Часы всей моей жизни
| Вид материала | Документы |
| Сегодня убили двух (нрб) наши же д.в. приняв их за н.д., спящих на лётном поле» Работа в авиации Решается сейчас судьба наша, но конечно не моя |
- Посвящается моей любимой жене Ирине Ефимовне Головенченко, которую я в течение всей, 8360.83kb.
- Моу гимназия №3 Кардинал Ришелье – историческая действительность и художественная литература, 409.58kb.
- Значение русского языка в моей жизни, 29.35kb.
- В. Н. Фросин Биология в моей жизни, 335.63kb.
- Библиотека Альдебаран, 4748.57kb.
- Сочинение на тему: «Яживу в одном городе с Калашниковым», 58.2kb.
- Your family and your health, 2586.41kb.
- Конкурс проводится по номинациям. Математика в моей будущей профессии, 30.59kb.
- Концепция обучения в течение всей жизни и опыт её реализации. Новые вызовы и возможности, 42.32kb.
- Доклад на тему «История моей семьи», 44.14kb.
И тут же подчёркивается, что немцев на фронте «кормили их очень хорошо (консервы, сыр, масло, мясо, хлеб были в изобилии)». Это запись от 03.03.42, и от 03.05.42 – «… у немцев питание, по рассказам жителей, несравнимо лучше нашего». А у нас одна банка консервов на роту (03.05.42). И ключевая фраза (03.03.42): немцы «насилий над жителями не делали».
Можно подумать, что «Маликов» очень хорошо питался до армии, в армии кормили так плохо, что у него от голода голова отказала работать. Но он признаётся, что «я раньше жрал один хлеб, картошку да капусту, так это же буду жрать … после войны». Прочитайте записи в дневнике и сравните, когда он питался лучше. Мы ещё вернёмся к этой записи.
И ещё один шедевр лжи. Запись от 22.09.41 «Не хватает хлеба, хотя кругом вижу его довольно». Где же он видит хлеба довольно, но ему его не дают? Оказывается, «кругом, где не проезжал, скирды немолоченного хлеба, а жрать нечего» (30.09.41). Вот оно что! Молодёжь сразу и не поймёт, какую туфту гонит «автор» дневника. Эти записи были сделаны во время пребывания «Маликова» в селе Левая Россошь. Свидетельствую, как очевидец. В это лето скирдов не обмолоченного хлеба на полях вокруг села не было. Уборочная техника работала на полях, трактористы и комбайнеры были на своих местах. Их забрали на войну после окончания уборки урожая. Я помню, как в то время Чиков Пётр Иванович на своём ХТЗ многократно проезжал по нашему переулку с поля на поле. И только осенью он ушёл на фронт, где и погиб. «Автор» дневника не знал(?), что скирды в Черноземье клали только из обмолоченного хлеба, т.е. из соломы. Весь не обмолоченный хлеб свозили на колхозный ток, где его обмолачивали на стационарных молотилках. В этом случае скирдов на полях не было. Или знал другое, что нынешнему поколению молодёжи неизвестна технология уборки урожая того времени в экстремальных условиях и при той технике. По этой причине можно лгать, не опасаясь разоблачений. Старики такое не читают, а городская молодёжь ничего не соображает. Подтекст этих дневниковых записей находится в русле других записей дневника и должен показать, что русский мужик дурак и лодырь, голодает, а поля полны хлеба.
2. В 13 записях из 18 «автор» дневника с особой силой подчёркивает нашу дурость, наше пьянство, воровство, распутство. Все дураки, от рядового до командиров.
3. Вклад самого «автора» дневника в общее дело Победы ещё раз подчёркивает нашу дурость. Воевать он не хотел (14.09.41). Служба проходила в нарядах, рытье земли, 4 месяца ничего не делал (37.11.41), бил баклуши, спал, да жрал (30.11.41). В основном, по его записям, почти каждый день копал землю. И признаёт, что до ноября 41 года выкопал он всего 10-30 куб. м. Много это или мало? Для сравнения, из собственного опыта: 1955 году прораб дал мне, 17-и летнему мальчишке, работу – выкопать яму для гашения извести. Срок – день, размер – 2х2х2, т.е. объём выброшенной земли 8 куб.м. Выкопал за день. В тот же год на строительстве МТС мне и Ивану Лякину прораб ежедневно отмеривал норму при рытье траншеи под канализацию (0,70+0,40):2х2,2х10 куб.м., т.е. на двоих 12 куб.м. в день. Если я 30 куб.м. выбрасывал за 5 дней, «автор» дневника эту же «тяжёлую» работу выполнял 4 месяца. За что же его кормить-то? Своё тунеядство, битьё баклуш «автор» дневника отметил в 14 датах из 18.
