Ассоциации Эрнста Блоха (Нюрнберг, фрг) и Центра Эрнста Блоха (Людвигсхафен, фрг) Cодержание Введение: Блох как вечный еретик, или Парадоксы восприятия биография

Вид материала

Биография

Содержание Введение: Блох как вечный еретик, или Парадоксы восприятия I. Биография 1.2. Годы странствий 1.3. Первая эмиграция: Европа и США 1.4. Лейпцигский период: прощание с иллюзиями 1.5. Тюбинген: вторая эмиграция

Подобный материал:

• Судебная система фрг, 463.38kb.
• Клуб Rock City Club или на Кудряшовской заимке/ боулинг Делегации РФ и фрг. Вечерняя, 91.62kb.
• Международная конференция, проведённая Институтом Европы ран совместно с Фондом им., 681.55kb.
• Биография Эрнста Теодора Амадея (Вильгельма) Гофмана, 431.43kb.
• С. М. Савенко Зав. Цсо медицинского центра, 80.55kb.
• С. В. Гиппиус тренинг развития креативности, 5128.29kb.
• Экологическое движение как воплощение радикальной политической тенденции в общественной, 33.12kb.
• Педагогические проблемы медиаобразования в фрг и в россии на современном этапе (конец, 597.42kb.
• § 21. Форма государства Выберите один или несколько правильных вариантов ответа, 114.21kb.
• Удк 940/949 нато и фрг в начале XXI века: стабильное развитие или стагнация?, 290.73kb.

Приложения ……………………………………………………………………………….…..167

1)Приложение 1

А) Открытое письмо партийного руководства Института философии университета им. К. Маркса от 18.01.1957 г…………………………………………………………………………..167

Б) Письмо Вальтера Ульбрихта от 11.02. 1957 г. Эрнсту Блоху…………………………….172

2) Приложение 2

Э. Блох. «Марсельеза и мгновение в Фиделио»……………………………………………174

3) Приложение 3

Вариация на тему: Гендерные языковые картины или маскулинные женщины и феминные мужчины………………………………………………………………………………………....176

Библиография ………………………………………………………………………………...179

Примечания ………………………………………………………………………………..….185

Введение: Блох как вечный еретик, или Парадоксы восприятия

Немецкий философ, социолог, писатель, музыковед Эрнст Блох (1885–1997) вошел в историю философской и социальной мысли прежде всего как автор трехтомного произведения «Принцип надежды». Предпринятая им энциклопедическая попытка оправдания утопии, привлечение внимания к надежде  этому очевидному для каждого феномену человеческого существования, который, как ни странно, оказался вне поля зрения философии и теории культуры, – значительно повлияла на современных мыслителей.

Однако Блох слишком крупная фигура, чтобы его концепции можно было достаточно однозначно интерпретировать. И здесь мы сталкиваемся с первым парадоксом, касающимся восприятия его творчества.

С одной стороны, можно констатировать постоянный интерес к Блоху в философских, социологических, теологических кругах. Достаточно взглянуть на библиографию работ, посвященных анализу различных идей Блоха, чтобы убедиться в справедливости данного утверждения¹.

С другой стороны, постоянно предпринимаются попытки объявить идеи Блоха устаревшими, потерявшими всякую актуальность. Это связано прежде всего с его политическими взглядами, в которых отразились все метания левого сознания ХХ века. Непосредственным поводом для критики Блоха является его оправдание московских поцессов 1937 года и активное участие в культурном строительстве в ГДР в первые годы после возвращения из эмиграции. По этой причине в многочисленных работах, посвященных политическим взглядам Блоха, кочует определение, данное современным немецким исследователем Оскаром Негтом: Блох  это «немецкий философ Октябрьской революции»². Стоит также упомянуть, что Блох оставался любимцем «новых» левых в 60-е гг. «Новые» левые подвергли в 60-е гг. уничтожающей критике всех своих прежних пророков, но не задели лишь Блоха, оставшегося для них верным союзником.

Наконец, сам Блох постоянно находился в парадоксальной ситуации: подвергаясь критике на Западе за свои неомарксистские взгляды и попытки синтезировать марксизм с другими идеологиями и философиями, не менее жестко он был принят и в социалистических странах. Г. Лукач характеризовал мышление Блоха как соединение «левой морали» и «правой теории познания»³.

После того, как в 1961 г. Блох остался в ФРГ, в социалистических странах о нем можно было говорить только как о «псевдомарксисте», ревизионисте⁴. В советской литературе творчество Блоха получило однозначно негативную оценку, в советское время ни одна из его работ не была переведена и он оставался запретной фигурой для исследователей⁵. Таким образом, Блох оставался чужим для официальной идеологии как на Западе, так и на Востоке. В связи с этим известный немецкий писатель Мартин Вальзер уже в 1959 г. называл Блоха «еретиком»: «Он абсолютный еретик, с нашей точки зрения, с точки зрения Рима, Вашингтона и Москвы, Восточного и Западного Берлина, всегда и везде Блох является еретиком»⁶. Особая ситуация сложилась после крушения социалистической системы ГДР, т.е. после 1991 г. В связи с развернувшейся в ФРГ идеологической кампанией по преодолению социалистического прошлого творчество Блоха было объявлено неактуальным, а его самого стало возможным пренебрежительно характеризовать как «мертвую собаку» или как «культурного функционера из Восточной зоны»⁷.

Однако постоянные попытки похоронить Блоха указывают на то, что в его концепциях, в его философских, социологических, эстетических взглядах присутствует нечто, что заставляет вновь и вновь перечитывать его работы, искать в них ответы на постоянно возникающие экзистенциальные вопросы.

Появляются работы, пытающиеся создать альтернативу философской позиции Блоха. Таков, например, труд известного немецкого философа Ганса Йонаса “Принцип ответственности”, в центре внимания которого оказывается забота человека о своем бытии, а надежде отводится достаточно скромное место⁸. Гюнтер Андерс считает, что в эпоху гено- и экоцида “принцип надежды” более не соответствует реальности и его следует заменить на “принцип “Вопреки”, который позволит вести борьбу против опасности глобального уничтожения без всяких иллюзий⁹.

