С. Х. Мухаметгалиева Елабуга, Елабужский государственный педагогический университет

Вид материала

Документы

Содержание Е.А. Антипова Развитие региона и миграционные процессы

Подобный материал:

• А. Ю. Чернов гоу впо «Елабужский государственный педагогический университет» г. Елабуга, 55.73kb.
• Общественно-педагогическое движение в россии на рубеже 60-х гг. XIX века: нравственно-воспитательная, 326.97kb.
• Предупреждение неуспеваемости младших подростков в процессе преподавания иностранного, 307.06kb.
• Педагогические условия коррекции интернет-аддикции у подростков 13. 00. 01 общая педагогика,, 478.29kb.
• "Философские науки", 789.13kb.
• Шуйский государственный педагогический университет как образовательная система организационно-правовое, 1568.92kb.
• Программа Региональная научно-практическая конференция школьников и студентов, посвященная, 88.33kb.
• «Нижегородский государственный педагогический университет», 633.21kb.
• «нижегородский государственный педагогический университет», 452.48kb.
• Дагестанский государственный педагогический университет, 99.38kb.

Секция 7. Демографические процессы в контексте регионального развития


Е.А. Антипова

Республика Беларусь, Минск, Белорусский государственный университет

Депопуляция в сельской местности Беларуси:

региональные различия и закономерности


История развития человечества в ХХ веке характеризуется рядом фено­менальных явлений демографического характера, к числу которых относится депопуляция.

Несмотря на сложность сбора сопоставимой информации по депопуляции, в данной работе впервые проведено экономико-географическое изучение процесса в сель­ской местности Беларуси на микрогеографическом уровне на основе анализа условного коэффициента депопуляции (УКД) и коэффициентов воспроизводства насе­ления с применением сравнительно-географического и трендового подхода [1].

В развитии процесса депопуляции сельской местности Беларуси нами выделяется несколько периодов:

1. 1959 – 1970 гг. – первый этап выборочного сокращения численности сельского населения на микрогеографическом уровне под влиянием миграци­онного фактора в период «урбанизационного бума» при сохранении традици­онных репродуктивных установок в белорусских сельских семьях; «преддве­рие» депопуляции»;

2. 1970 – 1979 гг. – второй этап равномерного сокращения численности сельского населения на микрогеографическом уровне под влиянием фактора миграции и эволюционного демографического фактора (изменение установок в репродуктивном поведении сельских жителей, направленных на малодетную семью под влиянием улучшения социально-экономических условий жизни в сельской местности); «нулевой цикл» депопуляции, характеризующийся сближе­нием уровня рождаемости и смертности на микрогеографическом уровне, либо незначительным превышением второго над первым.

3. 1979 – 1989 гг. – третий период сокращения численности сельского насе­ления под влиянием пяти факторов: демографического, социально-экономиче­ского, политического, миграционного и экологического; «первый цикл» депопу­ляции, характеризующийся появлением ежегодной отрицательной динамики сельского населения на микрогеографическом уровнем;

4. 1989 – 1999 гг. – четвертый период сокращения численности сельского населения под влиянием трех групп факторов   эволюционных, инерционных и пертурбационных; «второй цикл» депопуляции, характеризующийся устойчи­вой отрицательной динамикой численности сельских жителей на мезо- и мак­рогеографическом уровнях.

5. 1999 – 2006 гг. – пятый этап сокращения численности сельского населе­ния под влиянием эволюционных и инерционных демографических факторов; «третий цикл» депопуляции, характеризующийся устойчивой отрицательной динамикой численности на макрогеографическом уровне, сокращением темпов на микрогеографическом уровне [2].

