Асти уголовного законодательства Российской Федерации содержит качественно своеобразный набор составов преступлений, выражающихся в нарушении специальных правил

Вид материала

Закон

Содержание Iii. некоторые вопросы причинной связи в преступлениях, связанных с нарушением специальных правил

Подобный материал:

• Л. И. Александрова Аннотация: Работа содержит краткое изложение, 1810.63kb.
• Дополнительные предложения по уголовной ответственности в сфере организации и проведения, 23.27kb.
• Уголовное право российской федерации. Часть общая (Конспект лекций), 1873.12kb.
• Пленум Верховного Суда Российской Федерации постановляет дать судам следующие разъяснения:, 138.41kb.
• Рабочая учебная программа дисциплины «Согласовано» Декан юридического факультета, 483.1kb.
• Экзаменационные вопросы по Особенной части уголовного права 2010-2011 г г. Понятие, 84.36kb.
• Темы курсовых работ по уголовному праву задачи и принципы уголовного законодательства, 40.6kb.
• Российская федерация федеральный закон о внесении изменения в статью 264 уголовного, 22.86kb.
• Постановление Пленума Верховного суда Республики Казахстан от 30 апреля 1999 года, 233.32kb.
• Методические рекомендации по выявлению и расследованию преступлений, предусмотренных, 357.99kb.

вследствие задержки психического развития, не связанной с болезненным психическим расстройством, поскольку оно неспособно сознавать фактический характер либо общественную опасность своих действий или руководить ими.

Недостаточный уровень знаний и опыта исполнителя – не основание для исключения ответственности за неисполнение обязанности, если она в целом не выходила за пределы функций, соответствующих профессиональной ориентации субъекта, и отсутствует правоограничение на возложении данной обязанности на исполнителя с недостаточным уровнем подготовки. Ответственность, безусловно, исключается, если лицу поручается исполнение обязанности, не соответствующей профилю подготовки. Так, уголовное дело о нарушении техники безопасности было прекращено на том основании, что осужденный был назначен на должность инженера по технике безопасности, не имея соответствующих познаний в данной сфере деятельности.

Вместе с тем отсутствие субъективной возможности исключает ответственность только тогда, когда ненадлежащая обязанность возлагается на лицо в официальном порядке. Лицо в данном случае действует не по своей воле, а в силу административного предписания. Это общее правило не распространяется на случаи, когда лицо , не имея необходимой для исполнения должности подготовки, скрывает свою некомпетентность и добивается назначения на должность, с которой в дальнейшем не справляется. Чистоты ради было бы правильно установить в уголовном законе ответственность за обманное поступление на должность, повлекшее вредные последствия. Существующая практика идет по пути признания их ответственными на нарушение возложенной обязанности. Представляется, что она не в полной мере учитывает опасность подобных обманов. Нарушение обязанности лицом, в целом компетентным, но допустившим в какой – то момент неосмотрительность, носит ситуативный характер, ибо такое состояние не постоянное, обуславливающее низкий уровень исполнения функциональных обязанностей, как это имеет место при обманном поступлении на службу. Последнее деяние опасно не только потому, что безграмотность привела к данному отрицательному последствию, но и потому , что отрицательно сказывалась на всем процессе той или иной деятельности.

Объективная невозможность исполнения той или иной обязанности обусловлена порой не материальными или физическими обстоятельствами, создающими препятствия для совершения необходимых действий. Иногда она заложена в условиях социального характера, которые также предъявляют к субъекту определенные требования, которые он должен выполнить. Субъект оказывается перед выбором из двух взаимоисключающих обязанностей, каждую из которых в отдельности он может выполнить, но вместе они невыполнимы. Выбор в этой ситуации может быть осуществлен по правилам крайней необходимости, когда лицо вынуждено причинять какой – либо вред с целью избежать большего вреда. В такой ситуации может оказаться, например, врач, вызванный одновременно к двум больным, либо начальник цеха, вынужденный остановить работу цеха с целью создания для рабочих безопасных условий труда и т.д.

В ряде случаев приоритет той или иной обязанности предусматривается в законе или ином нормативном акте, требующем освобождения лица от одной обязанности для создания возможности выполнять другую обязанность. Если первая обязанность все же будет возложена, она в данном случае должна быть признана противозаконной. Субъективная способность лица выполнить данную обязанность не имеет юридического значения, исполнение ее не может служить основанием ответственности.

Такие ситуации чаще всего встречаются по делам об уклонениях от призыва на военную службу и от исполнения обязанностей воинской службы (самовольное оставление части, дезертирство, неисполнение приказа и т.д.). В ходе расследования дел устанавливается, что призывник или военнослужащий не подлежит призыву в силу, например, наличия у него на иждивении 2 детей. Содержание детей-иждивенцев является социальной обязанностью большей значимости, в связи с чем Закон Российской Федерации «О воинской обязанности и военной службе»¹ представляет призывникам отсрочку по данному основанию. Призыв при наличии таких препятствий противозаконен, осуждение уклоняющегося от призыва было бы узаконением судом незаконного акта.

К сожалению, практика органов военной юстиции по таким категориям дел противоречива и непоследовательна. Органы предварительного следствия дела в отношении лиц, незаконно признанных на военную службу и совершивших воинские преступления, не сопряженные с причинением материального или физического вреда, в частности уклонение от воинской службы, обычно прекращают за отсутствием состава преступления (такая практика пошла примерно с 1989 г., до этого времени дела прекращались в связи с изменением обстановки). Дела по другим воинским преступлениям направляются в суд. Что касается военных судов, они считают указанных лиц субъектами воинских преступлений.

Возможность исполнения возложенной обязанности представляет собой необходимое условие ответственности за уклонение от ее исполнения в других сферах отношений, в частности в области исполнения уголовных наказаний. Например, рассматривая представления об отмене отсрочки исполнения приговора и направлении осужденного для отбывания лишения свободы в связи с невыполнением возложенных на него обязанностей, суд должен выяснять, имелась ли реальная возможность их выполнения¹.

Но для вывода о невозможности выполнения возложенных обязанностей необходимо установить, что лицо использовало все имевшиеся благоприятные условия. В противном случае трудно судить о ненадлежащем характере обязанностей. Например, по уголовному делу в отношении к К., осужденного за неосторожное убийство, в дальнейшем было принято решение о переквалификации содеянного на заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению. Было установлено, что К занимался заготовкой травы на берегу реки, оставил без присмотра находившихся с ним малолетних детей, в результате чего четырехлетний Х упал с обрыва и утонул. Пленум Верховного Совета пришел к выводу, что К выполнил требования безопасности, отвел дней на безопасное расстояние от берега. Однако Х неожиданно для него побежал за лягушкой и упал в реку. К бросился на помощь и сделал всё возможное, но спасти ребенка не смог. При таких условиях происшествие следует считать несчастным случаем².

Исключает ответственность и невыполнение обязанностей, противоречащих закону.

5. Более сложные ситуации – выполнение ненадлежащей обязанности ненадлежащим образом, когда исполнение сопряжено с непосредственным причинением материального или физического вреда. Если последствие наступило по неосторожности и является прямым результатом субъективной невозможности исполнить ту или иную обязанность, вопрос об их ответственности решается так же, как и в случае уклонения от исполнения такой обязанности, – ответственность исключается. Например, лицо, необоснованно назначенное на должность инженера по технике безопасности, проводит такие мероприятия, которые повлекли несчастные случаи с людьми. Или врач-терапевт , не имеющий педиатрической подготовки, по поручению главного врача больницы стал оказывать неотложную медицинскую помощь поступившему тяжело больному ребенку и тот скончался от неквалифицированного лечения. Либо военнослужащий, не принявший присяги и не прошедшей начальной военной подготовки, назначается вопреки требованиям Устава гарнизонной и караульной служб в караул и по неопытности допускает нарушения, повлекшие вредные последствия.