Творчество Блоха постоянно привлекает к себе внимание теологов. Все творчество философа, особенно его ранние работы, могут трактоваться как страстные пророчества, а поздние работы – как философско-социологическое и культурологическое обоснование этих пророчеств¹⁰. Блох как мятежный пророк, скитавшийся по миру, – такая интерпретация имеет право на существование. Отсюда становится понятным, почему его работы «Принцип надежды» и «Атеизм в христианстве» послужили своего рода вызовом, вынудившим теологов обратиться к разрабатываемой им проблематике и дать свое видение поднятых проблем. Примером такой контринтерпретации может служить «теология надежды» Ю. Мольтмана¹¹.

Кроме того, на наш взгляд, идеи Блоха стали гораздо более актуальными для постсоветской России, чем для современной Германии.

Во-первых, это касается осмысления российской истории ХХ в. Если Блох предлагает нетрадиционную модель “человека мечтающего”, то почему бы не посмотреть на своеобразие исторических процессов в СССР именно с этой точки зрения? Ведь вся российская и советская культура насыщена мотивами мечтаний о “светлом будущем”, о “лучшей жизни”, счастье и т.д. Тогда советское прошлое может получить своеобразную теоретическую легитимацию: не как отклонение от общемирового исторического процесса, затянувшееся почти на весь ХХ в., а как одна из возможных линий развития человечества, связанная с абсолютизацией некоторых особенностей существования человека. В данном случае речь идет не о попытке компенсаторного теоретического оправдания истории, а о попытке более глубокого понимания произошедшего путем обращения к нетрадиционным моделям анализа и тем самым расширения исследовательского контекста.

Во-вторых, концепция Блоха помогает в определении проблемы будущего. Парадоксальным образом период перестройки в СССР продемонстрировал непонимание проблемы будущего: его предлагалось искать в прошлом (многочисленные призывы к “возрождению”), или же находить в перестраивании существующего настоящего, или же в заимствовании опыта западных стран. Во всех случаях будущее выступало как не новое, не подлинное, а как уже готовое будущее. В таком случае выработка некоей общенациональной российской идеи оказывается непосредственно связанной с определенным решением проблемы образа и содержания будущего. Таким образом, эпоха перестройки высветила серьезную проблему консервативной установки массового сознания, которую можно обнаружить и адекватно проанализировать только извне, в частности опираясь на теоретические позиции блоховской философии.

Наконец, для тех, кто интересуется перспективами развития марксистской теории, взляды Блоха могут представлять большой интерес. Ведь Блох, развивая свою концепцию, пытался развить и марксизм, синтезируя его с различными идеологиями и философиями, и независимо от того, каков был результат и как его можно оценить, сами схемы мыслительного движения могут оказаться для вдумчивого читателя весьма поучительными.

В комментаторской литературе постоянно возникает вопрос: а что, собственно, считать вкладом Блоха в историю социальной мысли ХХ в.? Некоторые авторы называют Блоха Томасом Мором ХХ в. (К. Бергхан) за его стремление оправдать утопию, дав ей новую интерпретацию. Другие считают, что «собственное оригинальное философское достижение Блоха» состоит в том, что он привнес «старую мистическую формулу тождества в марксистское понятие революции и диалектический материализм»¹². Говорится о «патетическом марксизме», о “феноменологии гностического духа человека”¹³. Некоторые авторы обсуждают вопрос о близости философии Блоха и экзистенциализма, например, в лице Ж.-П. Сартра¹⁴. Однако при всем многообразии трактовок существует общее признание того факта, что философия надежды является серьезным вкладом в развитие философии ХХ в.

Спорным моментом в творчестве Блоха является недостаточное внимание к вопросам методологического обоснования его собственной позиции, вытекающее из принципиально антисистематической – но не отрицающей системность как таковую – установки его творчества. Это порождает значительные трудности при анализе (и переводе на другой язык) основных текстов, толковании категорий, и при попытке стройного логического изложения его взглядов. Лишь в конце жизни Блох попытался обобщить свои взгляды в работе «Experimentum Mundi»(1975)¹⁵. При этом следует отметить, что редко какой философский текст оказывает интерпретатору, особенно если он представитель другой культуры, такое сопротивление, как текст Блоха. Мы сталкиваемся здесь с обычным парадоксом массового восприятия любого крупного мыслителя: имя Блоха и общие черты его концепции известны массовой образованной публике, по крайней мере, в Западной Европе. При этом, будучи хорошо понимаем лишь достаточно небольшой группой читателей даже в немецкоязычных странах, Блох остается чрезвычайно трудным для понимания автором. Поэтому и данная работа может рассматриваться только как общее введение в философию Блоха, а разработка конкретных проблем, поднимаемых в этой философии, требует отдельных и фундаментальных исследований.

Те из читателей, кто настроен на жестко-однозначные, линейно-прозрачные, позитивистски-аналитические категориальные конструкции, будут разочарованы многозначностью, темнотой, кружением вокруг одних и тех же моментов. Те же, кто, тем не менее, предпримет отчаянную попытку пробиться к смысловым глубинам, будет в конце концов вознаграждены удовольствием от изящной игры философских понятий, которые в данном контексте теряют свою тяжеловесность и превращаются в калейдоскоп философских парадоксов, интеллектуальных танцевальных фигур, цветовых и графических картин социальной реальности, музыкальных лейтмотивов, звучащих в произведениях Блоха.

Следует сделать несколько замечаний по поводу структуры нашей работы, выполненной в жанре историко-философского исследования.