В 1959 – 1970 гг. под влиянием массового мигра­ционного оттока в города в результате интенсивной индустриализации эконо­мики Беларуси в сельской местности начало происходить первое ощутимое со­кращение численности населения, которое составило 8 % за период. Для дан­ного процесса характерен ряд пространственных тенденций:

– уменьшение численности сельского населения произошло относительно равномерно в пределах областей – в среднем в 70 % сельских районов убыль населения за период составила около 25 %;

– «преддверие» депопуляции было характерно сельским рай­онам, находящимся в зоне влияния городов;

– к 1970 г. депопуляция в результате миграционного фактора отсутствовала в типично сельскохозяйственных сельских районах с высоким агроресурсным потенциалом, а также в ряде урбанизированных районов;

– к 1970 г. абсолютное большинство сельских районов (96 %) имели естест­венный прирост населения, за исключением типично периферийных районов и пригородных сельских районов, образовавших первый «донорский пояс» депо­пуляции (Жабинковский в Брестской области; Городокский, Лиозненский, По­ставский в Витебской; Зельвенский в Гродненской; Глусский, Кричевский, Ча­усский и Шкловский в Могилевской областях), которые можно назвать «колы­белью депопуляции».

Суммарный коэффициент рождаемости в 1970-е гг. составлял более 2,8, брутто-коэффициент воспроизводства – 1,4, нетто- – 1,3, что свидетельствует о преобладании на макрогеографическом уровне расширенного типа воспроиз­водства сельского населения.

Общий тренд депопуляции за период 1970–1979 гг. характеризуется ростом под влиянием миграцион­ного и демографического факторов, при сохранении еще значительного числа районов с отсутствием процесса. Наибольшее количество таких районов харак­терно для Гомельской (16 из 21) и Брестской (10 из 16) областей. В Витебской области депопуляция охватила к 1979 г. большинство сельских районов, за ис­ключением Лепельского.

В 1979 г. на макрогеографическом уровне УКД составил в сельской местности Беларуси 1,2. Произошло снижение специальных коэффициентов воспроизводства, которые, однако, существенно не повлияли на смену режима демографического развития на макрогеографическом уровне. Анализ на мезогеографиче­ском уровне свидетельствует о том, что наиболее раннее наступление процесса произошло в Витебской области (1973 г.), затем почти одновременно он охва­тил Гродненскую, Могилевскую (1975 г.) и Минскую (1979 г.) области [3].

Микрогеографический уровень анализа позволил сделать вывод о «вол­нообразном» характере изучаемого процесса. Так, если в 1979 г. в Витебской области в большинстве районов наблюдался первый гребень волны депопуля­ции, то во всех остальных областях он пока еще в полной мере не проявился. В то же время в 1989 г., когда во многих районах Витебской области начал ощу­щаться первый спад депопуляции (Браславский, Городокский, Лиозненский и др.) большинство сельских районов всех ос­тальных областей начали ощущать волнообразный подъем (рис. 1).




Рис. 1 – Пространственно-временная динамика депопуляции

в сельской местности Беларуси

Современный период развития депопуляционного процесса в сельской местности Беларуси, который охватывает период 1999–2006 гг., характеризу­ется, прежде всего, главной тенденцией – проявлением множественной неодно­родно­сти процесса – в уровне, пространственной структуре, характере трендов, ин­тенсивности, что обусловлено действием различных сочетаний общих и ло­кальных факторов.

Для периода 1979 – 1989 гг. характерно появление депопу­ляции на мезорегинальном уровне в Брестской и Гомельской областях (1985 г.).

Особенностями пространственной структуры депопуляции на микрогеографическом уровне являются: а) очаговый характер распространения преимущественно в мелкоселен­ных и периферийных районах; б) основной тренд – рост при появлении сель­ских районов со стабилизацией, первой волной инерционного спада процесса и сохранении районов с отсутствием депопуляции.

Период 1989 – 1999 гг. внес существенные коррективы в характер и про­странственную структуру процесса. Резко изменились основные коэффициенты воспроизводства сель­ского населения на макрогеографическом и микрогеографическом уровнях: суммарный коэффициент рождаемости стал менее 2,0, а нетто- и брутто-коэф­фициенты стали ниже 1,0, что означало начало перехода к суженному типу воспроизводства населения.

