Глава 1 устойчивое развитие императив современности

Вид материала

Реферат

Содержание Список литературы 1.5. Существуют ли альтернативы устойчивому развитию? Список литературы 1.6. Возможна ли деполитизированная стратегия устойчивого развития? Список литературы 2.1 сущность духовности

Подобный материал:

• Курсовая система и профессиональная переподготовка, 94.46kb.
• Проект «Устойчивое потребление – устойчивое будущее», 34.07kb.
• Что такое устойчивое развитие, 1076.31kb.
• Устойчивое развитие (теоретико-методологический анализ), 339.96kb.
• Хасанова Гульжан Шариповна Вметодических указаниях изложен перечень вопросов, составляющих, 382.55kb.
• Книга учителя к курсу «Экология Москвы и устойчивое развитие», 5745.62kb.
• Устойчивое развитие стало понятием, официально признанным на международном уровне, 284.33kb.
• Обзор Доклада проон о человеческом развитии 2011 года «Устойчивое развитие и равенство, 157.32kb.
• Планирование работ и расходов, 853.69kb.
• Концепция самосознания Августина и Декарта: сравнительный анализ. Развитие атомистических, 18.44kb.

1.4. Проблемы ядерной безопасности

Глобальной проблемой для человечества остается ядерная опасность. В последние годы, особенно после того, как была выработана концепция «ядерной ночи» и «ядерной зимы», возникла острая необходимость тщательного анализа различных, в том числе и экологических, последствий применения ядерного оружия и ядерных испытаний, а также мирного использования атомной энергии непосредственно для жизни и здоровья людей и среды их обитания.

Специалисты пришли к заключению, что уже одно наличие огромных ядерных арсеналов постоянно травмирует психику большого числа людей. Как отмечают психиатры, психологи, число заболеваний неврозами с каждым годом возрастает. При этом массовым фактором их выступает именно факт накопления ядерных вооружений, страх перед ядерной войной.

Одно из проявлений таких неврозов — движение «сурвайвелистов». Его участники надеются на индивидуальное выживание при ядерном конфликте. Для этого создаются, обычно в малонаселенных районах, специально подготовленные и оборудованные убежища индивидуального и группового пользования с запасами продовольствия, других средств выживания, которые предполагается использовать в «ядерный» критический период.

Что касается возможных последствий глобального ядерного столкновения, то в связи с этим эксперты высказывают предположение о возможной деградации человека, определенной «биологизации» людей при росте агрессивности, стремления к самоуничтожению, т. е. о абсолютной непредсказуемости их поведения. Это приведет в конечном счете к полной деморализации и дегуманизации общества, нарушению всех социальных структур, всеобщему хаосу.

В условиях разрушения производительных сил, массовой гибели людей, скорее всего, произойдет глубокое и необратимое изменение всей системы ценностей. Человек уже не сможет воспринимать свое поведение через призму современных отношений, традиционных нравственных норм. Нереальна основанная на опыте предыдущих войн надежда на единение перед общей угрозой. Неизбежен рост в поведении людей индивидуализма, пренебрежения к интересам общества. Другими словами, многое говорит за то, что представители человечества, которые смогут пройти через все ужасы тотальной ядерной катастрофы, скорее всего, будут готовы довершить разрушение цивилизации в гораздо большей степени, чем способствовать ее воссозданию.

На основе исследований последних лет было сделано заключение, что при оценках отдаленных последствий ядерного конфликта необходимо учитывать одно чрезвычайно важное обстоятельство, а именно синергизм в комбинированном канцерогенном действии на человека излучений и других факторов (физических, химических, психологического стресса). Отдаленное действие их на оставшееся в живых после ядерной войны население должно неизбежно привести к почти тотальному поражению его опухолевыми заболеваниями.

Оценив, таким образом, характер и необратимые последствия возможного масси­рованного применения ядерного оружия, которое неизбежно вызовет глобальную социально-экологическую катастрофу, ученые, подтвердили абсурдность гипотезы о возможности достижения победы в ядерной войне.