Во-первых, этот жанр представляется не музейным собранием цитат и запыленной картотекой идей, а неким диалогом исследуемой философской концепции с современностью. Это означает, прежде всего, понимание творческого наследия Блоха не как наследия, а как живых идей, продолжающих явно или неявно влиять на современный философский дискурс, представляющих собой мировоззренческий и философский вызов ныне действующим мыслителям. Поэтому излагаемые концепции требуют не изолирующего  и тем самым архаизирующего их анализа, а скорее демонстрации их эвристических возможностей при интерпретации актуальных социально-политических проблем. Поэтому изложение основных философских, социологических и особенно политологических положений концепции Блоха сопровождается попытками их применения к некоторым проблемам современной отечественной и зарубежной истории.

Во-вторых, тексты Блоха, в силу своей эвристической метафоричности, всегда требуют подробных комментариев и вызывают различные ассоциации. Исходя из данного обстоятельства, пришлось значительное количество материала перенести в ссылки. Это сделано с целью сохранить прозрачную для понимания логику изложения. Это обстоятельство, однако, не должно производить впечатление того, что ссылки и комментарии к ним являются второстепенным текстом. Скорее это некий параллельный текст, который содержит постановку проблем, не вошедших в основной текст и который может быть прочитан параллельно и иногда независимо от основного…

Данное исследование выполнено в Институте философии и права УрО РАН.

Автор выражает глубокую признательность за постоянную поддержку в работе прежде всего Дорис Цайлингер (Ассоциация Эрнста Блоха, Нюрнберг), без дружеского и компетентного участия которой это издание не смогло бы осуществиться, а также проф. М. Риделю (Халле), проф. Х.-В. Шлоссеру (Франкфурт-на-Майне), проф. В. Хофману (Берлин), проф. В. Беккеру (Гисен), Я.Р. Блоху (Киль), Э. Холлеру (Тюбинген), Б. Ваттендруп (Билефельд), Е.Готч, Г. и У. Вайсенборнам (Вупперталь) (все – ФРГ).

Большую помощь при подготовке текста к печати оказали Т.А. Круглова, А.Ю. Калеми, Т.А. Бурлова, Л. Кашапова, С.В. Мошкин, А.Б. Максутов, А.С. Постников, И.М. Харитонова, В.В. Харитонов (все – Екатеринбург), С. Георгиев (Москва).

Автор выражает благодарность руководству Института философии и права УрО РАН (проф. А.В. Гайда, ученый секретарь канд. филос. наук В.Н. Руденко) за проявленное долготерпение и поддержку в ходе работы над монографией, акад. К.Н. Любутину, привлекшему внимание автора к данной проблематике.

I. Биография

1.1. Детство и юность


Эрнст Симон Блох родился 8 июля 1885 года в Людвигсхафене в обеспеченной еврейской семье. Его отец Маркус Блох был железнодорожным служащим и сумел дать своему сыну хорошее образование. Однако атмосферу гимназии Эрнст выдерживал с большим трудом, рутина школьной жизни угнетала его. Гораздо более интересным и привлекательным был мир, множество миров вне школы. Современностью для Блоха был Людвигсхафен. Город, расположенный на Рейне, в конце XIX в. стал одним из промышленных центров Германии, там находились фабрики по производству анилина и соды, штаб-квартира известного концерна БАСФ. Силуэт города определяли дымящиеся фабричные трубы, домны, унылые административные здания заводов и фабрик. Это было царство техники, триумф технического разума и одновременно поражение разума социального: зараженный воздух, изможденные пролетарии. На противоположном берегу Рейна находился другой мир, прошлое — Мангейм. В этом городе, в отличие от Людвигсхафена, проживали свою размереннную, освященную традициями жизнь дворяне. Вместо доходных домов на уютных улочках располагались красивые виллы. Там был иной воздух, иные ритмы, иное ощущение жизни. Однако традиционность Mангейма состояла не столько в этом, сколько в другом: здесь находился один из крупнейших дворцов Германии, библиотека которого содержала книги по самым различным отраслям знаний, в том числе по истории философии с древних времен до середины XIX в. Эта библиотека стала прибежищем для юного Блоха. С 15 до 18 лет он прочел Шопенгауэра, Лейбница, Канта, Фихте, Спинозу, Гегеля, Шеллинга. Можно сказать, что Блох в юношеские годы самостоятельно прошел путь мировой философии. (Хотя надо заметить, что тяга и способность к философскому самообразованию была, видимо, чертой времени — то же самое можно сказать про В. Беньямина, Т. Адорно.) Наконец, был еще и третий мир, куда гимназист Эрнст Блох особенно стремился. Это была фантазия — яркие образы, сильные переживания. Ежегодная ярмарка в Мангейме, Национальный театр, где начинали свою карьеру В. Фуртвенглер и Э. Кляйбер, поражали воображение и манили далекими перспективами. А Рейн, с его судами, рассказами матросов о дальних плаваниях, открывал реальные возможности дальних путешествий и приключений. Не случайно Блох позже говорил о том, что для него всегда были наиболее важными и интересными Гегель и Карл Май¹⁶. Жизнь на пересечении многих миров, их восприятие и глубокое переживание не проходили бесследно для Блоха. Современность, увиденная им не только через мир техники, но и в усталых лицах рабочих, заставляет обратиться к политической литературе: в 14 лет Эрнст прочитывает речи А. Бебеля и Р. Люксембург, выписывает социал-демократическую газету "Форвертс". Но необходимо было объяснить происходящее, связанное с уходящим прошлым и наступающим будущим, более глубоко, и Блох пишет письма известным в то время философам. В Германии многие знаменитые ученые и мыслители переписывались со студентами и школьниками, и поэтому Блох получал ответы на интересовавшие его вопросы от Эрнста Маха, Теодора Липпса, Эдуарда фон Хартмана, Вильгельма Виндельбанда¹⁷. В 1905 г. Блох не без труда сдает выпускные экзамены и отправляется в путешествие, которое растянулось на всю жизнь.