УКД в сельской местности к 1999 г. дос­тиг величины 2,4, что почти в два раза больше аналогичного показателя преды­дущего периода и среднего значения по республике. В Витебской, Гроднен­ской, Минской и Могилевской областях на мезогеографическом уровне он при­близился к отметке 3,0. В Брестской и Гомельской областях увеличение уровня депопуляции про­изошло не столь выраженно.

В пространстве четко выделились два «депопуляционнных пояса»: первый охватывает практически все районы, исклю­чая крупные сельскохозяйственные и урбанизированные, и характеризуется от­носительно равномерным уровнем депопуляции – от 2,0 до 3,0; второй   периферийные районы всех областей, где отмечены самые высокие показатели УКД– свыше 3,0. В этом поясе появились районы, где уровень смерт­ности превышает уровень рождаемости почти в четыре раза (Толочинский, Глубокский, Кореличский и др.), которые образуют так называемую «депопу­ляционную воронку» (Н.К. Теренина, 1998).

Средний уровень депопуляции по сравнению с 1999 г. возрос и составил 2,8. Однако по сравнению с предыдущим периодом это свидетельствует о сни­жении интенсивности процесса на макрогеографическом уровне. Результаты исследования на мезогеографическом уровне показывают, что за исследуемый период произошел ее рост во всех областях, за исключением Минской. Как и в предыдущий период, преобладающей по уровню депопуля­ции в структуре районов является группа с показателями УКД свыше 2,0, объе­диняющая 60 районов. 41 сельский район относится к группе с высоким уров­нем депопуляции – свыше 3,0. По сравнению с 1999 г. произошло незначитель­ное увеличение числа районов в группе с низким уровнем.

Неоднородность пространственной структуры и территориальные разли­чия в интенсивности процесса обусловили выделение трех типов трендов депо­пуляции: 1) с ростом; 2) со стабилизацией; 3) с сокращением.

Отличительной структурной особенностью региональных трендов явля­ется: 1) увеличение количества сельских районов с незначительным сокраще­нием депопуляции, что связано с эволюционным демографическим фактором и инерционностью демографических процессов; 2) увеличение количества рай­онов со стабилизацией; 3) сокращение количества районов.

В целом, необходимо отметить, что наряду с основным трендом роста де­популяции, в 2006 году прочно устанавливается режим ее незначительного снижения, который характерен для 43 % сельских районов Беларуси, что обу­словлено эволюционным «демографическим переходом» и инерционностью демографических процессов.

В результате отмеченное усиление пространственной поляризации по уровню депопуляции обусловило выделение в начале ХХІ века в сельской ме­стности Беларуси трех«депопуляционных поясов»:

– пояс условно низкой депопуляции проходит в южной части Беларуси, со­средотачивает полесские районы и характеризуется уровнем депопуляции – ме­нее 1,5 и менее 2,0. В данную зону наряду с типично сельскохозяйственными районами (Лунинецкий, Столинский) вошли крупные пригородные районы (Могилевский, Гомельский, Жлобинский, Мозырский, Кобринский), а также районы, находящиеся в кольцевой зоне влияния предыдущей группы (Жабинковский, Каменецкий и др.). Особое место в данном поясе занимают районы, находящиеся в зоне радиоактивного загрязнения, сокращение депопуляции в которых связано с миграционным фактором;

– пояс средней депопуляции охватывает большую часть Беларуси, сосре­доточивает 60 районов, получивших распространение во всех областях относи­тельно равномерно;

– пояс высокой депопуляции охватывает преимущественно периферийные либо переходные в демографическом развитии сельские районы, сосредоточи­вает 41 район и характеризуется уровнем депопуляции более 3.0.

Таким образом, главные выводы относительно развития процесса депо­пуляции в сельской местности Беларуси сво­дятся к следующему:

1. Депопуляция сельского населения Беларуси, начавшаяся в середине 1970-х гг., практически на 15 лет раньше, чем в городской местности, является неотъемлемой частью глобальной демографической тенденции и носит стади­альный характер.

