Сергей Иванович Кознышев, брат Левина. Почти все комнаты заняты. Варят варенье, обсуждают текущие дела, мужчины ездят на охоту, иногда спорят о высоких материях. Вот, например, Стива Облонский рассказ
| Вид материала | Рассказ |
СодержаниеПьесы 1886–1904 гг. Действующие лица Действие первое Действие второе Действие третье Действие четвертое Это она, видимо, про мать ребенка. Ведь Акулина знает, что ждет ее дитя. Действие пятое |
- Перестройка Вгазете «Рабочая трибуна», 1139.58kb.
- П. И. Чайковский, 242.39kb.
- Библейская Энциклопедия, 8795.18kb.
- Л. Н. Толстого Сергей Николаевич. Лишь через 50 лет Лев Николаевич напишет этот рассказ, 62.05kb.
- Чего не любят мужчины в женщинах, 58.91kb.
- Анна Каренина, 174.93kb.
- Л. Н. Толстой После бала Рассказ, 119.1kb.
- С. В. Чемезова к книге М. Т. Калашникова «Все нужное просто», 1005.72kb.
- Медалью Материнской Славы. Ярешил написать это сочинение, 34.32kb.
- «А что делать-то надо?», 197.43kb.
Пьесы 1886–1904 гг.
Власть тьмы или «Коготок увяз,
всей птичке пропасть»
Драма в пяти действиях
Действующие лица
Петр — мужик богатый, 42-х лет, женат 2-м браком, болезненный.
Анисья — его жена 32-х лет, щеголиха.
Акулина — на ухо, дурковатая дочь Петра от первого брака, 16-ти лет, крепка.
Никита — их работник, щеголь, 25-ти лет.
Аким — отец Никиты, 50-ти лет, мужик невзрачный, богобоязненный.
Матрена — мать Никиты, 50-ти лет.
Анютка — 10-летняя дочь Петра и Анисьи.
Митрич — старик работник, отставной солдат.
Марина — девка-сирота, 22-х лет.
Муж Марины.
Соседка.
Кума.
Сват — угрюмый мужик.
Урядник.
Действие первое
В просторной избе больной Петр ссорится с женой Анисьей. Работник Никита от дел отлынивает. Петр хотел бы его прогнать, но кто же будет работать?
Анисья. Да, ты рад отпустить, — тебе с хлеба долой. Да зиму-то я одна и ворочай, как мерин какой. Девка-то не больно охоча работать, а ты на печи лежать будешь. Не буду я тебе работать. Буде уже, не стану. Работай сам.
Петр. Да буде. Чего взбеленилась? Ровно овца круговая.
Анисья. Сам ты кобель бешеный! Ни работы от тебя, ни радости. Только поедом ешь.
Анисья «спуталась», оказывается, с Никитой и даже в него влюблена. Петр ничего не знает, а родители хотят Никиту женить. Он уверяет, что не хочет этого, но не может ослушаться отца.
Анисья. Буде шутить-то. Ты слушай, Микита: коли ты за себя Марину возьмешь, я не знаю, что над собой сделаю... жизни решусь!
И она завлекает Никиту перспективами: «Старик не нынче завтра помрет, думаю, — все грехи прикроем. Закон приму, думала, будешь хозяином».
Никита ее обнимает; нечаянно вошедшая его мать, Матрена, делает вид, что ничего не заметила.
Матрена. А я что и видела, не видала, что и слышала, не слыхала. С бабочкой поиграл — что ж?.. Отчего не поиграть? — дело молодое.
Ситуация осложняется тем, что отец Никиты, Аким, человек богобоязненный, узнав, что у сына была «девка-сирота», Марина, которую он теперь бросил, настаивает на женитьбе.
Матрена (объясняет). Ну жил он, ведашь, на чугунке, а там у них девчонка-сирота в куфарках жила... Вот и поднялся мой-то, дурья голова: женить, говорит, да женить, грех покрыть...