1.2. Годы странствий


Первая остановка — Мюнхен, университет. Учеба у профессора философии Теодора Липпса¹⁸, а также изучение физики, германистики, музыки. Недолгий период увлечения философскими взглядами Липпса, сочувствие его политической позиции (Липпс резко выступил против жестокости подавления русской революции 1905 г.), сочетавшееся с собственной упорной учебой, сменились вскоре желанием Блоха выйти из узких рамок психологизма Липпса и найти для себя более приемлемую теорию. Через год он переезжает в Вюрцбург к Освальду Кюльпе¹⁹, где знакомится с экспериментами в психологической лаборатории. После четырех семестров учебы (во время которых происходит знакомство с другим учеником Кюльпе-Мартином Хайдеггером) Блох защищает диссертацию на тему "Критические рассуждения о Риккерте и проблема современной теории познания", в которой подвергает критике резкое противопоставление естественных наук и наук о духе. Из Вюрцбурга Блох отправляется в 1908 г. в Берлин ("Мюнхен совсем другого порядка") — город, сосредоточивший в себе тогда все важнейшие процессы политической и культурной жизни Германии и всей Европы. Берлин приобретал особое качество — он превращался постепенно в "мировой город", каким он будет в течение примерно двадцати лет, чтобы затем на долгие десятилетия потерять свое величие. Однако Блох едет не за впечатлениями, он направляется к Георгу Зиммелю, философу с широким кругом интересов, историку философии, исследователю философии денег, хозяйства и религии, основателю формальной социологии. Г. Зиммель встретил Блоха настороженно, однако после получасового разговора Блох получает приглашение участвовать в коллоквиуме, проходившем в квартире Зиммеля. Знакомство переросло в дружбу, Зиммель и Блох даже совместно совершили путешествие по Италии. Спустя некоторое время (как это часто потом происходило) Блох охладел к своему коллеге, он находит Зиммеля недостаточно глубоким, не имеющим ясной цели. В последующем отношения их были прохладны и окончательно испортились в 1914 г., когда Зиммель встал на позиции ура-патриотизма и в своих выступлениях отстаивал необходимость войны.

В 1911 г. Блох переезжает в Гейдельберг. Там начинается одна из самых интересных глав его долгой страннической жизни. Здесь он встречается с Георгом Лукачом. Первое знакомство произошло еще в 1910 г. в коллоквиуме у Г. Зиммеля, но только в Гейдельберге началась дружба, наполненная оживленными дискуссиями, активной перепиской, совместными путешествиями. И хотя к этому времени Лукач уже имел определенную славу, а Блох только начинал свою философско-публицистическую деятельность, оба они нуждались друг в друге. Это был, по словам Блоха, "настоящий симбиоз", они были, как "сообщающиеся сосуды". В Гейдельберге среди множества кружков выделялся салон Макса Вебера, куда Лукач ввел Блоха. Блох произвел впечатление enfant terriblе на достопочтенную публику, но тем не менее был замечен. Он общается с Альфредом Вебером, Эмилем Ласком, Генрихом Риккертом и др. И Лукач, и Блох вскоре стали знаменитостями в небольшом университетском городке. Вебер ценил обоих, но полагал, что "новый еврейский философ" обладает слишком высоким самомнением и хочет быть очередным мессией. Такого же мнения придерживались и другие знакомые Блоха — Карл Ясперс, Эрнст Трельч, Фридрих Науман, Теодор Хойс²⁰.

Повторить пример дружеских отношений Маркса и Энгельса Блоху и Лукачу не удалось — их теоретические разногласия нарастали. Это касалось, во-первых, сферы интересов Блоха, его пристального внимания к миру фантазий и мечтаний. Ян Роберт Блох, сын Э. Блоха, очень точно заметил: ”Мир ярмарок, мир приключений и бульварных романов, который Блох хотел склонить на сторону мечты о лучшем деле, был для Лукача иррациональным, метафизическим маслом, которое Блох подмешивал в чистейшую воду марксизма, тем самым затемняя его”²¹.

Во-вторых, разногласия сказывались в различной оценке экспрессионизма, который Блох защищал и оправдывал, а Лукач подвергал резкой критике.

В-третьих, они расходились в оценке роли интеллектуалов в политической борьбе: Лукач был за практическое вмешательство интеллектуалов в политику (и вступил в 1918 г. в венгерскую компартию), Блох же считал, что интеллектуалам надо действовать не политическими, а своими собственными средствами.

Разногласия не помешали впоследствии Блоху прийти на помощь Лукачу. В 1919 г. Лукач, бывший народным комиссаром в правительстве Белы Куна, после поражения венгерской революции перебрался в Вену, где был опознан и арестован. Блох организовал вместе со своими друзьями кампанию протеста, написал воззвание "К спасению Георга Лукача". Лукача освободили ²².

Начавшаяся первая мировая война перечеркнула жизненные планы многих. Лукач и Блох отрицательно относились к войне и не хотели служить в армии. Подарком судьбы для Блоха стала его близорукость, он был признан негодным к военной службе. Женитьба на Эльзе фон Стрицки, рижской немке из очень богатой семьи, принесла временное благополучие. Блох живет в Грюнвальде, недалеко от Мюнхена, где с апреля 1915 г. по май 1917 г. пишет свою первую крупную работу "Дух утопии". Критика войны, капитализма, пруссачества сочетается в ней с глубоким анализом музыки, литературы, философии орнамента. Написанная ярко и оригинально, эта книга сделала Блоха знаменитым. Само название работы  «Дух утопии»  перекликается со знаменитой работой М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» и также претендует на некую эпохальность. Такая претензия оказалась обоснованной: для многих читателей она была концентрированным выражением духа экспрессионистского десятилетия. Сегодня же можно сказать, что это одно из самых интересных свидетельств развития художественной жизни Германии начала ХХ в., рефлексия мучительных поисков, бурных прорывов, духовных вершин этой жизни. Переехав в мае 1917 г. в Швейцарию, Блох получил заказ на статьи о пацифистском движении. Он быстро проникается идеями пацифизма, и входит в группу, которая сотрудничает с демократической "Свободной газетой". Среди членов группы были Рене Шикеле, Хуго Баль, Герман Гессе²³. За два года Блох опубликовал в этой газете свыше 100 статей, посвященных проблемам пацифизма, милитаризма, войны, демократии, социализма, Октябрьской революции в России. В это же время Блох знакомится с Максом Шелером и поддерживает тесные отношения с Вальтером Беньямином. Весной 1919 г. он возвращается в Германию с больной женой, которая умирает в начале 1921 г. В тот же год появляется вторая значительная работа Блоха "Томас Мюнцер как теолог революции", в которой уточняются идеи о революционизирующей роли утопий, разрабатывается проблема культурно-исторического наследия.

