Ассоциации Эрнста Блоха (Нюрнберг, фрг) и Центра Эрнста Блоха (Людвигсхафен, фрг) Cодержание Введение: Блох как вечный еретик, или Парадоксы восприятия биография

Вид материала

Биография

Содержание 3.7. Характеристики Еще-Не-Бытия 3.7.1. Степени Бытия 3.7.2. Еще-Не-Бытие как мечта, или Миф о троянской и египетской Елене 3.7.3. Еще-Не-Бытие как Возможность 3.7.4. Природа как шифр и субъект

Подобный материал:

• Судебная система фрг, 463.38kb.
• Клуб Rock City Club или на Кудряшовской заимке/ боулинг Делегации РФ и фрг. Вечерняя, 91.62kb.
• Международная конференция, проведённая Институтом Европы ран совместно с Фондом им., 681.55kb.
• Биография Эрнста Теодора Амадея (Вильгельма) Гофмана, 431.43kb.
• С. М. Савенко Зав. Цсо медицинского центра, 80.55kb.
• С. В. Гиппиус тренинг развития креативности, 5128.29kb.
• Экологическое движение как воплощение радикальной политической тенденции в общественной, 33.12kb.
• Педагогические проблемы медиаобразования в фрг и в россии на современном этапе (конец, 597.42kb.
• § 21. Форма государства Выберите один или несколько правильных вариантов ответа, 114.21kb.
• Удк 940/949 нато и фрг в начале XXI века: стабильное развитие или стагнация?, 290.73kb.

3.7. Характеристики Еще-Не-Бытия

Мир — всегда тенденция, а не закон. Это Еще-Не-Бытие. В этом аспекте Блох акцентирует и обсуждает несколько проблем.


3.7.1. Степени Бытия


Во-первых, это проблема степеней или слоев бытия. Не все бытие в равной степени является сущим. Действительность имеет различную плотность, в отличие от понятия бытия в науке, где оно однообразно, без прибывания и убывания. Представление о степенях или ступенях бытия является древним и идеалистическим. Идеалистическое представление позволяло лишь истончаться, а не подниматься кверху. Бытие и ценность, бытие и совершенство противопоставлялись друг другу или были обратно пропорциональны: «…чем больше нечто есть, тем меньше оно есть; чем меньше нечто есть, тем больше оно есть»³⁰⁰. Чжан Цзы учил, что высшая радость – это отсутствие радости, Себастиан Франк исповедывал, что растворение в Боге означает исчезновение не только плохого мира, но и хорошего. Эту же тенденцию Блох отмечает у Жан-Поля и Шопенгауэра³⁰¹.

Другая версия – это версия прямой пропорциональности бытия и ценности: «…чем больше нечто есть, тем больше оно есть»³⁰². Тогда власть равна бытию, власть равна ценности, следовательно, Бытие равно ценности. Эта версия наблюдается у Платона, Ансельма Кентерберийского. Здесь Бытие мира восходит по лестнице бытия Бога как наивысшего бытия. Про расчленение бытия писали Декарт, Спиноза, Лейбниц. Кант выбросил всю проблему степеней бытия, пока Гегель снова не обратился к ней.

Блох особенно подчеркивает заслуги Гегеля в этом вопросе: «Гегель представил Бытие… ступенчато дифференцированным и с точки зрения различных ступеней Бытия субъекта (в “Феноменологии духа”) и как различные ступени объективного опредмечивания (в “Логике”)»³⁰³. В первом случае это характеристики бытия: чистое бытие, наличное бытие, для-себя-бытие, во втором: видимость, существование, явление, действительность. Категории предикации были представлены как формы наличного бытия.