4. Никудышную армейскую одежду, плохие условия жизни он отметил в 7 датах из 18. Зимой ходил в пилотке (13.10.41), без тёплого белья и одежды, в дырявых сапогах (там же). Были в нашей избе на постое в то время солдаты, лётчики, врачи, все они были одеты по погоде, в холодное время ходили в полушубках. Видно одному «Маликову» не повезло.
5. В 6 датах «Маликов» предсказывает и ждёт нашего поражения в таких выражениях, что попади этот дневник в руки чекистов, он получил бы пулю в лоб.
Ни о чём другом «автор» в дневнике не пишет, только злобствует на эти темы. Вы не видите во всех этих дневниковых записях очень знакомую двадцати летней давности мечту русских перестроечных дураков? Мечту, которую нам подбросили из вне. Она звучала: «если бы мы тогда не победили, то сегодня сидели бы да потягивали баварское пивко». Вот почему в дневнике настойчиво подчёркивается, что жратва у нас была плохая, что немцы жрали от пуза самые хорошие продукты, и, главное, «насилий над жителями не делали». Т.е. все условия для «потягивания баварского пивка» немцы нам создали уже в начале войны, только русский дурак не понял этого, и продолжал войну себе во вред.
Сквозь записи дневника прозрачно виден многовековой западный миф о русском лодырничестве и пьянстве. Именно здесь торчат ослиные уши истинного отношения Запада к России. Эту злобу к русским не смогли приглушить, замаскировать в «дневнике». Уже одно это говорит о том, что никакого «дневника Маликова» не было. Есть грязная подделка. Да и показанного «Маликова» не было.
Обратите внимание, в дневнике нет ни названия частей, ни фамилий, ни мест дислокации эскадрилий, ни видов самолётов, ничего не говорится о повседневной работе на аэродроме, о потерях самолётов и лётчиков и т.д. Ни слова о родных и близких, беспокойства о семье. Ничего нет, только то, что мы отметили выше. В течение полу года часть стояла на аэродроме селе Левая Россошь, но о селе нет ни слова, даже не знает, как правильно называется село (см. запись от 14.09.41) Но есть и другие свидетельства, что «автор» дневника ничего не знает о селе, кроме приблизительного названия.
Он пишет о палатках, в которых жил персонал аэродрома. Это ложь. Все они квартировали в избах села. В нашей избе всю осень жили лётчики, в соседних – лётчики, техники и другой персонал. Палатки были, но они ставились не для постоянного жилья, а для технических нужд.
Пишет, что на аэродроме для жилья построили землянки-сараи размером 30х10 метров. Землянка и сарай вещи разные, «автор» дневника об этом не знает. Никаких землянок-сараев мы на аэродроме не видели. Там было по одной землянке примерно 5х5 или 5х6, оборудованной с восточной стороны каждого из земляных самолётных ангаров.
В записи от 30.11.41 указано, что где-то, неизвестно где, был барачный спецгородок. Следов его не обнаружено. Это ложь. Никакого спецгородка в селе и между селом и аэродромом не было. В селе было достаточно мест, чтобы устроить военных без строительства спецгородка.
Запись от 21.01.42: «Морозы стоят 45 и ниже. Хотя одет тепло, но холодно». В районе Воронежа морозов -45 и ниже в январе 42 года не было. Вообще таких морозов в этих широтах не бывает. Насчёт одежды, сравните запись от 13.10.41. Где «автор» дневника говорит правду, а где врёт?
Запись от 04.02.42: «Пишу в загоне» Это что за место на аэродроме?
«Автор» дневника никогда не был в Левой Россоши, не знает ни расположения аэродрома, ни зданий, где располагались лётчики и аэродромный персонал.