Признано также, что наука не в состоянии предложить миру реальной защиты от последствий ядерной войны. Медицина не сможет оказать даже самой скромной реальной помощи населению. «Главный вывод врачей состоит в том, что в условиях, когда разрушены больницы, нарушены электрификация, водоснабжение, канализация, когда пищевые продукты и медикаменты заражены радиацией, а врачи гибнут так же, как и другие люди, невозможно представить себе, — подчеркивает академик Н. Н. Блохин, — что удастся оказать помощь огромному количеству пострадавших». Следует заметить, что к выводу об ограниченных возможностях медицины в случае возникновения ядерной войны сами врачи пришли сравнительно недавно.

К тому же приходится считаться с тем, что пока не известны все последствия даже мирного использования атомной энергии для биосферы, жизни и здоровья человечества.

В годы проведения массовых испытаний поверхность Земли буквально светилась от радиоактивных излучений. Пожалуй, трудно указать другой пример такого глобального вторжения человека в жизнь биосферы. Испытания явились, по существу, первым в истории цивилизации глобально опасным экспериментом, в результате которого смертоносные радиоактивные частицы были рассеяны по всей планете. Огромные количества радиоактивных веществ вовлекались в процессы, протекающие в биосфере, накапливались в почвах, водах и, главное, в живых организмах. Так, глобальное радиоактивное загрязнение биосферы привело к постоянному облучению населения всего земного шара. Что касается отдаленных последствий ядерных взрывов, то степень опасности либо недооценивалась, либо сознательно по самым различным причинам занижалась.

Парадоксально, но и сегодня считается общепринятым, что увеличение фонового излучения в результате проводившихся в атмосфере испытаний ядерного оружия не привело к существенному увеличению канцерогенного риска, хотя частота опухолевых заболеваний за последнее десятилетие резко возросла во многих странах мира. Каждый человек на земном шаре в результате радиоактивного загрязнения окружающей среды подвержен постоянному облучению, которое к тому же влияет и на наследственность. Коварность воздействия заключается в том, что малые дозы не вызывают заметных изменений в состоянии здоровья. Но доказано, что так называемый «пороговый эффект» в действии излучений на наследственность человека отсутствует. Иными словами, безвредных с генетической точки зрения доз просто нет [1, 83].

Представители ядерной энергетики после катастрофы в Чернобыле уверяют в том, что в дальнейшем подобные аварии на АЭС практически исключены и что при их «нормальной» работе радиационный фон вокруг АЭС не превышает естественного. Как пишет Б. Куркин, имеющий под контролем всю научную информацию, «можно заявлять даже о том, что радиация вокруг АЭС намного ниже, чем везде».

Как известно, в результате радиоактивного заражения окружающей среды при разрушении АЭС концентрация радиоактивных веществ в организмах может быть в десятки, сотни и даже миллионы раз выше фоновой. Растения и животные усваивают кальций и калий, а следовательно, и весьма опасные для человека долгоживущие радиоактивные нуклиды ядерного цикла стронций-90 и цезий-137, которые по химическим свойствам эквивалентны соответственно кальцию и калию. В результате их концентрация в некоторых сельскохозяйственных растениях превышает концентра­цию в зараженной почве в сотни раз. Еще более яркий пример: при радиоактивном заражении воды рыбы и водяные растения накапливают опасные радионуклиды до концентрации, в десятки и сотни раз превышающей их концентрацию в воде.