В этих и подобных им случаях практика обоснованно идет по пути исключения ответственности лиц, допустивших нарушение ненадлежащей обязанности в силу неопытности и некомпетентности.

Несколько иная ситуация складывается, когда лицо, необоснованно, вопреки своему желанию включенное в специальную сферу отношений, допускает нарушение установленных правил поведения осознанно, имея возможность воздержаться от совершения противоправных действий. Например, незаконно осужденный направляется в места лишения свободы, где совершает действия, дезорганизующие работу ИТУ. Особенно часто подобные ситуации встречаются по делам о воинских преступлениях, когда лицо, незаконно призванное на военную службу либо ставшее негодным к военной службе, совершает преступление, предусмотренное законодательством о воинских преступлениях, сопряженное с умышленным причинением физического или морального вреда, например насильственные действия в отношении начальника.

Должны эти лица отвечать за воинские преступления? В теории военно-уголовного законодательства единого мнения нет: одни авторы предлагают признавать их субъектами воинских преступлений, другие обоснованно считают, что они должны отвечать не за воинские, а иные преступления общеуголовного характера, если его признаки имеются в совершенном деянии.

Судебная практика следует, как уже отмечалось, первое позиции, привлекая таких лиц к ответственности за воинские преступления.

Осужденному в определенной степени безразлично, каким признано совершенное им воинское преступление: воинским или общеуголовным, лишь бы наказание было определено в пределах санкции общеуголовной нормы (что, как правило, и происходит) и суд учел все возможные смягчающие обстоятельства. Тем не менее такая практика противоречит идеям правового государства, основывающиеся на верховенстве закона, права. Кроме того, неправильная квалификация ведет к искажению состояния преступности «увеличивая» удельный вес воинских преступлений при отсутствии для этого оснований. Но существуют и другие более серьезные аргументы против сложившийся практики.

Во – первых, такая практика волей – неволей признает военнослужащим того, кто им не должен быть, согласно верховенствующему закону. Уголовный закон, таким образом, используется в качестве инструмента беззакония, заставляя лицо выполнить то, что он не должен делать согласно закону. Возникает парадоксальная ситуация, когда военный суд выносит приговор с осуждением за воинское преступление и одновременно – частное определение в адрес военного комиссариата по поводу необоснованного призыва. Во – вторых, такая практика не отвечает общему признаку, согласно которому субъектом преступления может быть только то лицо, которое является должным субъектом отношений, посягательство на которые образует данное преступление, о чем говорилось выше.

Некоторые юристы, оправдывая судебную практику, высказывают опасения, что если пойти по пути исключения ответственности за нарушение ненадлежащей обязанности, то это будет стимулировать нарушения со стороны тех, кто сочтет себя исполнять то или иное требование. Такое опасение необоснованно. Во – первых, предлагаемое правило не новое, оно действует , например, при решении вопроса об ответственности за совершение общественно опасного деяния лицом, не достигшим установленного законом возраста. Исключение ответственности малолетних – вовсе не криминогенный фактор. Напротив, такое исключение формирует у них убеждение в законности и справедливости социальных институтов, Во – вторых, исключается ответственность только за само нарушение, сохраняя ответственность за фактически причиненный вред. В третьих, для предупреждения незаконных действий можно обсудить вопрос о возможности привлечения к ответственности за самоуправство того, кто умышленно нарушает установленный порядок поведения в данной сфере отношений, полагая, что обязанности на него возложены ошибочно.

Таким образом, уголовное законодательство содержит необходимые средства для предупреждения ущерба со стороны лиц, желающих освободиться от исполнения ошибочно возложенных на него обязанностей путем причинения вреда интересам других лиц и государства. Задача состоит в том, чтобы правильно их применять и обеспечить тем самым законность и справедливость. В целом следует признать существование проблемы нарушения лицом незаконно возложенных на него обязанностей, которая должна решаться путем исключения ответственности за нарушение именно этой обязанности. Данное положение должно быть сформулировано в уголовном законе в соответствующей норме: «Не является преступлением формально предусмотренное уголовным законом нарушения той или иной обязанности, если эта обязанность была возложена незаконно. Лицо несет ответственность, если в фактически совершенном им деянии содержится состав иного преступления.

Исполнение противозаконного требования, повлекшее общественно опасные последствия, предусмотренные уголовным законом, не освобождает лицо от ответственности, если оно сознавало противозаконность требования.

Выполнение противозаконного требования в порядке исполнения приказа является обстоятельством, смягчающим ответственность.

Ответственность за последствия неисполнения подчиненным необоснованно возложенного на него требования, а равно исполнения им противозаконного требования несет начальник, отдавший приказание о выполнении таких требований».


4. Значение психофизических свойств личности


1. Влияние субъективной стороны преступления на ответственность очевидно по определению. И вина, и мотив, и цель учитываются и как признаки отдельных составов преступлений, и как обстоятельства, влияющие на наказание. На законодательном уровне зависимость ответственности от субъективных признаков обозначена достаточно четко: тождественные по внешним признакам деяния влекут различную ответственность в зависимости от формы вины, содержания цели и мотива содеянного. Вина выполняет в составе преступления не ту же функцию, что мотив и цель, хотя все три показателя практически взаимосвязаны. Вина отражает только психологическое отношение лица к деянию и наступившим последствиям, в то время как мотив и цель участвуют в осуществлении и этой функции, и кроме того выполняют функцию разграничения преступлений, совпадающих между собой в объективных признаках. Разграничительную функцию в какой-то мере выполняет и вина. Например, по форме вины различаются составы умышленного и неосторожного убийств. Но сфера «действия» вины в этом отношении очень узка, форма вины меняет по существу лишь показатель степени опасности одних и тех же деяний, не входящих по объективному содержанию за пределы одной и той же группы преступлений, в данном примере- против личности.

В отличие от вины мотив и цель «переводят» одно деяние в другое, качественно иное, хотя и совпадающее по признакам действия или бездействия. Указывая мотив и цель в качестве признаков состава преступления, законодатель «меняет» не только форму или вид вины, нео и объективные признаки, главным образом признаки объекта посягятельства. Если, например, убийство работника милиции совершено на личной почве, содеянное образует преступление против личности, а посягательство на его жизнь в связи со служебной деятельностью рассматривается как преступление иной группы- против порядка управления. Таким образом, мотив и цель характеризуют психическое отношение субъекта к совершенному им деянию и в то же время обозначают объект посягательства. Данный вывод обосновывается наличием взаимосвязи субъекта и объекта, согласно которой не только субъект воздействует на объект, но и объект детерминирует поведение субъекта, влияя на содержание целей и мотивов, а также принимаемых решений.

Органическая связь цели и мотива с объектом посягательства объясняет и влияние этих элементов на ответственность. Мера уголовной ответственности определяется в значительной степени объектом посягательства, его социальной ценностью, а он устанавливается не только через деяние, но и посредством цели и мотива. Последние характеризуют также качества личности, отражают иерархию потребности, а следовательно, и степень ее опасности, что также учитывается при решении вопросов ответственности.

Форма и вид вины также влияют на меру ответственности, поэтому складывается впечатление, что в основе разграничения опасности умышленной и неосторожной вины лежит само по себе психическое отношение как характеристика личности. Такое объяснение недостаточно для определения механизма детерминирующего влияния вины на ответственность. Если встать на позицию зависимости ответственности от психических свойств личности, то так или иначе придется признать принцип наказания за проявление «голого» умысла, пусть и подкрепленного конкретным действием. Суть вывода не меняется, так как за то же самое деяние совершенное по неосторожности, наступает менее строгая ответственность. Разница в размерах ответственности и отражает ту дань, которую приходится объективно отдавать форме вины.

