Жизнь в розовом свете
| Вид материала | Документы |
- Третья Международная теоретико-практическая конференция «социальная жизнь в свете философской, 44.5kb.
- День матери, прошедший 23 ноября во 2 и 4 классах, 132.67kb.
- «Человек с детства должен видеть мир в свете идеала, чтобы жизнь его была восхождением, 347.88kb.
- Моу «Основная общеобразовательная школа №33» Кузбасс – водные ресурсы, 79.35kb.
- Н. А. Некрасов Автор Биография, 10.42kb.
- Я выбираю жизнь вместо наркотиков, алкоголя и табака! Суррогатная жизнь, 25.43kb.
- 2. Глава I. На грани миров и эпох: работа и жизнь Лу Андреас-Саломе, 6462.11kb.
- Проект резолюции межрегиональной научно-практической конференции " Реалии XXI века, 26.66kb.
- Чтоб все исполнялось, лишь глазом моргни, 24.71kb.
- Тема: «Ополномочиях прокурора в свете нового Закона «О прокуратуре Республики Беларусь», 83.53kb.
Как-то в октябре я вернулся из поездки в Италию, которую считал чрезвычайно удачной. Конечно, я путешествовал не один. Моя спутница француженка Клод была одновременно и фотографом, и фотомоделью. Легкомысленная, смешливая, вертихвостка, крайне забавная и сексапильная. Лучшей компании для путешествия не придумаешь... - Грег спохватился, встретившись глазами с Эн. - Для путешествия одинокого мужчины, раз и навсегда разменявшего купюру большой любви на мелкие монеты необременительных флиртов.
- Примем к сведению, как смягчающие обстоятельства, - кивнула Эн. - Сформулировал лихо.
- Вернулся я с отличным тонусом, расшвырял по шкафам вещи из чемоданов, хотел было звякнуть какой-нибудь подружке и пригласить ее на ужин. Но телефон зазвонил сам. Это была Лиз. Оказывается, она очень ждала меня, не решаясь обратиться к другим врачам. По ночам ее стали мучать боли.
Я не задумываясь пригласил девушку к себе - не катить же на ночь глядя в их захудалый район... Не могу сказать, предвидел я тогда, что произойдет, или сам перед собой разыгрывал простака? Но вел-то себя как самый циничный пройдоха.
Я давно заметил, что желтые глаза Лиз останавливаются на мне дольше, чем требовалось для общения доктора и пациентки. А когда она приехала - трепещущая, пахнущая дорогими духами, бледная, я смекнул: дело здесь не в спине. Но бросив на ковер плед, попросил ее раздеться. Не мог же я прощупывать позвончник на мягком диване или приглашать девушку в спальню?
Ах! Конечно же, я просек сразу - ее кожа покрылась мурашками не от холода и вздрагивала девушка не от боли в спине, которую я ощупывал ловкими пальцами... Она была младше меня на двадцать лет и совсем, совсем неопытна, бедняжка... И я не упустил добычу! Вернее, любимец дам Грег Армет разделил пылкие чувства девушки, и даже позволил себе увлечься.
До самого снега длился наш простенький роман. Банальный, но до чего ж упоительный! Лиз нравились ресторанчики, где мы время от времени ужинали, она восхищалась маленькими путешествиями, которые мы совершали на уик-энд. И хотя за окнами мотелей лил холодный дождь, мы мечтали о теплых адриатических волнах, раскаленном песке, прохладных залах флорентийских музеев, торжественной тишине соборов... о бархатной тени римских пиний, запахе жареной рыбы в маленьких прибрежных деревеньках. Я рассказывал ей об Италии, ведь Лиз никогда не выезжала из Атланты, а у меня еще не выветрились впечатления прогулки с развратницей Клод... Я не понял тогда, что Лиз - не эпизод. Лиз - продолжение моей судьбы.
...Хорошо помню первый снежный день. Все как-то вдруг переменилось повеяло обновлением, свободой. Эта равнодушная белизна, спрятавшая под своим величественным саваном пеструю осень, напоминала чистый лист бумаги, на котором можно все начать писать заново... Я вдруг понял, что не имею право обнадеживать девушку, рассчитывавшую обзавестись нормальной семьей, не должен играть ее наивными, пылкими, трогательно навязчивыми чувствами.
