Л. В. Савельева 1 Репрезентация
Вид материала | Презентация |
Д.С. Лихачев Горячая новость Sein moor selbst auslöffeln |
- Г. Р. Ижбаева репрезентация, 13.96kb.
- Тезисы победителей конференции Языковая репрезентация концептосферы "Пища и напитки", 153.61kb.
- А. В. Савельева маркетинг казань 2009 федеральное агентство по образованию РФ институт, 2194.14kb.
- 25 апреля, 14. 15, ауд. 302 (пр. Ленина, 29) Руководители Савельева Л. В., д филол, 100.57kb.
- Репрезентация масонской символики в языке русской художественной литературы XVIII начала, 899.2kb.
- Статьи, 2548.73kb.
- Как репрезентация многообразия отношений, 342.58kb.
- Экфрасис как матричная репрезентация образных знаков 10. 02. 19 теория языка, 579.2kb.
- Бедность и богатство в современном российском обществе: изменения в социальной структуре, 325.67kb.
- Языковая репрезентация феномена игры в адыгской и английской лингвокультурах 10. 02., 1045.63kb.
Концептуальный анализ газетно-публицистического текста
Созданная русским языком культуросфера
была необычайно богата, однако сейчас
она катастрофически быстро бледнеет.
Д.С. Лихачев
Нельзя не согласиться с утверждением Д.С. Лихачева, представленным в эпиграфе к данной статье. Задумаемся, почему это происходит? Естественный язык есть зеркало жизни народа, но в последнее время «творить» (в лучшем значении этого слова) язык действительно перестал, поскольку многие носители языка теперь с легкостью видоизменяют (а иногда, к сожалению, уродуют) все то богатство, которое было приобретено в течение многовековой истории. Кроме того, некоторые журналисты, использующие «культуросферу» чаще всего в своих корыстных целях, чтобы посредством слова влиять на сознание народа, каждый раз совершают преступление, но «преступниками» против культуры их никто не называет. Мысль о том, что владение языком предполагает владение концептуализацией мира, отраженной в этом языке, является одной из аксиом современной лингвистики. С помощью языка мы не только познаем, но и фиксируем и передаем знания о мире. При создании текста также происходит моделирование картины мира сквозь призму сознания автора. Поэтому разгадав языковой код, можно заглянуть в так называемые «потемки» (чужая душа – потемки) создателя текста, расшифровать его интенции, позицию, намерения и т.д.
Вектор и содержание функционально-стилевых разновидностей языка представляют своего рода карту, ориентирующую носителей языка в языковом пространстве. Безусловно, «точное и неукоснительное следование всем особенностям какого-либо стиля – удел людей малоталантливых» [Лихачев, 2006, с. 26]. Но, не задумываясь и часто даже не замечая окружающего нас языкового хаоса, мы «теряемся / блуждаем», то есть принимаем на веру искаженные стереотипы, разделяющие заключенные в значения слов взгляды на мир, которые изменяются под воздействием лингвистических и экстралингвистических факторов (например, реалия жизни – ценности материальные берут вверх над духовными; ср.: Бог Вам в помощь / Банк Вам в помощь).
В нашей статье предпринята попытка выявления механизмов создания фрагментов псевдотональности существующей реальности, когда в пылу избирательной деятельности снимаются этические и эстетические запреты.
Итак, современный газетно-публицистический текст создается человеком (журналистом) для человека (СМИ ориентируется на «усредненного», не обладающего специальными знаниями читателя), является так или иначе «зеркалом» мировоззренческих установок своего творца, «аккумулирует» лингвокультурологическую информацию носителя речи. Полноценный эффект, успешность такого лингвокогнитивного взаимодействия через текст во многом определяется тем, насколько осведомлен автор в информационной потребности читателя. В прессе, называемой «желтой» и / или «заказной», освещающей проблемы политики, бизнеса, экономики, воздействие на читателя с целью формирования его политических пристрастий, деловых взглядов, потребительских вкусов является одной из основных задач.
Используя методику анализа концептуальной основы произведения, проанализируем газетную статью «Черти в тихом омуте» с целью выявления набора языковых средств (особенно словообразовательных), эксплицирующих концепты, а также вычленения квантов культурного знания, содержащихся в тексте. Такой анализ позволит определить элементы концептуального пространства текста и интерпретировать концептуально значимые смыслы (понятия, мотивы, идеи, эстетически значимые оппозиции, ценностные ориентиры автора).
