Geum.ru

Ассоциации Эрнста Блоха (Нюрнберг, фрг) и Центра Эрнста Блоха (Людвигсхафен, фрг) Cодержание Введение: Блох как вечный еретик, или Парадоксы восприятия биография

Вид материалаБиография

Содержание


3.3.1. Я есмь  Темнота проживаемого мгновения
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20

3.3.1. Я есмь  Темнота проживаемого мгновения



Различение процессов проживания и переживания получает у Блоха своеобразную интерпретацию. Если существует асимметрия и не-параллелизм этих процессов, то как же можно более содержательно обозначить специфику процесса проживания как первичного, какова специфика «Я есмь» именно на этом уровне существования?

Здесь мы снова встречаемся с парадоксальной характеристикой “Я есмь”, по Блоху,  это "темнота проживаемого мгновения". Вообще около трети жизни мы более или менее бессознательно спим. Само же бодрое сознание, по Блоху, является таким узким, что в нем едва уместятся два-три отчетливых представления. Однако не это является главным. В момент Здесь-Теперь индивид темен, неясен, неопределен для самого себя.

Так же, как и многие другие моменты, идея «темноты переживаемого мгновения» ведет свое происхождение из философской юности Блоха  о «мраке переживаемого мгновения» говорится уже в его диссертации 1909 г.212(37). Хотя, на мой взгляд, можно скорее говорить о том, что философская юность Блоха протекала в его биологическом детстве и отрочестве, а молодые годы учебы и написания диссертации – это уже свидетельство интеллектуальной зрелости. Таким образом, биологический возраст Блоха никогда не совпадал с его интеллектуальными развитием и эта же асимметрия повторилась во второй половине жизни, когда 80- или 90-летний Блох производил впечатление очень живого, деятельного, то есть молодого, человека.

Трудность толкования исходного положения философии Блоха связана с одной из главных проблем в экзистенциалистской философии  является ли внутренний опыт объективируемым или нет? И если да, то можно ли его прояснить? И не появляются ли тогда параллели с учением К. Ясперса и его тезисом об «экзистенциальном прояснении»?

Подчеркнем опять, что, в отличие от Ясперса, у Блоха внутренний опыт не может быть схвачен рефлексивно в момент своего непосредственного протекания. Однако позже в актах переживания и рефлексии он доступен самому субъекту. Поскольку же субъект вовлечен в процесс деятельности, практики (о чем речь пойдет позже), то и его экзистенция оказывается связанной с практикой и тем самым теряет свои априорно-агностические характеристики.

Кроме того, здесь возникает новая характеристика деятельности, взятой с точки зрения момента темноты: если осмысление происходящего происходит только впоследствии, тогда возможно разделение события и смысла. Смысл возникает, создается после свершения события. Парадоксальную непроницаемость проживаемого мгновения, “темноту “Около”, отсутствие смысла Блох позже переносит и на социальные феномены: так, например, в процессе общественного труда продукт труда отделяется (отчуждается) от живого труда, и потому отсутствует позитивное отношение продуктов к жизненности их изготовления.

Блох полагает: «…люди вообще еще не знают, кто и что они суть»213. Отметим, что это не высокомерная оценка высокоэрудированного философа, а констатация изначальной экзистенциальной ситуации. Блох настаивает на том, что то, чем человек может быть и мог бы быть, скрыто еще в его «Внутреннем»(Innerlichkeit). Человек является «Инкогнито» для себя и для других, он еще не развился-раскрылся и потому «находится в противоречии ко всем тем своим уже имеющимся определениям, которые хотят быть окончательными»214. Тогда и темнота его «Внутреннего» не ситуативна, а атрибутивна, она постоянно сопровождает и будет сопровождать индивида во всей его жизни. Темнота  это не только красивая метафора, это, прежде всего, категория антропологии, а не теории познания, хотя и раскрывается через такие характеристики как «Инкогнито», «Загадка», «Скрытое», «Невысказываемое» и т.д. Это самое интимное и самое адекватное описание жизни или жизненности как качества этой жизни.

При этом «Инкогнито» индивида, еще потаенное и нераскрытое, совпадает с потаенной, неразвившейся и нераскрывшейся еще сущностью этого индивида, которая не раскрылась не только для него, но и для самой себя. Поэтому такая темнота обладает еще и динамическим, побудительным моментом и воплощается затем (об этом речь пойдет ниже) в дневных мечтах, “гештальтах исхода” и т.д. В этом смысле темнота парадоксальными образом оказывается, на мой взгляд, не темным, а неким светлым феноменом, обращенным к будущему.