Я поступил весьма деликатно - договорился в клинике Мемфиса о приеме на работу квалифицированной медсестры и невзначай показал объявление о наборе персонала Лиз: - "Вот то, что тебе надо, дорогая." Она не поняла, полуулыбка застыла на ее губах, в руках подрагивал голубой конверт: - Это шутка, Грег? Ты пошутил?
Тут я преувеличенно взорвался, стал говорить как я стар для нее, как безнадежно эгоистичен для обзаведения семьей и как много значит для меня работа...
- Мне ехать? - тихо спросила она, а в глазах метался ужас, которого я предпочел не заметить. Это было точно так, как если бы я протянул ей бокал с ядом и велел выпить.
- Такое упускать нельзя, - отечески заботливо кивнул я. Ведь я хирург и знаю. Если хочешь спасать, необходима выдержка, быстрота реакции и холодный расчет. А я сумел убедить себя, что спасаю от себя Лиз.
Все устроилось отлично. Усадив Лиз с отцом и всевозможными баулами в поезд, я слегка взгрустнул, а потом вздохнул с облегчением. Бледное, какое-то увядшее и совершенно равнодушное лицо Лиз за вагонным окном не вдохновляло на приключения. Всю неделю до отъезда она пребывала в столбняке, похожем то ли на обиду, то ли на охлаждение. Наотрез отказалась от прощальной интимной встречи и денег, который я пытался вручить ее отцу "на обустройство".
- "Все к лучшему, дружище", - сказал я себе. - Девочке надо подумать о домашнем очаге. А ты не вправе пользоваться ее привязанностью. Выжатый старый лимон."
Кто бы мог подумать, что весной "старый лимон" выведет из церкви одетую в сиреневые шелка жену? Моей супругой стала сорокалетняя Петен Стюарт. Журналистка, мать семнадцатилетнего сына, вдова крупного дельца. Петен целый месяц провела в моем отделении для починки лодыжки. Вместе с сыном она веселилась на Новогоднем балу, состоявшемся в Ледовом дворце, конечно же, на коньках и в коротенькой капроновой юбочке. Ее так и привезли в травматологическое отделение... А лодыжки были крепенькие и тонкие, как у породистой лошади. Я счел за профессиональный долг вернуть прелестной даме ее достояние.
Как элегантна, весела и самоуверена была эта цветущая женщина! Потом Петен призналась, что еще лежа на носилках, увидела склонившегося над ней дежурного врача и сказала себе: "Он будем моим мужем." Да и я на секунду прикинул, как было бы забавно рассказывать нашим детям эту историю знакомства: Новый год, шары, музыка, на простыне хорошенькая брюнетка в усыпанной блестками юбке. - "Пожалуйста, доктор, осторожно, - попросила она, когда я взялся за сломанную ногу: - Не испортите мой конек."
Я переселился в шикарный дом Петен и стал звездой постоянных светских тусовок, которые затевала моя блестящая, остроумная, все на свете знающая и умеющая супруга. Как я режился пойти "под венец"? Ей удалось убедить меня, что "эпоха Лиз-Салли-Конни" завершена, пора получить огромный кабинет с широким окном в сад и массивной ореховой мебелью. Конечно, я расставил свои книги в стеллажах, идущих до потолка. Из принципа сменил пейзаж Корро на Климта и обновил бежевую обивку, настаивая на том, что обожаю глубокий зеленый тон.
Со Стивом - сыном Петен - отношения сложились прохладно- свободные. До сих пор не понимаю юных лоботрясов, раскрашивающих лицо и волосы и проводящих жизнь на гремучих "железках". Впрочем, нынче он уже имеет собственную адвокатскую практику.
- Значит, семейная жизнь все же удалась? - Ди принесла лед и вазу с фруктами. - Напряжение, кажется, спало, можно и пожевать?
