Моу гимназия №3 Кардинал Ришелье – историческая действительность и художественная литература

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2

Министерство образования Саратовской области МОУ гимназия №3

Кардинал Ришелье – историческая действительность и художественная литература

Реферат

Научный руководитель Гаркавенко О.В.

Саратов 2004 г.

Оглавление

Введение………………………….с. 3

Глава I…………………………….с. 4 – 13

Глава II…………………………....с. 14 – 18

Заключение……………….............с. 19

Использованная литература..........с. 20

Введение

Имя Армана Жана дю Плесси кардинала де Ришелье известно не каждому. А между тем влияние этого человека на развитие Франции и истории всей западной Европы сложно переоценить. Пришедший к власти в трудное для государства время, когда страна, измученная междоусобными войнами, еще не оправившаяся от кровопролитной религиозной борьбы, ничем не напоминала ту будущую великую державу, в последствии не раз диктовавшую свою волю всему миру, кардинал герцог де Ришелье сумел, по его собственному выражению, превратить «La France mourante» (умирающая Франция) в «La France triomphante» (Франция торжествующая). «Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было величие государства» - этим принципом он руководствовался на протяжении всей своей жизни, из которой 18 лет провел на посту первого министра.

Однако несмотря на это, ни современники, ни позже потомки так и не пришли к единому мнению – было ли правление Ришелье благом для Франции или именно его политика привела ко многим потрясениям, последовавшим на протяжении XVIII – XIX веков, главный из которых Великая Французская Буржуазная Революция. Была ли она неизбежной? Или недальновидная политика первого министра заложила основы для будущего возмущения против непомерного диктата королевской власти?..

Неоднозначность оценки этого политического деятеля не раз приводила к тому, что именно вокруг этого имени вспыхивали самые жаркие споры и дискуссии. Не раз его называли тираном и душителем свободы, чему во многом способствовала литература, в которой Ришелье всегда отводилось место злодея и угнетателя. И в то же время находились те, кто ставил его в один ряд с национальными героями вроде Жанны д’Арк, объявляя его «спасителем Франции». Трудно найти в мировой истории человека, чья жизнь вызывала бы более противоречивые споры и суждения, чьи политические деяния оценивались столь неоднозначно! Яркая личность Ришелье, удивительное многообразие его государственной деятельности, богатство и неоднозначность оставленного им наследия и, наконец, драматическая насыщенность «эпохи Ришелье» затрудняют, делают почти невозможной объективную и беспристрастную оценку жизни и политической деятельности его высокопреосвященства.

Впрочем, столь противоречивая оценка в некоторой степени объясняется и тем, что долгое время не было написано трудов о политике и личности Ришелье, в достаточной степени отражавших все многообразие деяний его высокопреосвященства, всю глубину личности кардинала. Только в конце девятнадцатого столетия была историографически оформлена восьмитомная публикация деловых бумаг Ришелье. Позднее, однако, было издано множество работ, посвященных его высокопреосвященству, так что к настоящему времени библиография монографических исследований о Ришелье и его политике насчитывает несколько десятков названий.

В России же дореволюционного периода единственными изданиями, несколько проливающими свет на жизнь и деятельность его высокопреосвященства, можно было считать лишь изданное дважды в 1766-м и 1788 годах «Политическое завещание кардинала Ришелье», а также брошюру В.Ранцова «Ришелье», вышедшую в 1893 году.

В настоящее время этот пробел восполнен многими произведения как художественной литературы, так и историческими исследованиями, посвященными кардиналу, многие из которых были использованы автором при написании данной работы, целью которой является рассмотрение частной жизни кардинала Ришелье, его культурной и религиозной деятельности, а также попытка сравнения оценки, данной им различными историками и авторами художественных произведений.

Глава I.

Личность кардинала Ришелье окружена множеством загадок и мифов - оценка ее историками и авторами художественных произведений не менее, а может быть и более противоречива, чем политика его высокопреосвященства. Непростые взаимоотношения с королем Людовиком XIII, его супругой Анной Австрийской, личные привязанности Ришелье, его характер и склонности - обо всем этом по-прежнему ведутся споры, а каждое произведение будь то биография кардинала или исторический роман, показывают Ришелье столь противоречиво, что порой перед читателем предстают совершенно разные по характеру и поведению личности.

«Существуют два взаимоисключающих портрета Ришелье. Один изображает кровавого тирана, хладнокровно бросавшего своих противников в тюрьмы и подвергавшего их смертной казни, тиранически навязавшего свою волю слабому и бесхарактерному монарху. Другой рисует гениального государственного деятеля, которому удалось восстановить величие Франции по окончанию гражданских войн…» (1, 80)

Споры вокруг этого имени не утихают до сих пор, для кого-то он остается "дьяволом в пурпурной мантии... который всегда был добрым, как только сотворил зло" (Ж. Мишле), а кто-то согласится с Жаном Шапленом, посвятившим этому человеку оду, начинающуюся словами "Великий Ришелье..."

