От автора Моему замечательному земляку и настоящему мужчине Зие Бажаеву посвящается

Вид материалаДокументы
ЗА местного самоуправления
Личные отношения в провинции подминают под себя общественные, процветают кумовство, родство, землячество, интриги, делячество.
ЗА политической централизации
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16
Плюсы и минусы местного самоуправления
Одним из характернейших методологических приемов политологии Чичерина было тщательное взвешивание всех «за» и «против» того или иного политического действия или решения. Выступая горячим защитником местного самоуправления, он тем не менее весьма подробно выявлял и описывал не только преимущества, но и недостатки, возможные пагубные последствия введения местного самоуправления.

К сожалению, эта метода замечательного земца была напрочь забыта. В результате многие политические и экономические неудачи последних лет связаны именно с некритическим восприятием, фетишизацией местного народовластия, с тем, что в нем первоначально виделись лишь одни достоинства и никак не предполагались издержки – тем более значительные, чем меньше соответствовали формы народовластия региональным особенностям, традициям, культуре, местному менталитету.

Поскольку эти проблемы являются для нашего общества и сегодня одними из наиболее «горячих», изложим аргументацию Чичерина в более развернутом виде.

ЗА местного самоуправления:
  1. Местные нужды ближе местным жителям, и они лучше знают свои дела.
  2. Самоуправление развивает в гражданах самостоятельность, энергию, предприимчивость. Люди привыкают полагаться на себя.
  3. В провинции развивается местная общественная жизнь, делающая ее привлекательной для проживания.
  4. Самоуправление связывает администрацию с народом. Между ними преодолевается отчуждение.
  5. Самоуправление дает гражданам знакомство с общественными делами, они осознают, что можно, а чего нельзя требовать от правительства. В них воспитывается политический реализм.
  6. Самоуправление создает своего рода банк способных граждан, из которых государство может черпать резервы, взращивать политических лидеров, знающих жизнь провинции, рядовых избирателей.

ПРОТИВ местного самоуправления:
  1. Оно воспитывает зачастую местный эгоизм, сосредоточенность лишь на местных и частных интересах.
  2. В провинции, как правило, не хватает квалифицированных и специально подготовленных сил для компетентного управления, так как наиболее способные кадры выезжают в центр. Поэтому управление малокомпетентно, рутинно, чванливо, нацелено не на перспективные, а на сиюминутные интересы.
  3. Личные отношения в провинции подминают под себя общественные, процветают кумовство, родство, землячество, интриги, делячество.
  4. Интересы местного меньшинства подавляются большинством, что является слабой стороной всякого свободного правления, где нет высшей, сдерживающей и усмиряющей власти15.

Из последней фразы явствует, что Чичерин не противопоставлял, как это принято в настоящее время, местное самоуправление достаточно сильной и мощной центральной власти. Более того, он считал, что именно в условиях компетентной и эффективной центральной власти и может процветать местное самоуправление. Поскольку Чичерин четко различал функции государственные и местные, государственную власть и власть муниципальную, земскую как взаимодополняющие, а не взаимоисключающие политические механизмы, то он искал лучшие формы их взаимодействия, а не конфронтации.

Кстати сказать, Чичерин неоднократно убеждался, к чему может привести чрезмерное расширение местной власти при ее недостаточной компетенции и чрезмерных амбициях.

Будучи председателем Московской думы, он однажды договорился с иностранными предпринимателями построить на очень выгодных условиях очистные сооружения в Москве. Однако депутаты проявили свой местный патриотизм (по его выражению, «деспотизм толпы») и единодушно отклонили проект под предлогом опасности «попасть в руки иностранных эксплуататоров». Напомним, что было это не сегодня, а в 1892 году.

Чичерин был далек от того, чтобы чрезмерно полагаться на «общую волю», которую многие отождествляли именно с местным самоуправлением: «Если мы общей волей будем считать не то, что требуется разумом, а то, чего хочет масса, мы придем к ложному смешению общей воли с волей всех, или же вместе с Руссо мы должны будем прибегнуть к совершенно несостоятельным способам для извлечения общей воли из бесконечного разнообразия частных мнений. Воля толпы редко совпадает с требованием разума»16.