Стилистические особенности текста дневника также показывают, что дневник был создан вчера. Вот интересная запись от 20.09.41: « Сегодня убили двух (нрб) наши же д.в. приняв их за н.д., спящих на лётном поле». Такие сокращения - особая метка при научной расшифровке старинных документов. Здесь эти сокращения призваны заставить поверить в подлинность «дневника», и не больше. На действующем аэродроме посторонние спят прямо на лётном поле, это принимать за правду? Запись от 22.09. 41: «Живём в палатках в груде замаскированы глупо». Что это за груда? Что было замаскировано глупо? Все ангары на аэродроме в Левой Россоши были замаскированы натянутыми сверху маскировочными сетками. Это я лично видел. Запись от 24.11.41 говорит, что аэродром бомбили. И это единственное упоминание за всё время пребывания «Маликова» на этом аэродроме. Странно, не правда ли? Действующий аэродром почему-то не бомбили. Но в селе я ни разу не слышал, чтобы аэродром бомбили. Позже никаких следов воронок мы, мальчишки, на аэродроме не видели. Вот однажды ночью немец сбросил пару бомб на дорогу Воронеж-Каширское - всё село проснулось. А тут бомбили аэродром прямо за нашими огородами, так никто и не заметил. Видимо сон был крепок. Вот выражение: «наша эскадра» (07.03.42). Почему эскадра, когда все знали, что в авиации всегда употреблялось слово эскадрилья. Эта ошибка вызвана неточностью перевода с иностранного на русский. Далее: «наша эскадра переехала». Где, когда и кто в авиации говорил, что авиационные подразделения переезжают? Перелетают – да, но основное слово – перебазируются. Иногда отправляются, перемещаются и т.д., но никогда не переезжают. Авиационные термины до войны и в первый период войны были незыблемы. Словом, прокол фальшивомонетчиков.
Там же посмотрите всё предложение: « Работа в авиации…….». Во второй части предложения, видимо, пропущены слова. Если нет, то это неудачный перевод с английского? на русский.
«…работы было довольно», «..мясо, хлеб были в изобилии». В послесловии: бойня «дальше 42 года распространится мало…». Это к какому «русскому» отнести? Это не русский строй предложения,. «Мало», «довольно», «в изобилии» - неудачный перевод на русский.
«Маликов», который до войны жрал картошку да капусту, не мог писать в «дневнике» огромное количество слов такого рода: «я буду очень удивлён, если…», «надо полагать», «вероятно», «думаю», «очевидно», «вряд ли…», «оказывается», «надо думать», «надо надеяться», «систематическое недоедание, выразившееся..», «Аллах ведает, но нужно полагать, что…» и так далее. Такими оборотами забит «дневник». Но русские в то время так не говорили, это выражения последних десятилетий. В те времена русский язык был гораздо чище.
То, что этот дневник подделка хорошо показывает тирада из заключения дневниковых выписок.: « Решается сейчас судьба наша, но конечно не моя, ибо как я раньше жрал одну хлеб, картошку да капусту, так это же буду жрать при любом составе правительства после войны, мне ни терять, ни выигрывать нечего». Сохранена редакция ссылка скрыта . Первое, выделенное заключение фактически не связано с событиями, отражёнными в записи от 16.08.42, т.е. оно подводит итог сказанному в 18 записях, показывает их как логическую цепь доказательств при решении поставленной задачи. При этом демонстративно используется твердолобая однонаправленность. Второе, подчёркнутое нами начало предложения не соответствует языку человека жравшего только картошку да капусту. Слова «судьба наша» и «не моя» исключают друг друга в мировоззренческом плане, тем более в речи простого солдата «Маликова». Это ущербное знание русского языка, русского менталитета настоящих «авторов дневника». Слова, подчёркнутые в середине предложения также уличают «авторов дневника» в подлоге. Вспомним, что у нас не было разных составов правительств. У нас знали и оперировали в СМИ и народе категориями ЦК, Политбюро, секретарь, Президиум Верховного Совета. Председатель Правительства являлся членом Политбюро. Министры Правительства всегда были в тени, их фамилиями в народе особо не интересовались, т.к. «состав правительства» всегда был однородный и однопартийный. Никаких любых составов правительств в СССР не было. Разные составы правительств в то время существовали в западных странах, там какая партия придёт к власти, та и формирует правительство, однопартийное, двухпартийное, коалиционное, с учётом расклада сил. На следующих выборах победит другая партия – меняется состав правительства. Именно там употреблялось понятие «состав правительства». Авторы в силу устойчивой привычки оперировать им в своей жизни автоматически внесли это понятие в «дневник», не подумав, что в СССР того времени этого явления не было.
И вот совсем уж предательские для «автора» дневника слова: «пенсы» и «карначи». Это подарки нашим дуракам из-за бугра. Относительно «пенсов»: «Скорее всего, никто из пенсов этих и не воевал уже…» Знамо дело, уже нет той войны, потому они и не воевали уже. И вот эта фактическая и стилистическая описка при общей направленности содержания «дневника» красноречиво говорит, что «Маликов» и «автор» сайта одно и тоже лицо. Значение слова «карнач», переведенное на русский язык, выплыло в наших дерьмократических СМИ в начале перестройки для дискредитации известнейших советских людей, но не прижилось. Но это слово считается ключевым в отношении к нашей истории у наших западных «друзей». И через этот «дневник» они снова пытаются внедрить его в сознание наших людей, зная, с какой готовностью у нас перенимаются иностранные слова, не понимая их значения и назначения.
Особо хочу обратить внимание читающих этот «дневник» вот на что. Вам известен хотя бы один случай, когда потомки хвастались предательством отца или деда? При нынешней вседозволенности в нашей стране для воров известен ли случай, когда сын или внук крупного вора всенародно гордился тем, что его отец наворовал 40 миллиардов долларов, и он сын этого отца. А вот у «Маликова» оказался «внук», обладающий звериной ненавистью к ветеранам войны, и гордящийся тем, что его «дед» отъявленный лодырь, тунеядец, лжец и твёрдый сторонник поражения СССР в Великой отечественной войне. Или он просто сошёл с ума.
Весь этот дневник подлая подделка, рассчитанная на нужное Западу восприятие её нашим молодым поколением. Признать, что человек, жрущий до войны только картошку и капусту, вёл на войне дневник, что каралось, да ещё с такими предательскими записями, нельзя. Признать подлинность «дневника» при таком количестве плохо скрытых лживых данных нельзя. Изготавливался он не у нас. «Маликов» – лицо или вымышленное, или подставное.
Если вы читаете газеты на Интернетовских сайтах и комментарии к наиболее интересным статьям, то не можете не заметить, что в последние два года там появилось много комментаторов одинаковых по духу с «автором дневника Маликова». Отличаются они не прикрытой злобой против России, против его народа. При этом они не обращают внимания, что их комментарии не по теме. Для них главное – обгадить наших людей, нашу историю, нашу культуру, наш менталитет. Это комментаторство появилось и расцвело после направления США десятков миллионов долларов на идеологическую борьбу против России на новом фронте, в Интернете. Ноги «дневника Маликова» растут оттуда.
Люди! Как вам не стыдно участвовать в обсуждении этой фальшивки! Неужели вы не понимаете, что этим обсуждением на форумах вас опускают до уровня подонков, не имеющих ни чести, ни совести?
Сельское кладбище.
Одно кладбище было устроено вокруг церкви Иоанна Богослова с восточной стороны. В послевоенные годы там ещё сохранялись следы могил, одни осыпавшимися бугорками, другие могильными провалами. Стояли последние деревья, среди них с северной стороны высокой свечёй стоял пирамидальный тополь. Это кладбище с весны густо порастало травой, на могилах на привязи паслись козы. Кто был там захоронен? Память молчит. К 80-м годам срубили последний тополь, и следов этого кладбища не осталось. Старое кладбище для крестьян, где хоронили наших прадедов, находилось через дорогу от ШКМ. Оно было давно забыто. В войну там выкапывали огромные ямы, в которых устанавливали быки для горючего, аэродром-то был рядом. Выкапывали траншеи, рыли укрытия и ангары для военной техники и орудий. Война не щадила и мёртвых. При этом на поверхность земли выбрасывалось множество костей. Чтобы они не мешались под ногами, их сметали на рыхлую землю брустверов. Давно закончилась война, мы перешли учиться в ШКМ, и часто ходили смотреть все эти военные сооружения, натыкаясь на выброшенные черепа и кости. После 50-го года все ямы на старом кладбище закопали, заровняли и сделали здесь школьный стадион. Праправнуки бегают по костям прапрадедов. Наше нынешнее сельское кладбище лежит на краю колхозного поля. Кругом всё распахано, только на кладбищенской земле с южной стороны растут и цветут редкие степные травы. Могилы копают на северной стороне кладбища, хоронят близких и ставят деревянный крест, ныне и мраморный памятник с оградой. В южной части кладбища лежат старые могилы, уже заросшие бурьяном с почерневшими крестами и не разборчивыми надписями фамилий на них. А дальше за ними почти сравнявшиеся с землёй и поваленными гнилыми крестами уже давно забытые могилы. За ними целое поле бугорков и ямок без всяких остатков крестов, заросших уже степными травами. Здесь ни кустика, ни деревца. Полевые птички отдыхают на вершинах крестов, и всё лето льются с небес песни жаворонков. На кладбище никто не ходит, некому, да и не принято. Молодёжь уезжает из села навсегда, старые не ходят туда. Зачем, кому надо бывают там, когда приходится хоронить кого-нибудь из соседей или родственников. Сегодня это случается чаще, чем по традиции требуется бывать на могилах. Старики рассуждают просто:
- А что мне там делать-та ныньча? Завтря сам там буду. Осталась немнога.
Летом, когда засыплют могилу, постоят немного вокруг неё, а затем разбредутся по кладбищу, поищут могилы своих родственников, знакомых. Каждая могила, которую узнали, будит воспоминания об ушедших людях, о прошлой жизни умерших и живых. Как ни давно похоронены умершие, но частица их жизни ещё жива в ныне живущих. Не видимая нить связывала прошлое, настоящее и будущее. Живые здесь остро чувствовали это. На глаза людей набегали слёзы.
- Мам, а где наш папа лежит? – спросил я однажды.
Мама долго ходила в той части кладбища, где давно нет уже крестов, где даже могильные холмики и провалы сравнялись с землёй и заросли травой.
- Гдей-то тут вот, может эта могила, а может эта. – Она помолчала и добавила: - Не помню. Заросло всё, теперь уж не найдёшь.
Я посмотрел на неё, хотел упрекнуть за то, что не знает даже могилы моего отца и не смог ничего сказать. Мама была бледна, глаза полны слёз, губы дрожали, пальцы в беспамятстве перебирали косынку. Она была на грани потери сознания от горя. Я понял, что ходить на кладбище в этот угол мама не могла, это было выше её сил, а когда она приходила сюда, то не могла ничего видеть, слёзы застилали ей глаза, да безмолвный крик несчастья рвал ей душу. Отец умер в 27 лет. Умерла его простота, его красота, его любовь. Глубоко под степными травами навеки исчез ясноглазый Алёша. Другого такого не было и не будет на земле. Живы лишь последние отголоски памяти о нём в нас. Живы ещё последние черты его облика в памяти моей матери, только она ещё слышит его голос. Больше о нём никто не помнит. Некому.
Как мы учились читать.
Мой отец, Алёша Лагутин, был человеком грамотным по меркам предвоенных лет. Сначала он ходил в нашу левороссошанскую школу, закончил здесь четыре класса. Потом ходил в соседнее село Боево, там получил образование уже семи классов. Для предвоенных лет такое образование было очень высоким для наших сёл. Отец любил и ценил хорошие книги. Когда он был уже смертельно болен, у него в кровати лежали книжечки по гимнастике, которые я с удивлением разглядывал, я никак не мог понять, почему от кончиков пальцев поднятых рук над головой идёт пунктирная дуга к кончикам пальцев ног, и человечек пунктирно согнут вперёд. Это было моё первое знакомство с книгой. Отец собрал хорошую библиотеку, судьбу этой библиотеки я рассказал вам в рассказе о кладах.