2. Пространственная структура депопуляции формировалась на протяже­нии всей второй половины ХХ века параллельно с социально-эко­но­мическим развитием Беларуси. Обусловленность демографических различий социально-экономическими факторами проявляется двояко: через внутренние социально-экономические отношения, определяющие уровень развития и специализацию хозяйства и через них влияющие на половозрастной состав и воспроизводство населения, и через внешние региональные связи, вызванные дифференциацией территориальных социально-экономических систем [4, 5].

3. Пространственная специфика депопуляционных процессов в сельской местности Беларуси характеризуется: 1) системной сущностью, определяемой как взаимосвязанное и взаимозависимое сочетание внутренних (центростреми­тельных) и внешних (центробежных) составляющих процесса; 2) динамичной сущностью, определяемой качественными и структурными изме­нениями во времени под влиянием внутренних социально-эко­но­мических отношений и сложившейся геодемографической обстановки.

4. Анализ депопуляции, проведенный на макро- , мезо- и микрогеографи­ческом уровнях свидетельствует о цикличности процесса и хронологической неоднородности ее «стартового момента», характеризующегося более ранним ее развитием в периферийных районах и более поздним – в урбанизированных.

5. Незначительное сокращение депопуляции с 2000 г. на микроуровне ха­рактеризуется ее пространственной локализацией в двух типах районов: в пе­риферийных – с незначительным демографическим потенциалом, где испытыва­ется дефицит репродуктивных контингентов, велика доля лиц послет­рудоспо­собного возраста, и в пригородных – со средним демографическим по­тен­циа­лом, в которых интенсивно идет процесс демографического старения.


Примечания

13. 1. Антипова, Е.А. Геодемографические проблемы и территориальная струк­тура сельского расселения Беларуси/ Е.А. Антипова. – Минск: БГУ, 2008. – 327 с.
    
14. 2. Нефедов, С.А. Концепция демографических циклов/ С.А. Нефедов. – Екатеринбург: Изд-во УГПУ, 2007. – 141 с.
    
15. 3. Население Республики Беларусь. Статистический сборник/ М-во ста­тистики и анализа Республики Беларусь; редкол.: В.И. Зиновский [и др.]. – Минск, 2005. – 282 с.
    
16. 4. Теренина, Н.К. Особенности развития депопуляционных процессов в зоне активного влияния столичных центров – Москвы и Санкт Петербурга: дис. … канд. геогр. наук/ Н.К. Теренина. – Спб., 2004. – 172 л.
    
17. 5. Федоров, Г.М. Геодемографическая типология/ Г.М. Федоров; под ред. Н.Т. Агафонова. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. – 152 с.
    

Т.М. Гаврилова

Коломна, Коломенский государственный педагогический институт

Развитие региона и миграционные процессы


Одним из важнейших аспектов функционирования экономики региона и рынка труда является движение рабочей силы, в частности миграционное. Масштабы миграции и ее структура способствуют перераспределению рабочей силы и формируют трудовой потенциал определенной территории.

В РФ каждый регион имеет собственный характер хозяйствования. Уникальность определяется географическим расположением, природно-ресурсным потенциалом, уровнем экономического развития. Специфика производительных сил, хозяйственная специализация, социально-экономические потребности и интересы регионов создают предпосылки для усиления региональной дифференциации и перемещения рабочей силы по территории страны.

Миграция населения – это перемещение людей, работников, связанное преимущественно с изменением места жительства и места работы [1, с.196].

Миграция может быть внутрирегиональная, межрегиональная и международная. Совокупность двух последних выступает как внешняя для региона и способствует формированию количественных и качественных характеристик трудового потенциала региона, в то время как внутрирегиональная миграция обусловливает его более эффективное использование.

Факторы, формирующие внешние миграционные потоки в регион, мы можем классифицировать следующим образом:

- географическое расположение регионов, природно-ресурсный потенциал, экология;

- демографическая структура: плотность населения, возрастная структура, этнический состав и др.;

- уровень экономического развития региона: инфраструктура, транспортная сеть, производственные мощности, новые рынки, техническое перевооружение и развитие отдельных отраслей, создание благоприятных условий для развития предпринимательства, налоговая политика и т.д.;

- уровень доходов населения и прожиточный минимум;

- социальная среда: религиозные, расовые, национальные противоречия, традиции, система ценностей, национальная культура и т.д.;

- индивидуальные характеристики мигрантов: возраст, пол, образование, профессия и квалификация, семейное положение, склонность к смене места жительства, отношение к риску и др.