Но Матрена не так проста, чтобы слушаться своего Акима.
Анисья. О-ох, тетушка, как же так? Ну, как отец-то велит?
Матрена. Велит? А веленье-то его псу под хвост. Уж ты не сумлевайся, не бывать этому делу...
Анисью беспокоит, что Марина «и сюда к нему бегала». Вдруг Никита все же любит сироту? «Думаю, в сердце она у него».
Но Матрену ничем не проймешь.
И, ягодка! Что ж он дурак, что ли? Станет он шлюху бездомную любить.
В заключение Матрена вручает Анисье какие-то подозрительные порошки.
Анисья (берет порошок). О, о, головушка моя бедная. Пошла бы разве на такие дела, кабы не жисть каторжная.
Родители обсуждают дальнейшую судьбу Никиты; в разговоре участвует и Петр. Матрена довольно нелестно отзывается о Марине. Петр считает, что тогда и женить незачем.
Аким. А Бог-то, Бог! Разве она не человек, девка-то?..
Матрена. А, заладил...
Петр. Покличьте малого-то!
Матрена. Вот это, родной, рассудил, как водой разлил; пущай сам малый скажет.
Аким. Ой, Микишка, мотри! Неправда наружу выйдет. Было аль нет?
Никита (беря грех на душу, все отрицает). Ничего у меня с ней не было. (С злобой.) Вот те Христос, не сойти мне с доски этой. (Крестится.) Ничего знать не знаю.
Молчание.
Аким. Мотри, Микита, обижена слеза тае, мимо не канет, а все, тае, на человеческу голову. Мотри, как бы не того.
Наконец, после всех разговоров, Никита остается один.
Никита (закуривает папироску). Вишь пристали, скажи да скажи, как с девками гулял. Эти истории рассказывать долго будет. Женись, говорит, на ней. На всех да жениться — это жен много наберется.
А позже приходит к нему сирота Марина. Между ними длинный, тяжелый разговор.
Марина (входит). Что ж это ты со мной делаешь?
Никита. Что делаю? Ничего не делаю.
Марина. Отречься хочешь?.. Берегла я свою честь девичью пуще глаза... Не пожалел сироту...
На прощанье Марина обещает: «Не даст тебе Бог счастья!» Потом она от безнадежности выйдет замуж за вдовца с четырьмя детьми.
Действие второе
Умирающий Петр не открывает Анисье, где деньги. Он велит позвать сестру. Вдруг отдаст деньги ей? Как всегда, на помощь является Матрена, советует поставить самоварчик и вдвоем поискать деньги — «дощупаемся небось». «Микитке не сказывай про все дела, — предупреждает предусмотрительная Матрена. — Избави бог, узнает про порошки».
Держась за стенку, выползает на крыльцо Петр.
Петр. Тяжко... Ох, хоть бы смерть скорее!
Матрена велит Анисье обшарить всю избу, «а я на нем обыщу». Но найти ничего не удается.
Приходит Никита. Короткий разговор с хозяином — о пахоте, о картошке. Матрена ведет умирающего назад в избу. Вдруг Петр останавливается.
Петр. Микита!
Никита (сердито). Чего еще?
Петр. Не увижу тебя... Помру нынче... Прости меня, Христа ради, прости, когда согрешил перед тобой...
Никита. Что ж прощать, мы сами грешные...
Петр. Прости, Христа ради. (Плачет.)
Никита (сопит). Бог простит, дядя Петр. Что ж, мне на тебя обижаться нечего. Я от тебя худого не видал. Ты меня прости. Может я виноватее перед тобою. (Плачет.)
А поиски денег тем временем продолжаются.
Матрена. Никуда не ходи. Деньги на нем, я ощупала...
Анисья. О, головушка моя бедная!
Матрена смело дает ей последние указания, а затем и с Никитой успевает переговорить.