Радиоэкологи предупредили о возможной из-за радиоактивного загрязнения среды глобальной катастрофе, в результате которой великий круговорот веществ из круговорота жизни способен превратиться в круговорот смерти. Возьмем, к примеру, хотя бы маленькое звено этого круговорота: почва—растение—животное. «Окажись почва пораженной продуктами ядерного распада, — подчеркивают С. Гиляров и Д. А. Криворлуцкий, — немедленно станет радиоактивной и трава. Значит, облучатся и домашние животные, для которых она — основной корм... молоко и мясо животных станут радиоактивными, а значит, и непригодными к употреблению в пищу». Известны факты уничтожения сельскохозяйственной продукции, произведенной в регионах вблизи Чернобыльской станции. Японские рыбаки не раз были вынуждены уничтожать свои уловы из-за опасной для жизни человека радиоактивности рыбы, мидий, морской капусты.

Известно, что в случае попадания радионуклидов в организм человека происходит уже не внешнее, а о внутреннее облучение — наиболее опасное, у которого есть свои особенности, ибо каждый радионуклид ведет себя по-своему, имеет свои точки приложения — наиболее уязвимые органы, ткани или системы организма, называемые «критическими». Например, при поступлении радиоактивного йода в организм около 30 процентов его накапливается в щитовидной железе, которая считается по отношению к нему критическим органом. Целая группа радионуклидов (стронций и др.) концентрируется в костях. Цезий распределяется равномерно в мышечной ткани. В настоящее время доказано, что даже незначительное ионизи­рующее облучение может иметь тяжелые последствия для многих живых организмов, и прежде всего для человека. Так, последствия радиоактивности могут проявиться у людей через 5-15 и даже 20-25 и более лет, а то и через несколько поколений [2].

В настоящее время в мире почти 400 атомных электростанций и нет ни одной долгосрочной программы захоронения радиоактивных отходов. В радиусе 160 километров от АЭС проживает 700 млн. человек. После аварии на Чернобыльской станции пришлось эвакуировать все население тридцатикилометровой зоны, а все дети были вывезены в радиусе 150 километров [З].

Эти цифры показывают, что использование ядерной энергии, несмотря на все реальные блага, связано с очень большим и, возможно, недопустимым риском (хотя вероятное время расплавливания активной зоны реактора 2 тыс. реакторо-лет), ведь ядерных реакторов на планете действует уже несколько сотен, и в самых густонаселенных районах планеты. Только вблизи АЭС «Индианпойнт» в штате Нью-Йорк проживает более 20 млн. человек.

Если ядерщики, заявляя о низкой аварийности таких электростанций, сознательно умалчивают о тяжести последствий аварий. Несколько аварий типа Чернобыльской могут превратить даже такую большую страну, как Россия, в непригодную для проживания территорию. Цена такого «прорыва в будущее» может быть непомерной для планеты и человечества. Первоначально дешевая атомная энергия перестала быть таковой при ужесточении требований к надежности станций. Введение экологического страхования, видимо, сделает их совершенно нерентабельными и неконкурентоспособными. Вот почему правительства многих стран запретили строительство новых реакторов [4].

Следовательно, задача обеспечения ядерной безопасности является сегодня важнейшей стороной проблемы перехода к устойчивому развитию. Причем для регионов, пострадавших от испытаний и аварий на атомных объектах, она имеет первостепенное значение. Практическое решение этой задачи включает в себя ряд специфических социально-экономических, политических, нравственных и психологических аспектов, а следовательно, необходимость широкого междисциплинарного подхода.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Крылова И. Чернобыль: отдаленные социально-экологические последствия //Диалог. 1999. № 4. С. 80-86.

2. Шардыко С. К. Философия атомной энергетики // Общественные науки и современность. 1998. № 2. С. 152-161.

3. Куцев Г. Ф. Социология экстремальных ситуации // Социальные последствия аварии на Чернобыльской АЭС. М., 1991. С. 3

4. Осипов В. А. Социально-экономические проблемы управления природопользованием. Тюмень: Изд-во ТГУ, 1999.


1.5. Существуют ли альтернативы устойчивому развитию?

Сомнения относительно осуществимости перехода на путь равновесного природопользования не лишены серьезных оснований. Пока существенных улучшений экологической обстановки удалось добиться на весьма ограниченных территориях развитых стран. Оздоровление Великих озер, воздуха в Токио, городах Рура — все это, несомненно, важные достижения, свидетельствующие о практической возможности решения крупных природоохранных задач.