Наверное, самое известное произведение, в котором одним из героев является Ришелье - это роман Александра Дюма "Три мушкетера", в котором кардинал представлен всесильным политиком - коварным и злопамятным, свято лелеющим месть королеве - отвергнувшей когда-то его любовь. Отдавая дань уму и проницательности кардинала, Дюма в тоже время рисует его как безжалостного и ненавидимого народом и знатью временщика, для которого личные интересы тесно сплетаются с интересами государства. Так на страницах книги политическое убийство герцога Бекингема вызвано не только необходимостью прекратить его действия, направленные на помощь протестантам Ла-Рошели, но и личной местью герцогу, более удачливому сопернику Ришелье в борьбе за благосклонность королевы, а действия мушкетеров - по сути дела государственная измена - описаны как подвиг, требующий отваги и мужества.

Однако уже в продолжении «Трех мушкетеров» - в романе "Двадцать лет спустя" Ришелье представляется с иной точки зрения - "забыв" о том, что он сложил в уста одной из героинь реплику "Кто говорите Ришелье - тот говорит сатана!", Дюма показывает лишь великого человека, всю свою жизнь положившего на благо Франции, называя его не иначе как великим кардиналом.

И все же большинству читателей образ кардинала Ришелье знаком именно по "Трем мушкетерам" - бессмертному произведению, в котором, однако, историческая действительность искажена в угоду художественному вымыслу. Как писал А.Егоров, автор предисловия к книге Роберта Кнехта "Ришелье": "Десятки поколений читателей судили, да и судят до сих пор, о его [кардинала] личности и государственной деятельности, основываясь на мнениях знаменитого романиста "(2, 3), потому как "В образе Ришелье подлинная историческая личность и герой романа соединились столь органично, что противопоставление исторической правды и художественного вымысла стало трудно разрешимой дилеммой"(2, 3), и образ кардинала - воплощения зла и коварства, остается неизменным, основным символом.

Впрочем, Дюма все же отдает дань заслугам кардинала - немногим известен его роман "Красный сфинкс", а между тем именно это произведение блестяще раскрывает характер кардинала, о котором теперь Дюма говорит не как о деспотичном тиране, а о "великом гении, оклеветанном современниками, почти забытом следующим веком... "(3, 98).

Именно в это романе писатель с удивительной точностью передает характер кардинала, в свойственной ему легкой, изящной манере раскрывая перед читателем всю силу гения его высокопреосвященства, его противостояние интригам - в то время, когда, по словам самого Дюма "его власяница представляла собой острия кинжалов"(3, 99).

Роберт Кнехт в своем произведении «Ришелье» рисует весьма многогранную личность со сложным и неоднозначным характером, подчеркивая, что хотя «многим кардинал внушал страх», «в исключительных случаях он мог быть приветливым и обворожительным» (1,82) - жестокий и непреклонный в борьбе с врагами, Ришелье к близким друзьям испытывал нежную любовь. Тогда как Олег Сотников в статье «Ришелье. Власть, женщины и кошки...» напротив утверждает, что «это был слишком холодный, слишком трезвый, расчетливый и проницательный ум, чуждый казавшихся ему ненужными контактов и связей. Друзей у него не было»(4). Возможно, кардинал и в самом деле не имел близких друзей, которых мог посвятить в тайны своей жизни, однако было бы несправедливо полагать, что в его окружении не было людей, к которым Ришелье испытывал искренне расположение, и в быту «очаровывать преданных своих слуг и приспешников добротой, мягкостью и обходительностью» (7, 47). Недаром в романе «Голубка» Александр Дюма вкладывает в его уста слова «Когда вас станут спрашивать обо мне, отвечайте, что я умею наказывать и воздавать по заслугам» (5).

Однако большинство авторов - как и некоторые из историков, вслед за , склонны придавать кардиналу черты, присущие классическим "хрестоматийным злодеям" с тем чтобы любую борьбу с ним показать подвигом, битвой за свободу против жестокого угнетателя; "диктатора отчаяния", "душой, терзаемой двадцатью другими дьяволами".