В 20-х гг. Блох непрерывно путешествует: Берлин, Берн, Мюнхен, южная Франция, Париж, Италия, Тунис, Алжир, Марокко... Много времени он проводит в Берлине, круг его интересов чрезвычайно разнообразен: он вместе с В. Беньямином проводит под медицинским контролем эксперименты с гашишем²⁴, присутствует на репетициях "Трехгрошовой оперы" Бертольда Брехта, буквально заваливает редакции газет и журналов своими рецензиями, статьями, очерками. Особенно привлекает Блоха бульварная литература, связанная с приключениями, путешествиями, фантазиями. Интерес к этому жанру сохранился у него до глубокой старости. Круг друзей и знакомых расширяется, Блох поддерживает отношения с Т. Адорно, О. Клемперером, А. Канторовичем, М. Ландманом, З. Кракауэром. В 1930 г. выходит очередная работа Блоха – "Следы". Предмет ее анализа — анекдоты, сказки, житейские истории простых людей, цель книги — исследование повседневности в мельчайших деталях и переживаниях, в которых скрыты мечты о счастье, желание лучшей жизни. Чтение следов переживаний и событий, распутывание и просветление той темноты проживаемых мгновений, которая присутствует повсюду — такова установка Блоха как герменевтического следопыта, такова линия нетрадиционного философствования, ведущая к глубинам индивидуального и общественного сознания через анализ банальностей.


1.3. Первая эмиграция: Европа и США


Приход нацистов к власти в 1933 г. создал непосредственную угрозу жизни Блоха, ибо он был хорошо известен своими антифашистскими взглядами, а его новая жена Карола Пиотрковска (он вновь женился в 1929 г.) вступила в 1932 г. в КПГ. Был объявлен розыск Блоха, и только благодаря счастливому стечению обстоятельств ему удалось уехать в Цюрих. С этого времени начинаются бесконечные переезды. В 1934 г. его вместе с женой высылают из Швейцарии и они едут в Вену, в 1935 г. — краткое пребывание в Париже, затем переезд в 1936 г. в Прагу, и наконец в 1938 г. они отправляются в США — страну, предоставившую им убежище на целых 11 лет.

Жизнь в Америке была тяжелой по ряду причин. Одна из них — незнание английского языка. Другая причина — левая ориентация Блоха. Когда он обратился с просьбой о трудоустройстве в Институт социальных исследований, переехавший из Франкфурта-на-Майне в Нью-Йорк, М. Хоркхаймер отказал ему в этом. Основания для отказа — "политическая позиция Блоха слишком коммунистическая"²⁵, а также убеждение М. Хоркхаймера в том, что утопия как философская форма не годится для обсуждения проблем современного общества²⁶.

На помощь Блоху пришли старые друзья — Х. Эйслер, Х. Шумахер, поддержавшие Блохов морально и материально²⁷. Блох живет то в Нью-Йорке, то в Кембридже (Массачусетс). Основным источником существования были деньги, получаемые Каролой Блох за работу в качестве архитектора. Большую часть времени Блох проводит за письменным столом, он счастлив, что может писать на родном немецком языке — "языке науки и философии". Иногда он публикует статьи в антифашистских изданиях, но все силы отдает написанию фундаментального произведения, посвященного феномену надежды в жизни и истории человеческого рода и индивида. Попытки пристроить в какое-нибудь американское издательство написанное постоянно оканчиваются неудачами. Лишь в 1946 г. в Нью-Йорке выходит книга "Свобода и порядок. Очерк социальных утопий", вошедшая позже как глава в "Принцип надежды"²⁸.

Следует обратить внимание на некий парадокс пребывания Блоха в США. Сам Блох однажды сформулировал два типа поведения немецкого эмигранта: первый полностью отворачивается от Германии и от немецкого языка, второй – противоположен первому и смотрит на Новый свет свысока, делает вид, что ничего не изменилось с прибытием в Америку, и более того, полагает себя неким европейским «культуртрегером»²⁹.

Блох не был ни первым, ни вторым. Как всегда, его положение амбивалентно и неоднозначно. Он сохранял и культивировал немецкий язык, с интересом относился к американской жизни, но не был интегрирован в нее. Он не участвовал в деятельности университетов, институтов, фондов, организаций. В США Блох перестал быть публичным человеком и превратился в человека приватного. Однако это не повлияло на его интеллектуальное самочувствие: это время стало для Блоха временем очень продуктивного творчества – ведь “Принцип надежды” был написан в основном именно в США, хотя в самом произведении пребывание в Новом Свете практически не нашло никакого отражения.

В начале 1948 г. Блох получает приглашение из Лейпцигского университета с предложением возглавить кафедру философии, которой раньше руководил Ханс-Георг Гадамер, переехавший в 1947 г. во Франкфурт-на-Майне. Профессор Вернер Краус, пригласивший Блоха, заверил его в том, что он получит неограниченную свободу действий. Блох колеблется: ему уже 63 года, он получил американское гражданство, выучил английский язык, хотя по-прежнему не чувствует себя в Америке как дома. Блох опасается также, что преподавательская деятельность помешает его научной работе. С другой стороны, появлялась возможность пропагандировать свои взгляды, вернуться в родную языковую среду. Наконец, это возможность вернуть себе прежних читателей и завоевать сердца новых — ведь в Америке Блох никогда не имел такой известности и взгляды его не имели того резонанса, какой был прежде, в донацистской Германии. Однако есть и некоторое опасение “публичности” — ведь она может затруднить работу над дальнейшими философскими сочинениями. Политический климат в США постепенно ухудшался, но что встретит его в Восточной Германии, оккупированной Советским Союзом? Блох колеблется, но все-таки в марте 1948 г. принимает решение ехать в Лейпциг.