Однако в мире в целом и в масштабах отдельных государств экологический кризис не только не преодолевается, но продолжает нарастать. Современные общества (при всем их разнообразии) загрязняют и истощают природу, формируют технократического потребителя, стремящегося взять от нее как можно больше. Добиваясь в первую очередь своих ближайших целей и не задумываясь о последствиях, человек подчас становится жертвой этих последствий.

Не случайно, сложилось довольно влиятельное направление «экопессимистов», считающих кризис в системе «природа—общество» непреодолимым. По их мнению, необходимо прекратить экономический рост или резко сократить производство, чтобы лишь отдалить экологическую катастрофу. Такой позиции придерживаются У. Каттон, Н. Георгеску-Реген, Э. Ольеен.

Другая группа ученых полагает возможным преодоление экологического кризи­са на основе прекращения экономического роста и перехода пусть к примитивным, но не разрушающим окружающую среду технологиям (К. Боулдинг, Г. Вудверд, Д. Медоуз и др.).

Третья группа (Р. Хейлбронер, Дж. Гэлбрейт, У. Ростоу) считает возможным экономический рост при коренном изменении его критериев, например, совершенствование качества продукции при сокращении ее количества, совокупных ресурсных затрат, внедрении «чистых» технологий и, самое главное, при ориентации на улучшение «качества жизни» — критерия, по-разному интерпретируемого, но имеющего объективные, в принципе, эмпирически выразимые основания.

И наконец, самая большая группа «экооптимистов» считает экономический рост не только социально необходимым, но рассматривает его как обязательное условие и предпосылку радикального решения всех экологических проблем. Эту позицию представляют У. Беккерман, Н. Джекоби, У. Нордхауз, она выражена в докладе комиссии, которую возглавляет Г. X. Брундланд, и официально поддержана ООН [I]. В нашей стране ее представителем был академик В. А. Коптюг.

Возможности преодоления экологического кризиса при одновременном повышении уровня благосостояния общества большинство исследователей связывают так или иначе с концепцией устойчивого развития. Однако некоторые ученые, отвергая данную концепцию, предлагают иные стратегии позитивного решения этих проблем. Так, академик И. И. Гительзон полагает необходимым осуществить переход к иному типу хозяйствования, основанному на принципах создания симбиотической среды, позволяющей сочетать экономическое развитие с улучшением экологической ситуации. Такой путь, по его мнению, снимает или, по крайней мере, отодвигает в отдаленное будущее проблему истощения ресурсов, которые будут воспроизводиться в процессе самого создания продукции [2].

Однако создание симбиотических систем (оросительные технологии для рисовых полей, наращивание плодородного слоя ила и разведение рыбы) не противоречит, а наоборот, хорошо согласуется с идеей устойчивого развития, являясь одним из многих путей ее реализации. Пока, к сожалению, технологии такого рода отработаны применительно лишь к некоторым видам сельскохозяйственного производства. Перспективы же их широкого распространения, особенно на промышленную сферу, достаточно проблематичны. Несомненно, интересна мысль о том, что, «отказавшись от использования ископаемого топлива, человечество может смело получать его из биосферы, не затрагивая при этом недра планеты» [2, 418], но пока, к сожалению, практически неосуществима. И можно ли, в принципе, использовать биосферу без истощения ее самой? Ответ, скорее всего, будет отрицательным, поскольку потребление человечеством биосферы уже далеко превышает ее воспроизводительные возможности.