Матрена. Ты заграбь денежки-то. Баба у тебя в руках будет.
Потом Анисья выбегает бледная, взволнованная.
Анисья. На нем и были. Вот они. (Показывает под фартуком.)
Матрена. Давай Микитке, он схоронит...
Никита. Что ж, давай.
Анисья. О-ох, головушка, да уж я сама, что ли. (Идет к воротам.)
Матрена (хватает ее за руку). Куда идешь? Хватятся, вон сестра идет, ему давай, он знает. Эка бестолковая!..
Анисья. О-ох, головушка моя бедная! (Отдает деньги.) Микита, мотри.
Никита. Чего боишься-то? Туда запхаю, что и сам не найду...
Анисья. Ну, поверила я ему. Что-то будет.
А потом подходит сестра хозяина и начинается спектакль. Анисья с криком выбегает из избы и начинает выть.
О-о-о, и на кого-о-о и оставил и о-о-о и на ко-ого-о-о поки-и-нул о-о-о... закрыл ясны очи.
Действие третье
Та же изба. Но хозяин теперь Никита, ставший мужем Анисьи. Новый хозяин «загулял» в городе. «Деньги есть, так чего ж не гулять».
Акулина тоже зачем-то в город отправилась. «И убралась она хорошо как: безрукавку плисовую надела и платок французский», — замечает дочь хозяйки 10-летняя Анютка. А из разговора Анисьи с соседкой выясняется, что Акулину, неродную дочь Анисьи, Никита «с собой взял». Акулину он теперь нарядил, а над Анисьей издевается. «Мотает денежки», — говорит Анисья.
Приходит Аким, отец Никиты, попросить у богатого сына лошаденку, «какую ни на есть». В разговоре с Митричем, стариком, которого нанял в работники обленившийся Никита, они обсуждают современные нравы. Митрич — бывалый человек, «в городу жил у купца, да пропился там». Аким беспокоится по поводу сына: «В богатстве избалуется человек, избалуется».
Митрич делится собственным опытом: «С жиру как не избаловаться! Я вон с жиру-то как ни крути. Три недели пил без просыпу. Последние портки пропил. Не на что больше, ну и бросил».
И про современные банки Митрич наслышан. «Штука, брат, умственная».
Аким новые порядки не одобряет. «Эх, посмотрю я, тае, и без денег, тае, горе, с деньгами, тае, вдвое. Как же так. Бог трудиться велел. А ты, значит, тебя, значит, тае, кормить будут. Скверность это, значит, не по закону это».
Митрич. Не по закону? Это, брат, нынче не разбирают.
Никита приходит. Пьяный, с покупками. Ведет себя вызывающе, нагло. Аким лезет на печь, чтобы не видеть, как сын куражится. Потом безобразная, отвратительная сцена между Анисьей и Акулиной.
Вот несколько небольших образцов их речи.
Анисья. Ты что толкаешься-то? Я те толкану.
Акулина. Толкану? Ну-ка, сунься...
Анисья. Шлюха ты, с чужим мужем живешь.
Акулина. А ты своего извела.
Никита выталкивает Анисью, та, плача, цепляется за дверь, обещает удавиться. «Что ж это, из своего дома взашей гонят?..»
Толстой хорошо знал деревню. Нравы, речь — все естественно, живо.
Акулина пока что об одном мечтает: выгнать соперницу.
Никита. На меня гляди. Я хозяин. Что хочу, то и делаю. Ее разлюбил, тебя полюбил. Кого хочу, того люблю. Моя власть. А ей арест. Она у меня вот где. (Показывается под ноги.) Эх, гармошки нет!
На печи калачи,
На приступке каша,
А мы жить будем
И гулять будем;
А смерть придет,
Помирать будем.
На печи калачи,
На приступке каша...