1.4. Лейпцигский период: прощание с иллюзиями


Пребывание в Германской Демократической Республике в 1949–1961 гг. можно назвать одной из самых ярких, но одновременно и самых трагичных страниц в жизни Блоха. Об этом периоде жизни философа в странном промежуточном государстве, канувшем в историю в 1990 г., мало что известно российскому читателю, поэтому следует осветить его более подробно.

Демократизация общественной жизни, происходившая на территории побежденной Германии, требовала создания не только новой политической инфраструктуры, но и нового образа мышления. Последний мог быть сформирован не в последнюю очередь благодаря системе образования, среди которой университеты занимали очень значительное место. Не случайно поэтому уже в 1946 г. начали свою работу университеты Йены, Ростока, Халле. В Лейпциге университет открылся 5 февраля 1946 г. С речью “Об изначальности науки” на нем выступил Ханс-Георг Гадамер, бывший с мая 1945 г. по январь 1946 г. деканом филолого-исторического отделения философского факультета, а затем ставший ректором университета³⁰. В университете были восстановлены многие ученые, например, Т. Литт³¹.

Однако развитие университетской жизни находилось между двумя полюсами: с одной стороны, развитие демократических процессов в традиционных университетских структурах требовало доверия и академической свободы деятельности. С другой стороны, статус побежденной страны и, что особенно ощущалось позже, статус строительства нового государства и общества накладывали свой отпечаток, и прежде всего контроль со стороны СВАГ и СЕПГ. Вводились новые учебные курсы, так, например, в 1946 г. был введен обязательный для всех студентов предмет «Политические и социальные проблемы современности», ставший предтечей впоследствии введенного курса «Изучение основ марксизма-ленинизма»³². 2 декабря 1946 г. глава Советской военной администрации в Германии (СВАГ) издал приказ № 333 о создании факультетов общественных наук в университетах Лейпцига, Йены, Ростока. Цель их создания заключалась в подготовке в течение двух лет кадров для государственных, хозяйственных и общественных организаций³³.

Последнее обстоятельство, а также другие трудности заставили Х.-Г. Гадамера и Т. Литта оставить свои посты. В октябре 1947 г. Гадамер принял приглашение университета во Франкфурте на Майне, а Литт отправился в университет Бонна. Сразу появились две вакансии: Х-Г. Гадамер являлся одновременно заведующим первой кафедрой философии и директором Института Философии, второй кафедрой заведовал Т. Литт.

На философском факультете была создана комиссия, которая рассмотрела многие кандидатуры на пост заведующего кафедрой философии. Один из членов комиссии, ординарный профессор романской филологии Лейпцигского университета Вернер Краус предложил в качестве преемников по кафедре Т. Литта политэмигрантов Герберта Маркузе и Эрнста Блоха, живших в США. Г. Маркузе, получив приглашение, отказался, не забыв при этом настоятельно порекомендовать Блоха на эту должность³⁴.

С Блохом тоже было не все так просто: в первом письме ему предлагались на выбор университеты Лейпцига или Берлина. В последнем случае речь шла о профессуре на факультете общественных наук университета им А. Гумбольдта по специальности материалистическое понимание истории. Однако вскоре второй вариант отпал.

Профессор В. Краус, пригласивший Блоха, заверил его в неограниченной свободе действий. Однако в самом Лейпциге и университете события развивались не столь быстро и не в том направлении, как надеялся В. Краус. Для приглашения на кафедру необходимо было согласие центральных инстанций, самого философского факультета и комиссии. Если земельное правительство Саксонии, Центральное управление народного образования в Берлине вскоре дали свое согласие, то в университете была иная обстановка. Блоха звали на философский факультет, но как философ, он был почти неизвестен в послевоенной Германии³⁵. Было решено получить свидетельства авторитетных людей, знающих Э. Блоха. Они должны были выступить в качестве экспертов и ответить на вопрос, способен ли Блох работать преподавателем философии в высшей школе. Отзывы тех, кто ответил (Э. Франк, Э. Ауэрбах, Г. Маркузе), были положительными. Однако отзывы профессоров Лейпцигского университета, прежде всего членов комиссии, были отрицательными. Блох характеризовался как писатель, социологически ориентированный критик культуры, как мыслитель, приверженный мессианскому утопизму, и т.д.³⁶.

Был выдвинут еще один вариант: предложить Блоху возглавить кафедру социологии, которая была создана в университете в 1925 г. и которую первоначально возглавлял Х. Фрайер. И в конечном счете при голосовании прошло именно последнее предложение. Однако министерство образования земли Саксония не согласилось с этим результатом и распорядилось пригласить с 1 июня 1948 г. Эрнста Блоха в качестве ординарного профессора по кафедре философии (которую занимал Гадамер), одновременно предложив пост директора института философии с годовым окладом 13 600 рейхсмарок³⁷. Прошел почти год, прежде чем Блох приступил к своим обязанностям. 24 мая 1949 г. он прочел вступительную лекцию на тему ”Университет, марксизм, философия”, на которую не пришли большинство преподавателей философского факультета³⁸.