Статья 2007 г. С. Редькина «Черти в тихом омуте» начинается знакомыми читателю незаконченными строчками подзаголовка (с нарушением пунктуационного оформления): «Скажи мне кто твой друг», знакомыми не только потому, что выражение устойчиво в языке, но и потому, что (анти)агитационные материалы доцента Юркова весны 2008 г. имеют аналогичный зачин, ср.: Мудрец провозгласил: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Появляется мысль: авторы публикаций – «родственники» по типу мышления, ведь рассуждать о политике и криминале они начинают с одной и той же фразы, используя одну схему повествования (о друзьях-политиках / бизнесменах-мошенниках, о благополучной жизни «героя» статьи, о его связях в политических кругах). Тексты объединяет и общая оценочная оппозиция «плохо – хорошо», которая объективируется сравнением характеристик жизни народа и жизни кандидата: именно Гармашов – его сосед по скандальному элитному коттеджу (контаминация смыслов: скандально известному и элитному). Прецедентный текст скандально известный маркирует пресуппозицию (знание ситуации с коттеджем). Признак ‘элитный’ вызывает рефлексию: ‘дорогой’, ‘престижный’, ‘лучший’. В сознании народа такой коттедж противопоставляется обычным, недорогим дачам.
Частотное использование прецедентных текстов с измененной структурой говорит о намерении автора воздействовать на читателя скрыто. Ср.: За душой у него имелась пятая модель «жигули»; ездит на джипе и шикует в дорогих ресторанах; работа в одной упряжке с предпринимателями до мозга костей Донским, Назаровым и Пачиным кардинально изменила этого человека и т.д. Контаминация структур за душой ни гроша и за душой пятая модель «жигули» вызывает в сознании смысл: ‘иметь пятую модель «жигули» равносильно положению нищего’. Отсюда и порождение имплицитного смысла: ‘быстрое приобретение состояния’ (джип, дорогие рестораны). Выражение в одной упряжке актуализирует смыслы ‘вместе’, ‘как лошадь’, сочетание предприниматели до мозга костей маркирует смысл ‘в высшей степени предприниматели’. В результате формируется имплицитный смысл: ‘Донской, Назаров и Пачин сделали из героя публикации настоящего предпринимателя и богатого человека’. Переосмысливается и приобретает негативную оценку лексема предприниматели в сочетании с устойчивым выражением до мозга костей. Автор иронизирует над такими предпринимателями, наживающими так быстро состояние (возникает ассоциация с понятием ‘нечестный’). С помощью устойчивого выражения «поливать грязью» актуализируется такой признак, как ‘лицемерие кандидата-политика N’: работая в команде Донского, поливал грязью актив «ЕР». Ведущее в тексте выражение черти в тихом омуте (ср.: в тихом омуте черти водятся) вызывает ассоциативную связь с финалом статьи (сильная текстовая позиция), который содержит стереотипные структуры. Ср.: про таких говорят – тихушник, ярчайший пример сращивания власти и криминала, идеальная марионетка, связанная по рукам и ногам финансовыми обязательствами. Номинация тихушник актуализирует отрицательный смысл морфемы, которая встречается в словах той же модели (ср. дом/ушник), а также дублирует и видоизменяет смысл поговорки: ‘политик N и есть черт в тихом омуте’. Здесь ментальная структура знаний преобразуется.
В данной статье мы исходим из того, что морфемы, как и слова, могут не только передавать ту или иную информацию, но и сигнализировать об информации, явно не выраженной, но подразумеваемой автором (в этом случае и возникают имплицитные смыслы) [Сидорова, 2007, с. 247]. Утверждение базируется на отношении к морфеме как к знаку, в котором «содержится два типа информации: о картине мира и о коммуникативных средствах сигнализации» [Лещак, 1996, с. 148]. Таким образом, морфемная синтагма может маркировать значимый смысл, который возникает в результате восприятия и осмысления информации. Вопрос об изменении устойчивой лингвистической структуры, смысловые компоненты которой человек невольно принимает на веру, так как основа структуры сама по себе знакома (выступает с предсказуемой связью), на наш взгляд, не может быть рассмотрен без учета реализации изменения посредством словообразовательных ресурсов.