Никита все же навязал отцу десятку на лошадь (тот с самого начала отказался брать, видя, во что превратился его сын). И Анисью, которая стояла в сенях и плакала, он велел позвать, чтобы несла самовар. Даже сверток подарил — «гостинчик тебе». Парень, видно, отходчивый, добрый, но запутался: «тьма в сознании и власть денег» довели.
Отец его, Аким, при всем своем косноязычии, при отсутствии элементарного развития все же понимает и прямо в лицо говорит, что сын «идет к погибели», возвращает ему 10 рублей и отказывается пить с ним чай, говоря: «От скверны от твоей... гнусно мне, даже гнусно...»
И в душе Никиты что-то остается от слов отца. С двух разных сторон Аким и Матрена влияли на него всю жизнь.
— Что ж, наливать, что ль? — возглашает Акулина после ухода старика. Но в ответ ей — молчание. Лишь Митрич «рычит»: — О, Господи, помилуй мя грешного! И все вздрагивают.
Никита (ложится на лавку). Ох, скучно, скучно! Акулька! Где ж гармошка-то?
Акулина. Гармошка-то? Ишь, хватился. Да ты ее чинить отдал. Я налила, пей.
Никита. Не хочу я. Тушите свет... Ох, скучно мне, как скучно! (Плачет.)
Действие четвертое
«Осень. Вечер. Месяц светит»... Приехали сваты. Это Матрена помогла им выбрать невесту. За невестой, Акулиной, дают неплохое приданое — деньги, вещи. Две шубы, шаль французскую, холстов много... Вот только невесту сватам в этот раз не удалось увидеть: якобы приболела. Или, по мнению Матрены, «сглазили». Но на деле невеста спряталась в амбаре, потому что рожает, и это не должно стать достоянием гласности. Совершается великое таинство рождения нового человека. В грязном амбаре, без врачей, акушеров, уколов, лекарств... 10-летняя Анютка, дочь Анисьи, бегала к амбару, сообщает матери: «Нет, говорит, мочи терпеть. Закричу, говорит, на весь голос... Я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру».
Но сваты ничего этого не знают. К тому же, подоспевшая вовремя Матрена высоко оценивает здоровье невесты: «И, и... Она-то хворая?.. Девка как литая — не ущипнешь. Да ведь ты намедни видел...»
Сват. Да что ж, дело полажено.
Матрена. То-то, ты уж того, и не пяться. Да меня не забудь. Хлопотала я тоже. Уж ты не оставь...
Настоящие хлопоты начинаются после отъезда сватов. Ребенок родился, закричал. Что с ним делать? И уж тут Анисья, словно компенсируя свое долгое унижение и растоптанную любовь, злобно командует Никитой:
— Говорю поди в погреб, яму вырой.
Никита всячески уклоняется от страшной задачи. (Он и сам не понимает, как вообще его во все это втянули.)
Никита. Ну дела! Ох эти бабы! Беда! Ты, говорит, загодя думал бы. Когда загодя думать-то? Когда думать-то? Что ж, летось пристала эта Анисья.
Ну, что ж? Разве я монах? Помер хозяин, что ж, я и грех прикрыл, как должно.
А тут порошки эти. Разве я на это склонял ее? Да кабы я знал, я бы ее, суку, убил тогда!.. Участником в этих пакостях сделала, паскудница. И опостылела ж она мне с этого раза... Ну как с ней жить? И пошло это у нас!..
А потом Акулина пристала как раз в тот момент, когда Анисья «опостылела».
Что ж мне? Не я, так другой. А оно вон что! Опять-таки моей причины нет никакой. Ох, дела!..
Как всегда, все улаживает Матрена. Мышление у нее стратегическое. И тактику определяет для решения своих стратегических замыслов. Для начала говорит Никите, что ребенок помер, надо всего лишь выкопать ямку. Лучше в погребе, советует она: никто не узнает и там земля мягкая. А то «услышат, увидят, — им все подлым надо».