В Волгоградской области эти факторы находят следующее проявление:

- Площадь Волгоградской области составляет 113,9 тыс. кв. км. [2, с.3]. Привлекательность региона для мигрантов во многом обусловлена сходством природно-климатических условий с основными районами убытия. Для международной миграции это Казахстан и Средняя Азия. Большая часть межрегиональных иммигрантов прибывает из Северо-Кавказского региона. Географическое расположение Волгоградской области удобно для проникновения незаконных мигрантов из стран дальнего и ближнего зарубежья. Основным каналом их прибытия является граница с Казахстаном, протяженность которой составляет 250 км.

Пополнение населения области происходит также за счет устойчивых миграционных потоков из районов Западной и Восточной Сибири, Дальнего Востока, что связано с ухудшением экономической и социальной обстановки в этих регионах. В тоже время характерен стабильный отток населения в Центральный, Центрально-Черноземный и Северо-Западный районы.

Область располагает значительным ресурсным потенциалом: здесь находятся зоны нефтегазопроявления, месторождения фосфоритов, мела, значительные запасы энергетических ресурсов. На территории области 84% составляют земли сельскохозяйственного назначения. Аграрная специфика Волгоградской области позволяет мигрантам трудоустраиваться на сельскохозяйственные работы.

Проблема с расселением прибывающего населения на территории области стоит довольно остро: мигранты предпочитают останавливаться в тех районах, которые и так достаточно густо населены. При этом в городах нет реальных предпосылок для создания новых рабочих мест. Инфраструктура крупных городов перегружена, они являются наименее приспособленными для дополнительного приема мигрантов.

- Население Волгоградской области, по данным последней переписи, составляет 2615,8 тыс. человек [3]. Однако начиная с 1991 г. наблюдается неблагоприятная ситуация с развитием процессов естественного воспроизводства: естественный прирост сменился естественной убылью. Характерной чертой демографической ситуации на настоящий момент является низкая рождаемость и высокая смертность. Число детей и трудоспособного населения уменьшается наряду с одновременным ростом пенсионеров и особенно инвалидов. В такой ситуации особое значение приобретает миграция населения.

Ежегодно на территории области находится около 25 тыс. мигрантов. Тем не менее, если до 1995 г. миграционный прирост полностью компенсировал потери населения, вызванные естественной убылью, то с 1996 г. заметно сократившийся миграционный прирост больше не выполнял этой роли, численность населения области стала сокращаться. Эта тенденция продолжает усиливаться и в настоящее время.

Миграционные процессы оказывают влияние на национальный состав населения Волгоградской области. По данным областного комитета государственной статистики, на ее территории проживает более ста национальностей и народностей. Это не только представители бывших союзных республик, автономных округов и областей, но и многих зарубежных стран, хотя их численность невелика.

Для мигрантов является привлекательным социально-экономическое состояние области, в частности ее производственный комплекс, транспортная сеть и наличие земельных ресурсов.

Волгоградская область имеет хорошее транспортное сообщение и находится на пути основных транспортных потоков с юга и востока. Наличие отлаженного железнодорожного сообщения и большого количества автомобильных дорог также делает Волгоградскую область удобным регионом для неконтролируемой незаконной иммиграции.

Структура производства в регионе в основном ориентирована на отрасли материального производства, в которых наибольший удельный вес занимают отрасли промышленности, сельского хозяйства, строительства.

Распределение трудового потенциала в области свидетельствует о сокращении численности занятого населения и увеличении числа незанятого населения. Региональная безработица характеризуется тем, что значительный ее сегмент составляют безработные женщины, более половины безработных имеет высшее и среднее профессиональное образование, уровень безработицы растет.

Основные сферы трудоустройства иммигрантов в Волгоградской области: овощеводческие бригады, сезонные сельскохозяйственные работы, торговля, сфера услуг, строительство крупных объектов. Следует отметить, что мигранты, как правило, представляют собой более дешевую рабочую силу. Это усугубляет ситуацию на рынке труда, усиливая конкуренцию за рабочие места для местных жителей, в то же время дает возможность предпринимателям экономить на издержках производства, т.е. определенным образом стимулирует развитие мелкого и среднего бизнеса. Однако в случае нелегального трудоустройства мигрантов на территории области возникает проблема неуплаты налогов, бюджеты недополучают денежные средства, которые необходимы в том числе для регулирования миграционных процессов и оказания помощи мигрантам.

- Важным фактором, обусловливающим формирование населения региона, трудового потенциала является уровень доходов населения в номинальном и реальном выражении, а также его соотношение с уровнем прожиточного минимума в регионе. Этот фактор может стимулировать либо снижать миграционные потоки, особенно из соседних регионов. В условиях мирового финансового кризиса доходы населения области снижаются, снижаются и расходы, что не способствует скорейшему преодолению кризисной ситуации.

- Социальная среда является фактором, влияющим на принятие решения о миграции в тот или иной регион. У жителей Волгоградской области с населением основных регионов прибытия мигрантов исторически сложились родственные отношения, что способствует принятию решения о миграции именно в данный регион.

В направленности иммиграционных потоков по-прежнему прослеживается зависимость от преследования по национальному признаку, от расположения зон межнациональных и военных конфликтов. На территории области проживает значительное количество беженцев и вынужденных переселенцев. В то же время дополнительное размещение населения может вызвать социальную напряженность и усилить депрессивное состояние социальной и производственной сферы. Сложная ситуация с безработицей обостряет угрозу возникновения межнациональных конфликтов и осложнения социально-политической ситуации.

- Индивидуальные характеристики мигрантов. Особенностью миграционных потоков, направленных в Волгоградскую область можно назвать их феминизацию: доля женщин составляет 54,9% всего миграционного прироста. Это явление может объяснить семейный характер миграции. Как и по всей территории России, наиболее массовой в межрегиональных и международных миграционных потоках выступает трудоспособная возрастная группа (60,2%) как наиболее конкурентоспособная. Среди прибывающего трудоспособного населения высшее образование имеют 20,3%, незаконченное высшее или среднее специальное – 32,2%. Таким образом, около 52,5% мигрантов являются специалистами. Остальные в первую очередь заполняют вакансии, связанные с тяжелым физическим трудом, сложными условиями, в том числе бытовыми, и, как правило, с более низкой оплатой за достаточно интенсивный труд.

Учитывая демографическую ситуацию в Волгоградской области, можно утверждать, что миграционные процессы являются фактором, формирующим численность и качественный состав населения области.


Примечания

11. 1. Райзберг, Б.А. Современный экономический словарь/ Б.А. Райзберг. – М.: ИНФРА, 1998. – 479 с.
    
12. 2. Социально-экономическое положение Волгоградской области/ Волгоградский областной комитет государственной статистики. – Волгоград, 2007. – 104 с.
    
13. 3. ссылка скрыта
    

Е.В. Дорджиева

Москва, Институт социологии РАН

Миграция как средство преодоления регионального кризиса: история и современность


Миграция становится фактором, все более определяющим развитие населения России. На фоне борьбы с «нелегалами» проблемы внутренней миграции кажутся не столь значимыми, особенно в связи с сокращением географической мобильности россиян. Для совершенствования миграционной политики и рынков труда исследование особенностей социальной адаптации мигрантов и выявление барьеров на пути внутренней миграции представляется актуальным. Материал, лежащий в основе исследования, собран в Москве и Санкт-Петербурге. Объем выборки лиц из Калмыкии – 50 чел.(28 жен., 22 муж., в возрасте от 23 до 58 лет, основная доля – лица активных трудоспособных возрастов, 3/4 имеют высшее образование.). Калмыкия является «депрессивным» регионом РФ, где при положительном естественном приросте (2,5 ‰ в 2004 г.) высок уровень безработицы, а интенсивность выбытия выше, чем в среднем по стране. Республика в 2004 г. среди субъектов РФ по числу выбывших в расчете на 1000 чел. населения занимала 3 место (33 ‰), уступая только Магаданской области и Чукотскому автономному округу. Естественный прирост не может перекрыть миграционную убыль, в результате начиная с 1992 г. население республики сокращается. Миграционный отток направлен в основном в Московский столичный регион, в меньшей степени в Санкт-Петербург. На внутрирегиональном уровне отрицательный естественный прирост отмечается в «притрассовых» районах (Приютненском, Малодербетовском, Сарпинском), а также периферийном Юстинском, которые имеют значительный миграционный отток населения.

Комплекс социальных проблем республики значителен: слаборазвитость экономики, неустойчивая динамика доходов и высокая дотационность бюджета, доминирование «бюджетной» и неформальной занятости, устойчиво высокая безработица из-за минимального числа новых рабочих мест и входа на рынок труда многочисленной когорты молодежи, низкие и стагнирующие доходы населения при очень высоком и растущем уровне бедности, устойчивый миграционный отток, значительно перекрывающий естественный прирост, слаборазвитая инфраструктура и дефицит воды в большинстве населенных пунктов, деградация междугороднего общественного транспорта, межэтническая напряженность в некоторых районах концентрации мигрантов из республик Северного Кавказа. Среди регионов Северного Кавказа Калмыкия входит в группу аутсайдеров по совокупной динамике экономического роста за 1996-2004 гг. Динамика уровня бедности крайне неблагоприятна, за 2005 г. уровень бедности вырос с 55 до 62%.

Заметны изменения в этническом составе населения: с 1989 по 2002 г. доля калмыков выросла с 45 до 53%. Значительное уменьшение доли русского населения связано с естественной убылью и устойчивым миграционным оттоком из республики в течение последних 15 лет. Основным выталкивающим фактором являются негативная оценка ситуации в республике. Заслуживает внимания мотив представителей старшего поколения мигрантов – стремление поддержать детей, получающих столичное образование. Субъективные оценки мигрантами своего материального положения показывают, что для большинства миграция является экономически выгодной. В среднем по 200-500$ опрошенные ежемесячно посылают родным с оказией. 40 % мигрантов живут в столице почти 5 лет. Только 30 % мигрантов предпочитают быстрый заработок и возврат домой. Среди мигрантов выделяются две группы, для которых характерен разный сценарий процесса адаптации. В первой группе (адаптивный сценарий) – высокообразованные люди, обладающие большим профессиональным опытом, как правило, экстраверты, толерантные к неопределенности, имеющие высокую самооценку. Вторая группа (приспособительный сценарий) объединила людей старшего поколения или молодежь с низким уровнем образования и малым профессиональным опытом. Сфера занятости мигрантов зависит от уровня образования. Для многих работа и членство в престижных социальных группах стали возможны благодаря установлению дружеских отношений с представителями принимающего сообщества. Лишь около 10 % опрошенных еще до выезда знали, где они будут работать. Условия труда в 2/3 случаев не совпадали с обещанным. Около 15 % обращались за помощью в трудоустройстве к частным посредникам. Мигранты уверенно чувствуют себя на столичных рынках труда. Дискриминации со стороны работодателей при приеме на работу они не испытывают, получают равную оплату за равный труд с местными работниками. Большинство мигрантов легализуют оформление на работе. За регистрацией обращаются к посредникам либо приобретают проездные билеты. Конкуренции со стороны внешних мигрантов опрошенные не ощущают. Лица, ориентированные на длительное пребывание в столицах, повышают свой образовательный уровень. Мигранты первой группы избрали дисперсное расселение, второй – ориентировались на этническую сеть. Предпочтение жить совместно с земляками связано с дорогой арендой жилья, возможностью поддерживать культурные контакты, получить практическую информацию о путях решения житейских проблем. Случаи вымогательства при устройстве детей в школу, оказании медицинских услуг мигранты не расценивают как дискриминацию. За медицинскими услугами предпочитают обращаться в лечебные заведения в Калмыкии во время пребывания дома, что связано с отсутствием медицинского полиса, прикрепления к поликлинике и высокой платой за медицинские услуги в столицах.

Основу обыденного дискурса по отношению к опрошенным составляет навязываемая принадлежность к некоей азиатской национальности: «Мы для них все азиаты, все на одно лицо. Нас, калмыков, даже не отличают от китайцев». Антропологический тип создает помехи для мигрантов при аренде жилья и взаимодействии с представителями правоохранительных органов. Анализ структуры идентичностей мигрантов обнаружил высокие ранговые позиции общегражданской и национальной идентичности. При этом высокая гражданская идентификация вполне сопрягается с высокой этнической идентификацией. Этническая саморепрезентация сводится к поддержанию народных обычаев, сохранению пищевых предпочтений. Калмыцкие мигранты, долгое время живущие в Москве и Санкт-Петербурге, уже в значительной мере интегрированы в принимающее сообщество. Главными проблемами остаются дорогое жилье и регистрация. Осложняют ситуацию антропологический тип и связанное с ним предвзятое отношение. Реакцией мигрантов на вызовы жизни в столицах является укрепление этнической идентичности. Адаптации способствует рост общегражданской идентичности, осознание себя россиянином. Ассимилирующую роль призвана сыграть городская культура, формирующая общие ценности и интересы. Современная политика в отношении внутренних мигрантов должна быть нацелена на укрепление московской и петербургской идентичности, чувства сопричастности мигрантов к столичной жизни, развитие этнокультурного плюрализма. Важными мерами представляются развитие сферы информационных услуг, доступ к кредиту, чтобы профинансировать переезд, оплатить жилье на время поиска работы.

Анализ сложившейся миграционной ситуации актуализирует исследование истории миграций калмыков. Как известно, кочевники-калмыки в конце XVI в. по экономическим и демографическим причинам покинули Джунгарию – традиционную зону обитания и перекочевали в Россию. Добровольно вступив в состав Российского государства, они получили возможность создать в Северном Прикаспии автономию в виде Калмыцкого ханства. Однако в 1771 г. в ответ на ограничительную политику правительства в условиях демографического подъема и кризиса традиционных методов управления и хозяйствования большая часть калмыков откочевала в Китай. Исход в Китай как способ преодоления кризиса был избран традиционной элитой калмыков – нойонами, надеявшимися воссоздать калмыцкую государственность после гибели Джунгарского ханства, и получил поддержку остального населения.

Таким образом, культурная традиция калмыков предполагает миграцию как универсальное средство выхода из кризиса. Разумеется, современные реалии трудовой миграции из республики далеки от истории калмыцкого исхода 1771 г., однако параллели все же просматриваются. Объединяющим моментом являются, на наш взгляд, экономические причины. В XVIII в. в условиях демографического подъема в ханстве, колонизации калмыцкой степи сохранение традиционных методов хозяйствования для скотоводов не представлялось возможным. В XXI в. при повышенном естественном приросте населения Калмыкии, высокой безработице, растущем уровне бедности, слаборазвитости экономики миграция представляется едва ли не единственным выходом для активных трудоспособных людей. Преобладание в миграционном потоке русского населения связано с дополнительными проблемами при трудоустройстве в республике (при равных возможностях предпочтение отдается представителю титульной нации). Мигранты-калмыки, напротив, испытывают дополнительные проблемы, обусловленные антропологическим обликом, в принимающем сообществе.

На наш взгляд, при общем снижении миграционных потоков внутри страны объем трудовой миграции из Калмыкии в столичный регион и Санкт-Петербург в ближайшее время не сократится. Экономическая и демографическая ситуация в регионе по-прежнему будет служить выталкивающим фактором для мигрантов, которые будут стремиться в условиях неразвитого рынка жилья самообустроиться и осуществлять трудовую деятельность. Однако рыночный механизм предопределяет необходимость осуществления государственного управления миграционными процессами на основе обеспечения прав граждан на свободу передвижения и создания с этой целью системы экономических стимулов.