Продолжая поиск и анализ контекстуально детерминированных лингвистических конструкций, рассмотрим лексему «крупчак/ов/ц/ы» – с семой ‘обобщенности’, то есть ‘все те, кто находятся в команде Крупчака’: «Крупчаковцы» назвали основным условием своей поддержки сохранение закрепленных за «Титаном» земельных участков с просроченными сроками предоставления проектно-сметной документации. Фраза актуализирует имплицитный смысл, связанный с правонарушением, посредством сочетания однокорневых слов (корреляционное словопроизводство): просроченными сроками. А теперь ответим на вопрос: С какой целью автор использует этот прием? Чтобы дискредитировать политика N, который должен выполнить требования команды K. (ведь только при выполнении этого условия он может стать мэром города).
Текст «врезки» свидетельствует о том, что автор говорит общо, его явная речевая избыточность сопутствует гиперболизации (анти)агитационного смысла: Павленко использует административный ресурс по максимуму. Все школы и муниципальные предприятия сегодня работают на раскрутку кандидата. Конкурентам туда вход заказан. Здесь есть скрытая тавтология, так как известно, что школа – это МОУ (Муниципальное общеобразовательное учреждение). Местоимение все имеет значение ‘собирательности’, ‘обобщенности, исчерпывающего охвата’. Предложно-падежная форма по максимуму реализует значение ‘исчерпывающая возможность; все, что можно’. Отглагольное существительное рас/крут/к/а маркирует пропозицию ‘сделать известным за сравнительно небольшой период’ и дополнительный смысл – ‘за деньги’. Словоформа заказ/ан ассоциативно актуализирует различные смыслы: от ‘заказного убийства’ до ‘заказной статьи’ с общей модальной семой ‘противозаконно / нарушение закона’, что позволяет говорить о дискредитации личности в глазах общественности. При этом известно, что во втором переносном значении устаревшее слово заказан означает ‘запрещен’ (возникает ассоциация с фразой посторонним вход запрещен). Как видно из представленных в анализе контекстов, экспансия обиходно-разговорной речи проявляется в газетно-публицистическом стиле на всех уровнях языка, в том числе на уровне образования слов, то есть на уровне, который формирует основу концептуального пространства.
Бледность культуросферы при таких условиях развития языка, конечно, неизбежна. Язык, на котором мы говорим, формирует нашу культуру, заставляет нас испытывать те или иные чувства, следовать разным моделям речевого поведения, для которых в нем есть названия. В современных газетных текстах все чаще используются слова и выражения, содержащие в себе неявные смыслы, актуализирующие концепты <криминал>, <власть> и др. При этом возникает псевдотональность текста, базирующаяся на тональности явной. Когнитивным механизмом формирования такой псевдотональности в тексте являются процессы переосмысления морфем в морфемной структуре слов, актуализация пресуппозиций, социального, культурного и когнитивного контекстов, метафоризация морфем и лексем, метонимизация, генерализация и т.п. Языковым механизмом актуализации псевдотональности текста становятся дефразеологизация, контаминация, нарушение лексической сочетаемости (сосед по скандальному элитному коттеджу), использование просторечных выражений и устойчивых конструкций (номинально являясь всего-навсего директором МУПа, Гармашов склонен к показухе), а также инвективной лексики (Чиновник уверяет, что данный вопрос практически решен и вскоре центральный исполнительный комитет поставит архангельских «раком»). Разрушение литературно-языковой нормы связано с общей тенденцией в развитии русского языка на современном этапе, которую можно определить как установление диктата речевой стихии, характеризующегося высокой степенью инвективности, обусловленной ложным пониманием понятия «свобода слова» (свобода как «раскрепощенность», «вседозволенность»).
Библиографический список
Лещак О. Языковая деятельность: основы функциональной методологии и лингвистики. Тернополь, 1996.
Лихачев Д.С. Язык – созидающее наследие // Русский язык. Первое сентября. 2006. № 22.
Сидорова Т.А. Мотивированность слов фразеологизированной морфемной структуры в современном русском языке (системно-функциональный и когнитивный аспекты). Архангельск, 2007.
Источники
Агитационная книга «Доцент Юрков», которая была распространена в ходе предвыборной гонки в округе Варавино-Фактория. (В тексте – АК.)
Редькин С. Черти в тихом омуте // Под грифом секретно. 2008. 25 апр. (В тексте – РС.)
С.С. Чаплина13
Особенности построения газетного сообщения
в немецкой публицистике
В современном мире газета играет огромную роль и служит одним из основных источников получения информации. Именно газета оперативно и своевременно знакомит читателя с актуальными событиями, происходящими в мире, способствует пониманию окружающей нас действительности. Каждый день миллионы людей по всему миру читают статьи, репортажи, комментарии, но мы редко задумываемся над тем, как они создаются, какие принципы и механизмы лежат в основе построения газетного текста. А ведь для того, чтобы автору написать статью, ему необходимо владеть определенными навыками и знать требования, по которым она создается. Для нас наибольший интерес представляет газетное сообщение. Как известно, этот тип газетного текста имеет четкую структуру. Однако интересно, что для его обозначения в немецкой публицистике существует две номинации: Nachricht и Bericht. Возникает вопрос: в чем же, собственно, между ними разница? Чтобы получить ответ, следует сравнить эти термины.