Анисья теперь совсем распоясалась. Долго терпела... Деньги покойника Никита ведь забрал, в ее доме спутался с Акулиной. И как унижал, как издевался!
Анисья. Измывался он надо мной с висюгой своей! Да будет. Пусть не я одна. Пусть-ка и он душегубец будет. Узнает каково... Ему и задушить велю отродье свое поганое.
Никита (из погреба). Посвети-ка, что ль!
Матрена (светит; к Анисье). Копает. Иди неси.
Анисья. Постой над ним. А то он, подлый, уйдет. А я пойду вынесу.
Матрена. Мотри, окрестить не забудь... Крестик-то есть?
Анисья. Найду.
(«Суть веры важней внешней формы», — учит Евангелие. Не дошла, видно, суть до этих женщин. Только внешняя форма.)
Вот Анисья появляется с ребенком, завернутым в тряпье.
Матрена. Что ж, окрестила?
Анисья. А то как же? Насилу отняла, не дает. ( Это она, видимо, про мать ребенка. Ведь Акулина знает, что ждет ее дитя.)
И вот Анисья швыряет ребенка Никите, тот подхватывает и...
Никита. Живой! Матушка родимая, шевелится! Живой! Что ж я с ним буду...
Анисья (выхватывает ребенка у него из рук и кидает в погреб). Задуши скорей, не будет живой. (Сталкивает Никиту вниз.) Твое дело, ты и прикончи. (Затем, глядя в погреб, она сообщает.) Доской прикрыл, на доску сел. Кончил должно.
Матрена. О-ох! И рад бы не грешить а что сделаешь?
Никита (вылезает, трясется весь). Жив все! Не могу! Жив!..
Потом он в ярости угрожает убить Анисью, бросается на нее с лопатой. И матери угрожает.
Матрена. С испугу это. Ничего, сойдет это с него.
Никита. Матушка, родимая, что вы со мной сделали? Пищал как... Как захрустят подо мной косточки... Матушка, а матушка!
Матрена. Что, сынок?
Никита. Матушка родимая, не могу я больше. Ничего не могу! Матушка родимая, пожалей меня!
Матрена. Ох, напугался же ты, сердечный. Поди, поди. Винца, что ль выпей для смелости... Поди родной, выпей... Дай срок, девку отдадим и думать забудем. А ты выпей, выпей поди.
Она ведь все время для сына старалась главным образом. Нищий работник у богатого старика, помогая Анисье устранить Петра, смотрела на несколько ходов вперед. Сын станет сам хозяином.
Но не все она учла. Сын, по ее мнению, больно жалостлив оказался. А ведь первую возлюбленную, Марину, так легко предал, так лихо.
Действие пятое
Шумная свадьба Акулины. Ходят, правда, слухи, что замуж она «неохотой идет».
По двору бредет Никита, что-то бормочет. И вдруг встречает Марину, свою первую любовь. Ехала со своим стариком в город, сделали остановку и мужа зазвали в избу: женится какой-то его родственник. А Марина не пошла.
Увидев Марину, Никита бросается ее обнять, но она его отстраняет.
«А пуще всего тошно мне, Маринушка, что один я и не с кем мне моего горя размыкать».
Марина даже заплакала, вспомнив свою любовь, но... «Я закон приняла и ты тож. Грех мой крещеный, а старое не вороши...»
Никита. Что ж мне с своим сердцем делать? Куда деваться-то?
Матрена. Чего делать-то? Жена у тебя есть, на других не зарься, а свою береги. Любил ты Анисью, так и люби.
Никита. Эх, эта мне Анисья — полынь горькая, только она мне, как худая трава ноги оплела.
Матрена. Какая ни есть — жена. Да что толковать! Поди лучше к гостям да мне мужа покличь.
Выходит муж Марины, красный, пьяный. Зовет ее на свадьбу. «Выпьешь стаканчик... Хозяева обижаются»... Он обнимает Марину и, «шатаясь с ней вместе уходит».