- О'кей. Вот вам эпизод как раз к столу: от степенной семейной жизни я стал набирать вес. Да и вообще открыл в себе множество качеств, о которых не подозревал. Вернее, масштабы которых оценивал не правильно. Я считал себя умеренно- тщеславным и достаточно равнодушным к деньгам. Возможно, Петен искуссно развила во мне эти качества, но доктор Армет стал карьеристом, упивающимся своим общественным положением, титулами, почестями, участием в международных конференциях, постами в каких-то обществах, жюри, комиссиях. И мне вдруг понравилось есть. Не просто употреблять вкусную пищу, а священнодействовать. Теперь я знал коронные блюда лучших ресторанов и мог заказать легкий ланч сразу у семи поваров, поскольку приготовить соус и отварить спагетти в моем вкусе могли лишь определенные виртуозы кулинарного дела. Не говоря уже о более сложных комбинациях. Естественно, плюс двадцать килограмм к шестидесятилетию... В остальном мои успехи были намного скромнее.
- Убери спиртное, Ди. Я сейчас прикинула, наш Армет далеко не мальчик. Ему уже семьдесят один. Да и супруге, к которой мы дружно приревновали, что-то вроде того. Такая же бабка, как и мы, - Энн развернула кресло к Грегу. - Извини, дорогой, ты должен вернуться домой без инфаркта.
- Думаю, что мне вообще лучше не возвращаться. А инфаркт у меня уже был. Второй решил бы все проблемы. - Грег сжал виски. - Устал, устал, чертовски устал...
- Бедняга наклюкался и теперь станет себя жалеть. Ты так и не научился пить, Армет. - Эн направилась в кухню. - Я сварю настоящий кофе.
- Постой! Я соврал вам. - Грег не отнимал рук от лица. - С мая я не сделал ни одной операции. Я больше не могу стоять у стола... У меня болят колени, устают глаза, немеют руки... Частенько чтобы никто не видел я совал под язык сердечную таблетку. Но они замечают все, мои юные коллеги... Они пришли на смену и торопят, торопят...
- Перестань. Надо смириться. Мы прожили долгую жизнь и сделали все, что смогли. Или многое из того. Мы старались быть хорошими, Грег... Не возражаешь, если мы выпьем кофе на кухне? - Ди ободряюще сжала плечо Грега. -Мы здесь категорически не переносим хныканья.
13
- Привет, иди прямо сюда, мы в столовой, - встретил голос Энн на следующее утро пришедшего к завтраку Грега. - О, восхитительно! Ди, посмотри, какие цветы! Корзина гиацинтов!
- Корзиночка. - Грег поставил цветы на стол. - Прогулялся по набережной. Не спалось, никак не могу приспособиться к смене часовых поясов. Вчера проспал полдня.
- Садись, мы тебя ждали и специально накупили свежих деликатесов. Ты ж признался, что стал обжорой с эстетическими вывертами. Следует накормить тебя лягушками. - Ди показала на разложенные продукты. Всего понемножку, но ассортимент не маленький. Ты должен попробовать сыры и паштеты. А еще нежнейшие мясные штучки. В тарелочках из фольги - запеченные в сметане эскарго с чесноком, зеленью и сыром. Лягушек оставим к обеду. А к дарам моря - особый стол.
- Спасибо, девочки. Это великолепие впечатляет. А знаете, я сообразил, почему мы чувствуем себя постаревшими в миг студентиками. Ну такими, из сказки...
- Точно, точно, "девочки-бабушки", - подхватила Эн. - Естественно, мы перешагнули пропасть глубиной в полстолетия и не можем смириться с тем, что годы изменили нас.
- И не только. Мы говорим по-русски, а называем друг друга детскими именами. Вот например, Григорий Павлович - звучит солидно. Этот господин может иметь и прострел в пояснице, и глухоту, и пенсионные льготы.
- Так я теперь Анна Константиновна! О-о-о... Хорошо, что здесь не употребляют отчеств! Ты сбил меня с мысли своими гиацинтами. Я хотела сказать - вчера вечером звонила Эллен. Они вернутся домой послезавтра.
- У нее пока все нормально, - добавила Ди.
- Что? Этой юной даме тоже нужен врач?
- Акушер, Грег. Элен скоро станет мамой.
- Ах, да!.. - Грег уронил вилку. - То есть... как жаль... Ах, Господи... Я совсем упустил из виду...
- В чем дело, дорогой? - обеспокоилась Эн.
Грег поднялся. - Где телефон? Мне надо срочно лететь обратно. Тьфу! Я заврался. Заврался перед самим собой, - Грег набрал полную грудь воздуха. - Я позвонил Дитманам из Штатов. Франк сказал, что они уезжают в Германию на Рождество. Тогда я приехал, решив, что лучше всего оставить эту посылку, но не встречаться с Эллен.