Феномен темноты приобретает динамическое значение не только для субъекта, но и для материальных объектов. Все формы организации материи с такой точки зрения являются экспериментально-манифестирующими определениями этой материальной загадки, этого, по выражению Блоха, «материального Х». Поэтому инкогнито, загадка, «Х» имеют не только субъективные, но и объективные характеристики. Блох использует для характеристики такой онтологической ситуации кантовское выражение “вещь в себе”(Ding an sich)215. Таким образом, можно говорить о параллелизме и даже о “соответствии” темноты переживаемого мгновения темноте “материального ядра”216.

В русле нашего рассуждения, возвращаясь к проблеме субъекта, можно сделать вывод об универсализации субъективного момента темноты. Темноте придается позитивно-космический масштаб («…общее положение этого космоса объективно еще не является светлым»217, эта категория извлекается из оценочного (в частности, религиозного) контекста и становится существенной стороной антропологической и онтологической концепции Блоха.


3.3.2. Я есмь  голод как саморасширение


Другая сторона "Я есмь" — это его телесность. Тело — исходный пункт, который нельзя миновать. Блох развертывает здесь целую цепочку характеристик. По его мнению, существует некий напор, натиск (Drang), который первоначально выражается в еще ни на что конкретно не направленном стремлении. Когда подобное стремление ощущается человеком, то оно воспринимается как тоска (Sehnen). Направленная на что-либо вовне, тоска оборачивается поиском. Когда же поиск обретает какую-то конкретную внешнюю цель, то он становится побуждением218.

Человек движим многими побуждениями. При этом он наследует инстинкты животных, но в качественно иной форме: "...сознательный человек — это животное, насытить которое труднее всего. Если у него отсутствует необходимое к жизни, то эту нехватку он ощущает как никакое другое существо. Если он имеет необходимое, то вместе с удовлетворением появляются новые вожделения, которые мучают ничуть не меньше"219. Вожделения воплощаются в желания и активную волю. Желание пассивно, воля активна. Желание может остаться нереализованным, воля же стремится достичь поставленной желанием цели во внешнем мире220.

Но что скрывается за побуждениями? Человек — это средоточие многих инстинктов. Возможно ли, что главенствует какой-то один? З. Фрейд называл таковым либидо, А. Адлер — волю к власти, К.-Г. Юнг — коллективное бессознательное221.

Блох же выделяет голод222. Голод – это инстинкт самосохранения. Человек без питания непременно умирает. Без удовлетворения, например, инстинкта любви он может прожить достаточно долгое время; он может прожить вообще без удовлетворения инстинкта власти. Но "безработный, не евший много дней, приходит на древнейшее место среди инстинктов нашего бытия"223. Сочувствие к голодающим – единственное широко распространенное сочувствие. Вид мерзнущего, больного человека вызывает у других людей чувство превосходства. Не так с голодом — жалобы на голод действуют сильнее всех других жалоб. Голод  это «единственный основной инстинкт среди многих, который действительно заслуживает этого имени, он есть последняя и конкретнее всего связанная с носителем инстанция инстинкта»224. Ради полноты картины оговоримся, что Блох признает наличие у человека множества желаний и потому скорее можно говорить о многих основных инстинктах225.

Голод не имеет раз навсегда заданной характеристики, его нельзя свести просто к поиску пищи. Он зависит от окружающего мира и исторически трансформируется этим миром. Он взаимодействует с остальными общественными потребностями человека и меняется вместе с ними. Голод — этот "аппетит в себе"  есть масло в лампе истории. Если инстинкт голода не удовлетворять постоянно, то "Я есмь" становится упрямым и пытается изменить мир. Существующему плохому говорится "нет", и возникает стремление к лучшему. Это стремление становится "революционным интересом". Голод превращается во "взрывчатку тюрьмы лишений", а самость человека стремится не только сохранить себя, но и расшириться. Самосохранение становится саморасширением: "Из экономически объясненного голода вытекает сегодня решение о снятии всех отношений, в которых человек является угнетенным и забытым существом"226. Блох настаивает именно на этом моменте саморасширения, так как только из него можно объяснить последующий аффект надежды и свойства предвосхищения будущего.

Противопоставляя инстинкт голода либидо Фрейда, Блох движется в рамках той же логики, которая была изложена в канонической статье М. Хоркхаймера «Традиционная и критическая теория»227(52). Блох точно также пытается рефлексировать по поводу социальной обусловленности данной теории и определить исходную позицию Фрейда в рамках определенного социального контекста. Блох указывает на то, что пациенты психоаналитиков были в основном выходцами из средних слоев. Для них была неизвестна проблема поиска хлеба насущного. 90% самоубийств происходило по причине экономической нужды, и только 10% были связаны с личными любовными переживаниями. Между тем при проведении психоаналитических сеансов действовал запрет на обсуждение экономических и социальных вопросов. Для Фрейда и его посетителей забота о пропитании казалась одной из самых маловажных228. Хотя данные аргументы при критике Фрейда можно считать достаточно банальными, тем не менее, они позволяют провести некоторые параллели с неомарксистской логикой социального анализа.