Сообщение (Nachricht) – объективная передача информации об актуальном, интересующем читателей положении вещей или дел. Слово Nachricht трактуется двояко: содержательно – это сообщение, несущее конкретную информацию, а структурно – строго регламентированная форма, объем информации которой составляет, как правило, не более 15–25 строк. Если же сообщение состоит более чем из 25 строк, то такое сообщение называют Bericht. Таким образом, получается, что Nachricht – краткое сообщение / газетная заметка, а Bericht – сообщение более большего объема [Hess, 1996, S. 25].
Для выяснения содержания газетного термина «Nachricht» обратимся к ряду принципов, которыми руководствуются журналисты, создающие такие сообщения [Миллер, 1997, S. 60]: 1) информировать только о том, что сами хорошо поняли (Bringen Sie nur, was Sie selbst verstanden haben); 2) писать наглядно и точно (Berichten Sie anschaulich und genau); 3) называть имена (Nennen Sie die Namen); 4) объяснять термины и сокращения (Erklären Sie Begriffe und Abkürzungen); 5) рассказывать предысторию (Erzählen Sie Vorgeschichte); 6) раскрывать взаимосвязи (Zeigen Sie Zusammenhänge); 7) не допускать повторений (Suchen Sie nach dem treffenden Wort); 8) не использовать большого количества иностранных слов (Geizen Sie mit Fremdwörtern); 9) составлять простые предложения (Bilden Sie kurze Sätze); 10) употреблять времена активного залога (Bevorzugen Sie das Aktiv). Перечислены не все, но важнейшие принципы. Они соответствуют логике построения практически любого текста, предназначенного для скорого (быстрого, торопливого) чтения массовым читателем.
Как известно, в современном мире трудно вычленить важную и, что самое главное, достоверную информацию из огромного потока – ежедневных газет, интернета, выпусков новостей и т.д. Что же касается газет, то их сегодня существует бесчисленное множество. Они описывают все сферы человеческой деятельности, современному человеку очень легко потеряться в информационном пространстве, однако облегчает ориентацию в нем знание доминантных содержательных и структурных признаков газетных сообщений.
Остановимся более подробно на кратком газетном сообщении – Nachricht, которое, по словам немецкого лингвиста Х.Х. Люггера [Lüger, 1983, S. 70], то же, что и новость. Отметим, что исследователь все новости подразделяет на два больших блока: hard news (горячие новости), soft news (дневные новости).
Горячая новость – краткое газетное сообщение, отражающее мгновенную реакцию на происшедшее событие и преподносящее информацию своевременно и объективно, то есть без добавлений, комментариев, и по возможности наиболее полно. Поэтому данный тип текста обладает специфическими, относительно устойчивыми чертами строения (введение, выраженное так называемой редакционной заметкой, членение информации по степени уменьшения ее значимости). В противоположность этому тексты дневных новостей, которые концентрируют внимание преимущественно на несчастных случаях, преступлениях и т.д., обладают большими вариативными возможностями структуры [Там же, S. 70]. Х.Х. Люггер пишет о том, что смешение новости и оценки является характерной особенностью тоталитарной журналистики, причем эмоционально-оценочные средства выражения нейтральны. Вместе с тем каждая новость проходит многочисленные инстанции по сортировке и обработке, поэтому представляет собой результат цепочки субъективных решений, которые проявляются и в отборе информации, и в структурировании ее содержания [Там же, S. 74]. Таким образом, говорить о совершенном отсутствии оценок и комментариев при создании горячих новостей представляется достаточно трудным. Тем более если учесть мнение Х.Х. Люггера о том, что «умеренность явной оценки является особой формой субъективности в создании текста, так как ограниченная субъективность продается более охотно, нежели объективность» [Там же].