А Никиту уже ищут: надо идти благословить жениха и невесту.
Никита. Ну как я пойду? Как я образ возьму? Как я ей в очи гляну?..
Он потом, сняв сапоги, будет примеривать на шею веревочную петлю. Но приходит звать его Матрена и, увидев ее, он снимает веревку с головы.
Матрена. Да буде, пойдем. А выдь да благослови; все как должно, честь честью, и делу конец.
И Анисья, «побросав гостей», прибегает «нарядная, красная, выпивши». Она очень довольна свадьбой: «Лестно поглядеть. Пьяные все... Так честно, хорошо все. Уж так я рада, что и сказать нельзя».
Обе просят его идти. Обе рады, что все налаживается. Но в нем что-то произошло непоправимое. И он принял втайне страшное решение. Совсем отчаянное, какого душа требует — с небывалым размахом.
Никита. Сейчас приду. Вы идите, я следом. Приду, благословлять буду.
Он приходит с Акимом, своим отцом.
— Иди, бери образ, благословляй, — торопит сваха. (Пора ехать в церковь.) Но вдруг Никита вместо благословения падает на колени.
Никита. Мир православный! Виноват я, каяться хочу.
К ужасу Матрены и Анисьи он действительно кается во всем. Сначала перед Мариной, кланяясь ей в ноги: «Виноват я перед тобой, обещал тебя замуж взять, соблазнил тебя. Тебя обманул, кинул, прости меня Христа ради!»
А потом совсем страшные признания.
«Акулина, к тебе речь теперь. Слушайте, мир православный! Окаянный я, Акулина! Виноват я перед тобой. Твой отец не своею смертью помер. Ядом отравили его... Акулина, я его ядом отравил. Прости меня Христа ради... Еще, Акулина, перед тобою грех мой великий: соблазнил я тебя, прости Христа ради! (Кланяется ей в ноги.) ...Отравил я отца, погубил я, пес, и дочь. Моя над ней власть была, погубил ее и ребеночка... На погребице доской ребеночка ее задушил... Сидел на нем... душил... а в нем косточки хрустели. (Плачет.) И закопал в землю. Я сделал, один я!
Акулина. Брешет. Я велела.
Развязка такая вполне возможна. Так стало тошно, что либо вешаться, либо каяться. Он знает: покаяние — богоугодное дело в отличие от самоубийства.
Нерешительный он, думать не умеет. И неустойчив. То мать, в надежде спасти от бедности, толкает на преступление, то отец — на самоотверженную честность. И здоровый молодой парень мечется между Богом и дьяволом, добром и злом... И наконец размахнулся во всю ширь души, выбросил из нее всю грязь. Как говорит Аким: «Себя не пожалел, Он тебя пожалеет. Бог-то, Бог-то!»
И свадьба отменяется. А потом урядник, понятые, составление акта...
«Сейчас допрос снимем», — говорит урядник.
«Я скажу правду. Допрашивай и меня», — требует Акулина.
Никита (связанный). Нечего допрашивать. Все я один сделал. Мой и умысел, мое и дело. Ведите куда знаете. Больше ничего не скажу.
Сколько страшных бед, страданий, взаимного мучительства. И ничего бы этого не было, если бы все исполняли простую заповедь: «Как хотите чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними», что, в сущности, означает: относись бережно к чужой жизни, достоинству, интересам. Но как сделать, чтобы условия жизни этому способствовали? Как сделать, к примеру, чтобы молодой невесте не приходилось идти замуж за немощного, неприятного ей старика? И как сделать, чтобы деньги перестали быть кумиром?
И несмотря на неудачные попытки общественного переустройства в прошлом, быть может все возможно, если взять за основу не кровавый террор, а христианские заповеди? Их массовое внедрение в сознание и способствующие этому условия общественного устройства.
Как заменить власть тьмы властью добра и света?
1886