У Маркса также есть разделение бытия по степеням-ступеням, при этом движение для него действительнее, чем вещи, базис действительнее, чем надстройка, а последняя не столько недействительна, сколько действительно слабее. Существование ложного сознания лишь немногим менее плотно и реально, чем существование экономических процессов³⁰⁴. Этот же принцип разделения социальной реальности по плотности наблюдается и в сфере идеологии (политика реальнее, чем право, право реальнее искусства и т.д.) и в политэкономии («первичные» формы капитала действительнее «выведенных», промышленный капитал действительнее торгового и т.д.).

Однако все-таки главное не в этом. Блох полагает, что утопическое предвосхищение в любых формах, даже в виде воздушных замков, в рамках такого подхода нигде не является Не-Бытием: «Мечта, устремленная вперед, настолько часто встречается на каждом шагу, в юности, поворотах времени, продуктивности, что представляет собой их Впереди-Себя-Бытие. Это не образование облаков на небе, куда переносит и затуманивает себя земное сущее, а земная Латенция, в которой бродит Еще-Не-Сущее»³⁰⁵. Можно говорить о своего рода «утопической реальности», которая отличается по своему качеству от других видов реальности. Она не больше и не меньше действительности, но по своему качеству она является открытой, бродящей, незаконченной и  еще не реальна для самой себя.

Блох приходит к парадоксу описания: если бы эта утопическая реальность была реализована, она была бы максимумом действительности. Однако она, в силу своего особого качества, не является даже минимумом. Выход Блох видит в том, чтобы ввести специальные понятие для обозначения этого качества: субсистенция (Subsistenz, самостоятельное бытие), в отличие от экзистенции, – это материя, открытая вперед, в-возможности-сущее. В более практическом плане можно говорить о так называемых «индексах уровня бытия»³⁰⁶. Однако в конечном счете Блох снова подчеркивает: утопическая реальность, Еще-Не-Бытие «включает более сильную реальность, чем большинство до сих пор имевшихся»³⁰⁷.


3.7.2. Еще-Не-Бытие как мечта, или Миф о троянской и египетской Елене


Если бытие всегда является бытием в возможности, тогда меняется как понимание самой реальности, так и тех феноменов сознания, которые связаны с воплощением этой возможности  мечты, идеала, надежды. Для Блоха интересной и эвристически перспективной является следующая проблема: идеал (или идол) может оказаться и часто является для мечтающего и надеющегося индивида более живым и реальным, чем его осуществление, которое, в свою очередь, может казаться неким фантомом.

В подтверждение этого тезиса Блох любил ссылаться на миф о греческой и египетской Елене. Он отмечал, что «сам миф  это одно из наиболее жизненно подлинных и наиболее значительных явлений, которые можно найти на улице утопия-действительность»³⁰⁸. Миф о прекрасной Елене в пересказе Блоха (согласно либретто Г. фон Гофмансталя) выглядит следующим образом:

«Мы в Египте или на принадлежащем Египту острове Фаросе, перед королевским замком. Появляется Менелай, один, на пути из Трои домой. Уже несколько месяцев его корабль блуждает по морю, носимый волнами от побережья к побережью, все дальше от дома. Свою отвоеванную жену Елену он оставил со своими воинами в тихой бухте; он ищет совета, помощи, оракула, который научит его, как найти путь домой. И тут из колоннады замка появляется  Елена, не та прекрасная и знаменитая, которую он оставил на корабле, а другая и в то же время та же самая. И она утверждает, что она его жена, а та другая, на корабле, это никто и ничто, это фантом, мираж, данный Парису Герой, чтобы одурачить греков. Ради этого фантома велась десять лет война, пали десятки тысяч лучших мужчин, самый цветущий город Азии превращен в руины. Но она, Елена, единственно подлинная, жила здесь в этом королевском замке, перенесенная Гермесом через море»³⁰⁹. Таково краткое описание этого мифа. Каков же его смысл?