Если тип горячих новостей имеет относительно схематичное строение, сходное с деловым стилем, то дневные новости (soft news) отличаются разнообразием текстов и привлекательной для читателя презентацией содержания. Предметом данного типа новостей является не только описание происходящего в области политики или экономики, но и скандалов, преступлений, стихийных бедствий, несчастных случаев, подробностей из жизни известных личностей и т.д. Таким образом, это темы из так называемой области человеческих интересов. Значимость тем подчеркивается сенсационными заголовками, в которых нередко обнаруживается ценность данной информации для читателя. Следовательно, на переднем плане при создании дневных новостей оказывается способ изложения информации. Поэтому оформлению начала и окончания текста уделяется большее внимание. Приведем несколько примеров:
– Geschäft mit der Angst vor Krankheiten
SEIN MOOR SELBST AUSLÖFFELN
Mannheim – Geschäft mit der Angst vor Krankheit treibt seltsame Blüten:
– Rendezvous am Brunnen
Da strahlte der Frankfurter Baudezernent Hans-Erhard Haverkard…
– Schiesst sich in das Team
HR Gijon. Leistungen brachten ihn ins Gespräch, Schulden… [Там же].
Во введении часто используют оригинальные факты, юмористические импровизации, намеки, остающиеся в ряде случаев так и не раскрытыми в тексте и т.д. Окончание текста может выглядеть сходным образом и содержать ироничное, юмористическое, критическое замечание или иметь образную резюмирующую формулировку. Особенностью рассматриваемого типа новостей является и то, что происшедшие события редко описываются в хронологической последовательности. Характерной чертой дневных новостей является наличие образных выражений (Geschäft… treibt seltsame Blüten), параллелизма, варьированных выражений (sein Moor selbst auslöffeln) и т.д., что не позволяет говорить о нейтральности и полной объективности данного типа сообщений.
Следовательно, сравнение двух типов сообщений позволяет выявить их различительные черты. Вместе с тем отметим, что существуют многочисленные смешанные формы новостей. Многие лингвисты рассматривают краткое сообщение как самостоятельный тип текста, а не как субтип новостей. Для того чтобы решить вопрос о дифференциации новостных текстов, необходимо более подробно изучить их структурные и содержательные особенности.
Библиографический список
Миллер Е.Н. Немецкая газета в школе и вузе. Ульяновск, 1997.
Покровская Е.В. Понимание современного газетного текста. М., 2000.
Hammer F., Lüger H.H. Entwicklung und Innovationen in der Regionalsprache. Landau, 2005.
Hess D. Kulturjournalismus. Ein Handbuch für Ausbildung und Praxis. München; Leipzig, 1996.
Lüger H.H. Pressesprache. Tübingen, 1983.
Е.В. Орлова14
Современный ракурс междисциплинарного исследования
феномена политической коммуникации
В данный момент мы все являемся участниками и наблюдателями динамичных процессов трансформации всего корпуса гуманитарных научных знаний, которые проявляются в двух весьма болезненных, но эвристически потенциальных направлениях. Во-первых, это значительное расширение предметных областей многих дисциплин, ярким примером здесь выступают такие науки, как философия, политология, социология. Многие феномены, изначально вычеркнутые из поля зрения этих областей науки, становятся для современных исследователей принципиально интересными. Расширению предметных областей способствует и интенсивный прирост нового знания, который является характерной чертой развития современного общества. Ни для кого не секрет также то, что сейчас очень многие явления и события рассматриваются и оцениваются через призму таких реалий, как глобалистика, культурный универсализм, информационный бум и мировое господство, что корректирует не только семантическое наполнение понятий, но и ракурс их научного анализа.
Во-вторых, все большее количество исследований в качестве основополагающей парадигмы научного поиска выбирают междисциплинарную парадигму. Это позволяет преодолеть кризис научного знания (часто упоминаемый разрыв наук), но и накладывает ряд обязательств на каждого из исследователей. В ряде случаев такой подход является единственно возможным, это относится и к политической коммуникации. Возросший интерес к изучению этого явления в настоящее время практически и теоретически очевиден.
У представителей научного сообщества явный интерес вызывает прогрессирующий процесс нарастания политической активности граждан, несмотря на сложность современной социальной ситуации в мире. Причем сейчас можно говорить о сочетании таких составляющих политической социализации, как когнитивный, коммуникативный и прагматический. Если раньше люди, включенные в систему социальных отношений, в процессе социализации приоритетно реализовали себя в таких направлениях, как личная и профессиональная сфера, и пренебрегали сферой политической, то теперь для многих обычных граждан лозунг: «Вы можете не заниматься политикой, но она рано или поздно займется вами» абстракцией не является.