Приехав весной 1949 г. в Лейпциг, Блох получил все, что ему обещали, – дом, руководство институтом философии при Лейпцигском университете, высокую зарплату, различные льготы³⁹. Разумеется, для странника Блоха это не имело первостепенного значения, но позволяло забыть о тяжелом американском периоде, он мог полностью переключиться на научную и преподавательскую работу. Блох воодушевлен своим новым окружением, прежде всего, конечно, студентами, а не коллегами. Будучи почти позабытым и известным после эмиграции лишь небольшому кругу ценителей философии, через несколько лет он становится знаменитостью не только Лейпцига, но и всей ГДР. Лекции Блоха, наполненные огромным количеством исторических фактов, неожиданными аллегориями, поразительными метафорами, сверкающие юмором, сарказмом, иронией притягивали слушателей, и вскоре вокруг него образовался кружок учеников и почитателей. К нему стали приезжать и студенты из Западной Германии. Блох читает курсы по истории философии, устраивает коллоквиумы. У него имелось ясное представление о модели нового образования в послевоенной Германии, новом образе университета. В публичных докладах "Университет, марксизм, философия" (1949), "Университет, истина, свобода" (1955) Блох выступает против упрощения высшего образования, подчеркивает значение теории вообще, и философии в частности, в жизни общества. Спектр его высказываний весьма широк: от традиционных повторений основных марксистских заповедей (марксизм представляет науку как одну из высших производительных сил и потому обеспечивает действительную свободу исследования), выраженных им достаточно туманно и потому интерпретируемых по-разному (следует изучать историко-философские тенденции нашего времени и действовать в соответствии с ними), до откровенно еретических в условиях ГДР (к философии идеализма следует отнестись со всей серьезностью) ⁴⁰.

Научная деятельность Блоха также протекает успешно. Он завершает и обрабатывает все то, что было написано им за долгие годы эмиграции. В 1951 г. появляется работа "Субъект-Объект. Разъяснения к Гегелю", в 1952 г. — "Авиценна и Аристотелевские левые", в 1953 г. — "Христиан Томазиус, немецкий ученый без убожества". В 1954 г. издан первый, а в 1955 г. — второй том "Принципа надежды". Блох становится одним из учредителей ведущего философского журнала ГДР  "Немецкого журнала по философии" («Deutsche Zeitschrift fuer Philosophie»), который выходит с 1953 г.⁴¹. В это же время он избирается председателем Культурбунда в Лейпциге⁴². В марте 1954 г. он действительный член Германской академии наук (тогда еще не разделенной), а затем руководитель секции философии в ГАН.

Вершина общественного признания — 1954–1955 годы. 7 октября 1954 г. Блох получает Национальную премию 2 класса по науке и технике, 8 июля 1955 г. награждается "Отечественным орденом за заслуги". ЦК Социалистической Единой Партии Германии посылает приветствие, в котором отмечаются усилия Блоха в борьбе за новую демократическую Германию. В центральном органе ЦК СЕПГ — газете "Нойес Дойчланд" опубликовано поздравление секретаря ЦК Курта Хагера. Казалось бы, это пик славы. К Блоху пришло все, чего он был лишен раньше: признание государством и правящей партией, почитание студентами и интеллигенцией.

Блох мог быть спокоен — получение ордена в 70 лет достойно отмечало завершение жизненного пути. Однако он всегда следовал своим принципам и, несмотря на вынужденные компромиссы с действительностью, как капиталистической, так и социалистической, никогда не был оппортунистом. Блох никогда не был "человеком системы", он не стал и человеком системы политической, он со своей экстравагантностью и независимостью плохо вписывался в традиционный немецкий университетский мир и тем более в нарождающийся новый социалистически-бюрократический мир ГДР.

Первые залпы в его адрес прозвучали еще в 1950 г., когда журнал ЦК СЕПГ "Единство" опубликовал статью "О марксистско-ленинском воспитании научных кадров", с критикой Института философии, поскольку Блох там "проповедовал идеалистическую диалектику Гегеля". В 1954 г. профессор философии из Лейпцига Ругард Отто Гропп публикует в “Немецком журнале по философии” свою статью “Марксистский диалектический метод и его противоположность идеалистической диалектике”, которая положила начало дискуссии о буржуазном наследии в философии ГДР⁴³. На философской конференции СЕПГ в Бабельсберге Гропп — злой дух Блоха — вновь резко критикует его книгу о Гегеле. В 1956 г. ЦК СЕПГ усиливает давление на "Немецкий журнал по философии", в котором появляются статьи с похвалами в адрес самого Блоха и одновременно негативной оценкой его философии надежды, как "чуждой по сущности диалектическому и историческому материализму"⁴⁴.

Наконец, властям представился повод перейти к решительным действиям: у Вольфганга Хариха, главного редактора этого журнала, нашли план государственного переворота. В. Харих был арестован и осужден на 10 лет тюремного заключения. За ним последовали многие его товарищи. Блоха также должны были арестовать, но руководство ЦК (прежде всего, В. Ульбрихт) сочло более эффективным запретить Блоху публичные выступления. Против Блоха началась активная кампания в прессе ГДР, которую возглавлял все тот же Р.О. Гропп. На различных конференциях, посвященных вопросам развития культуры, науки, просвещения, хорошим тоном стало критиковать философские воззрения Блоха. Поспешили высказаться К. Хагер, И. Бехер и многие другие политические и культурные функционеры. Сам В. Ульбрихт не остался в стороне и на страницах "Нойес Дойчланд" выступил с критикой Блоха⁴⁵. Сигналы сверху не оставались внизу без внимания, возникли новые формы работы с еретиком, как, например, коллективный погром блоховской философии, осуществленный сразу шестью авторами⁴⁶.

Травля разворачивалась по сценарию, проверенному веками, — Блоха упрекали в том, что он сбивает молодежь с пути, затем требовали от его учеников отречься от учителя⁴⁷. В апреле 1956 г. в лучших советских традициях в институте философии была проведена конференция по вопросам философии Блоха, которая явилась своеобразным инквизиторским процессом против мыслителя и его учеников. В начале 1957 г. Блох был принудительно отправлен на пенсию, ему было запрещено переступать порог университета и где-либо читать лекции. Жена Блоха, Карола, в том же году была исключена из СЕПГ⁴⁸. Некоторые из учеников Блоха переехали в ФРГ, оставшиеся в ГДР были исключены из партии, а затем и из университета⁴⁹.