Уйти от субъективного вменения можно, если руководствоваться принципом единства объективного и субъективного, который исключает какое-либо превосходство субъективного над объективным и наоборот, указывает на взаимное проникновение просматриваемых элементов.

Принцип объективно-субъективного вменения общепризнан в Российском Уголовном Праве, однако он объясняется в несколько упрощенном виде: для привлечения к ответственности необходимо не только наличие желания совершить общественно опасное деяние, но и совершение этого деяния. Такой подход не объясняет многого, например, оснований ответственности за приготовление к преступлению, объективно никакой опасности не представляющего (например, лицо приобрело топор с целью совершить убийство или вступило в контакт с иностранным агентом с целью дальнейшего сотрудничества). Видимо, рассматриваемый принцип имеет и иное, более глубокое обоснование. Для его уяснения необходимо отказываться от традиционного подхода к вине только как форме психического отражения совершаемого общественно опасного деяния.

В законодательном пользовании субъективные признаки выступают как нечто заданное, вложенное в закон, которое, как может сложиться впечатление, поэтому только и должно учитываться. Содержательная, субстанционная связь данных признаков с ответственностью, как бы ускользает, связь рассматривается, главным образом, на уровне влияния этих признаков на реализацию ответственности: признание состава преступления как основания ответственности, возможность освобождения от ответственности, индивидуализацию ответственности. Между тем существует и другой уровень детерминации: влияние субъективных элементов признания деяния в качестве преступления. К сожалению, в теории он должным образом не исследуется, хотя ученые в области Уголовного Права имеют его в виду, вводя субъективный элемент вместе с личностью в число факторов, определяющих общественную опасность как основной показатель преступности деяния. Краткий обзор позиции по данному вопросу представлен Н.Ф.Кузнецовой, которая обоснованно считает, что «общественная опасность преступления... определяется всеми признаками преступления и субъективной и объективной сторонами, и субъектом»¹. Однако автор добавляет, что указанные признаки определяют общественную опасность «не в равной мере», что «ведущими определяющими для общественной опасности всей совокупности преступлений являются объективные признаки деяния, и среди них – объект и последствия преступления»². Как видим, акцент в оценке опасности содеянного ставится на объективные показатели: если общественно опасное деяние совершено и общественно опасное последствие наступило, следовательно, лицо- преступник и подлежит уголовной ответственности, если же этих признаков нет, то нет и преступной личности, хотя, может быть, лицо не совершило преступления потому только, что для этого не представился благоприятный случай.

Данное утверждение противоречит реальному положению вещей. Тот факт, что преступление совершается, свидетельствует, что сначала формируется преступник, а потом совершается им преступление. И принцип объективного вменения обоснован только тем, что преступный характер личности нельзя выявить ничем иным, кроме как преступным характером совершаемого им деяния. При наличии соответствующей методики, а она наверняка появится, можно будет определять преступную сущность личности до совершения преступления и таким образом осуществляет эффективную раннюю профилактику преступлений.

Влияние субъекта и субъективных свойств личности на общественную опасность преступления можно объяснить только тем, что субъект представляет собой источник реального и возможного причинения общественно опасных последствий, именно он совершает деяние, производит вред, только на основании данных о личности можно судить о возможности продолжения им преступного поведения. Перечисленные данные многозначны, но решающим является совершение общественно опасного деяния, хотя оно и не меняет сущности субъекта.

Таким образом, существует три уровня детерминации уголовной ответственности. Два их них традиционные: причинение деянием наступивших общественно опасных последствий – первый уровень детерминации, влияние обстоятельств преступления на ответственность его меру – второй. Третий уровень детерминации относится к связи в структуре содеянного, он характеризует влияние субъективного на объективное, на производство деяния, благодаря чему субъективное как сугубо психическое свойство получает объективацию в деянии, которое именно поэтому рассматривается не как объективная, а как объективно-субъективная форма проведения личности.

Приведенные рассуждения находятся в полном соответствии с философским представлением о роли субъективного в поведении. Фундаментальная особенность жизнедеятельности личности состоит в необходимом ее раздвоении как на материальное и духовное производство, так и на объективную и субъективную реальность¹. Почему же в уголовном праве этот общепризнанный постулат не находит должного отражения и преступление делится строго на объективные и субъективные признаки, причем деяние с объектом и последствием – это объективное, а все психическое – субъективное?

На мой взгляд, причина сформировавшегося подхода состоит в излишней увлеченности составом преступления как совокупностью признаков преступления, предусмотренных уголовным законом, характеризующих деяние как преступление. Состав преступления заслуженно признается как эффективный инструмент познания преступления, его юридической оценки. Расчленение преступления на отдельные элементы облегчает анализ содеянного и обеспечивает полноту установления оснований уголовной ответственности. Но получалось так, что абстрагирование элементов в процессе расчленения оказалось возведенным в абсолют: объект, субъект, объективная и субъективная стороны оказались искусственно разорванными и как бы приобрели самостоятельное существование. Состав оказался оторванным от деяния (не в смысле действия или бездействия, а в смысле содеянного). Состав стал рассматриваться как абстракция, закрепленная в законе, «законодательное описание» преступления, его чертеж, описание².

Возникает вопрос: если состав преступления есть лишь законодательная абстракция, всего лишь «логическая конструкция»³, то что в таком случае мы устанавливаем в конкретном совершенном деянии в процессе его квалификации? Ведь квалифицировать – значит, установить соответствие признаков состава, указанных в законе, признакам конкретного деяния. Если это так , то следует признать, что состав преступления представляет собой не только законодательное понятие, но и характеристику самого содеянного, причем структурную характеристику. Безусловно, права Н.Ф. Кузнецова, отрицающая абстрактность состава, считающая, что состав преступления – это социально- правовое явление⁴.

Если не признавать состава в содеянном, можно впасть в методологическую ошибку, абсолютизируя логическое понятие как форму мышления. Признавать состава только как логическое законодательное понятие означает игнорировать сущность формирования понятия, которая состоит в том, что в определенные понятия включаются признаки (хотя и на всё, но наиболее общие, типичные ) конкретных явлений.

Таким образом, следует различать состав преступления на уровнях логическом и фактическом. На первом уровне состав представляет собой понятие преступления, но отражающее не функциональные (как в определении преступления в ст.7 УК), а структурные его качества; на втором – само преступление и также в его структурных элементах. Логическое и фактическое – взаимосвязано, одно определяется через другое – в этом суть состава преступления, как и любого иного понятия. На втором уровне, реальном, состав преступления представляет собой совокупность фактических признаков преступления, характеризующих его действительные свойства, качества и отношения. Но имеются ввиду не все признаки, а лишь наиболее существенные, имеющие отношение к составу, предусмотренному в уголовном законе. То есть состав преступления в реальности так же существует и представляет собой преступление.

Из приведенного рассуждения следует, что элементы и признаки состава преступления на уровне реального деяния суть взаимосвязанные характеристики единого целого – преступления. Их нельзя разорвать, они образуют разные условно выделенные, а на самом деле единые составные части содеянного. Следовательно, даже используя категорию состава преступления, следует прийти к выводу, что субъективное и субъект представляет собой имманентные, внутренне присущие преступлению признаки, что обязывает рассматривать деяние с общих позиций, признавая в генезисе преступления ведущую роль субъекта и субъективных признаков.

