кто его знает, зачем он пришёл. И обеспокоенный решил пойти посмотреть, что Митя делает в сарае. Пришёл, открыл дверь, а Митя стоит в углу и держит в руках трёхлитровую стеклянную банку битком набитую деньгами. Борис только ахнул. Митя сунул банку в сумку, молча вышел из сарая и, не попрощавшись, ушёл. Вечером, когда соседи собрались посудачить о то о сём, Борис рассказал об этом приключении в его сарае. Тут и вспомнили, откуда у Мити появилось столько денег.

В колхозе на свиноферме работала довольно глуповатая баба. В селе про таких говорят, что они с придурью. На каждую свинарку приходилось определённое количество свиней, за которыми она ухаживала, несла ответственность. Там же работал мужичёк с виду простоватый, но хитрый. Договорились они с Митей и подбросили этой бабе в её стадо свиней подсвинка, а супоросную свинью, какую покрупней, отогнали в лог и погрузили в Митину автолавку. Привезли к Мите во двор и без лишнего шума сгрузили. Тот мужик поставлял Мите зерно, отруби, жмых, ворованные в колхозе, а Митя выкармливал свинью. Свинарка считала своё стадо по головам и была спокойна, все свиньи были в наличии. Скоро свинья приносила приплод, иногда до двадцати поросят. В то время люди стали жить лучше, стали обзаводиться скотиной, поросята, хоть и были не дёшевы, быстро раскупались. Митя распродавал поросят, одного оставлял, выращивал до подсвинка, свинью резал, мясо продавал. Потом подсвинка подсовывали той бабе в стадо, лучшую супоросную свинью выкрадывали, и афёра шла по новому кругу. Затем они улучшили технологию, стали держать двух супоросных свиней, которые приносили поросят в разные сроки. Конвейер работал бесперебойно. Круглый год в свинарнике шли опоросы, по двору кучами бегали беленькие поросята, а на нашем и на соседних дворах, в погребах соседей Мити забегали крысы. В Митин дом пришёл достаток. Пошли хорошие деньги. Но начало нарастать и беспокойство от соседей из-за вони и крыс. Как обычно бывает в таких случаях, Митин гешефт погубила жадность. Сначала вместо супоросной свиньи подсовывали большого подсвинка, а потом с каждым разом всё меньшего и меньшего ростом, пока не стали совать совсем поросёнка. Тут уж как не глупа была та свинарка, но большую свинью от поросёнка отличить могла. Она забеспокоилась. Сначала от неё отмахивались, какой спрос с неё, при её дурости вполне можно перепутать свинью с подсвинком. Самое смешное то, что она утверждала: в стаде почти не осталось знакомых свиных рыл. Портретные различия свиней имели значение только для неё, а у окружающих они вызывали лишь улыбку. Но когда стали учитывать приплод, то обнаружилась путаница, планы по поросятам у неё регулярно не выполнялись, чего никогда раньше не было. Начнут считать свиноматок, их не хватает. Считают по головам, сходятся числа. Наваждение какое-то. Свинарка говорит, этот подсвинок не мой, другие свинарки говорят – не наш, наши все на месте. Это она всё путает.

Брат свинарки, будто ненароком, встретил того хитрого мужика и пожаловался ему:

- У сестры свиньи пропадают, подменяют их на подсвинков.

- Да ты что? – делано изумился тот мужичёк. – А кто ж это делает? Что ж его не найдут?

- Я знаю, кто это делает, да не поймал. Поймаю, убью прямо в свинарнике, скажу, что захватил на месте преступления, а он хотел меня убить, как свидетеля. Не успею убить, в милицию заявлю.

Сказал и пошёл прочь. Наверное, кто-то видел и подсказал ему, кто блудит со свиньями. После этого разговора у наших коммерсантов стало полные штаны. Митя в ту же ночь уничтожил свиней и поросят. Всю ночь до утра со двора в талы на ручной тележке вывозил свиной навоз. Потом в свинарнике перестилал полы, жёг старый пол в печи. Через два-три дня у него во дворе даже запаха свиного не стало.