Согласно Блоху, египетская Елена осталась чистой, верной, не знающей ничего о Парисе. Это Елена без Троянской войны, не кокетка и не идол всех битв, не цена победы. Столь быстрая смена образа супруги действует на Менелая угнетающе, он не может поверить в это. Блох цитирует Еврипида, в пьесе которого Менелай восклицает: Тяжести перенесенных страданий я доверяю больше, чем тебе!». Менелай поворачивается и собирается уйти, но в это время с корабля приходит гонец, который сообщает, что на корабле та, кто называл себя Еленой, исчезла в столбе огня. После этого уже нельзя сомневаться в иллюзорности существования греческой Елены и подлинности существования египетской. Согласно Еврипиду, Менелай может быть доволен, он возвращается домой с настоящей, а не с иллюзорной Еленой. В Спарте воцаряется спокойствие.

Здесь кончается пересказ классического сюжета и начинается собственная интерпретация Блоха. На самом деле, считает он, троянская Елена или Елена-мечта имеет преимущество перед египетской Еленой. Десять лет она воплощала мечту и сама была таким образом мечты, пусть и иллюзорным. Но как раз поэтому более позднее исполнение желания  нахождение реальной жены  выглядит несколько тяжеловатым и несовершенным. Египетская Елена не участвовала в походах и приключениях  в отличие от троянской. Именно троянская, а не египетская Елена шла со знаменем, вобрала в себя тоску десяти утопических лет, ожесточение, многие ночи вдали от родины, суровые условия жизни в военном лагере, предвкушение победы.

Поэтому они и меняются местами: эта троянская сирена, с которой связывают мир вины, страдания, но прежде всего надежды, остается в данной истории почти реальной, а подлинная Елена почти фантом. У египетской Елены нет утопического блеска, она не увлекает со страстью в походы, военные приключения, ее не надо завоевывать³¹⁰.

Вывод, который делает Блох: египетская реальность оказывается не столь реальной. В каждом свершении все равно содержится элемент надежды или объективно возможного. Бытие никогда не является только данной здесь-теперь действительностью. Оно всегда выходит за свои пределы. В этом смысле, по мнению Блоха, и в египетской Елене должно было быть что-то троянское, иначе эта история была бы невозможной и Елена не была бы целью борьбы.

Троянская Елена  это только лишь символ, она может иметь много имен и может использоваться в самых различных целях³¹¹. Главное же здесь то, что она олицетворяет мечту, которая может оказаться реальнее самой исторической реальности и современной повседневности. Поскольку речь идет о мифологических образах, то стоит упомянуть, что, кроме оппозиции египетская Еленатроянская Елена, у Блоха встречается еще одно противопоставление. Дон Кихот, олицетворяющий абстрактную утопию, неопосредованную непосредственность идеалов, возрождающийся в политической романтике разного рода противостоит Фаусту, символизирующему опосредование, то есть анализ ситуации, диалектику субъекта и объекта и в этом смысле превосходящему абстрактное фантазирование и произвольную спонтанность³¹².

Однако вернемся к проблеме Еще-Не-Бытия, которую Блох исследует с помощью классической категории “возможность”.


3.7.3. Еще-Не-Бытие как Возможность


Применительно к бытию Еще-Не проявляется как Еще-Не-Ставшие реальные возможности. Можно сказать и по-другому: это конкретизация тезиса о темноте как атрибуте развивающегося мира-процесса, о чем говорилось выше. Если бытие неясно, темно для самого себя, то оно является Еще-Не-Бытием, развивающимся в разных направлениях и видах, которые и конкретизируются через понятие «возможности». Поэтому следующий важный момент, которому Блох уделяет внимание,  это характеристика Еще-Не-Бытия с точки зрения возможностей, заключенных в нем. Он говорит о четырех видах возможности.

Во-первых, это формально Возможное, которое как произвольная конструкция разума и воображения может быть и бессмыслицей и абсурдом.

Во-вторых, это Возможное познания, которое выражает степень познания предмета, но не внутреннюю зрелость условий его развития. Здесь Блох формулирует свое основное понимание возможности: «Возможное есть частично обусловленное»³¹³. Частичная обусловленность означает открытость вследствие недостаточно наличной, недостаточно проявившейся обусловливающей причины. Этот тезис становится критерием для всех вероятных проявлений и форм возможности. Таким образом, Возможное может проявляться в форме предположения, или, говоря языком логики, в гипотетическом или проблематическом суждении.

В-третьих, это «предметно-соразмерное объекту» Возможное. Это вид Возможного характеризуется не тем, что объект недостаточно познан, наоборот, имеется достаточное знание существующих условий. Отражением этой структурной возможности является не просто некий результат познания, а «реальное определение» (Realdefinition) этого объекта³¹⁴.

Дело заключено в самом объекте: именно в нем еще недостаточно проявились обусловливающие причины. Это «предметно-структурное» Возможное. При этом Блох различает в самом объекте реальную предрасположенность (Anlage) и чисто структурную предрасположенность к чему-либо. Такое предметное Возможное является частично обусловленным согласно структурному типу, социальному отношению, закономерной связи этого объекта. Таким образом, здесь существует открытость структурно-детерминирующего свойства.

Блох выделяет два вида условий: внутренние и внешние. Они переплетаются, сохраняя при этом свою специфику. Могут быть различные варианты сочетания этих условий: отсутствие внешних при наличии внутренних и наоборот. Блох приводит пример с отсутствием в Германии великих художников после Дюрера или отсутствием значительных последствий революции 9 ноября 1918 г.: существовали достаточные внешние, но не внутренние условия.

Можно сказать, согласно Блоху, что внутренне частичное условие выступает как способность, потенция, а внешнее частичное условие как возможность в пассивном смысле, как потенциальность³¹⁵. Другими словами: возможность как объективная потенциальность “мочь-стать-иначе”(Anders-Werdenkoennen) cочетается с возможностью как способностью «мочь-сделать-иначе»(Anders-Tunkoennen). Первая является «передетерминируемым» (Umdeterminierbare), а вторая  “передетерминирующим” (Umdeterminierende) во всех детерминациях.

Тогда изменяется и значение случайности (Kontingenz). Она становится не поверхностной случайностью, отражающей структурно законченную необходимость, когда все внутренние и внешние условия созрели и совпали друг с другом. Благодаря возможности “стать иным”, опосредованной возможностью “сделать иначе”, случайность становится изобилием изменчивости (Reichtum der Variabilitaet), открытым для новообразований. Такая случайность, такая «контингентность» является ситуационной, она может быть негативной или позитивной, но именно благодаря ей в мире-процессе появляется нечто новое.

Наконец, отметим четвертый вид возможности – «объективно-реально Возможное». По мнению Блоха, Возможность имеет последствия только тогда, когда она является не только познанной или проявляющейся соразмерно объекту, но и тогда, когда она имеет направленную в будущее определенность. Можно говорить о реально-частичной обусловленности самого объекта, который  в этой своей обусловленности  представляет свою собственную возможность. Так, например, человек есть реальная возможность всего того, что произошло и может произойти с ним в истории. Он сам есть возможность, есть некое Целое своих внутренних и внешних условий, при этом обусловливающие детерминанты сами еще не являются созревшими.

Такая характеристика переносится и на всю материю. Сама материя  это реально Возможное³¹⁶. Материя — это "По-Возможности-Сущее", это не то, что " лежит и владеет, а то, что длительно находится в процессе, преобразуется и может быть преобразовано"³¹⁷. Неготовое, несовершенное и незавершенное бытие стремится реализовать свою сущность. Материя, по мысли Блоха, направлена вперед, и потому можно говорить о существовании тесной связи между материей и утопией. Последняя является неотъемлемой тенденцией развития материи: Блох говорит о "дуге утопия – материя".

Другими словами, утопия есть реальное состояние неготовости, пока лишь фрагментарной сущности во всех объектах³¹⁸. При этом «без материи нет никакой почвы для реального предвосхищения(Antizipation), без реального предвосхищения никакой горизонт материи не может быть схвачен”³¹⁹.

Реальная возможность есть категориальное «Перед-собой» материального движения как процесса (Ibidem). Это реально возможное как зародыш или установка (Anlage) не является чем-то готовым, это постоянное развитие с постоянно новым содержанием.

Но если вся материя становится динамической, то должны быть изменены и традиционные ее характеристики. Блох говорит о “процессе”, о “течении”, но более адекватным является понятие “тенденции”. В связи с частичной обусловленностью всех объектов нельзя уже говорить о вечно повторяющися кругах, о жестких законах: ”…законы, премущественно органические, исторические, социальные… являются единственно законами-тенденциями”³²⁰.

Кроме того, реально возможное действует не только побуждающе, но и сущностно относится  как некий последний Тотум, целостность установки  к уже ставшей действительности. “Подобным образом уже Действительное пронизано постоянным Plus ultra сущностной возможности и озарено им на своем переднем крае”³²¹. Этот тезис Блоха является ключевым: все действительное благодаря реально возможному содержит в себе уже отношение к некоему конечному результату или состоянию. Благодаря этому отношению оно есть больше, чем оно есть, то есть в нем присутствует некий “Излишек”, “Умножающее”  как соотнесенность с некоей целью  и, благодаря ему, материя, а с ней и вся человеческая история и культура являются утопичными.

Здесь следует сказать еще об одном нововведении Блоха  онтологизации понятия “гештальт” и постановке его в один ряд с упопянутыми выше законами-тенденциями.

В предшествующей философской и психологической традиции, по мнению Блоха, это понятие подразумевало схватывание некоей целостности, было направлено против неопределенности и часто переходило в некие политические клише (“вечный крестьянин”, “вечный немец” и т.д.). Однако гештальт  это не Одно-после-Другого или Одно-над-Другим, это скорее Одно-в-Другом и Одно-с-Другим³²².

Подлинный, как говорит Блох, гештальт должен пониматься при этом на основе следующего тезиса, восходящего еще к Аристотелю: целое больше, чем сумма составляющих его частей и именно это больше дает точный критерий подлинности. Это Больше в данном варианте поразумевает опять-таки соотнесенность с конечным тождеством сущности и существования. Поэтому это больше становится так называемым Умножающим, поскольку в процессе становления один достигнутый гештальт сменяется или сливается в ходе диалектического противоречия с другим. Гештальт – это фигура напряжения процесса, фигура тенденции, а если говорить более традицинным языком  “объектно-экспериментальная модель того истинного Целого, которое только нарождается”³²³. При этом Блох подчеркивает отличие категории закона от понятия гештальта. Если закон воспроизводит связи условия-следствия, то гештальт-связи центрирования, связи с “энтелехийным центром формировния вещи”³²⁴. Если законы стремятся стать все более общими, то гештальты хорошо чувствуют себя в особенном. Для гештальта важен не масштаб, как для закона, а растущее содержание. При этом они способны концентрировать, центрировать и в силу этого – конвергировать растущую сущность вещей. Вот что пишет Блох об этом свойстве гештальтов – Умножающем:

«… оно является, превосходя простое суммирование вместе с готовыми границами, одновременно диалектико-синтетическим и диалектико-предвосхищающим. Синтетическим, потому что становление, формируясь, собирает себя в гештальт, и в нем поднимается связное Целое; предвосхищающим, потому что это синтетически Концентрирующее позволяет возникать из себя не только гештальтам, но тем самым и новым гештальтам. Умножающее в качестве Предвосхищающего является в высшей степени Творческим, сознательно происходящим в больших гештальтных образованиях (Gestaltbildungen) истории, произведениях искусства, философиях с никогда еще так не бывшим ин-формированием означаемого содержания, еще не слыханными собственными моделями выявляющегося мира, выходящего далеко за пределы наличного. Причем так, что связь Центрирования может перейти утопически в связь Отождествления. Это пробуемый почерк еще латентного содержания, в конечном счете содержания мира вообще, который в себе и для себя еще протекает в Еще-Не своей адекватной фигуры идеального содержания (Gehalt). Но уже сейчас, в процессе материальные категории гештальтов располагаются вертикально во времени, из потока которого они вышли, из которого они поднялись. При этом каждый раз, с учетом Умножающего, остается истинным: генезис без структуры слеп, структура без содержания генезиса, которое должно быть схвачено, пуста. Только при взаимопроникновении обоих мир приходит к понятийно схваченной метаморфозе своих явлений, к архитектуре (Baukunst) своего выявления. Процесс с отчетливыми гештальтами, которые, живя, развиваются, сам есть экспериментальное строительство (Baukunst) адекватного содержания»³²⁵.

Таким образом, гештальт есть фигура самого процесса становления, его «материальная категория» и одновременно понятие, позволяющее увидеть не только целостность некоего явления, но и тенденции, содержащиеся в нем. Так гештальт становится не только материальной, но и динамической категорией. При этом, как следует из вышеприведенной цитаты, гештальт есть некое структурирование процесса, и он, насколько можно понять, становится одновременно одним из видов структуры и процесса.

Таким образом, представленные рассуждения Блоха позволяют сделать вывод о разработке им проекта утопической онтологии, где утопия понимается как реальная возможность и процесс.

3.7.4. Природа как шифр и субъект


При характеристике бытия Блох не мог обойти вопрос о свойствах природы  теме, вызвавшей наибольшее количество вопросов, недоумений и несогласий как у доброжелательных его критиков, так и у жестких оппонентов. Рассматривая природу, Блох делал упор на следующие моменты.

Во-первых, природа понимается как некий «реальный шифр». Однако это не временная и вполне преодолимая трудность для естествоиспытателя или общества в целом, которые стремятся познать тайны природы. Это реальное состояние неготовой природы, неясное не только для человеческого субъекта, но и для самой себя, стремящейся,однако, к тождеству с самой собой, к определенному Ультимуму. Фаусту как символу познания противостоит Сфинксовое как категория и символ загадочного и сокрытого³²⁶. Человеческие символы, то есть символы с содержанием из истории или архаики, в этом аспекте являются лишь отражением или замещением этих реальных шифров. У природы, по мнению Блоха, есть, таким образом, «двойное письмо»(Doppelschrift). Благодаря “объекто-подобным символам”(огонь, вода, звук) и гештальтам определенных объектов (форма пальмы, кошки, человеческое лицо, египетский кристаллический стиль и т.д.) обнаруживаются и становятся более заметными эти реальные шифры. Блох даже выдвигает следующее предположение: ”Резко выделенная часть мира выглядит как группа символов объектоподобного рода, математика и философия которых еще только должна быть разработана”³²⁷.

Таким образом, понятие “шифра” становится онтологическим понятием. Кроме того, реальные шифры не являются статическими, это гештальты процесса, “фигуры напряжения”, и в этой связи Блох поднимает проблему “объектоподобно-утопического учения о фигурах”. Эта проблема должна напомнить о забытой пифагорейской проблеме качественной математики, разработка которой должна способствовать созданию новой, “качественной” натурфилософии.

Во-вторых, сама природа истолковывается как некий гипотетический субъект. Блох задает вопрос, правомерный в рамках натурфилософии: “Не существует ли  в соответствии с работающим субъектом как производителем истории  субъект в природе, такой, который мог бы быть мотором диалектики природы?”³²⁸. Эта линия, идущая от Шеллинга и рассматривающая природу не только как объект, но и как субъект, получает у Блоха иную интерпретацию. Природа есть некий имманентно-диалектический процесс. Противоречие между ставшим и тем, что возникает, является основным и изначальным. Это движение Чтобы к Что, и возможно, предполагает Блох, что это беспокойство, эта побуждающая сила есть нечто общее и для природы, и для общества. Поэтому он, отдавая себе отчет в гипотетическом характере своих рассуждений, говорит о некоем “ядре-субъекте(Subjektkern) в природе”³²⁹, которое в философской традиции обозначалась как “natura naturans”.

Кроме того, Блох постоянно обращает внимание на качественную сторону природы, стремясь отойти от функционализма (“генерализирующей квантификации”) естественных наук. Он настаивает на том, что исследование природы не исчерпывается количественными методами, необходимо постоянно учитывать “качество природы”( “Столь объективно качественное, как буря или гроза… это событие, не исчерпывающееся и не объяснимое до конца ультрафиолетовым излучением или ионизацией высших слове атмосферы”³³⁰.

Пафос рассуждений при характеристике «натурсубъекта» у Блоха направлен на подчеркивание момента телеологичности, вызвавшего впоследствии много споров и сомнений.

В этой телеологичности заложена также утопичность природы, природных образований, гештальтов. Так, Блох приводит пример с египетской и готической пластикой и архитектурой. Готическая пластика означает прорыв, выход из законченности, ставшести камня. Ее устремленные вверх “христообразные” формы как бы противопоставлены самой природе камня. Напротив, египетская пластика и архитектура воплощают собой утопию камня, то есть того кристалического мира, кристалла, который заключен в этом камне в виде Ультимума, этого предельного образа, по отношению к которому все эти создания пластики и архитектуры являются реальными шифрами и ступенями движения³³¹.

Телеологичность природы становится исходной точкой критики техники: если природа ни на что не направлена, то к ней невозможно применить насилие³³². Интерпретация природы как ни на что не направленной позволяет манипулировать ею и использовать как нечто чуждое человеку. В соответствии с таким (на мой взгляд, своеобразным экологическим) пониманием природы Блох считает необходимым создание новой техники  так называемой “техники союза” или, дословно, “техники альянса”( Allianztechnik). Современная ситуация, когда техника находится в природе как оккупационная армия в чужой стране, не может считаться нормальной. Новая техника союза будет опосредована “со-продуктивностью природы”³³³, сотрудничеством человека с природой. Положение о “со-продуктивности” природы тесно связано со следующим тезисом.

В-третьих, мир  как неорганическая и органическая природа  не может развиваться сам по себе, он делает это только с помощью человека: «Конечно, идеалисты, рассматривая материю, не создали поля для исследований, но все же: как много и каких примечательных попыток определения обращены в истории идеалистической мысли к ее затруднению-материи. Аристотелевская попытка определения Бытия-в-Возможности является важнейшей среди них; ее продолжением является томистская попытка (материя как принцип индивидуации); есть почти уже имманентно-творческая попытка Аверроэса (материя как naturans naturata), есть фантастическая попытка Франца фон Баадера (материя как защитное покрывало от бушующего под землей хаоса)… Только такое познание материи, в которой жизнь и постановка целей человеком не являются внешними, а наиболее присущими ей функциями, далее определяемые способы бытия, соразмерно реальной диалектике… Тем самым становится возможным понимание человека как предметно-материального существа. И именно в таком мире, который имеет не просто место, а высшее место для истинного и вмешивающегося сознания, точно так же, как это сознание, чтобы быть истинным, является глазом и органом теории-практики материи»³³⁴.

Только такая связь и только такое понимание природы позволяют по-новому взглянуть на человека. Еще в 1956 г. в работе «Дифференциации в понятии прогресса» Блох формулирует это очень определенно: «... не может существовать новая марксистская антропология без новой марксистской космологии»³³⁵.

В данном случае налицо вариант, казалось бы, устаревшей традиции натурфилософии, приобретающей, однако, актуальную философскую провокативность и эвристичность при синтезе с философией практики.