2. Констатация данного положения еще не объясняет механизма детермирующего влияния субъективного на преступное деяние. Механизм деятельной активности сознания, психического нуждается ещё в исследовании, которое должно дать ответ на вопрос, что первично: внутреннее, психическое, или внешнее, физическое, материальное. П.Т. де Шарден, пытаясь объяснить феномен психического, приходит к выводу, что «материальная и духовная энергия чем – то связаны между собой и продолжают друг друга»¹. Он признает: «чтобы мыслить , надо есть», но продолжает: «ведь сколько разнообразных мыслей связанно с одним и тем же куском хлеба». И действительно, психическая деятельность требует расхода материальной энергии, но чтобы потребить, а тем более произвести эту энергию, необходима психическая деятельность. Видимо, на нынешнем этапе следует прийти к выводу, что физическое и психическое представляют разные, внешнюю и внутреннюю характеристику одного и того же процесса – деяния. По крайней мере психологическая наука исходит из активной, продвинутой роли сознания. Волевое действие опосредуется через сознание личности². Этот вывод имеет принципиальное значение для выявления механизма влияния психического на общественную безопасность деяния. Из него вытекает следствие: разная степень сознания влечет разные по причиняющей способности действия.

Исходным в объяснении детермирующей способности психических элементов является вывод об их активной роли в преобразовании действительности. Философия вышла на уровень предметного анализа детерминации настоящего будущим, появилось понятие целевой детерминации. Психическое проявляет активность понятие целевой детерминации. Психическое проявляет активность во вне не само по себе, а через действие, поведение, когда говориться об субъективном имеется ввиду действие, связанное с деятельностью сознания.

Наиболее проработанный в науке тип активности психического – это детерминация им самого поведения. Отражение сознанием объективной действительности и содержание этого отражения, его характер, избирательность, направленность, адекватность определяются непосредственно создающимися в реальном бытии субъекта побуждениями, социальными мотивами, которые являются исходным механизмом социальной детерминации.

Элементы психического(сознание, воля, цель и т.д.) входят в состав деятельности, не просто отражают объективную действительность в процессе деятельности, а направляют эту деятельность, придают ей организованность и силу.

Причиняющая способность психического проявления не только в том случае, когда совершаются осознанные, волевые действия, но и при совершении деяний неосознанных либо недостаточно осознаваемых. Однако в таких ситуациях активность обладает особенностью, она определяется местом личности в системе отношений, ее ролью, ожидаемой от нее деятельностью(обязанностью выполнять сознательное действие ) . Всякая деятельность, осуществляемая в той или иной системе общественных отношений, которая не может быть неуправляемой. В ней закладываются изначально цель и программа функционирования, сами отношения закрепляются в соответствующих правах и обязанностях. Главное свойство управляемых систем – их упорядоченность, координация, субординация, последовательность действий. Нарушение самого порядка уже представляет собой негативное изменение, которое может привести к вредным для системы последствиям.

Способ изменения порядка в системе отношений не имеет значения. Наиболее опасно волевое действие, сопряженное с непосредственным воздействием на элементы отношений(хищение, убийство и т.д.), когда изменение порядка происходит через разрушение элементов. Но возможна и обратная зависимость: изменение установленного порядка поведения является также способом разрушения элементов. И в том, и другом вариантах проявляются сознание, воля, цель , мотив: в первом они направляют действие непосредственно на материальный объект , во втором они меняют направленность деяния, актуализируя другие потребности, ведущие к забыванию или игнорированию правовых предписаний.

Таким образом, психические элементы обладают активными свойствами, активность проявляется в том, что элементы психики входят в структуру преступной деятельности, направляют и поддерживают её в русле, соответствующем антиобщественной установке субъекта, меняют порядок поведения. Следовательно, в механизме причинения общественно опасных последствий есть и «доля» вины.

Разные формы вины обладают различной активностью. Основное отличие умысла от неосторожности – в интеллектуальном моменте. Если при умысле виновный сознает преступные характер деяния, то при неосторожности такое сознание отсутствует. При неосторожности возможно сознание общественно опасного характера совершаемого нарушения (самонадеянность), но это не тождественно сознанию совершения преступления. Что касается волевого момента (желание или отсутствие его как такового), то он в данном случае производный от интеллектуального: прежде чем желать последствия какого – либо действия, лицо должно осознавать само действие.

Различие в интеллектуальном и волевом моментах обуславливает и разницу в детермирующих свойствах. В литературе подчеркивается существенное различие между осознанным и неосознанным действием, причем различие не только в психическом содержании, но и фактическом, объективном. Сознательное действие отличается от несознательного в самом объективном обнаружении, его структура иная и иное его отношение к ситуации, в которой оно совершается¹.

Разница во внешнем проявлении и структуре действия сказывается и на причиняющей способности уменьшенных и неосторожных действий. Присущая умыслу осознанная цель, направляющая деяние на достижение преступного результата воля в максимальной степени упорядочивают, организуют систему преступной деятельности, направляют её с возможно максимальной эффективностью к общественно опасному последствию. Организация же элементов в любой системе приобретает значение реального фактора, делающего всю систему более активной, продуктивной.

При неосторожности такой организации нет. Более того, совершаются действия, направленные на достижение не антиобщественного, а социально необходимого либо социально нейтрального результата. В силу недостаточно осознаваемого характера совершаемых действий, отсутствия должного волевого усилия желаемый результат не достигается. Связи между неорганизованными элементами деятельности оказываются ослабленными в силу того, что система распадается, элементы оказываются неконтролируемыми. В такой ситуации начинает действовать фактор случайности, который может привести к антиобщественному результату. Он не наступает только в силу случайных, не зависящих от от виновного факторов, что придает причинной связи в неосторожных проявлениях вероятностный характер.

Таким образом, деяние, совершенное умышленно, благодаря цели, мотиву, сознанию и воле, обеспечивающих целостность, организованность и направленность деятельности, обладает большей активностью по сравнению с неосторожным, что и обуславливает повышенную ответственность за его совершение.

3. В ряде составов мотив учитывается в его сугубо психическом причинном качестве, он имеет значение только как побудительная, внутренняя детерминанта; его опосредованной связи с другими объективными реальностями юридического значения не придается. К числу таких составов можно отнести, например, террористический акт, насильственные действия в отношении начальника и другие. Мотив указывается в качестве признака состава преступления для обозначения направленности деяния, объекта посягательства, поскольку определить его только по содержанию совершаемых действий и причиненных последствий (смерть, телесные повреждения) невозможно. Мотив в этих составах выступает в качестве не только внутренней причины преступления, но и определителя объекта посягательства, выполняя немаловажную аксиологическую и познавательную функции.

Но мотив, будучи внутренней, психической причиной преступного деяния, отражает и внешние зависимости, выступает в качестве определяющего звена в цепи детерминации преступного поведения объективными факторами. В уголовном законодательстве существуют составы, в которых мотивы представлены именно в качестве фактора, опосредующего внешние детерминанты поведения. В них мотив отражает не только внутреннюю, но и внешнюю, объективную причинность. Отсутствие соответствующего мотива указывает на отсутствие объективной причинной связи, а следовательно, и объективного основания уголовной ответственности.

Этот вывод имеет принципиальное значение для конструирования ответственности за преступное нарушение правил. При прочих равных условиях неосторожное причинение вреда (что чаще всего связано с нарушением правил) должно влечь значительно менее строгую ответственность по сравнению с умышленным деянием.