Еще более радикальную альтернативу, решительно отрицающую концепцию устойчивого развития, предлагает академик РАМН В. П. Казначеев, трактующий современный глобальный экологический кризис как «противоречие двух ноосфер (пневматосфер) Геи (Земли) на пороге третьего тысячелетия — критический момент в эволюции Геи, когда технократическое травмирование коснулось равновесности гелиопланетарной системы нашей Вселенной и вызывает угрозу новой уже геокосмической экологической катастрофы» [3, 22]. Он исходит из гипотезы «живого пространства», согласно которой «вся эволюция Вселенной, начиная с большого взрыва, берет свое начало от живого космического пространства». Все пространство — Земля, Солнце, звезды — рассматривается как «совокупность гигантских космических живых потоков и живая организация, где мы лишь часть, элементы этого живого пространства» [4,12]. Вместе с тем подчеркивается, что многоклеточные структуры, включая человека, представляют собой «клеточные цивилизации действительно космического масштаба» [5, II].

Более того, интеллект трактуется академиком «как информация, как свойство, по-видимому, — «специальная субстанция (?)», полевая организация (поток) неизвестной формы жизни живого вещества», представляющая собой «первичную основу всех витальных функций материального организма, реализующую не только локальные (внутриорганизменные), но и дистантные информационные взаимодействия с живым косным(?) веществом. Взаимодействуя с живым пространством Космоса, с организованностью биосферы и человеком, оно образует бесконечное начало живого Космоса, пространства, в котором мы видим себя как наблюдатели» [3, 11].

Обосновывая эти взгляды, В. П. Казначеев ссылается не только на результаты своих экспериментальных работ, но и на работы других исследователей — В. И. Вернадского, Н. А. Козырева, В. В. Налимова, Р. Вирхова, Г. М. Франка, А. Л. Чижевского, Е. Сегала, на археологические открытия Ю. А. Молчанова и на чрезвычайно обширный круг философов — от Гераклита, Платона и Аристотеля до Гердера, Ницше, П. Флоренского, Т. де Шардена, Л. Н. Гумилева. Столь широкий подход и универсализм весьма уместны при изучении проблем такого масштаба. Однако мировоззренческие и исходные методологические позиции автора от этого не становятся более убедительными по сравнению с гилозоизмом (учением о всеобщности жизни) натурфилософских схем некоторых античных мыслителей или с предложенным в 1977 г. голландцем В. Вердениусом учением о над елейности всей материи сознанием, названным им гилоноизмом.

Идею о «вездесущности сознания» пропагандирует также В. В. Налимов, ссылаясь на то, что грани между живым и неживым, обладающим и необладающим сознанием становится определять все труднее [6]. Однако возрастающие трудности познания граней не могут быть основанием для отрицания объективного существования таковых. В лучшем случае утверждения об универсальности сознания можно принять как чрезвычайно смелую, хотя весьма сомнительную гипотезу, но никак не в качестве философско-методологической основы, пригодной для постановки и решения актуальных научных и практических проблем перехода к равновесному природопользованию.

Прежде чем всерьез обсуждать проблемы такого рода, необходимо решить ключевые философско-методологические вопросы данной темы: как эмпирически интерпретировать понятия «живое», «интеллект», чтобы истинность связанных с ними высказываний была проверяемой. В противном случае можно утверждать все, что угодно, и дискуссия будет бессмысленной. Причем прояснение смысла терминов здесь имеет не только абстрактно-теоретическое, но и важное практическое значение.

Так, в случае возникновения угрозы глобальной катастрофы при приближении к Земле крупного астероида или кометы В. П. Казначеев призывает, прежде чем решать технический вопрос о возможности предотвращения катастрофы путем уничтожения приближающегося тела ядерными зарядами, установить: «кто летит, живое или косное?» [3, 11]. Бесспорно, знать возможные экологические и психологические последствия подобных акций крайне важно, но выяснять перед лицом такого рода опасности: не является ли приближающийся астероид живым и, чего доброго, разумным существом — равнозначно выяснению: не разумна ли надвигающаяся с гор на поселок каменная или селевая лавина, вместо того чтобы предпринимать соответствующие меры.