Альфред де Виньи в романе "Сен-Мар или заговор во времена Людовика XIII" писал, что "ловко переплетая свои личные дела с делами королевства, он внушил себе, что Франция истекает кровью от ран, которые наносятся ему, кардиналу"(6, 105), обвиняя Ришелье в дьявольской гордыне, непомерном честолюбии, мстительности и жестокости, называя его «кровавым выскочкой»(6, ), в то время как В.Л.Ранцов, не отрицая того, что "он [кардинал] всегда и во всем ставил свои личные интересы на первое место" (7,8), тем не менее, отмечает что "государственная деятельность Ришелье, независимо от руководивших им личных мотивов, принесла громадную пользу не только Франции, но и всей Европе" (7, 8). И то, что де Виньи приписывает злобе кардинала и мстительности его натуры Ранцов объясняет тем что "противники Ришелье не гнушались убийством, так что жизнь его неоднократно подвергалась серьезной опасности. Неудивительно, что и он в свою очередь зачастую обнаруживал крайнюю жестокость и неразборчивость в выборе средств"(7, 8), подчеркивая тем самым, что "кардинал Ришелье был характерным представителем своего века" (7, 8) - века жестокого и безжалостного - времени кровопролитных междоусобных войн и мятежей, доносов и заговоров... Самому кардиналу не раз приходилось сталкиваться с покушениями на свою жизнь и свободу, к тому, что путем сложнейших интриг и комбинаций останавливать противников, желавших уничтожения Ришелье и всего им созданного. Вдовствующая и царствующая королевы, принц Орлеанский и многие другие - все эти люди, в угоду личным целям и корысти не раз оставляли Ришелье на краю гибели, когда лишь воля кардинала, его необычайная проницательность и ум помогали ему вновь одержать победу - и оставаясь первым министром короля, диктовать Франции свою политику. Именно влияние Ришелье на Людовика XIII представлялось главной угрозой заговорщикам, которые различными способами стремились разрушить эту странную связь между двумя столь разными людьми. Каковы же были отношения Людовика Тринадцатого, сына Генриха IV, "доброго короля Анри" и его первого министра? На эту тему высказано не мало самых разнообразных, самых противоречивых мнений. Однако более всего распространен стереотип, введенный Александром Дюма, и поддержанный Альфредом де Виньи, Виктором Гюго, да и многими современниками кардинала. По их мнению эти отношения были ничем иным как жестоким подчинением безвольного, слабохарактерного Людовика XIII диктату Ришелье – тонкому психологу, без труда разгадавшему характер своего повелителя - для того, чтобы превратить его в своего послушного слугу. «С необычайной ловкостью он заставляет плясать под свою дудку слабого, робкого и в то же время храброго человека, который сидит на французском троне под именем Людовика XIII. Образ действий кардинала прост, он сам сформулировал его в афоризме: "Не столь опасно вести себя, как подобает властителю, сколь высказываться не так, как подобает подданному" ».(8)

Наиболее ярко описывает эти отношения Альфред де Виньи, называя короля и Ришелье «двумя больными людьми, ненавидевшими друг друга» (6, 186). Однако стремясь вызвать неприязнь к Ришелье, он в какой-то момент готов даже возвысить в глазах читателя короля, рисуя его любящим сыном Марии Медичи, истинно скорбевшим о ее кончине, преданным другом Сен-Мара, благородным и ранимым человеком, которому претила та железная воля, что сдерживала его, мучеником, неизмеримо страдавшим от тирании Ришелье, который, однако, был готов на все это ради блага народа – «я передал скипетр человеку, которого ненавижу, передал потому, что его рука казалась мне сильнее моей руки; я терпеливо сносил зло, которое он мне причинял, полагая что он делает добро моим подданным…» (6, 250), кардиналу же приписывая планы и мечты, кажущиеся просто невероятными для человека, преданного лишь Франции, мечтавшему о могуществе своей страны – и не жалевшим своих сил для достижения этой цели. Странно и даже нелепо звучат в его устах слова: «… скоро король умрет от недуга, который его снедает; тогда я стану регентом, сам сделаюсь королем, и мне уже нечего будет опасаться причуд его безволия; я с корнем уничтожу всю эту надменную знать… я уравняю всех, я буду один над всеми, Европа затрепещет… » (6, 162). Подобные слова скорее присущи театральному злодею, нежели расчетливому и проницательному политику. Менее всего Ришелье желал смерти Людовика - прекрасно понимая, что его собственная судьба и власть неразрывно связаны с жизнью монарха. «Он знал, на какой ниточке, на каком волоске, на каком дуновении держится не только его власть, но и его жизнь» (3, 99) - писал Александр Дюма, а далее - словно опровергая де Виньи отмечал, что «по счастью, король предчувствовал (не будучи, однако, до конца в это уверен), что, если у него не будет Ришелье, королевство погибнем. Но, к несчастью, и Ришелье знал, что после смерти короля он не проживет и суток» (3, 100). И все же отношении короля и кардинала всегда оставались напряженными. Подозрительный и недоверчивый от природы Людовик XIII всегда относился к Ришелье довольно холодно, предпочитая, однако, опеку кардинала деспотичной воле Марии Медичи, которая имела огромное влияние на сына. Именно поэтому Ришелье был вынужден постоянно вести борьбу с этой эгоистичной и властолюбивой женщиной, мечтавшей управлять государством и не имея к тому никаких способностей. Долгие годы она оставалась противником кардинала, своего бывшего протеже, пока, наконец, ему не удалось добиться ее высылки за границу, где она позже и скончалась.

Не меньшее беспокойство Ришелье вызывали порой и фавориты Людовика – король, питал глубокую, хотя и часто недолговечную привязанность к окружавшим его молодым людям – пажам вроде Сен-Симона или де Барада, к своему шуту л’Анжели. А позже – к Анри де Сен-Мару, наиболее опасному противнику кардинала, которого тот вначале считал своим протеже полагая что тот, как и его отец, маршал д’Эффиа, станет служить Ришелье – «молодой Сен-Мар будет лишь игрушкой, самой настоящей игрушкой… он будет исполнять все, что мы захотим». Однако здесь кардинал, так хорошо умевший разбираться в людях, допустил серьезную ошибку, едва не стоившую ему жизни – тщеславный и самолюбивый юноша сумел настолько подчинить себе Людовика, что тот даже просил у Ришелье ввести фаворита в Королевский совет. Ришелье отказал, и Сен-Мар, униженный этим, провозгласил себя врагом кардинала. Заговор, организованный им, стал последним в жизни Ришелье – он скончался через несколько месяцев после того как Сен-Мар и его друг де Ту были обезглавлены на эшафоте. И не раз королю приписывали участие в этом заговоре, который он же потом и предал, в силу природной слабости и нерешительности – а также из боязни перемен, когда он так и не мог решиться на выбор – предпочесть Сен-Мара кардиналу или же отдать фаворита в руки Ришелье.