Мама не умела читать, она знала только буквы, умела очень коряво и неуверенно нацарапать свою фамилию в ведомости на зарплату. Когда она была маленькой и ей пришла пора идти в школу, её, конечно, отправили в первый класс, это было первого сентября. Весь сентябрь стояла хорошая погода, но с первого октября пошли дожди, и обнаружилось, что ходить в школу ей не в чем, нет обуви. Так и закончилась её учёба. С тех пор она никогда ничего не писала и не держала в руках ни одной книги. Но когда мы с сестрой разъехались из дома, мама начала писать нам письма. В это время ей было почти пятьдесят лет. Первые письма читать было почти невозможно, нужно было стать дешифровщиком, чтобы понять, что она пишет. Потом она стала писать лучше, появился навык, и мы привыкли понимать её каракули. Что удивительно, несмотря на неправильную орфографию, уродование букв до неузнаваемости, писала она очень ясно, на добротном русском языке. Когда я это осознал, то был поражён этим открытием.
Бабушка Луша в школу не ходила совсем. Читать она научилась сама тоже лет в пятьдесят. Когда я пошёл в школу в сорок пятом году, она уже умела читать. Писать она не умела. Читать книги она начала после семидесяти лет. Иногда возьмёт книгу, которую мы приносили из библиотеки, откроет её, где попало, и полдня шевелит губами над ней. События, которые описывались в книге, поражали её до глубины души. Это был мир закрытый для неё, в который она случайно заглянула, и узнала, что там тоже жизнь с теми же страстями и заботами, но такая не похожая на нашу сельскую жизнь. Чаще всего она брала на колени тяжёлую Библию, раскрывала наугад, чаще всего в средине, чтоб вес распределить поровну на оба колена, и читала на правой странице. Страниц никогда не перелистывала, когда ей не хватало текста, то она переходила читать на левую страницу. Когда она попадала на какую-нибудь галиматью, которой обильно напичкана Библия, то она просто закрывала её и откладывала в сторону. Библия была дореволюционного издания со ста восемью прекрасными иллюстрациями, выполненными знаменитыми художниками. Мы с сестрой вечно рылись в Библии, разыскивая эти картины. Когда бабушка ослабела, то разодрала эту священную книгу на три приблизительно равные части, чтобы легче её держать. Разодрала то же наугад, не обращая внимания на книги, главы, заветы. Да она и не знала, что в Библии есть какое-то деление, для неё она была одной сплошной книгой. Теперь она брала кусок книги, который лежал сверху, по привычке раскрывала его в средине. Другие куски Библии она в руки уже не брала.
Вот такой грамотей, бабушка Луша, стала учить меня читать. Уж очень мне хотелось научиться читать. Где-то достали затёртые кубики с буквами. Сидим зимой на печи, бабушка показывает мне буквы, называет их, а я за ней повторяю:
- Это буква А, это – БЫ, это – ВЫ, это – ЛЫ, ……
Запомнил я их быстро. Сестричка Валя то же запомнила все буквы, хотя она и была младше меня на два года. Трудности начались, когда стали из букв складывать слова. Бабушка из кубиков составляла слово К-О-Т, я читал его КЫ-О-ТЫ. Бабушка сначала недоумевала, почему я так читаю и не понимаю, что же это такое. Чтобы я понял, бабушка составляла слово К-О-Ш-К-А, я читал КЫ-О-ШЫ-КЫ-А. Для меня это слово было совсем не понятно. Бабушка злилась на мою бестолковость и бросала меня учить, но я часами сидел один, пытаясь сам научиться читать. Складывал, складывал кубики. Не знаю в какой-то момент, я вдруг обнаружил, что не нужно произносить букву Ы, и я сразу стал читать то, что складывала бабушка для меня раньше. Она тоже обрадовалась, что моя бестолковость прошла, и можно начинать учить меня дальше. Но не тут-то было, мы опять столкнулись с моей дремучей бестолковостью. Бабушка складывала В-И-Д-М-Е-Т-Ь. Я бойко читал это слово, но что это такое не мог сказать. Бабушка опять начинала злиться:
- Бестолковый какой. Видметь, видметь, штош тут не понятна? Видмедя не знаешь?
Валя вдруг подсказывает:
- Он мёд любит.
- Во! Валькя и то узнала, а ты бестолковый.
Тут уж и я догадывался, что бабушка написала слово МЕ-Д-ВЕ-ДЬ.
- Ба, мама говорит