- Ты бы мог переслать ее по почте!..
- Не мог! Должен был вручить лично. Но искал уловки, чтобы избежать этого... Что же теперь делать?
- Вручить лично. Это же совершенно очевидно, - отрезала Эн.
- Вы же ничего не знаете! Ничего!
- Так расскажи. Расскажи толком, что ты такое натворил, Григорий Павлович? - Эн притворно нахмурилась. - Только в начале доешь, пожалуйста, все, что навалено на твоей тарелке. Не выбрасывать же.
- Не могу... - Грег решительно поднялся из-за стола и направился в гостиную. - Никакой выпивки прошу мне не давать. Я не умею пить, разучился есть, я умудрился потерять всех, кто был дорог мне. Я презираю себя и никогда не смогу простить!
- Сядь, прошу тебя. Ты честный, милосердный, живой, поэтому испытываешь боль. - Эн протянула руки. - Подойди, мне ужасно хочется погладить твою едва заметную плешь. Не сомневаюсь, ты не мог совершить ничего, за что должен так сильно укорять себя. А вина - она на всех нас. На всех, кто жил и пытался урвать для себя хоть капельку тепла. Оно ведь на всех общее..
Грег опустился у ног Эн и она обняла его за плечи. - Увы, из меня тоже не получилась Мать Тереза. Хотя я и считала ее путь самой высокой вершиной, на которую может взобраться человек. Ты что, Грег?
- Смеюсь! - Он не без усилия поднялся. - Вдруг увидел себя не со стороны, а откуда-то сверху в "кабинетной проекции". Да еще глазами злопыхателей. Слабонервный хрыч с зачесанной плешью.
- Неправда, ты ничего не зачесываешь. Вьющиеся волосы все скрывают сами, - торопливо запротестовала Ди.
- Значит, я могу еще расуждать о любви? М-да... - Грег опустился в кресло. - Самое время. Я должен рассказать про Эллен. И тогда вы сами меня отпустите.
Это случилось полтора года назад. Весной 1966 я читал лекции в Мемфисе. Мой коллега попросил меня проконсультировать больного, тоже врача, педиатра. Можете представить, я сразу узнал ее. Да, да, больной оказалась Лиз. Она тоже не предполагала, что с профессором, к которому она пришла, давно знакома. Мой коллега, предоставивший свой кабинет, что-то смекнул и оставил нас наедине.
- Привет, - сказала она, будто я не посадил ее в поезд двадцать пять лет назад. - После тебя никому не удалось справиться с моей спиной.
Я развернул большой конверт со снимками и данными различных исследований. И обмер - все эти годы ее организм воевал против самого страшного недуга. И, похоже, сдался. - Ты видела это?
- Я все знаю. Но хочу сделать операцию, если есть хоть какой-то шанс. Учти, я сильная, Грег. Мне еще надо пожить.
- Шанса нет, Лиз... - Я избегал смотреть в ее глаза, по-прежнему широко распахнутые и вопросительные. - Прости.
- Не надо. Все извиняются за то, что рак у меня, а не у них.
- Я не за это. Прошлой зимой тоже висел на волоске - сердце... Прости, что мало заботился о тебе... Что так вышло...
Она рассмеялась - легко и весело. - Вышло совсем не плохо. Но ты здорово опростоволосился, Грег Армет. и я не прошу, я требую компенсации. - Лиз, наконец, удалось поймать мой взгляд: - Ужин в ресторане. Идет?
Я постарался шикануть.В лучшем ресторане города, нас ждал отдельный кабинет, букеты в вазах, шампанское в ведерке и все, что только могла изобрести моя кулинарная фантазия. Мы болтали так непринужденно, словно за нашими спинами не маячили тени прошлого и той страшной беды, которая снова свела нас вместе. Мы даже ходили танцевать в большой зал - там как раз играл чудесный оркестр из Чикаго - мелодии Глена Миллера и всякую лирическую чепуху.
Я смотрел на прильнувшую к моей груди сорокалетнюю женщину и не мог понять, отчего не разглядел тогда, что вытащил счастливый билетик? Она сохранила чудесную фигуру зрелой цветущей женщины и стала настоящей красавицей. Никаких следов недуга, тяжело сложившейся жизни. Мои руки, обхватившие ее талию, осторожно прошлись по спине, пытаясь обнаружить под тонкой тканью нарядного платья признаки болезни.
Она улыбнулась: - Сомневаешься?
Я кивнул.
- Пусть будет так. Этот чудесный вечер, быть может, действует более радикально, чем скальпель или радиотерапия. У меня уже приличный врачебный стаж, но признаюсь, что человеческий организм не перестает удивлять меня. Статистика - статистикой, а исключения - ну ни в какие ворота не лезут эти исключения! И сколько бы научных факторов не учитывал в своем анализе, всегда приходится оставлять крошечную лазейку, чтобы в нее могло проскользнуть необъяснимое.
Я только теперь сообразил, что попадавшаяся мне в научных журналах фамилия детского травматолога принадлежит Лиз. Она уехала в Армению, когда там произошло это страшное землетрясение и осталась работать в американском госпитале, основанном энтузиастами.
- Наверное, не было у тебя, Грег Армет, более старательного ученика, чем я. В своей практике я шла за тобой след в след, а кое в чем и обошла... Но мы же не станем затевать медицинские дискуссии?
Я пожал плечами. Мы уже обсудили лауреатов "Оскара", новости российской политики, скандал с Майклом Джексоном. Но я даже не знал, ждет ли ее дома муж с детьми, а она не задала ни единого вопроса насчет моей семьи. Не касались мы и прошлого.
Я заметил, что ест она с напускным энтузиазмом, и у меня начисто пропал аппетит. Так что официант, дотошно обсуждавший со мной заказ, был удивлен обилием нетронутых блюд.
- Что-то не так, сэр? - осведомился он, принимая у меня деньги по счету.
- Все. Практически все, - ответил я, думая о своем...
14
...Эн нарушила паузу: - Но ведь врачи часто ошибаются. А иногда и в самом деле случается нечто необъяснимое - обреченный побеждает болезнь. Есть масса примеров...
Пересев поближе к камину, Грег протянул к огню руки:
- Я не верил в чудеса. Потому что все время имел дело с печальными фактами. Если мы и ошибаемся, то, к сожалению, в другую сторону. Оптимизм - инстинкт выживания. Травма, полученная Лизой в молодости, имела совсем крошечный шанс на злокачественное развитие. Конечно, я не предполагал, что получится именно так... Да если бы и знал, разве это что-нибудь изменило? Увы, старение и болезни - нормальное состояние живого организма.А наша жизнь - от самого ее начала - ничто иное как постепенное умирание. Разве кому-то от этого легче?
- Но ведь твоя подруга еще совсем молода... - Ди насупилась: Это не нормальный процесс. Это разбойное нападение, предательство. Попробуй-ка смирись!
- Хранящие нас силы зачастую дают маху. Приходится рассчитывать только на себя, - сказала Эн. - Мне частенько казалось, что я способна противостоять обстоятельствам...
- Вот и я тогда решил все же рискнуть. Черт его знает, на что я надеялся - на чудо, везение, на какую-то справедливость... Когда мы прощались с Лиз возле ресторана (она не захотела, чтобы я на "такси" отвез ее домой), я ощущал полную растерянность: мы так ничего и не сказали друг другу, не подвели, как говорят, итогов, не заикнулись о будущем. Я взял ее руку, чтобы поцеловать, но Лиз сжала мою ладонь и твердо посмотрела в глаза: - Ты прооперируешь меня. Пожалуйста, Грег.
Я молча отвернулся. скрывая навернувшиеся слкзы. Хирурги не плачут. В тот момент я понял:нет никаких шансов избежать этого: я должен убить Лиз...
Через две недели ее положили в мою клинику. Узанв, что я собираюсь делать операцию, мои коллеги недоумевали.
- Ты сбрендил, Грег! Восемь шансов из десяти, что она останется на столе. Поражен спинной мозг, на грани блокировки центральная нервная система, - сказал мой лучший друг и помощник Тед Макферсон.
- Но если мне очень повезет - Лиз Раймонд получит целый год жизни.
- Медленного мучительного умирания. Она не сможет двигаться, ее организм откажется выполнять простейшие функции... Не упрямься. Я понял, с мисс Раймонд у тебя особые отношения. Но нельзя терять голову!
- Мисс? Она не замужем?
- Ты что, не смотрел документы? Одинока, имеет взрослую дочь. Кстати, тебе не избежать беседы с ее дочерью. Возможно, она проявит большее благоразумие, отговорив мать от этой кошмарной затеи.. Очевидно, больная чрезвычайно доверяет тебе. Ей кажется, что Грег Армет Давид Коперфилд со скальпелем.
- А почему бы и нет? Если мне в жизни дан хоть один шанс совершить нечто сверхвозможное, это тот самый случай. Я не послушаюсь тебя, Тед.
- Желаю удачи, Грег... Но помни, я очень, очень старался отговорить тебя.
...Так я встретился с дочерью Лиз - Элен. Она сидела в моем кабинете и смотрела на меня внимательными желто-зелеными глазами. Нет, она не заставила меня ахнуть от нахлынувших воспоминаний. Юная, породистая, уверенная в себе женщина. Лишь страх за мать, метавшийся в глазах и заставлявший ее маленькие руки теребить ремешок сумочки,, напоминал прежнюю Лиз. Ну, и, конечно, голос, фигура, волосы - туго свернутый на затылке бронзовый пучок.
Я рассказал ей все как есть о болезни Лиз. Солгал лишь в одном - не объяснил, сколь велик риск хирургического вмешательства. Не мог же я заявить, что единственный раз поверил в чудо. Да еще расплакаться, твердя, как дорога мне ее мать.
В те дни я уже точно знал - Лиз - мой шанс отыграться за ошибку с Анной. Она стала для меня всем самым лучшим, что должно было , наверное, произойти в моей жизни, и что я - хладнокровно, преступно хладнокровно убрал со своего пути.
- Вы хорошо все взвесили, доктор? - спросила Элен. - Я тоже не могу смириться с приговором. И с тем, что моя любовь бессильна... Все кажется, есть какой-то шанс, какой-то выход... Может, это вы? - она искала ответ в моем взгляде, который я воровским образом упорно отводил в сторону.
- Дорогая, я постараюсь сделать все, что могу... Действительно, все.
Тут наши глаза встретились, и я подумал, что обманываю уже троих - себя, Лиз и эту молодую женщину. Но разве что-то может остановить безумца, бросающего вызов Провидению?
Грег умолк. Быстро достал и сунул под язык какую-то таблетку, шумно задышал крупным носом.
- Милый, время обеденное. Давай прервемся. У нас тоже есть, что рассказать тебе, - осторожно предложила Эн.
- Так ты уже поняла, что произошло? - спросил Грег.
- Я знаю, как сложилась судьба матери Элен. Ты ни в чем не виноват, Грег.
- Еще бы! Конечно! Кого же из смертных можно обвинить в отсутствии чудотворных сил... Но я-таки совершил невозможное!.. Разве это объяснишь?.. Уже во время операции оказалось - дела обстоят еще хуже, чем я предполагал.Шанс потерять больную тут же, на столе, вырос до ста процентов. Не знаю, кто постарался - я или сама Лиз, но когда я, шатаясь, вышел из операционной и ко мне бросилась Элен, я сказал: "Все нормально". О! Честное слово, я чувствовал себя Богом. Я ухитрился не убить ее.
Сжимая виски, Грег замотал головой: - Но ведь это такая малость! Не убить - не значило спасти... Меня охвтил ужас - прогноз Теда оправдывался. Своим вмешательством я лишь усугубил ситуацию - Лиз ожидала неподвижность и долгий мучительный путь к неизбежному финалу.
Но тут-то начались настоящие чудеса. Лиз делала невероятные успехи. Через неделю она уже сидела, а к концу месяца начала передвигаться на костылях. Конечно,помогали обезболивающие, специальный корсет, интенсивная терапия. Но она пошла! Каждый день я просиживал у ее кровати помногу часов. Смешно сказать, мы были счастливы! Лиз страшно похудела, как-то поблекла. На мне тоже костюмы болтались, как на вешалке, частенько прихватывало сердце. Кардиологи настаивали на операции, жена не знала как оторвать меня от больной, которая, как она говорила "тянула из меня силы"... Только все это не то... Не правда, не правда... Старость, немощи, ухмыляющаяся пасть смерти - все неправда! Нежная, трепетная влюбленность, восхищение, приступы какого-то юного, отчаянного восторга... Это было, было...