С этой точки зрения трудно оправдать наличие в действующем УК санкции за неосторожное преступление, значительно превышающих 10 лет лишения свободы (ст. 211). Кроме того, необходимо различать причинение вреда (т.е. преступный результат, вызванный непосредственным действием или бездействием нарушителя правил) и наступление вредных последствий, т.е. результат, отдаленный от нарушения по времени и месту, опосредованный иными факторами, связанный, как правило, с изменениями в таких объектах, в которых обычно субъект, допустивший нарушение, не входит. Например, ст. 219 УК предусматривает ответственность за хранение огнестрельного оружия, создавшее условия для использования этого оружия другим лицом, если это повлекло тяжкие последствия. С точки зрения причинности данная статья должна иметь очень узкую сферу применения – только к случаям, когда небрежно хранившимся оружием пользуется лицо, не обладающее праводееспособностью, например, малолетнее, душевнобольное, поскольку в этих ситуациях, по правилам опосредованного причинения, последствия ставятся в зависимость от предшествующего волевого противоправного поведения. Если оружием воспользовалось взрослое вменяемое лицо, то цепь нарушений, начатая владельцем оружия, прерывается иным фактором, имеющим причинное значение, ответственность нарушителя правил хранения оружия должна исключаться.


III. НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ В ПРЕСТУПЛЕНИЯХ, СВЯЗАННЫХ С НАРУШЕНИЕМ СПЕЦИАЛЬНЫХ ПРАВИЛ


1. Социально-правовой характер причинной связи


1. Категория причинной связи – одна из основных в уголовном праве, поскольку она характеризует основание уголовной ответственности, образующей содержание и смысл уголовного права. Эта задача решается как в материальных составах, так и в формальных, в последнем случае презюмируется, что совершенное деяние хотя и не повлекло, но могло по своей природе повлечь причинение вреда, что свидетельствует о его производящей способности.

Через причинность определяется сущность содеянного. До тех пор, пока должным образом не оценена причина наступивших последствий, нельзя однозначно утверждать, что они собой представляют. Так, гибель человека может быть результатом и убийства, и несчастного случая, и самоубийства.

Причинные зависимости исследуются при решении вопросов наказания, поскольку все учитываемые при назначении наказания обстоятельства должны быть так или иначе связаны с совершенным преступлением или личностью виновного.

Методологические подходы, используемые при анализе причинности, выводя на проблемы ответственности, не сводятся только к ним. За характеристикой причинности стоит отношение к социальным ценностям, охраняемым уголовным законом, месту и роли исследуемого причинного фактора и объекта причинного воздействия в общественной жизни. Признавать ли действие того или иного лица причиной наступивших последствий, в каком объеме, при каких условиях – в этих вопросах заключена не только идея установления зависимости одного явления (общественно опасного последствия) от другого (совершенного деяния) и вытекающей из этой зависимости вины, но и содержится отношение к объекту, проявляется озабоченность государства и общества сохранностью объекта, предупреждением посягательств на него. К сожалению, не все декламируемые социальные ценности подкрепляются законодательными средствами, и неувязки проявляются именно в своеобразном использовании категории причинности. Возьмем, например, проблему причинения вреда жизни и здоровью лица в связи с его особым физическим состоянием. Несмотря на все постулаты об объективном характере причинной связи, она порой значительно субъективируется, подрывая веру человека в защиту государством его жизни и здоровья. А. в ссоре ударил Б. кулаком в висок и убил его. Как установлено, Б. страдал врожденным утончением сосудов головного мозга, эксперты дали заключение, что удар с наступлением смерти в прямой связи не состоит. По другому делу при таких же обстоятельствах причинная связь будет признана, если А ударит Б с целью убийства, зная о существовании упомянутого заболевания. Конечно, умысел обладает самостоятельной причиняющей силой, о чем говорилось в предыдущей главе. Однако, эта сила не заменяет действие. Повышенная причиняющая способность умысла по сравнению с неосторожностью выделяется при условии, если совершены одинаковые по объективным признакам деяния: одно- умышленное, другое- по неосторожности. В приведенных же примерах речь идет не о степенях причинного воздействия, а о самой причине.

Но дело даже не в произвольности оценки причинной связи, а в отношении к таким моральным и социальным ценностям, как жизнь и здоровье. Отказ от признания причинной зависимости между нанесенным ударом и «нетипичным» последствием, во-первых, формирует легковесное отношение к жизни и здоровью человека. Во-вторых, он свидетельствует о лишении больных естественного права на жизнь, права, от природы одинакового с правом здорового человека, делает их людьми второго сорта, что не вписывается в рамки гуманистического мировоззрения.

Поиск причины выполняет и организующую функцию, особенно когда используются системы безопасности. Если есть общественно опасный результат, и в этом нет вины самого потерпевшего, то обязательно кто-то должен отвечать за его наступление. Вывод о несчастном случае должен быть чрезвычайной редкостью. Например, в открытый канализационный люк упал ребенок. Кто должен отвечать за его гибель? Конечно, надо бы найти того, кто открыл и не закрыл колодец, но этого, как правило, сделать не удается, соответствующие эксплуатационные службы легко отделываются ссылкой на хулиганствующие элементы. Но в этом случае правомерно поставить вопрос: почему люк устроен так, что любой может открыть его? Не пора ли предъявить претензии к конструкторам данного сооружения?

Категория причинной связи отражает уровень научного познания, проникновение в суть исследуемых явлений и процессов, как природных, так и социальных. Проблемы причинности обычно решаются на том уровне познания, который зафиксирован наукой, все, что лежит вне науки, причинному анализу, имеющему юридическое значение, не поддается. Например, известные дела о полтергейсте, следствие по которым прекращено в связи с неясностью источника возгорания. За обоснование была принята версия одного из специалистов о том, что это дело рук инопланетян. Но есть и другое объяснение: возгорание- следствие непроизвольного проявления психических свойств отдельных лиц, материализация мысли. При правильности последней позиции можно говорить и об ответственности таких лиц, обладающих способностью мысленного возжигания предметов. В любом случае есть основания ставить вопрос об организации службы безопасности, предназначенной для борьбы с подобными явлениями. Как свидетельствуют публикации, пресечение их – перспектива вполне реальная, если при этом использовать нетрадиционные средства.

Причинная связь исследуется в двух формах: как взаимодействие и как воздействие. В философии различают причину как взаимодействие частей, сторон, тенденций материальной системы, вызывающей изменения этой системы, и причину как воздействие одного объект на другой объект, производящее изменение последнего. В уголовном праве имеют значение обе формы причинности. В форме воздействия причинность проявляется в жестко детерминированных процессах: при убийстве, хищении. При нарушении правил имеет место и воздействие и взаимодействие. Существует еще одна форма причинности, известная как связь состояний, которая в уголовном праве выражается в бездействии. К сожалению, ни нарушение правил, ни бездействие с точки зрения их причиняющей способности общими науками не исследуются, что обязывает решать данные вопросы и в фундаментальном, и в прикладном плане самим юристам.

Общественно опасное деяние имеет три формы: действие, бездействие, нарушение правил. Действие и бездействие формально могут выступать в форме нарушения правил, это происходит в том случае, если они прерывают установленный порядок деятельности. Если действие непосредственно направлено на конкретный объект с целью причинения ему вреда, то оно не может рассматриваться как нарушение правил, оно непосредственно причиняет вред. Если же убийство совершено по неосторожности, например в результате наезда водителя на пешехода, то ведущим определяющим моментом здесь будет нарушение правил, но не сам по себе факт смерти.

Что касается бездействия, то рассматриваемая форма поведения всегда связана с нарушением какой-либо обязанности и потому является нарушением правил. Но это такое нарушение, которое может не сводиться к нарушению правил, а быть чем-то большим. С помощью нарушения правил нельзя умышленно причинить вред охраняемому объекту, в то время как с помощью бездействия причинить вред можно. Так, мать совершает убийство, прекращая кормление грудного ребенка. Здесь не просто нарушение установленных родительских обязанностей, а использование определенных сил (голода) и обстоятельств (отсутствие у кого-либо иной возможности обеспечить питание ребенка) с целью достижения общественно опасного результата. Можно сказать так, что степень вероятности причинения вреда при бездействии значительно больше, чем при нарушении правил, и может быть отождествлена с действием.

Идея соотношения нарушения правил и деяния в форме действия (бездействия) имеет принципиальное значение для решения и других вопросов уголовного права. Так, в связи с изменением задач уголовного законодательства в Основах 1991 года возник вопрос, остается ли в силе учение об общественных отношениях как объекте преступного посягательства, либо объектом теперь следует признавать личность? Представляется, что учение об отношениях как об объекте посягательства не изменилось. Перемещение личности на первое место свидетельствует лишь о том, что изменились ценности. Посягательство на личность выражается также в нарушении порядка отношений (тех же правил, только общего характера). Но в данном случае сами нарушения отступают на второй план, поскольку ведущее значение приобретает воздействие на личность. Таким образом, воздействие на объект в виде общественных отношений всегда имеет место, но в одном случае оно по значимости лидирует, в другом уступает воздействию на субъект или предмет.

Различие форм посягательства можно уточнить, рассмотрев уровни взаимосвязи субъектов.

1. Субъекты не взаимодействуют между собой. Это связь состояний покоя. Все что происходит с одним, не связано с другим, является для него случайным. Не исключено, что какое-то опосредованное влияние оказывается, но оно не познаваемо, неопределимо и потому не влияет на отношение.

Здесь возможно прямое умышленное воздействие субъекта на субъект (убийство, кража и т.д.).

2. Субъекты взаимодействуют между собой, связаны правами и обязанностями. Появляется ответственность одного за состояние другого. Появляется более широкий диапазон форм причинения ущерба одним субъектом другому:

прямое умышленное воздействие (как на предыдущем уровне),

неосторожное разовое причинение вреда (типа кто-то кому-то наступил на ногу),

умышленное или неосторожное бездействие,

нарушение правил обращения с различными предметами.

Отсюда следуют выводы:

1) если совершается умышленное воздействие на объект, то содеянное не может признаваться нарушением правил, если даже они объективно нарушены;

2) полный набор всех видов деяний возможен только в отношениях, урегулированных специальными правовыми нормами, определяющими правила поведения. В иных отношениях, общих, возможно только умышленное воздействие.

Различие между действием, бездействием, нарушением правил только в механизме причинения: действия характеризуются переносом материи и энергии от субъекта к объекту, бездействие – системным изменением поведения субъекта в определенной системе отношений; нарушение правил – разрывом определенного порядка, алгоритма поведения в конкретной сфере отношений. Но им присуща и некоторая общая черта – они так или иначе представляют собой правонарушения, нарушение определенного порядка поведения. Следовательно, каждый из этих видов может быть сведен к нарушению правил: более общих, абстрактных – при совершении действия, более определенных, конкретных обязанностей – при бездействии, особой совокупности – при нарушении правил.

Механизм правонарушения разный, он завит от того, что первично и вторично: нарушение или последствие. Первичный механизм действия реализуется по принципу: от воздействия и последствия к нарушению установленного порядка. Правоотношение нарушается через совершение деяния, сопряженного с последствием. Например, отношения собственности нарушаются путем завладения преступником вещью или уничтожения вещи, являющейся чьей-то собственностью.

Таков и механизм причинения при бездействии: воздержание от необходимого, обязательного действия, образует основу нарушения.

В преступлениях третьего типа механизм причинения обратный: на первом месте оказывается нарушение установленного порядка поведения, которое ведет к материальным изменениям, причинение осуществляется по линии – от нарушения к последствию. Такие ситуации чаще всего имеют место при нарушении различных специальных правил (безопасности, производства строительных работ, охраны труда и т.д.) Причинение оказывается возможным исключительно благодаря тем нормативным связям, которые существуют между субъектами специальных отношений, вне этих связей последствия наступить не могут.

Наличие определенных нормативных отношений, связей является предпосылкой причинения при совершении преступлений любой формы. Обычная кража оказывается возможной в силу того, что желаемая вещь находится в таком месте, положении, под таким контролем, что при соответствующих обстоятельствах оказывается доступной преступнику с учетом имеющихся у него средств и способов воздействия. Должностное лицо благодаря своему служебному положению, имеющимся у него правомочиям получает возможность совершить хищение материальных ценностей или причинить кому-либо иной вред (например, на почве личных неприязненных отношений причиняется ущерб законным интересам другого лица; нарушение Правил дорожного движения ведет к причинению физического и материального вреда благодаря тем связям, которые существуют между участниками дорожного движения, тому правовому положению, которое занимает каждый из них).

2. Причинение в преступлениях, вязанных с нарушением специальных правил, в отличии от действия и некоторых видов бездействия имеет в своей основе только правовые связи, вне прав и обязанностей, существующих между субъектами специальных отношений, причинение невозможно. Благодаря правовой регламентации отношений причинная связь приобретает нормативно-правовое начало. Нормативно-правовой характер причинения придает причинные свойства деяния, не основанным на непосредственной передачи материи и энергии от субъекта к объекту, как это происходит, предположим, при краже, хулиганстве и т.д. Например, должностное лицо не провело инструктажа по технике безопасности, в результате чего происходит несчастный случай с рабочим. Хотя негативные материальные последствия наступили непосредственно от неправильных действий самого рабочего, тем не менее они находятся в причинной связи с нарушением, допущенным должностным лицом, и в основе этой связи лежат социально-правовые системные отношения, в которых находятся должностное лицо и рабочий.

Бездействие всегда представляет собой нарушение обязанности, и в этом отношении ему тождественно и действие, выраженное нарушением правил. Среди ученых – юристов до сих пор еще существует мнение о неспособности бездействия к причинению, вопрос о причиняющей способности нарушения правил при этом не затрагивается.

Бездействие действительно не способно вступать в физическую взаимосвязь с материальными объектами, оказывать на них непосредственное воздействие; оно не способно проявить свои причинные свойства на физическом плане. Впрочем, такой способностью могут не обладать и отдельные действия, выражающиеся в нарушении правил. Если, например, водитель выехал на полосу встречного движения, в связи с чем произошло столкновение двух встречных машин, причинная связь между действиями виновного и наступившими последствиями не имеет физического, материального содержания, она основывается на информационной социальной связи: водитель встречной машины, получив информацию об опасном состоянии, с целью избежать столкновение принял вправо, что привело к столкновению с двигавшейся в первом ряду другой автомашиной.

В основе причинной связи при бездействии, в том числе и бездействии при нарушении специальных правил, лежит системное начало- изменение поведения субъекта как элемента схемы отношений. Одно из свойств системного объекта- вхождение его в качестве подсистемы в другую, более общую систему. Между системой и подсистемой существуют субординационные связи управляющего характера. Так, администрация предприятия- эта управляющая система отношений, которой подчинены системы производственных коллективов. Подобные системы, несмотря на различия в уровнях, тем не менее подчиняются единым целям, и в случае нарушений в элементах управляющей системы могут наступать и отрицательные изменения и в подчиненной системе. Здесь действует особая, системная детерминация, образующая самостоятельный тип причинной связи.

Примером может быть ответственность за должностную халатность, когда служебные нарушения, допускаемые руководителем, порой обуславливают отрицательные изменения в поведении подчиненных. Например, заведующий магазином проявляет халатность, бесконтрольность, пользуясь чем продавец совершает хищение либо нарушает правила торговли.

Причинная связь в системных отношениях имеет особенности по сравнению с непосредственным и опосредованным причинением, которые влияют на ответственность. Краткую характеристику этих особенностей можно свести к следующим положениям.

Общественно опасные последствия в системе отношений могут иметь причиной только нарушения, допускаемые субъектами отношений. Эти преступления со специальным субъектом, которым может быть только субъект банных отношений. Иное лицо не может вызвать изменения в данной системе отношений и, следовательно, нести ответственность за такие изменения.

Управляющая система и подчиненная соотносятся между собой как общее и отдельное (единичное). Между ними нет отношений непосредственного порождения, но общее тем не менее определяет развитие особенного (единичного), организует и упорядочивает его. Такая зависимость относится к числу структурно-функциональных, также являющихся формой детерминации. С точки зрения ответственности важно отметить, что общее всегда обуславливает изменения отдельного, оно не привносится извне, но возникает в самом отдельном. Отсюда следует, что нарушение, допущенное подчиненным субъектом, представляет собой результат волеизъявления самого дееспособного субъекта, следовательно, ответственность за наступившие последствия должны нести в первую очередь и в большей степени сам подчиненный, а не его бездействующий начальник. Этот вывод обязывает усилить персонализацию ответственности (поставить дело так, чтобы каждый отвечал за свой участок работы), а не искать в каждом упущении подчиненного вины начальника.

Управляющее звено также подлежит ответственности за упущения подчиненного, но условия ответственности иные по равнению с ответственностью подчиненного. Объектом посягательства являются иные отношения, при халатности- правильная деятельность аппарата административного управления (в приведенном примере подчиненный, совершая хищение, посягает на отношения собственности). Основание ответственности должностного лица- создание условий для правонарушения подчиненного. Это тот случай, когда субъективный фактор одного уровня входит в состав объективных условий другого. Но связь условия с последствием неоднозначна, далеко не всякое отрицательное явление- условие ведет к общественно опасному последствию, поскольку непосредственный причинитель – дееспособный субъект, который может воспользоваться либо не воспользоваться созданными условиями.

Таким образом, связь между условием и последствием носит вероятностный, относительно случайный характер, что должно быть отражено в ответственности управляющего звена. Случайность по общему правилу исключает причинную связь, но это положение справедливо применительно к единичной случайности. Если последствия носят массовый характер, то можно говорить о необходимости, «пробивающейся» сквозь случайности.

Отсюда следует, что единичного нарушения, допущенного вышестоящим звеном, недостаточно для признания причинной отрицательных последствий, произведенных подчиненным. Необходимо установить совокупность и систематичность таких нарушений, которые свидетельствовали бы об определенной линии поведения как факторе, детерминирующем поведение подчиненного. Эта статистичность отражена в правовой норме.

3. Причинная связь в преступлениях любого типа проявляется во всей своей сущности при анализе объективных признаков преступлений с учетом их социальных свойств и качеств, т.е. на уровне и в рамках социальных отношений. Рассматривать действия лица, совершившего преступление, необходимо во взаимосвязи с социальными процессами , с учетом их социального содержания. Следовательно, и методы исследования должны быть такими, которые аналогичны используемым при изучении социальных явлений.

Следует учесть также другие особенности преступного поведения, обуславливающие необходимость выбора социального уровня его исследования. Во-первых, между деянием и последствием во многих преступлениях не всегда существует физическая зависимость, по крайней мере в том виде, как она имеет место, например, при убийстве, краже и т.д., которые характеризуются непосредственной передачей энергии и материи от субъекта к объекту, физические связи во многих преступлениях компенсируются, как отмечалось, связями социальными. Например, при бездействии власти или халатности поведение должностного лица признается причиной вредных последствий, которые по своей физической природе произошли от других источников.

Во вторых, в ряде случаев незначительные по своей физической силе деяния способны произвести существенные материальные изменения, несоизмеримые с энергоспособностью действия, что оказывается возможным благодаря той информации, которая содержится в этом деянии. Происходит эффект «лавинного типа», когда малая энергия приводит в действие иные, более емкие по энергии силы, которые производят последствия. Такие процессы характерны для определения социальных и производных от них искусственных технических систем.

В-третьих, нарушение установленного порядка поведения зачастую представляет собой нарушение практической деятельности. Практика – это совместный социальный по своей сущности способ существования человечества. Следовательно, и нарушение практической деятельности, установленных правил выполнения тех или иных функций имеет, главным образом, социальную сущность.

Эти и другие особенности не могут быть объяснены на основе физической детерминации, они должны быть рассмотрены и обоснованны с позиции социального детерминизма, социальной причинности.

В социальном детерминизме можно выделить физический, социальный, психологический, кибернетический и иные уровни. Применительно к нарушениям правил из всей сложности связей и опосредований наиболее актуален правовой проспект, который можно назвать социально – правовым детерминизмом. Такое выделение, конечно, условленно ввиду органической взаимосвязи всех сторон детерминации. Каждая сторона включается каким – то смежным свойством в характеристику других сторон. Так, социальный аспект указывает на социальную характеристику физического процесса детерминизма; психологический детерминизм раскрывает зависимости психологического уровня, в основе которой находится физиологическая либо социальная информационная взаимосвязь явлений. Точно так же социально – правовой детерминизм отражает обусловленность и опосредованность субъектно-объектных отношений правовым регулированием. Он включает механизм воздействия правовых норм на поведение участников отношений и на связи в правоотношениях. В основе их лежат физические и информационные процессы (передача материи, энергии и информации), в которых действуют так же психологические факторы. В этих механизмах имеются особенности, которые не могут быть объяснены только физическим, информационным либо психологическим взаимодействием. Эти особенности в свою очередь обусловлены спецификой содержания, роли и реализации нормативных требований.

К особенностям действия правовых норм в механизмах социального регулирования и правонарушений следует отнести их общий характер, не всегда учитывающий конкретную ситуацию, субъективность правотворчества и правоприменения, сложность осуществления социального контроля, что обуславливает большую латентность правонарушений; отсутствие, как правило, передачи материи и энергии от субъекта к объекту; необязательность юридических последствий и другие, которые создают впечатление нереальности правовых связей, делают их непохожими на привычную картину физического взаимодействия.

Нормативно-правовая детерминация общественных отношений ограничена по своей природе. Ее достоинством, безусловно, является то, что с помощью права можно влиять на содержание отношений, определять их развитие. Но возможности здесь не безграничные. Существуют объективные ограничители в виде экономических отношений, уровня общей правовой культуры и других фактов, которые не позволят превратить право в универсальный инструмент управления; за какими-то пределами оно перестает действовать. Так происходит, когда правовые нормы и содержащиеся в них правила не существуют в полной мере базисными, социально – экономическим отношениям. Но тем не менее возможность влиять на поведение участников отношений, даже в каких – то ограниченных пределах – важное социальное приобретение, обеспечивающее прогрессивное развитие общества.

В философской литературе выделяются различные формы детерминации, которые представляют собой комбинации материального и идеального: статистическая и динамическая, физическая и информационная, внутренняя и внешняя, программная и логическая.

Наиболее подходящий способ описания связей, действующих при нарушении правил, - эта форма программного или алгоритмического детерминизма, отражающего определенный порядок, последовательность операций, предписаний, содержащихся в правилах. Суть его состоит в том, что на основе конкретной программы можно предсказать последовательность действий, но нельзя утверждать, что предшествующий фактор есть причина последующего. Здесь действует алгоритмическая закономерность, которая заложена в программе, отражается ею. Характерный пример – смена дня и ночи. Программы могут и должны отражать объективную закономерность, фактическую последовательность операций. В этом случае нарушение установленного порядка не только разрушает программу, но и влечет последствия, срыв задачи. Если же программа не отражает реальности, то и нарушение будет нормальным.

Подобные зависимости действуют в любой урегулированной правом организации людей, которые действуют в соответствии с предписаниями. Последовательность операций (алгоритмической детерминизм) существует и при решении вопросов уголовной ответственности, квалификации преступлений, назначения наказания, т.е. везде, где имеется определенная последовательность операций.

Программный детерминизм нельзя отождествлять с иными его формами, в частности, с такой, как связь состояний, характерной для бездействия. Если кто-то тонет и ему не оказывается помощь, можно говорить о детерминации состояний, когда одно состояние взаимосвязи вещей обусловило последующее изменение. Эта детерминация существует объективно как взаимосвязь явлений, их обусловленность. Связь состояний имеет социальную значимость- утопление, с одной стороны, и поведение субъекта, способного предотвратить утопление,- с другой. Она дополняется правовой связью, которая конкретизирует общую взаимосвязь явлений, выделяя бездействие должного субъекта. Отсутствие такой связи делало бы человека беспомощным, превращало бы его в жертву случайности. Наличие ее свидетельствует о наличии причинной зависимости между поведением различных людей, они становятся ответственными друг за друга. Чем прочнее и разнообразнее эти нормативные связи, тем выше общность людей, их взаимопомощь, единство, сплоченность. Нарушение правовых обязанностей выступает в качестве причин тех последствий, для предупреждения которых норма установлена.

При нарушении правил также можно говорить в отдельных случаях о разрыве состояний, но не во всех, поскольку отдельные деяния влекут общественно опасные последствия непосредственно. Главное в нарушении правил- не одноразовое, одномоментное бездействие, а урегулированная нормативным актом динамичная программа поведения, отклонение от которой влечет последствия, предупреждение которых заложено в данную программу.

Признаки социальной организации, в рамках которой изучается преступное поведение, имеют нормативный характер. Правовая основа выделяется в объекте посягательства и самом деянии, субъекте и субъективной стороне преступления. Поэтому следует говорить не просто о социальном, а о социально-правовом детерминизме.

Связи и отношения, используемые для совершения преступления либо разрываемые при его совершении, имеют обычно правовой характер. Следовательно, причинная связь во всех преступлениях, независимо от их видов и форм проявления, носит правовой характер. Только на социально правовом уровне изучения преступления можно выявить причинную связь между деянием и последствием даже при отсутствии между ними физического взаимодействия. Вне этих правовых отношений причинную связь в подобных преступлениях зачастую установить невозможно.

2 августа 1989 г. в Софийском аэропорту на 17 час. был назначен вылет правительственного самолета. Пассажирский самолет, как и другие, вынужден был ждать, пока вылетит правительственный. Но вылет последнего задерживался на полчаса, аэропорт закрыли с 17 час. 35 мин. до 18 час. 05 мин. пилоты пассажирского самолета воспользовались окном и решили взлететь по согласованию с диспетчером. При этом забыли второпях установить стабилизатор во взлетное положение. Разбег начали не с начала полосы (2800 м), а с отметки 2000 м. самолет врезался в берег реки Искыр и взорвался.

В структуре причин катастрофы факторы двух уровней: физического и социального. Физическая, техническая причина- неправильное положение стабилизатора при взлете. Социальная- низкий профессиональный уровень экипажа, слабая квалификация, безответственность. Но и социальная причина оказалась усложненной той нервозной обстановкой, которая была создана особым режимом взлета «особо важного» самолета, повысившим психическое напряжение экипажа.

Правовой уровень исследования причинной связи не субъективирует процесса детерминации, не дает оснований для обвинения в конструировании особой, юридической причинности. В теории права все больше утверждается позиция объективности правовых норм, регулирующих общественные отношения. Правовые нормы, возникнув в соответствии с общественным сознанием под влиянием социальных сил, господствующих в обществе, практически функционируют далее без чьего бы то ни было индивидуального сознания. Возникает специфически правовой механизм детерминации человеческой деятельности. Правовое регулирование превращается в активно-творческую силу, способную сознательно и планомерно воздействовать на деятельность людей.

Социально-правовая детерминация имеет особенность, обусловленную вторичностью правовых норм, принадлежностью ее к сфере надстройки. Не исключена неадекватность отражения правовыми нормами материальных, экономических отношений; возможно отставание норм, либо, наоборот, опережение ими действительности. Поэтому, решая вопросы причинной связи на уровне причинных отношений, всегда следует учитывать, насколько обоснованны нормы, требования которых были нарушены. Обнаружение ошибочности правовых требований может существенно повлиять на ответственность за их нарушение, вплоть до ее исключения.

Особое значение правовые предписания имеют в механизме детерминации преступных последствий при нарушении правил. Причинная связь в данных преступлениях носит нормативный характер. Это значит, что в качестве причины может выступать только то деяние (действие или бездействие), которое нарушает существующие нормативные предписания. Вопрос о причинной связи поднимается в трех случаях: 1) нет самого деяния; 2) деяние совершено, оно находится в физической связи с последствием, но не в социально-правовой, т.е. не нарушает правовых предписаний; 3)

отсутствует правовая норма, регламентирующая отношения, в сфере которых наступило последствие.

Иллюстрацией последнего варианта может быть следующий пример. На льду реки остановилась автомашина, и тракторист З. Взял ее на буксир. На середине реки и трактор, и машина провалились под лед. Физическая причина последствий – действия водителей. Она может оказаться достаточной для решения вопроса об ответственности, если в данном месте не обозначен переезд. Но представим себе, что переезд был обозначен, следовательно, они двигались под гарантией безопасности, и тогда причиной последствий было бы поведение тех должностных лиц, которые не рассчитали твердость льда. Таким образом, содержание причинной связи меняется в зависимости от того, урегулирована или нет конкретная деятельность.

Изменение установленного порядка поведения образует основу механизма его причинения при нарушении специальных правил поведения, представляющих своеобразный алгоритм поведения. Изменение порядка отношений происходит при совершении любого преступления, но не всех, оно представляет собой основу, механизм причинения. Деяния различаются в зависимости от места изменения в причинных процессах: является ли оно следствием негативного воздействия на материальные предметы (хищение, убийство) либо, наоборот, предшествует им. Для нарушений правил типична вторая ситуация: вначале изменение установленного порядка, а затем, как следствие, изменение в материальных объектах (загрязнение водоема – причина тяжелых заболеваний).

Причиняющая способность изменений объясняется информационным, структурным характером процессов, происходящих в социальной жизни. Система общественных отношений строится по принципу управления и субординации составляющих ее субъектов. Механизм причинения в таких системах состоит в “изменении структуры энергетического процесса под воздействием структуры, которую несет информация”¹. Причинная связь приобретает главным образом информационный характер.

В общественных отношениях, составными элементами которых являются субъекты и их деятельность, носителями информации служат специальные, в том числе и правовые, нормы. Информацию нельзя рассматривать как некоторый субстрат, аналогичный материи и энергии. Она представляет собой некоторое сообщение и становится информацией, только соединяясь с потребителем. Следовательно, информация предполагает наличие двух и более субъектов, вступающих между собой в определенное отношение.

Правовая норма, являясь носителем информации, служит формой упорядочения связи субъектов определенных отношений между собой. Каждый из них организует свое поведение в расчете на установленный порядок отношений, правопорядок, информацию о котором он получает путем ознакомления с нормой. Невыполнение или ненадлежащее выполнение субъектом ожидаемых от него действий, а равно совершение действий, противоречащих установленному порядку, т.е. отрицательное изменение должного поведения, прерывает взаимосвязь, а наступающие вредные последствия оказываются необходимым результатом допущенного нарушения.

Как видим, правовые нормы образуют самостоятельный уровень отношений, внутри которых действуют определяемые ими связи и взаимодействия, направленные на обеспечение определенной цели. На этом уровне нарушение установленного порядка поведения выступает как форма причинения, объяснимая главным образом в рамках социально-правового детерминизма. Причинная связь в деяниях, выражающихся в нарушении установленного порядка поведения, носит правовой характер.