Именно в наше время политическая реальность оказывает все более глубокое и многомерное влияние на различные стороны жизнедеятельности отдельно взятого индивида, даже в том случае, если он не занимается политикой в прямом смысле этого слова. Политическая сфера из области публичности все больше смещается в область приватности. В частности, размышляя на тему усиления роли политической коммуникации в современном обществе, Л.Н. Федотова отмечает: «В ходе исторического развития человеческое общество доросло до понимания, что стратегия и тактика социального развития должны определяться в режиме всех сил, составляющих социальное взаимодействие» [Федотова, 2004, с. 121].
Традиционно социальная коммуникация является одним из тех направлений научного поиска, которое, с одной стороны, имеет длительную историю изучения, а с другой – представляет собой до сегодняшнего момента скорее перечень вопросов, чем строгую методологию изучения. Своеобразным, более детальным, но не менее острым преломлением этого исследовательского поиска мы считаем проблему изучения политической коммуникации. Кроме того, как нам кажется, в данный момент в реальности мы все чаще сталкиваемся с наличием феномена социально-политической коммуникации, что тоже требует иного методологического осмысления, которое традиционно тяготеет к анализу четких конструкций и форм.
По нашему мнению, все множество проблем изучения феномена политической коммуникации можно условно разделить на пять основополагающих проблемных блоков, осознание которых должно являться доминантами любого научного поиска в данном предметном поле. Попробуем их обозначить кратко и в самом общем очертании.
Во-первых, проблемы феноменологического блока, которые обнаруживаются в сложности осмысления феномена политической коммуникации. В данном случае мы опираемся на идеологию Н. Гартмана и Э. Гуссерля. Для Николая Гартмана феноменология это непредвзятое выявление и описание феноменов как первая ступень систематизирующей работы мысли, за которой следует вторая – апоретика (проблематика) и третья – теория. Эдмунд Гуссерль полагал, что феноменология – это исследование значения и смысла, рассмотрение логического обоснования и объективности объекта, избегание ложной субъективности. Не вдаваясь в детальные описания, обозначим основные сущностные подходы к описанию феномена политической коммуникации: 1) как утопии, 2) как борьбы или войны, 3) как мифа, 4) как игры, 5) как театра, 6) как спектакля, 7) как карнавала, 8) как деятельности политического лидера, 9) как текста, 10) как взаимодействия со СМИ и др.
Во-вторых, проблемы детерминационного характера, которые распадаются на два базовых направления: отсутствие конкретного определения и «подмена понятия». Понятно, что этимологически данная категория должна представлять собой семантическое и логически обоснованное сочетание таких категорий, как «коммуникация» и «политическое». В этом лексическом единстве каждая из категорий весьма проблематична. Что касается первой из категорий – «коммуникация», то она очень часто подменяется категорией «информация», что является недопустимой ошибкой, ведь столь важный для осознания процесс обратной связи тогда практически не учитывается. Что же касается категории «политическое», то ее понимание традиционно соотносится с двумя доминирующими методологическими тенденциями: социокультурной и политтехнологической. Они в своем методологическом направлении весьма четко обозначают две базовые сферы реализации политики – теорию и практику. В связи с этим четкого определения феномена политической коммуникации в отечественной литературе практически не существует. В основном мы сталкиваемся с транслированием дефиниций, принятых в западной традиции. А.И. Соловьев отмечает: «В русле развития этих многообразных научных течений сформировались и весьма различные взгляды на природу и сущность политических коммуникаций. В современной западной науке под политическими коммуникациями в теоретическом плане часто понимают разнообразные социальные контакты, возникающие как в публичной сфере, так и в связи с влиянием акторов на политические события» [Соловьев, 2004, с. 15]. Далее систематизируя весь зарубежный опыт в этом направлении, автор выделяет три основных подхода к политической коммуникации. Во-первых, политическая коммуникация как публичные дискуссии, во-вторых – как целевой характер информации, касающийся вопросов политики, и, в-третьих, как язык политики. Как нам кажется, даже дальнейшая попытка автора выделить уровни политической коммуникации не вносит ясности в решение вопроса дефиниции. Попытка систематизации начинается раньше попытки определения.
Еще более очевидной становится ситуация «подмены понятия», когда сам термин политическая коммуникация воспринимается как синоним политической пропаганды, политического пиара, политического менеджмента или просто сводится к технологии публичных политических выступлений. Иногда это доходит до категориального абсурда, когда любая речь на тему политики приравнивается к политической коммуникации.
В-третьих, это блок проблем гносеологического характера, связанный прежде всего с разработкой механизма познания и систематизации полученных знаний о феномене политической коммуникации. Однако представляется, что отсутствует адекватное соотнесение данного объекта с такими базовыми категориями, как модели коммуникации, виды коммуникации, уровни коммуникации, элементы коммуникации (коммуникатор, реципиент, канал, информация, сообщение, помехи и др.). Кроме того, нет и систематизации определений и видов политической коммуникации, хотя практический и исследовательский опыт многих ученых позволяет говорить об их разнообразии. В частности, известный социолог О. Крыштановская отмечает: «Исследуя власть как вид социальной коммуникации, мы не можем не обратить внимания на то, что отношения между государством в лице его служащих и народом существенно отличаются от отношений между самими представителями политического класса. Политический рынок разделен на два сегмента – инсайдерский (люди, обладающие политическим капиталом) и аутсайдерский (люди, не обладающие политическим капиталом)» [Крыштановская, 2005, с. 54]. Как мы видим, здесь автор вплотную подошел к вычленению двух видов политической коммуникации, которые можно назвать внутренней и внешней. Обозначенная выше проблема феноменологического характера говорит о необходимости сведения в одну логическую систему различных подходов при изучении политической коммуникации, разработке некого единого категориального аппарата и стратегического конструирования базовых классификационных моделей.
Все три выделенных выше блока соприкасаются и переплетаются в методологическом блоке проблем. Сущность его заключается в трех основных доминантах: междисциплинарная парадигма рассмотрения феномена политической коммуникации, адекватное сочетание исторического опыта и современных методов социально-гуманитарных исследований и целесообразное соотношение теоретических и практических механизмов изучения.
Несмотря на банальность подобных парадигм, они, тем не менее, до сих пор не реализованы в практике данного научного поиска. Частичное отображение этой проблемы мы наблюдаем в практическом блоке реализации феномена политической коммуникации. Совершенно очевидно, что постоянный контроль потока и характера информации, системой понятий, формулировок и интерпретаций – это один из базовых механизмов и управления, и давления, и манипуляций. В свое время Э. Тоффлер отметил: «Политики и бюрократы хорошо знают, что информация, данные, знания – сильное оружие, заряженное и готовое выстрелить в борьбе за власть, которая составляет суть политической жизни» [Тофлер, URL].
Рано или поздно любой властный орган задается вопросом, откуда берется и как функционирует информация на подвластной ему территории. Как и кем данная информация создается и распространяется и каким образом она соотносится с самим властным органом. Немаловажен также вопрос о соотношении и взаимовлиянии потоков официальной и неофициальной политической коммуникации, хотя именно властные органы обладают значительным преимуществом и в плане создания, и в плане распространения любой, в том числе политической, информации. Контроль и попытки решения этих вопросов определяют способность власти к поддержанию собственного имиджа, стабильности и безопасности. Интересным блоком рассуждений, который мы только обозначим, является механизм интерпретации политической информации, спущенной из центрального органа власти в регионы. Этот процесс очень часто на практике выпускают из-под контроля.
Естественно и то, что современное общество, вступившее в эпоху информационной цивилизации и постепенно включающееся в эру глобализации, предлагает новые пути решения терминологической проблемы, идеология которой заключена в концепции информационного общества. Сейчас, как никогда, мы все являемся неким пересечением разнообразных информационных потоков. Одной из важных характеристик информационного общества является такой показатель, как занятость основной массы населения в информационной сфере деятельности. В связи с этим именно информация выступает в качестве наиболее ценного товара. Как нам видится, в наше время такие категории, как властный ресурс и информационный ресурс, имеют очень много общего, а в ряде случаев выступают в роли взаимоопределяющих величин. Интеллектуальная форма собственности выходит на первое место среди самых надежных видов вложения капитала. Но идеалы гражданского общества говорят не столько об информационном равенстве людей (хотя это само по себе большая проблема), сколько о равноценной возможности использовать эту информацию. Ситуация «вбрасывания информации» сейчас потеряла свою актуальность. На данном этапе более значимым мы считаем феномен обратной связи: глубокий анализ и детализацию диагностики восприятия информационного полотна. Следует оговориться, что под информационным полотном мы понимаем, прежде всего, некоторое замкнутое информационное событие. Социологический подход к работе с информацией заключается в следующей парадигме: нет информации без контекста и без обратной связи, а это суть коммуникации. Данная парадигма достаточно четко демонстрирует свою актуальность в преломлении как в экономической, так и в политической коммуникации.