Опасность для кардинала представляли, кроме того, духовники короля. Людовик, как человек глубоко религиозный, всерьез обеспокоенный спасением своей души, был весьма подвластен свои исповедникам, которые часто использовали свое влияние во вред первому министру.

Впрочем, и сам Ришелье часто использовал набожность короля своих целях – зная о его платонической привязанности к той или иной придворной даме, Ришелье искусно играя на этой струнке, мог по своему усмотрению руководить отношениями короля к предметам его страсти, и Людовик, уважая Ришелье как служителя церкви, следовал его советам.

Хотя устойчиво мнение о том, что Людовик XIII крайне не любил своего первого министра, тем не менее по утверждению многих исследователей «он был очень благодарен кардиналу, хотя чувства благодарности было ему чуждо, но он не мог спокойно относиться к тому интеллектуальному превосходству, которое он всегда чувствовал, когда был с ним рядом», объясняя его холодность тем, что «просто он [Людовик XIII] чувствовал себя неловко в его [Ришелье] присутствии и всегда был вынужден соблюдать дистанцию. Он уважал и ценил кардинала, но не мог не видеть в нем что-то вроде учителя» (9, 108).

Некоторые авторы и историки даже говорят о дружбе между королем и кардиналом – «Он [Ришелье] осторожно объяснял королю свою политику, давая ему возможность думать, что принятые им решения были его собственными. Так кардинала принес свои плоды: король стал его другом» (1, 48), ссылаясь на письма короля, в которых тот часто именовал кардинала «Мой друг!» - и в которых в частности были строки : «Мое доверие к Вам полное, и действительно, у меня не было никого, чья служба радовала бы меня больше… Вы все отдаете моей службе… и многие вельможи недовольны Вами из-за меня, но все знают, что я Вас никогда не предам».

«С течением лет, казалось, возникли истинные узы дружбы между королем и его премьер – министром. Слабое здоровье, видимо, углубляло их взаимопонимание и взаимозависимость» (1, 49). Однако резонно будет предположить, что ближе к концу своей жизни Людовик XIII все больше отдалялся от кардинала, «их отношения уже не те, что прежде, они явно устали друг от друга» (14, 399). И может быть, поэтому заговор Сен-Мара мог увенчаться успехом – «… Людовик XIII в беседах с фаворитом зачастую жаловался на Ришелье и говорил, что был бы очень рад, если бы кто-нибудь избавил его от «визиря»... имеются основания полагать, что если бы фавориту удалось привести в исполнение задуманный план, то ЛюдовикXIII мог бы примириться с совершившимся фактом».(7, 21)

И в тоже время – «помимо уважения к духовному сану Ришелье Людовик XII действительно нуждался в его услугах и совершенно искренне считал его незаменимым» (7, 19).

Подобная двойственность всегда была характерна для поведения короля , который «иногда в кругу интимных друзей не прочь был жаловаться на деспотизм министра, тогда многие из его слушателей склонны были делать неправильные выводы об упадке влияния Ришелье» (10, 16), в то время как сам кардинал порой позволял себе дать понять Людовику, что без него он, король, бессилен - так продолжалась эта «странная близость двух людей, один из которых повелевал, пользуясь властью другого, обладавшего полнотой власти, но отказывавшегося от того, чтобы царствовать даже над самим собой» (10, 16).

Сложные и неоднозначные отношения связывали Людовика XIII и его первого министра – по-разному они раскрываются историками и литераторами, однако среди всех описания присутствует одна общая черта – возможная нелюбовь короля к Ришелье тем не менее не мешала тому диктовать Франции свои законы- и править от имени короля, во благо короля и королевства.

В XVII столетии женщины наравне с мужчинами участвовали в политических интригах, порой превосходя представителей сильной половины человечества по коварству и хитрости. Несмотря на внешне бесправное положение, обязывающее подчиняться сначала отцу, а затем супругу, дамы, наделенные достаточной красотой и умом, всегда находили способ влиять на сильных мира сего - начиная от королевы-матери, Марии Медичи, вначале ставшей регентшей Франции, а затем долгое время уже после совершеннолетия своего сына продолжавшая править от его имени.

Каковы же были отношения Ришелье с прекрасным полом, что значили они для него?

Как и в оценке личности кардинала, мнения историков здесь во много расходятся - некоторые приписывают кардиналу десятки любовниц – от королевы – матери до куртизанки Марион Делорм, другие же утверждают что Ришелье был равнодушен женщинам, и обращал на них внимание только в том случае, если они становились преградой на его пути к власти.

Благодаря талантливому перу Александра Дюма, стала известна якобы существовавшая любовь Ришелье к юной королеве Анне Австрийской. Ее отказ послужил причиной глубокой ненависти кардинала и к самой королеве и к ее возлюбленному герцогу Бекингему . История с алмазными подвесками – не плод фантазии автора, а реально произошедшая , объясняется Дюма как попытка Ришелье наказать королеву, уличив ее в неверности и тем самым отомстить за предпочтение ему другого. Некоторые историки и авторы художественных произведений склонны полагать что кардинал и в самом деле испытывал нежные чувства по отношению к супруге своего повелителя – Эвелин Энтони посвятила этой любви целый роман «Анна Австрийская», в котором описана долгая борьба Анны, оскорбленной притязаниями Ришелье, и тайно желающей его, со всемогущим первым министром, который не в силах побороть в себе страсть к прекрасной испанке. Следует отметить что в данном романе Энтони называет Ришелье отцом будущего короля-солнце Людовика XIV а также его младшего брата Филиппа, ссылаясь на то что «когда родился Людовик XIV его отцом открыто называли Ришелье. А брат короля, герцог Орлеанский, был отправлен в изгнание за то, что публично объявил дофина незаконнорожденным». Такие слухи в самом деле появились после рождения будущего короля – Людовик XIII, которого Энтони открыто называет гомосексуалистом, действительно не часто посещал свою супругу, большую часть своего времени посвящая охоте или проводя досуг в обществе своих фаворитов. Охлаждение между супругами росло с годами, и потому тем более удивительным кажется то, что через двадцать три года после заключения брака, Анна произвела на свет наследника французского престола. К тому же уже во время Французской Буржуазной Революции эти слухи были подкреплены якобы существовавшим медицинским заключением, составленным после смерти Людовика XIII – о том что покойный король вообще не мог иметь детей.

Дополнительным свидетельством возможной любви кардинала к Анне Австрийской считают якобы произошедший случай получивший название «истории с сарабандой». Вот как описывает это В.Л. Ранцов, ссылаясь на мемуары Бриана: «королева со своей приятельницей герцогиней де Шеврез были, как свойственно молодым женщинам, любительницами пошутить и посмеяться. Однажды им пришло в голову позабавиться над влюбленным кардиналом. Герцогиня пригласила Ришелье от имени королевы в собственные апартаменты ее величества. Кардинала уверили, будто королева, наслышавшись о его ловкости и грации, хочет посмотреть, как он танцует сарабанду, и посоветовали для большего эффекта нарядиться в шутовской костюм. Влюбленный министр вообразил, что ему удалось и в самом деле покорить сердце Анны Австрийской. Он в сопровождении скрипача явился в назначенный час в комнату королевы, одетый в зеленый бархатный костюм с бубенчиками на пряжках и подвязках. Королева с несколькими придворными дамами и кавалерами скрывалась за ширмами, из-за которых можно было видеть все жесты и движения танцора. Сначала она сдерживалась, но под конец невольно разразилась громким смехом. Оскорбленный до глубины души кардинал тогда лишь сообразил, какую смешную роль заставили его разыграть» (7, 22). Впрочем, и сам Ранцов отмечает что «история эта сама по себе не представляется особенно правдоподобной. Нельзя отрицать, однако, что она дает без всяких натяжек объяснение странному на первый взгляд ожесточению, с которым Ришелье преследовал злополучную королеву….»(7, 23). Однако даже эта история имеет самые разнообразные толкования - так к примеру некоторые полагают, что Анна Австрийская в самом деле пригласила кардинала по совету де Шеврез, испытывая, однако, симпатию к первому министру мужа и надеясь что его общество развеет ее скуку – тогда как сам король не появлялся у нее. После этого танца Ришелье « даже написал королеве, в самых пылких и неосторожных выражениях излив на бумаге свои чувства. И та, истосковавшаяся по любви, по сути любви еще не знавшая, не устояла»(11). Однако и в этом случае роману кардинала и королевы не суждено было состояться- и причиной тому оказалась… кошка. Дело в том что кардинал очень любил этих зверьков – в его дворце жили двадцать кошек самых различных пород. У каждой было свое имя и каждая получала, по словам современников Ришелье, любовь и заботу, которой кардинал никогда не проявлял к людям. Однако именно эта привязанность к своим питомцам, по мнению Андрей Балабухи, и сыграла роковую роль в зародившемся было романе: «Увы, дело ограничилось лишь несколькими тайными свиданиями. И всякий раз по их окончании преданная Эстефания заставала повелительницу в слезах, теряясь в догадках о вызвавшей их причине. На расспросы Анна отвечала: "Не знаю... Стоит ему приблизиться - и я уже плачу. Он умеет говорить и уговаривать. Он вовсе не сухарь, но... Не знаю, я просто не могу. Не могу!" В конце концов кардинал устал и охладел, вместо пылкой красавицы обнаружив в королеве беспричинную плаксу. Погасла, так по-настоящему и не загоревшись, королева....»(11) - если верить автору статьи, причиной слез королевы были мельчайшие волоски кошачьей шерсти, остававшиеся на одежде кардинала, и вызывавшие у Анны Австрийской приступ аллергии, - болезни, еще не изученной в XVII столетии.