Кроме того, Чичерин с большим пиететом относился к центральной власти, видя ее несомненную пользу и необходимость именно для местного народовластия, хотя так же, как и в отношении местного самоуправления, тщательно определял не только ее достоинства, но и основные недостатки.

ЗА политической централизации:
  1. Централизация придает единство и силу правительственной власти. Большие средства, быстрота действий, целенаправленность решений прямо зависят от степени централизации.
  2. Центральная власть возвышается над местными интересами и отношениями и поэтому может быть здесь беспристрастным судьей, охранять интересы меньшинства от несправедливого большинства, интересы будущих поколений от сиюминутных.
  3. У центральной власти более высокая компетентность.
  4. Она располагает большими средствами и может помочь отстающим регионам.
  5. Центральная власть менее рутинна и более инициативна, чем местные власти, и подталкивает их к неординарным решениям.
  6. Она может сопрягать местные интересы с государственными.

ПРОТИВ политической централизации:
  1. Зачастую центральная власть плохо знает местные дела, видит их так, как докладывает «наверх» местная бюрократия, а посему может отдавать неверные распоряжения на места.
  2. Она не имеет достаточного интереса к местным делам, которые могут ей казаться мелкими. Не углубляясь в них, она строит всех под один ранжир, без учета специфики мест.
  3. Централизация ведет к медлительности в производстве дел.
  4. Непременным спутником централизации является формализм, бумаготворчество вместо реальных дел.
  5. Вся общественная жизнь сосредоточивается в столице, а места превращаются в провинцию, хиреют. «Выходит уродливое тело с непомерно развитою головою и атрофированными членами».
  6. Хуже всего, что централизация политического управления отучает граждан от самодеятельности, у них возникают автократические, патерналистские, иждивенческие качества. Местные власти становятся вялыми и безынициативными.

Когда же у Чичерина спрашивали, каким образом, в каких пропорциях должно происходить соединение местной и центральной власти, местного и верховного управления, он отвечал, что главным мерилом здесь является не некий выдуманный эталон, а общественная эффективность, соответствие местных и центральных политических учреждений сложившимся объективным условиям.

«Образ правления, – писал он, – вытекает из всего развития народной жизни, он определяется характером народа, его составом, положением, степенью образования»17.


Политические свободы
Парадоксально, что Чичерин, которого называли «палачом свободы», в действительности был последовательным ее поборником. Он считал, что именно политические свободы способствуют развитию промышленности и духовной жизни народа, и поэтому бороться против них – все равно что бороться против блага своего народа и силы государства. Он мечтал о том времени, когда политическая свобода станет «участницей государственной власти», поскольку «без политической свободы все низшие гарантии сами не ограждены от нарушения»18.

В то же время Чичерин был противником бездумного поклонения политическим свободам, их экзальтированной фетишизации. Поэтому-то и вырывались у него слова, поднимавшие на дыбы его многочисленных оппонентов: «Не скрою, что я люблю свободные учреждения, но я не считаю их приложимыми всегда и везде и предпочитаю честное самодержавие несостоятельному представительству. Политическая свобода тогда только благотворна, когда она воздвигается на прочных основах, когда народная жизнь выработала все данные, необходимые для ее существования. Иначе она вносит в общество только разлад»19. В определенных условиях, считал Чичерин, свободы могут быть и вредны, нежелаемы: «Внезапно водворившаяся свобода мысли и слова, при полном изменении всего быта, должна породить и шаткость понятий, и неумеренные требования, и легкомысленные увлечения»20.

Для того чтобы политические свободы не шли во вред народу, по мнению Чичерина, необходимо предпринять определенные меры. К этим мерам он прежде всего относил необходимость «отделить от политики бедность». Иначе говоря, государство либо должно сделать максимальное количество своих граждан состоятельными, создать мощный «средний класс», либо отлучить от определенных политических свобод беднейшую часть населения.

В последней постановке вопроса видится явная политическая дискриминация, но Борис Николаевич объяснял это тем, что бедность сосредоточена на простейших сиюминутных потребностях и посему не способна на стратегические политические решения.

Интересно отметить, что у Чичерина в принципе совпадают понятия «человек» и «гражданин». Оба они означают стремление и умение подняться над своими личными потребностями для общего блага. В этом плане для него эталоном гражданственности были англичане, и он с видимым удовольствием повторял пословицу: «Общий интерес Англии есть частный интерес каждого английского гражданина». А таковое возможно лишь там, где принижающая помыслы и стремления человека-гражданина бедность в массе своей преодолена. Любопытно, что такую же точку зрения высказывал и такой не похожий на Чичерина теоретик и политик, как князь П. Кропоткин, цитировавший:

Не говори мне о свободе:
Бедняк останется рабом.

Другой гарантией разумного и эффективного использования свобод Чичерин считал компетентность. От политики должна быть отделена не только бедность, но и глупость. Впрочем, эта его мысль не требует развернутых комментариев.


Политика и национальный характер
Всех крупных российских мыслителей отличало то, что они никогда не льстили своему народу. Высшей доблестью российского интеллигента было умение сказать всю правду не только верхам, но и низам, что зачастую значительно труднее. Сергей Булгаков, например, прямо говорил о лени и праздности как национальной черте славянства – при всей неисчерпаемой любви к нему.

Никогда не заискивал перед своим народом и Чичерин. Вот характерное его замечание:

«Я полюбил русского мужика, хотя весьма далек от того, чтобы видеть в нем идеал совершенства. Подобные мечты могут питать лишь те, которые никогда к нему не прикасались близко»21.

Перечислив далее ряд позитивных черт, свойственных, по его мнению, российскому простонародью, он с предельной откровенностью дает и такой портрет крестьянства:

«Сколько взаимной зависти и злобы, сколько неуживчивости и ссор ведут к постоянным разделам, какое неуважение к родителям, недоверие к разумному слову при бессмысленном доверии ко всякому проходимцу: рядом со смышленостью часто непонимание самых явных своих интересов, рядом со строгим соблюдением внешних обрядов – полное незнание и непонимание самых элементарных истин религии, при наружном добродушии – дикая грубость, которая делает не только мужика, но и бабу в минуты увлечения готовыми на всякие зверства. За них никак нельзя поручиться, что они величайшим своим благодетелям в порыве исступления не свернут головы»22.

Думается, такая искренность происходит не от позиции стороннего наблюдателя народа, а именно потому, что автор чувствовал себя его частицей, что ему и давало моральное право для максимальной резкости и откровенности.

Кроме того, вскрывая негативные черты национального характера, ученый, как правило, объяснял объективные причины их происхождения. Утверждая, в частности, что национальной российской чертой является неумение обращаться с деньгами, он поясняет: это произошло оттого, что россиянам слишком редко приходится держать значительные деньги в руках. (Добавим от себя: если эта причина верна, то названную черту, по-видимому, не преодолеть никогда.)

Выявление негативных характеристик национального характера не носило ни у Чичерина, ни у его единомышленников самодовлеющей, какой-то мазохистской направленности. Это было лишь научное фиксирование фактора, существенно влияющего на политику. И без учета во всем объеме данного фактора никакая эффективная политика невозможна.

Поэтому-то Чичерин учил начинать разработку любых политических стратегий, планов и решений именно с изучения человека – не выдуманного, не иллюзорного, а реального, такого, каков он есть. Разрабатывают общественные стратегии политики, но воплощают их в жизнь простые люди, со своими не только достоинствами, но и недостатками.

Обладая редкостным в политике даром заглядывать в далекое будущее своей державы (кстати, предсказывать политическое будущее чужих стран куда проще!), Чичерин более всего опасался прихода к власти политиков, которые начнут строить государство, опираясь на свои представления об идеальном гражданине, а не на глубокое знание природы реального массового обывателя.

Соответственно, первостепенной задачей политической науки ученый видел постоянный анализ гражданских, культурных, социально-психологических кондиций, особенностей духовного склада своего народа, дабы избежать навязывания ему чуждых, преждевременных, неприемлемых целей.

На этом, очевидно, стоит закончить краткое изложение взглядов одного из основоположников российской политологии, поскольку именно эти слова должны являться вечным напоминанием политикам всех рангов.



1 Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина: Земство и Московская дума. Москва, 1934. С. 19.
2 Чичерин Б. Вопросы философии. Москва, 1904. С. 38.
3 Там же. С. 348-349.
4 Чичерин Б. Философия права. Москва, 1900. С. 2-3.
5 Чичерин Б. Областные учреждения России в XVII веке. Москва, 1856. С. 589.
6 Чичерин Б. Философия права. С. 24.
7 Чичерин Б. Аксильон и круг // Сборник государственных знаний. Санкт-Петербург, 1877. Т. 3. С. 174.
8 Чичерин Б. Областные учреждения России... С. 49.
9 Там же. С. 93.
10 Чичерин Б. Аксильон и круг. С. 175.
11 Там же. С. 177.
12 Чичерин Б. О народном представительстве. Москва, 1899. С. 51.
13 Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. С. 20.
14 Чичерин Б. Аксильон и круг. С. 178.
15 Чичерин Б. Курс государственной науки. Москва, 1898. Ч. 3. С. 495-498.
16 Чичерин Б. Аксильон и круг. С. 174.
17 Чичерин Б. О народном представительстве. С. 23.
18 Там же. С. 49.
19 Там же. С. ХІХ.
20 Там же. С. XVIII.
21 Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. С. 60.
22 Там же.




Петр Струве – защитник права и прав
Российская интеллигенция не может жить без кумиров. Не был в этом плане исключением и конец XIX века. С надеждой и тревогой готовясь встретить новое столетие, значительная часть российской интеллигенции, особенно студенчество, устремляли свои взоры на тех, кто, по общему мнению, обладал даром предвосхищать будущее. Волей судеб в центре всеобщего внимания оказались три колоритные и совершенно не похожие друг на друга фигуры: могучий патриарх российской социалистической мысли Плеханов и два молодых университетских доцента – вдумчивый и академичный Туган-Барановский и изысканно-парадоксальный Петр Бернгардович Струве (1870-1944).

Жизненный и творческий путь последнего, в отличие от первых двух мыслителей, почти не освещен в нашей современной литературе. Мы знаем о нем лишь по нескольким критическим работам Ленина, по вышедшим из спецхранов заметкам Каменева, в которых его бывший кумир назывался «политическим недоноском», по «обличающим» статьям в энциклопедиях.

Но было время, когда российская интеллигенция знавала и другого Струве. Она знала его как автора «Открытого письма Николаю II» (1894 г.), где он защищал земские права и свободы, как участника Международного социалистического конгресса в Лондоне (1896 г.), составителя Манифеста РСДРП (1898 г.). Да и в более поздние годы фигура Струве – при всей ее противоречивости – не затерялась, не поблекла на фоне его маститых коллег и оппонентов. Автор сотен научных и публицистических работ, действительный член Российской Академии наук, профессор, доктор политической экономии и статистики, почетный доктор права Кембриджского университета был всегда на виду и на слуху и у друзей (среди которых, кстати говоря, были такие фигуры, как Брюсов, Вернадский, Марина Цветаева), и у недругов.

Последних же у Струве было всегда немало. К этому давали повод его сложный характер, особенности творчества, перипетии политической карьеры. Плеханов, например, невзлюбил молодого Струве за чрезмерную, как он полагал, самостоятельность в суждениях о марксизме. (Кстати, защищал Струве от гнева патриарха в то время не кто иной, как Ленин.) Коллонтай не нравились его нападки на «ортодоксов» – сторонников резких революционных общественных ломок – и тяга к либерализму. Великий знаток российской интеллигенции академик Д. Н. Овсянико-Куликовский, напротив, корил его за несамостоятельность философских взглядов, за эклектичность.

Встречались у современников и вовсе убийственные характеристики: «Теоретическое миросозерцание г. Струве всегда находится в процессе непрерывного линяния, так что нередко начало статьи и конец ее относятся уже к двум философским формациям... Струве всегда примиряет что-нибудь с чем-нибудь: марксизм – с мальтузианством и критической философией, социализм – с либерализмом, либерализм – с самодержавием, либерализм – с социализмом, либерализм – с революцией и, наконец, революцию – с монархией»1.

Путь Струве в теоретической политологии и политической практике действительно не мог не вызывать у одних недоумение, а у других – неприязнь или ненависть. Он оказывал теоретическую помощь земцам, а потом стал критиком их движения, он давал статьи в первые номера «Искры», а затем пошел на конфронтацию с ней, вначале он превозносил, а затем бичевал социалистическое течение. Политические партии он менял, как светский повеса перчатки: и финская партия «активного сопротивления», и польская социал-демократия, и партия кадетов в определенные периоды считали его своим теоретиком.

Судьба оказалась неблагосклонной к Петру Струве – его долгая бурная жизнь так наложилась на изломы эпохи, что сама оказалась изломанной, растерзанной на клочки, которые собрать сегодня трудно, а то и невозможно.

Проживи Струве меньше, например, Добролюбова, он, будучи молодым автором солидных экономических трудов, мог бы войти в историю как талантливый политэконом, проницательный критик утопических идей народничества.

Проживи Струве чуть дольше Добролюбова, его бы, участника Международного социалистического конгресса в Лондоне, автора Манифеста РСДРП, могли, возможно, причислить едва ли не к основоположникам российского марксизма и канонизировать в свое время в официальной науке.

Отпусти ему судьба срок, сравнимый с жизнью, скажем, Писарева, – остаться б ему в энциклопедиях блестящим и острым публицистом, автором сотен известных в свое время статей, редактором ведущих либеральных изданий.

Если бы его век закончился, как у его друга и оппонента Туган-Барановского, в возрасте расцвета – «акме», то и тогда у него был бы шанс попасть в учебники нашей истории в качестве многостороннего ученого, профессора-энциклопедиста.

Но Петр Струве прожил дольше. Значительно дольше. Его жизни достало и на участие в белогвардейском движении, и на активную политическую деятельность в эмиграции, что и определило идеологическую оценку его творчества в послереволюционный период. Все объяла, впитала в себя его беспокойная гражданская и научная жизнь, все смешала, завязала в тугой узел, рубить который бессмысленно, но распутывать должно.

Так кто же он был: политический «донжуан», из тщеславия совращавший партии, словно неопытных девиц, или политический «овод», видевший свою миссию в том, чтобы «жалить» – критиковать любые политические течения, отступавшие от его социального идеала? Думается, что последняя версия ближе к истине. В то время еще не была сформулирована политологическая концепция легитимности дивиантности, считающая, что такого рода «оводы»-одиночки просто необходимы политике. Может быть, стоит задним числом взглянуть на фигуру Струве и через ее призму.

Но как бы современники и потомки к нему ни относились, необходимо признать, что он весьма многое предугадал и понял в жизни нашего общества. Петр Струве предсказывал отчуждение народа от собственности и власти, попрание прав человека, догматизацию политических наук, возникновение «социалистического милитаризма» и «казарменного социализма», тотальный дефицит и многое другое.

Закономерен вопрос о том, что же позволяло Струве зачастую столь точно предсказывать судьбы своего народа. Да, он был блестяще образован, отменно умен. Но, думается, что ответ не в этом. Один из коллег Струве Сергей Булгаков говорил, что свой народ невозможно понять умом, но только любовью. Думается, что Петр Бернгардович Струве, человек с чужеродной фамилией и отчеством, скитавшийся по Северной, Южной и Западной Европе в течение всей своей жизни, не терял любви и уважения к своему отечеству, что и давало толчок его незаурядному интеллекту к верным прогнозам и предостережениям. К этому, конечно, надо добавить и прекрасное знание им предмета своих исследований – закономерностей политической жизни, и владение методологией научного творчества.