Полвека назад Н. Винер отметил, что «сообщество простирается лишь до того предела, до которого простирается действительная передача информации» [Винер, 1983, с. 239]. Нисколько не споря с автором «Кибернетики», хотели бы посмотреть на эту идею в несколько другом ракурсе.
Во-первых, не всегда и не везде есть уверенность в том, что осуществляется «действительная передача информации». Любой информации свойственно искажаться, рассеиваться, преломляться. Информационные барьеры – это отдельная, бездонная и, к сожалению, не решаемая до идеального варианта проблема, то есть уже при поверхностном рассмотрении мы обнаруживаем сразу две проблемы – искажение и потеря информации. Во-вторых, уже само определение субъекта рассуждения как со-общество предполагает общение, взаимный обмен информацией, то есть коммуникацию. Ведь даже банальное подтверждение того, что информация получена – это примитивный этап коммуникации, который по своей информационности может быть приравнен к подтверждению о доставке сообщения, которое транслирует нам мобильный телефон.
Возвращаясь к поставленной несколько раньше идее гражданского общества, отметим еще раз, что оно базируется не только на информационном равенстве (понимаем, что любое равенство относительно), но и на коммуникативном равенстве. Стимулироваться это коммуникативное равенство должно в основном сверху. Вспоминая исторический пример поражения декабристов и классическое пояснение к этому («слишком далеки они были от народа»), заметим, что это и есть иллюстрация нарушения коммуникативного равенства в одной из его плоскостей. Говоря о современной политической коммуникации, следует отметить, что за свою длительную историю она постепенно преодолевает и стадию однонаправленной пропаганды, и стадию однобокого РR. Теперь время политической коммуникации, предполагающей не только вбрасывание информационных бомб (это все-таки журналистский подход), но и вдумчивый анализ и изучение последствий этих информационных бомбардировок (это социологический подход). Неслучайно, что некоторые специалисты оперируют понятием СМИ (средства массовой информации), а другие говорят о наличии СМК (средств массовой коммуникации). Важно понимать, что такая коммуникация имеет значение и в массовом, и в групповом, и в личностном политическом взаимодействии. Грамотный политик не просто забросает электорат информацией, а проверит эффективность ее воздействия, наладит обратную связь. Мудрый политик реально продемонстрирует реализацию этой обратной взаимосвязи, проиграет ситуацию информационного равенства. Результаты любой политической коммуникации (от газетного обращения до результатов выборов) не должны нас удивлять, если сам процесс коммуникации отслеживался поэтапно. Поэтому методологический блок проблем освоения политической коммуникации – это прежде всего их адекватное изучение и использование на практике, где они порой просто отождествляются с предвыборными технологиями. Сейчас уже не является единственно верным методологическим решением анализ современного общества как общества информационного, скорее грамотнее и адекватнее видеть в нем прообраз когнитивного общества знания. Ведь именно знание, а не информация является основой для формирования «демократии участия».
Междисциплинарная парадигма исследования политических коммуникаций – это единственно правильная стратегия. В завершение констатации базовых методологических проблем считаем важным упомянуть назревающую проблему механического методологического заимствования западных и прежде всего англо-американских образцов изучения феномена политической коммуникации. В 59 г. до н. э. на каменной плите античные «политтехнологи» выбили лозунг: «Голосуйте за Цезаря – он хороший человек!», в 1825 г. схожие идеи повели декабристов, сейчас нужны более продуманные решения, основу которых должен составить многомерный подход. Принципиально важным в этом нам кажется не только использование собственной научной базы, но и четкое представление своеобразия политической сферы современной России.
М.С. Вершинин справедливо отмечает: «В России предметное поле исследований политической коммуникации в информационном обществе только складывается и чрезвычайно важно выработать теоретико-методологические основания таких исследований с учетом российской специфики» [Вершинин, 2004, с. 10]. Взаимоотношения в системе «власть – гражданское общество» – это уникальная политическая система, которая складывалась веками развития русской государственности.
Библиографический список
Вершинин М.С. Политическая коммуникация в информационном обществе: перспективные направления исследований // Актуальные проблемы теории коммуникации. СПб., 2004.
Винер Н. Кибернетика. М., 1983.
Крыштановская О. Анатомия политической элиты. М., 2005.
Соловьев А.И. Политические коммуникации. М., 2004.
Тофлер Э. Эра смещения власти // Тофлер Э. Метаморфозы власти. URL: ipelag.ru/geoeconomics/postindustrializm/conception/displacement.
Федотова Л.Н. Социология массовой коммуникации. СПб., 2004.
О.И. Воробьева15