Сам Блох сначала не придает происходящему большого значения. В 1956 г. он собирает научную конференцию на тему "Проблема свободы в свете научного социализма", где заявляет, что некоторые буржуазные свободы отсутствуют в социалистических странах⁵⁰. Затем, пытаясь оправдаться, он пишет письма в ЦК СЕПГ, в газеты, дистанцируется от своих защитников в Западной Германии⁵¹. Но железный каток партийной критики постепенно подминает под себя всех сопротивляющихся. Блох оказывается в изоляции.

И все же Германская Демократическая Республика конца 50-х гг. не была абсолютна похожа на Советский Союз. Даже после принятия столь жестких мер Блох продолжал получать профессорскую зарплату от университета, ежемесячные выплаты от Академии наук⁵², мог свободно путешествовать. После принудительной отставки он побывал в Греции, Египте, Франции, Албании, неоднократно — в Западной Германии. Между тем атаки на Блоха продолжались — после оргвыводов можно было не спеша разобраться с его мировоззренческой позицией. В дело вступает талантливый философ Манфред Бур. В "Немецком журнале по философии" появляется статья М.Бура, утверждающая: истоки философии Блоха в религии, точнее в Откровении Иоанна Богослова. Блох, по мнению Бура, страшится будущего, использует иррациональные категории (например, жизнь, бессознательное), подчиняет диалектику идеологии⁵³. Обстоятельный тенденциозный разбор заканчивается уничтожающим выводом о "ревизии марксизма" в творчестве Блоха. Когда же в 1960 г в продаже появляется наконец третий том "Принципа надежды", М. Бур в новой статье продолжает успешно начатое развенчивание "ревизионистской" философии. На этот раз выяснилось, что поставленная Блохом проблема надежды является анахронизмом в 1960 г., а темный и метафоричный язык — свидетельство осознанного отказа от научности, крен в сторону агностицизма⁵⁴.

Несмотря на столь тяжелую идеологическую атмосферу, сам Блох не хотел покидать ГДР, ибо все же сохранял определенные иллюзии о возможности повлиять на развитие социализма. В 1960 г. он отправляется в очередное турне по Западной Германии с чтением лекций в Тюбингене, Гейдельберге, Штуттгарте. В Тюбингене публичные выступления Блоха имели огромный успех, он был приглашен для чтения лекций на целый семестр. Летом 1961 г. перед началом семестра Блох с женой отдыхает в Баварии и 13 августа едет к друзьям в Мюнхен. Здесь его застает известие о строительстве берлинской Стены.


1.5. Тюбинген: вторая эмиграция


Известие о возведении берлинской Стены стало сильным ударом для Блоха. Взвесив все за и против, он принимает решение остаться в ФРГ — пять лет идеологического террора не прошли даром. Этот выбор был нелегким: Блох остался без дома, без своей коллекции антиквариата, без библиотеки. Снова, как и в 30-е гг., надо было все начинать с нуля. Однако не эти проблемы были самыми главными и мучительными. После возвращения в ГДР из первой эмиграции Блох остро критиковал и США и ФРГ, но в кризисной ситуации все же предпочел Запад. Такая эмиграция из социализма в капитализм самого выдающегося философа ГДР вызвала множество откликов. По обе стороны Стены этот поступок Блоха оживленно комментировался. Если в ГДР преобладал дружный хор осуждающих голосов (предатель, ренегат, преступник, идейный банкрот и т.п.), то в ФРГ комментарии были разнообразны — от злорадства правых до некоторой растерянности левых. При том существовало общее понимание того, что из "коммунистического Савла" вряд ли удастся сделать "либерального Павла". Это осложняло и трудоустройство Блоха в Тюбингенском университете, и получение гражданства ФРГ. Однако вторая эмиграция оказалась более благополучной: благодаря помощи многочисленных друзей Блох поселился в Тюбингене, стал приглашенным профессором, а на его лекции иногда собиралось более тысячи человек. Лекции, прочитанные в Тюбингенском университете в течение первых двух семестров, и легли в основу “Тюбингенского введения в философию”, опубликованного в 1963 г. Одно из крупнейших издательств Западной Германии — Suhrkamp Verlag — начинает издание его собрания сочинений. Популярность Блоха возрастает, и на него начинают сыпаться награды: в 1964 г. он получает премию по культуре от Объединения немецких профсоюзов, в 1967 г. — премию мира немецкой книготорговли, в 1969 г. Блох становится почетным доктором Загребского университета, в 1970 г. — почетным гражданином Людвигсхафена, в 1975 г. — почетным доктором Сорбонны и Тюбингенского университета. Он не утрачивает своего полемического задора, который в новых условиях отчасти питается, видимо, неким двойственным ощущением иной политической среды. С одной стороны, Блоха радовали свобода слова и волеизъявления, отсутствие цензуры. С другой – в нем бродили смутные предчувствия: "В Германии все еще существует тихая тоска по республике с великим герцогом во главе"⁵⁵. Поэтому Блох принимает участие в телевизионных дискуссиях, выступает на митингах протеста против закона о чрезвычайном положении, запрета на профессии, гонки атомных вооружений, израильского милитаризма, немецкого антисемитизма⁵⁶. Блох поддерживает выступления студентов в 1968 г. Среди его новых знакомых Руди Дучке и Вольф Бирман⁵⁷. Последние 10 лет жизни Блох, почти ослепший, но сохранивший свой дух неустанного интеллектуального странничества, продолжает интенсивно работать и заканчивает в 1975 г. книгу "Experimentum Mundi", ставшую квинтэссенцией духа его философии. 4 августа 1977г. мыслитель умирает в Тюбингене в возрасте 92 лет. Именем Блоха — после длительных дискуссий — были названы небольшие улицы в Тюбингене и Штуттгарте. В городе Людвигсхафене был учрежден Архив Эрнста Блоха. В 1985 г была создана международная ассоциация Эрнста Блоха⁵⁸.

2. ПОЛИТИКА