Отвергая концепцию устойчивого развития, В. П. Казначеев противопоставляет ей концепцию, основанную на весьма интересных и фундаментальных, но крайне общих идеях, практическая реализация которых гораздо проблематичнее, чем даже идеи симбиотического пути развития, выдвинутые И. Гительзоном. «По-видимому, — пишет он, — на поверхности Земли существуют различные гетерогенные потоки и завихрения, протуберанцы, связывающие живой мир нашей Земли с живым космическим пространством, и организация таких потоков по параллелям и меридианам. Наличие соответствующих станций с установленными на них большими системами из зеркал Козырева и других источников энергии может существенно реконструировать саму планету с точки зрения стратегии сохранения и выживания на ней живого вещества. Значит, мы подходим к проблемам геокосмической геогигиены, о чем говорил в свое время П. Лазарев, но уже на новой концептуальной основе. По-видимому, она и будет той базой для выживания в будущем в противоположность концепции так называемого «стабильного развития», где теория Мальтуса как будто бы становится сегодня даже руководящей идеей». Вместо этого В. П. Казначеев предлагает переходить на «новую космическую ступень автотрофности человечества по В. И. Вернадскому» [3, 22]. Иначе говоря, людям предлагается научиться питаться путем прямого синтеза необходимых для жизни органических веществ из неорганических и путем прямого поглощения солнечной и космической энергии (без употребления или при минимизации потребления растительной и животной пищи). К сожалению, предложения пока относятся, скорее, к научной фантастике, чем к актуальным научным и практическим задачам преодоления глобального экологического кризиса. Приходится констатировать: сегодня каких-либо достаточно реалистичных альтернатив концепции устойчивого развития в научном арсенале человечества просто нет.

Вместе с тем, действительно философский подход к проблемам научного познания состоит в том, чтобы не отвергать «с порога» даже самые смелые, пусть, на первый взгляд, фантастические, «сумасшедшие» идеи и гипотезы, если они недостаточно еще обоснованы, чтобы быть принятыми в качестве рабочих. Творческая составляющая науки — процесс выдвижения новых гипотез, как справедливо заметил К. Поппер, не обладает какими-то особыми чертами, присущими только науке, и при широкой постановке задачи (особенно такой масштабной, как задача преодоления глобального экологического кризиса) гипотезы могут только подвергаться сомнению и опровергаться, но не быть верифицированными (в смысле установления их истинности или ложности в результате эмпирической проверки). Однако нельзя согласиться с тем, что процесс выдвижения новых гипотез «мы не можем отличить от мифотворчества» [7].

Принципиальное отличие постановки научной гипотезы от создания мифа состоит в требовании обоснованности выдвигаемого положения эмпирически проверяемыми фактами и (или) уже доказанными теоретическими утверждениями, которых в совокупности достаточно, чтобы признать вероятной истинность данного положения. К сожалению, пока ни одна из концепций, предлагаемых в качестве альтернативы устойчивому развитию, не отвечает такому методологическому требованию. Вернее, альтернатива есть — глобальная экологическая катастрофа, которая может разразиться еще при ныне живущих поколениях.

Необходимо, однако, признать, что критика оппонентов идеи устойчивого развития во многом заслуживает внимания. Как отмечалось выше, дискуссионным является само это понятие. Большие трудности вызывает его содержание и, особенно, эмпирическая интерпретация даже на самом общем «технологическом» уровне, которая многократно усложняется в связи с необходимостью выходов на социальные и политические аспекты.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вознюк В. Общественное развитие и экология: взаимосвязь, противоречия, кризис // Вопросы экономики. 1995. № 2. С. 129-134.

2. Гительзон И. И. и др. Какой должна быть стратегия развития?//Вестник РАН. 1997. Т. 67. № 5.

3. Казначеев В. П. Проблемы живого вещества и интеллекта: этюды к теории и практике медицины III тысячелетия // Вестник МИКА. 1995. Вып. 2. С. 22.

4. Казначеев В. П. Институт человека или человечества? // Вестник МИКА. 1994. