Сергей Иванович Кознышев, брат Левина. Почти все комнаты заняты. Варят варенье, обсуждают текущие дела, мужчины ездят на охоту, иногда спорят о высоких материях. Вот, например, Стива Облонский рассказ
| Вид материала | Рассказ |
СодержаниеКавказский пленник |
- Перестройка Вгазете «Рабочая трибуна», 1139.58kb.
- П. И. Чайковский, 242.39kb.
- Библейская Энциклопедия, 8795.18kb.
- Л. Н. Толстого Сергей Николаевич. Лишь через 50 лет Лев Николаевич напишет этот рассказ, 62.05kb.
- Чего не любят мужчины в женщинах, 58.91kb.
- Анна Каренина, 174.93kb.
- Л. Н. Толстой После бала Рассказ, 119.1kb.
- С. В. Чемезова к книге М. Т. Калашникова «Все нужное просто», 1005.72kb.
- Медалью Материнской Славы. Ярешил написать это сочинение, 34.32kb.
- «А что делать-то надо?», 197.43kb.
Кавказский пленник
Короткий рассказ о вражде племен, о человеческой дикости и жестокости. И об островках доброты в море зла.
«Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин. Пришло ему раз письмо из дома...» Старуха мать просила его приехать — повидаться перед смертью, похоронить. Она ему даже невесту приискала: «и умная, и хорошая, и именье есть».
Жилин «выправил отпуск», «поставил своим солдатам четыре ведра водки на прощанье и собрался ехать».
На Кавказе шла война, было опасно ездить по дорогам. Но два раза в неделю из крепости в крепость шли обозы в окружении солдат. Жилин поехал верхом, а телега с его вещами шла в обозе.
Пыль, жара, голая степь... И масса остановок: то соскочит колесо, то лошадь станет — приходилось ждать.
И тогда Жилин уехал вперед без сопровождения. И спутник нашелся — другой офицер, Костылин, с заряженным ружьем. Сначала Жилин еще колебался, но Костылин подтолкнул: «Поедем, Жилин, одни. Мочи нет, есть хочется, да и жара».
Кончилась степь, пошла дорога между горами. И встретились горцы, человек тридцать, верхом и с ружьями. Костылин, увидав их, умчался к крепости, Жилин остался с одной шашкой. Человек он удалой, кинулся на врагов, но подстрелили его лошадь, и его схватили. Стали бить прикладами по голове. Известно было: если живого возьмут, посадят в яму, будут плетью пороть. И вот попался.
Приехали в аул, надели на ногу колодку и заперли в сарай. Жилин знаками показал, чтобы дали пить. Один из горцев понял, выглянул в дверь и позвал: «Дина!» Прибежала его дочь, тоненькая девочка лет тринадцати, черноглазая, с черной косой, одетая по-восточному. Подала кувшинчик с водой, потом хлеба.
От пленника потребовали выкуп: три тысячи монет. Он должен был написать письма домой, чтобы прислали. Жилин сказал, что таких денег не имеет.
— Сколько же ты дашь?
Он смог обещать лишь пятьсот.
— А не напишешь, в яму посадят, наказывать будут плетью, — объяснял переводчик. И Жилин решил: «С ними что робеть, то хуже». Вскочив на ноги, он объявил:
— А ты ему, собаке, скажи, что если он меня пугать хочет, так ни копейки ж не дам, да и писать не стану. Не боялся, да и не буду бояться вас, собак!
Долго все лопотали, вскочил черный, подошел к Жилину.
— Урус, — говорит, — джигит, джигит урус!
Джигит по-ихнему значит «молодец»...
— Тысячу рублей дай.
Жилин стал на своем: «Больше пятисот рублей не дам. А убьете — ничего не возьмете».
Потом их работник привел толстого, босого и ободранного человека, тоже с колодкой на ноге. Костылин! И его поймали.
Жилину сообщили, что Костылин письмо домой написал; пять тысяч пришлют. Вот его обижать не будут. Но Жилин стоял на своем: «Хотите — убивайте, пользы вам не будет, а больше пятисот рублей не напишу».
И хозяин Абдул согласился на пятьсот. А кормить обещал «как князей». «Подскочил, треплет по плечу... — Твоя, Иван, хорош, — моя, Абдул, хорош!»
Жилин так написал письмо, чтобы оно не дошло, и решил убежать. Где мать возьмет деньги, когда он ей сам посылал!
Прошел месяц. Жилин, человек умелый, слепил как-то из глины куклу. А когда хозяйка старуха ее разбила, он сделал другую, еще лучше. Дина ему за это стала крадучись приносить молоко в кувшине. И лепешки сырные и даже раз кусок баранины в рукаве. «Бросит и убежит». Потом Жилин починил хозяйские сломанные часы. И с тех пор к нему все стали обращаться, кто замок на ружье или пистолет починить принесет, кто часы, даже из дальних деревень стали приезжать.
Особенной злобой отличался старик, живший невдалеке от аула — под горой. В аул он регулярно приходил в мечеть молиться. В белой чалме, маленького роста, «нос крючком, как у ястреба, а глаза серые, злые, и зубов нет — только два клыка. Идет, бывало, в чалме своей, костылем подпирается, как волк озирается». А увидев Жилина, «захрапит и отвернется».
Днем пленникам разрешали ходить по аулу (с колодкой на ноге далеко не убежишь). Жилин однажды пошел посмотреть, где живет старик. Избушка с плоской крышей, садик, ограда каменная... Ульи, «плетенные из соломы, и пчелы летают, гудят». Старик хлопотал возле улья, а увидев Жилина, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Тот едва успел за камень укрыться. Потом старик ходил жаловаться к хозяину, сказал, что русских надо убить, а не держать в ауле. А ведь Жилин ему ничего плохого не сделал. Причина ненависти выяснилась позднее.
«Это большой человек! Он первый джигит был, он много русских побил, богатый был. У него было три жены и восемь сынов... Пришли русские, разорили деревню и семь сыновей убили. Один сын остался и передался русским. Старик поехал и сам передался русским. Пожил у них три месяца, нашел там своего сына, сам убил его и бежал. С тех пор он бросил воевать, пошел в Мекку богу молиться».
Много, очень много у людей накопилось причин для взаимной ненависти. Вечные войны, борьба за какие бы то ни было блага...
А хозяин Абдул относился к Жилину неплохо. Весело смеясь, он приговаривал по-русски: «Твоя, Иван, хорош, — моя, Абдул, хорош!» И от души признавался: «Я тебя, Иван, полюбил»...
Прошел месяц. И несмотря на добродушие хозяина, Жилин решил бежать, ночами стал делать в сарае подкоп. Однажды горцы привезли из поездки труп брата одного из них.
Были похороны, поминки. Все детали не просто рассказаны, а показаны подробно, со знанием дела.
Костылин бежать не решался, «заробел», но Жилин уговорил:
— Хорошо — пришлют денег, а то ведь и не соберут. А татары теперь злые за то, что ихнего русские убили. Поговаривают — нас убить хотят.
Подумал, подумал Костылин.
— Ну, пойдем!
(Русские всех горцев тогда называли татарами.)
Очень подробно описывается побег. И вот уже грузный Костылин ослабел так, что больше не в силах идти. Жилин, человек героический, на плечах его нес очень долго.
Мысленно он себя ругал: «И чорт меня дернул колоду эту с собой брать. Один я бы давно ушел». Но когда Костылин предложил: «Иди один, за что тебе из-за меня пропадать», — он не согласился: «Нет, не пойду, не годится товарища бросать».
Опять бесконечный лес и не видно выхода. Совсем измучившись, они прилегли у родничка. И тут их схватили какие-то чужие горцы, связали, повезли. А версты через три их встретил Абдул-хозяин с двумя другими горцами и повез обратно в аул.
Привезли на рассвете, «посадили на улице. Сбежались ребята. Камнями, плетками бьют их, визжат». А взрослые решают, что делать с беглецами. «Абдул уже не смеется». И злой старик явился из-под горы: «Надо убить». Абдул спорит: «Я за них выкуп возьму». А старик говорит: «Ничего они не заплатят, только беды наделают. И грех русских кормить. Убить — и кончено».
Когда все разошлись, хозяин велел Жилину писать письмо насчет выкупа. А пока их опустили в яму.
Хозяин теперь по-другому себя вел. «Если, — говорит, — мне не пришлют за вас выкуп, я через две недели вас запорю. А если затеешь опять бежать, — я тебя как собаку убью».
Их теперь из ямы не выпускали. «Кидали им туда тесто непеченое, как собакам, да в кувшине воду спускали».
В грязной, страшной яме они совсем приуныли, и вдруг однажды прямо на колени Жилину упали две лепешки, посыпались черешни. Это Дина пожалела пленников. Наковырял Жилин глины, вылепил кукол, разные фигурки. А на другой день он вдруг услыхал лошадиный топот, у мечети собрались горцы, шумели, спорили. Потом прибежала Дина, кинула им две сырные лепешки. А когда Жилин стал бросать ей игрушки, Дина сказала: — Не надо... Иван, тебя убить хотят. — Сама себе рукой на шею показывает.
— Кто убить хочет?
— Отец, ему старики велят. А мне тебя жалко.
И Жилин попросил ее принести длинную палку. Она сказала: «Нельзя, увидят все дома». А вечером притащила все-таки длинный шест — с крыши сняла. И еще она сообщила: «Уехали все, только двое дома».
Костылин бежать категорически отказался. — Куда я пойду, когда и поворотиться сил нет?
— Ну, так прощай, не поминай лихом... Жилин ухватился за шест, велел Дине держать и полез.
Кое-как выбрался. «Снеси на место, Дина, а то хватятся...»
«Потащила она шест, а Жилин под гору пошел».
Опять Дина прибежала и еще лепешек принесла. Стали они вместе замок с колодки выворачивать, но не смогли.
«— Прощай, Динушка. Век тебя помнить буду».
Она заплакала, побежала. А Жилин пошел по дороге, волоча ногу, закованную в колодку. Всю ночь шел. И к утру набрел на своих. Лес кончился. Степь, крепость, люди у костров — казаки, солдаты.
«Братцы, братцы, братцы!..»
Окружили его казаки, спрашивают: кто он, что за человек, откуда? А Жилин сам себя не помнит, плачет и приговаривает:
— Братцы, братцы!
«Выбежали солдаты, обступили Жилина — кто ему хлеба, кто каши, кто водки; кто шинелью прикрывает, кто колодку разбивает...
— Вот и домой съездил, женился! Нет, уж видно не судьба моя.
И остался служить на Кавказе».
А Костылин еще месяц пробыл в плену. Он был еще жив, когда выкупили его за пять тысяч.
Одна из многих историй о взаимопомощи и взаимной ненависти, о смелости и трусости, о «своих» и «чужих».
Сколько долгих веков люди борются и тяжело страдают.
Может быть, несколько простых, давно известных добрых заповедей навсегда избавили бы от мучений, если бы их с детства умело внедрить в массовое сознание. Ведь это всем полезно. Как утверждал английский философ Герберт Спенсер, каждый страдает от общей бессовестности.
1872