И все же весьма сомнительно чтобы такой расчетливый и бесстрастный политик как Ришелье мог поддаться страсти и потому забыть об опасностях которые неизбежно повлекла бы за собой связь с королевой. «Вожделел ли на самом деле Ришелье к Анне? Это представляется весьма сомнительным, если вспомнить, каким он был – мудрым, жестоким, циничным, всей душой преданным только одной идее: сделать Францию величайшей европейской державой. К тому же Арман Жан дю Плесси кардинал де Ришелье был человеком болезненным, и вряд ли зов плоти мог возобладать над чувством долга» (12). Впрочем, высказываются также предположения что Ришелье мог стремиться достичь расположения королевы, руководствуясь именно государственными соображениями – «Ришелье не раз стремился очаровать Анну Австрийскую и герцогиню де Шеврез, памятую, как ему некогда удалось с таким успехом покорить сердце Марии Медичи» (13). Здесь звучит имя еще одной королевы- вдовы Генриха IV флорентийки Марии Медичи, объявленной после убийства мужа в 1610 году регентшей при малолетнем сыне Людовике XIII. До сих пор устойчиво мнение что молодой епископ Люсонский добился расположения стареющей королевы-регентши тем же путем что и ее многолетний фаворит Кончино Кончини, известный под именем маршала д’Анкра. Зная что как многие женщины, Мария Медичи неравнодушна к комплиментам, он в своей речи на Генеральных штатах обращается непосредственно к ней – «нарисовав радужную картину светлого будущего, Ришелье обратился к королеве-матери с тщательно продуманным панегириком» «Счастлив государь, - воскликнул он, - которому Господь дарует мать, исполненную любви к его особе, усердием по отношению к его государству, столь опытную в ведении его дел!» Епископ не преминул воздать хвалу Марии Медичи и за ее внешнеполитическую «мудрость», выразившуюся в заключении династического альянса с испанской короной. Прозорливость королевы-матери, воскликнул оратор, создала «залог надежного мира между двумя самыми великими королевствами в мире…» (14, 78). Цель была достигнута- и королева-мать обратила внимание на молодого прелата, красноречивого и к тому же не лишенного привлекательности – П.Черкасов к примеру описывая внешность епископа Люсонского отмечает «Его глаза обладают непостижимой, завораживающей силой, особенно действуют они на женщин. Он знает это и иногда не отказывает себе в удовольствии проявить свою власть над ними. В последний приезд в Париж он заметил, что их притягательность не оставила безучастной даже 39-летнюю королеву-регентшу» (14, 67).

Долгое время Мария Медичи будет покровительствовать епископу Люсонскому – по ее настоянию он получает, несмотря на сопротивление короля, долгожданную кардинальскую мантию и входит в королевский совет. Епископ руководит ею во всем – и следуя его советам, королева-мать вновь обретает влияние на сына, примирению с которым также способствовал Ришелье, занимает место в Совете… Однако в отношениях между ней и ее бывшим протеже заметно напряжены – с тех пор как Ришелье начинает проводить свою политику , противоречившую той что предлагала сама Медичи и которую она проводила во времена регентства. Прекрасно понимая, какие последствия может иметь вмешательство в государственные дела такой недалекой женщины как Мария Медичи, Ришелье теперь стремится не допустить этого - однако стараясь, тем не менее, сохранить хотя бы хрупкую видимость дружеских отношений с бывшей покровительницей. «У Ришелье никогда не было желания разрывать с нею отношения, но у Марии Медичи был дурной характер, она была полна зависти к его успехам и к его растущему влиянию на сына…» (9, 111). Но возможно существование и другой причины – так многие полагают, что королева-мать столь яростно преследовала кардинала из-за чувства досады и ревности, присущего всем брошенным женщинам – ибо не раз высказывались предположения что не только заслуги кардинала как государственного деятеля, но и его успехи на ином поприще - в алькове королевы-матери сыграли свою роль в достижении им конечной цели. Стремление кардинала во всем угодить своей покровительнице – в то время когда он еще был епископом Люсонским – несомненно. Защищая ее политические интересы, он, кроме того, не упускал случая доставить радость повелительнице, что иногда выглядело даже комично. «Он, например, научился играть на лютне, только чтобы сделать ей приятное. Можете представить себе эту картину: он сидит в рясе и, подняв глаза к небу, перебирает своими тонкими пальцами струны лютни…» (9, 185). Он умеет льстить, он может быть галантным кавалером – Ришелье никогда не напоминал религиозного фанатика или мрачного аскета – ему отнюдь не чужды светские развлечения, особенно в молодости – «часто его можно видеть на балах и даже на маскарадах. Он элегантен, общителен, приветлив и явно ищет расположения не только влиятельных сановников, но и молодых женщин» (14, 92). Все это не раз давало повод для различных сплетен, а порой и обвинений в распущенности, которые с избытком выдвигались недоброжелателям кардинала – в числе его любовниц называли и дам высшего света – Марию Гонзаго, Камиллу де Буа-Тресси, даже герцогиню де Шеврез и признанных парижских «цариц наслаждений» - таких куртизанок как Нинон де Ланкло, Марион Делорм… Сейчас трудно судить о том каковы были в действительности отношения его преосвященства и названных дам – к примеру о Марии Гонзаго, ставшей позднее польской королевой, рассказывали следующее: «Однажды, - сообщал летописец, - он захотел совратить принцессу Марию де Гонзаго. Она попросила у него аудиенции. Он лежал в постели; ее ввели туда одну, и начальник стражи быстро выпроводил всех из помещения. "Месье, - сказала она ему, - я пришла, чтобы..." Он тут же прервал ее: "Мадам, я обещаю вам все, что вы пожелаете; я даже не хочу знать, о чем вы просите; просто вижу такой, какая вы есть. Никогда, мадам, вы не были так хороши. Что касается меня, то я всегда мечтал служить вам". Говоря так, он берет ее руку; она ее высвобождает и хочет сказать о своем деле. Он снова хочет взять ее руку, и тогда она встает и уходит». Что же касается Нинон де Ланкло – то здесь, как утверждают современники, Ришелье потерпел неудачу – несмотря на обещанную красавице огромную сумму в пятьдесят тысяч экю, Нинон отказала кардиналу фразой, ставшей позже знаменитой. «Отдаюсь, но не продаюсь» - заявила куртизанка. Ришелье по достоинству оценил ответ м-ль де Ланкло и позже относился к ней с неизменным уважением.

Более сговорчивой оказалась другая парижская красавица- Мария-Анна Граппэн, известная под именем блистательной Марион Делорм. О ней говорили, что «все ее любовники делились на четыре категории: одних она ласкала по влечению сердца, других - ради денег, третьих - из политических расчетов, четвертых - скуки ради». Что именно толкнуло ее в объятия всесильного министра - трудно судить. Что же до самого Ришелье, то говорят, что он сделал своей любовницей г-жу Делорм руководствуясь, как ни странно, благом государства. В то время фаворитом Людовика был молодой красавец Анри де Сен-Мар. Заносчивый и самолюбивый юноша обрел невиданную власть над королем, готовым исполнять любую прихоть «месье ле Гранда», как называли при дворе Сен-Мара . И потому известие о том, что вечера молодой любимец короля проводит в салоне прославленной куртизанки, ставшей его любовницей, потрясло короля до глубины души – что не могло не отразиться и на делах государства. «На протяжении пяти месяцев король предпринимал серьезные усилия для завоевания провинции Артуа (бывшей в то время испанским владением) и лично руководил военными операциями. Им уже были захвачены Эзден, Мезьер, Ивуа, Сен-Кентен. Но Аррас, столица провинции, еще сопротивлялся, и жестокие бои продолжались. Ришелье, знавший ранимость и ревнивый нрав короля, тут же понял, что есть серьезная опасность потерпеть военное поражение, если только Сен-Мар не порвет со своей куртизанкой. Поэтому кардинал пригласил Марион Делорм к себе, а так как он не знал другого способа прекратить ее связь с фаворитом, то ради блага государства сам стал ее любовником» (15). Говорили, что в саду Ришелье даже была построена небольшая беседка, в которой появлялась прелестная Марион, переодетая пажом… Подобная связь не могла не льстить самолюбию парижской красавицы – она не делает секрета из своих отношений с кардиналом, и вскоре этот роман становится предметом обсуждения во всех салонах и гостиных. В частности Талейман де Рео говорил о том что Марион хвасталась перед ним кольцом которое подарил ей кардинал – «Она говорила, что кардинал де Ришелье подарил ей однажды кольцо за шестьдесят пистолей, которое ему дала племянница мадам д'Эгильон".

"Я отнеслась к этой вещи, - говорила она, - как к трофею, потому что оно раньше принадлежало мадам де Комбале, моей сопернице, победой над которой я гордилась, а это кольцо было как добыча, в то время как она продолжает лежать на поле сражения."» (15)

И в самом деле у Марион были все основания считать племянницу кардинала своей соперницей – слухи о связи герцога и хорошенькой вдовы Антуана де Рур де Комбале до сих пор не до конца опровергнуты- и более того, некоторые биографы Ришелье вынуждены признать что скорее всего его преосвященство питал к удочеренной им Мари-Мадлен чувства, выходящие за простую привязанность дяди к племяннице. Впрочем, если это было так, кардинал не мог пожаловаться на холодность своей приемной дочери, ибо та безусловно отвечала ему взаимностью.

Это была весьма миловидная женщина с каштановыми волосами и выразительными глазами. В шестнадцать лет ее выдали замуж за г-на де Комбале. Однако это замужество было непродолжительным и, как поговаривали при дворе, по сути фиктивным – поэт Дюло даже составил из девичьего имени племянницы кардинала анаграмму, расшифровывавшуюся как «девственница своего мужа», намекая тем самым на неудачу, постигшую г-на де Комбале на супружеском ложе. После его смерти молодая вдова, находившая к тому времени в расцвете красоты и молодости, принимает решение удалиться в монастырь. «И призналась в этом своему дяде: "Светская жизнь меня не интересует. Я хочу стать монахиней - кармелиткой". Ришелье посмотрел на нее внимательно и нашел, что она очень красива. Стараясь скрыть свое смущение, он, опустив глаза, сказал ей ласково: "Ваше место не в монастыре, дитя мое, оно здесь, рядом со мной".Мари-Мадлен поселилась в Малом Люксембургском дворце, и кардинал стал ее любовником»(15). Об этой связи ходило множество слухов – находились даже те кто считал ее «благословленной Богом», утверждая при этом, что кардинал подарил свое племяннице четырех сыновей, трое из которых воспитывались сестрой Ришелье Франсуазой де Понкурле. Говорили даже что Анна Австрийская услышав об этом из уст маршала де Бреза, рассмеялась, заметив «Тому, что утверждает господин маршал, следует верить ровно наполовину»…

Кроме детей, которых, если верить слухам, родила от Ришелье его племянница, сыном кардинала многие считали Леона де Шавиньи. Предположительно он был плодом связи герцога и некой мадам де Бутийер. Об этом молодом человеке известно немногое – при жизни кардинала он занимал должность секретаря, а затем продолжил службу при кардинале Мазарини, которого Ришелье назначил своим преемником. Дюма в романе «Двадцать лет спустя» отмечает, что Шавиньи был любимцем покойного кардинала, а затем с иронией добавляет: «Шавиньи мнил себя непогрешимым в умении распознавать людей, и это могло, пожалуй, служить доказательством, что он действительно был сыном Ришелье, который тоже считал себя знатоком в этих делах» (16). Тем не менее, никаких доказательств как подтверждающих, так и опровергающих эту гипотезу нет.

О любви кардинала к женщинам говорили многое. Однако любопытно, что, судя по всему, и сами представительницы прекрасного пола порой были готовы оспаривать право на благосклонность всесильного первого министра. Рассказывали, к примеру, что г-жа д’Эгильон, узнав о том, что кардинал ищет расположения некой м-ль де Шон, пришла в такую ярость, что решила изуродовать соперницу – когда та возвращалась со свидания, прошедшего в одном из замков кардинала, на ее карету напали несколько вооруженных офицеров морского полка и швырнули в красавицу бутылки наполненные чернилами. Де Шон удалось закрыть лицо, однако в порезы, оставленные стеклом попали чернила, и от этих следов ей так и не удалось избавиться. Впрочем, это не помешало ей стать любовницей кардинала, который в благодарность подарил ей аббатство с рентой в двадцать пять тысяч ливров неподалеку от Амьена.

Не менее известна и другая история – когда Арман де Ришелье стал причиной дуэли между маркизой де Несль и графиней де Полиньяк. Поединок состоялся в 1624 году незадолго до получения Ришелье сана кардинала. Вот как впоследствии об этом случае вспоминал сам Ришелье: "Мне стало известно, что они схватятся в Булонском лесу на пистолетах, чтобы установить, кому из них я должен принадлежать".

Мадам Несль упала - кровь лилась потоком. Врач подбежал, и выяснилось, что это всего лишь царапина на плече. Отправившись от испуга, тетушка заявила, что победа на ее стороне.

Зрители, не знавшие, из-за кого идет этот забавный бой, обступили ее и спрашивали, стоит ли предмет дуэли того, чтобы драться?

- О да! - воскликнула Несль.

- Кто же он, этот счастливец?

- Сын Марса и Венеры - только никому не говорите об этом - герцог Ришелье!»

Трудно сказать сейчас, что же из всего множества версий и гипотез является истинной – и каково было на самом деле отношение кардинала де Ришелье к женщинам. Ведь на ряду со множеством историй, повествующих о любовных победах первого министра, есть также мнения, что Ришелье вообще презирал женщин, считая их весьма недалекими созданиями. Он говорил: «Эти Божьи твари - довольно странные создания. Кое-кто думает, что они не способны нанести большого вреда, ибо не могут сделать и ничего хорошего, но я не разделяю этого мнения и, по совести, должен признаться, что никто не способен лучше содействовать гибели государства, чем они».Что ж, у «красного кардинала», как называли Ришелье, были все основания говорить так, ибо не раз именно женщины становились его опаснейшими противниками. Ни один заговор против кардинала не обходился без деятельного участия Анны Австрийской, Марии Медичи и неизменной Мари де Шеврез.

В самом ли деле питал кардинал слабость к женщинам или же оставался верным данному при вступлении в сан обету «хранить верность Церкви» – неизвестно. Однако можно с уверенностью сказать, что он никогда не заблуждался относительно способности прекрасных дам порой самым непосредственным образом влиять на политику как внутри королевства, так и за его пределами. А потому среди агентов его высокопреосвященства наравне с мужчинами можно было увидеть и женщин – прекрасная Марион Делорм, Люси Карлейл – прототип знаменитой коварной красавицы Миледи из «Трех мушкетеров» - эти дамы не раз сообщали кардиналу сведения добыть которые стоило бы мужчине огромного труда.

Думается, нет и не будет точного, исчерпывающего и достоверного описания характера и частной жизни кардинала де Ришелье. Новые факты порождают новые теории и предположения, спорящие с предыдущими, опровергающими их – множество взаимоисключающих версий сплетаются друг с другом, не давая с уверенностью сказать что-либо о личности этого великого человека. И может быть, главную причину этого высказал гениальный французский математик и философ Блез Паскаль, заметивший, что «господин кардинал не пожелал быть разгаданным». А позже известный поэт и драматург Поль Скаррон продолжил его мысль, сложив в уста кардинала такие строки:

Тех, кто желал мне пораженья,

Своим всесильем подавил:

Чтоб покорить испанцев гордых,

Я Франции не пощадил,

Безгрешный ангел или демон -

Судите сами, кем я был…

Blog

Моу гимназия №3 Кардинал Ришелье – историческая действительность и художественная литература

Содержание