Жить воровством беспокойно, а без лишних денег жить грустно, особенно когда привыкаешь к дармовым деньгам. Начал Голован использовать автолавку для делания денег. Стал мотаться он на ней по самым дальним сёлам, где советская власть представлена председателем колхоза, председателем сельсовета, которые грамотностью не отличаются, да увидеть их не всякому односельчанину случается. Продаёт там Голован платочки, детскую одежонку, тряпьё разное, ради которого в город не поедешь, себе дороже станет, а тут к порогу подвезли. Но продавал он всю эту мелочёвку по ценам далёким от истинных. Кто его проконтролирует там? Этот период его деятельности совпал с тем периодом в жизни наших сёл, когда жизнь стала налаживаться. Стали понемногу платить зарплату, появилась возможность подработать на стороне. Люди стали покупать одежду себе и детям. Но это было только начало, первое движение к лучшей жизни. Люди в то время даже приблизительно не знали истинную стоимость вещей, которых с самого начала войны не видели в селах. Митя работал на гребне этой волны. Но и здесь его выдала его жадность. В одном селе он продавал вещь за одну цену, в другом он существенно прибавлял. Но люди встречались друг с другом, их обновки становились предметом обсуждения, тут и обнаруживалось, что одинаковые вещи были куплены за разные деньги у того же продавца. Митино шулерство выплыло наружу. В итоге он вылетел с работы и уехал в Нововоронежск, потом осел на Полубяновке. Никто не знает, сколько он нажил денег в этот период своей бурной деятельности. Ведь трёх литровая банка с деньгами не была последней крохой в его кармане. Он и без неё построил дом на Полубяновке. А про эту банку он, скорее всего, забыл и вспомнил о ней случайно спустя приблизительно год, как он продал дом в нашем селе. Такова история этого клада.

В судьбе его семьи деньги не оказали ни какого хорошего влияния. Старший сын Валентин с родителями не жил, он работал электриком и скоро он был убит током. Дочь Таня вышла замуж и с детьми моталась по квартирам, платила бешеные деньги за углы у таких же хапуг, как её отец. Где-то вдали от родных мест работал Сашка. В свой последний приезд он сильно срамил своего отца за Таню. Под его нажимом Голован пустил дочь в свой дом. Думается не без корысти. Потом для Тани вышло облегчение. Женщина, с которой жил Голован в последнее время, должна была получить квартиру в Нововоронеже. Митя вынужден был прописать Таню в своём доме, сам выписаться, оформить в ЗАГС’е женитьбу на этой женщине. Теперь новая жена получила отдельную квартиру на себя и на законного мужа. Отныне Голован живёт в Нововоронеже, а Дуся продолжает жить на Полубяновке. Говорят, взяла себе нового мужа из Давыдовки. На долго ли?

Вот так современный клад в точности повторил всю психологию дедовских кладов. В отличие от дедовских кладов деньги из этого клада сохранились, но та же жадность погубила семью, ни кому эти деньги не принесли радости. Совсем, как у Иудушки Головлёва.


Наш первый Новый год.

Закончился 1945 год. В большом холодном классе Красной школы нарядили новогоднюю ёлку для начальных классов. Мы, первоклассники, впервые видим Деда Мороза и Снегурочку рядом с собой. Вытяни руку и можно прикоснуться к их снежным одеждам. Хороводы, стихи, песни, поздравления Деда Мороза. Дети постарше нас прыгают, шумят, смеются, веселятся в самодельных бумажных масках зайчиков, собачек, кошечек, а первоклассники стоят вдоль холодных стенок с широко раскрытыми глазами и ртами. Огромный дядька, зубной техник, с плохо сделанным искусственным носом, свой он потерял на фронте, читал нам весёлые новогодние стихи. И мы стояли, забыв обо всём на свете, в нас жив был только дух. Настоящий Дед Мороз! Настоящая Снегурочка! Поверить не можем, что попали в ожившую сказку. Потрясённые, заворожённые мы не заметили, как праздник закончился. И каждый из нас получил новогодний подарок – по три маленькие карамельки. Зажав их в кулачках, мы бежали домой, чтобы с восторгом рассказать обо всём пережитом и показать маме такой сладкий подарок! И все каникулы нам снились новогодние сказки и настоящие Снегурочки.

На площади, тогда парка ещё не было, районные власти ставили к торцовой стене клуба лицом к райкому и райисполкому новогоднюю ёлку. Ёлку довольно богато украшали дешёвенькими игрушками, лентами, конфетами, ставили под ёлкой Снегурочку и Деда Мороза метра два с половиной ростом. Снегурочка с белыми косами была необыкновенно красиво одета во всё белое. Пушистая шапочка, белый воротничок на белой шубке, как сказочно это выглядело по сравнению со старой, серой одеждой наших жителей! Посмотреть на них всегда собиралось много народу, и дети, и взрослые с удовольствием и радостью любовались Снегурочкой и Дедом. Дед Мороз с великолепной белой бородой и большой корзиной с подарками в одной руке и большой палкой в другой.

И однажды районные власти открыли рот от изумления. На третье утро после праздника им доложили, что с ёлки почти полностью исчезли игрушки и конфеты, а большая корзина Деда Мороза очищена и доверху набита лошадиными пряниками. Этих пряников на площади было всегда много, ведь перед райкомом посреди площади стояла длинная коновязь, где «парковались» сани со всего района. С этого времени одежда у Снегурочки и Деда Мороза с каждым годом становилась всё хуже, конфет не стало, игрушки на ёлке только бумажные и самые дешёвые, а в тот же год впереди Деда Мороза утвердился милиционер Каляпин. Без него уже никак нельзя. Это раньше он не был нужен, народ большой и малый был другим. А потом подросли мальчишки-безотцовщина. Вы не знаете милиционера Каляпина? О, это была важная достопримечательность села.

Через год, в 1946 году, мы опять веселились на Новогоднем празднике, но у стенки уже не стояли, подросли, привыкли. Новогодний подарок был невероятно богат: кроме карамелек в самодельном бумажном пакетике мы нашли пряники и даже три шоколадные конфетки. А третий Новый год принёс нам большой кулёк более полкилограмма весом с самыми разными конфетами. Война и голодный год уходили в прошлое, жизнь понемногу налаживалась.


Фальшивка «Умереть за Сталина».

Интернет – это навозная куча необъятной величины. Там можно найти многое, но пока найдёшь нужное, весь уляпаешься дерьмом. Время от времени просматриваю сайты о родном селе Левая Россошь. Недавно по запросу «Левая Россошь» вижу новый сайт под заглавием «Умереть за Сталина? Или просто сошли с ума». Сделал запрос – «Умереть за Сталина?» Вот уж поистине сошли с ума, тиражируют фальшивку в захват, обсуждают на форумах. При этом демонстрируется убожество не вероятное. Выписки из «дневника» предваряет вступление «автора» сайта, «внука фронтовика». В этом предисловии «автор» сайта претендует на звание подлейшего из подлейших.

О чём же сайт? Даётся 18 записей из дневника некоего «участника войны Михаила Дорофеевича Маликова». О чём пишет в своём дневнике доблестный «Маликов»? Описывает аэродромную жизнь? Дела своих товарищей? Подвиги лётчиков своей эскадрильи? Беспокоится о своей семье, оставшейся в тылу без поддержки? О детях? Нет.

1. Первое, что занимает главное место в дневнике – жратва, плохая жратва, мало жратвы. Из дневниковых 18 дат в 13 речь идёт о жратве, о том, что его кормят плохо, очень плохо, картошка без масла, питание скверное. Правда, «…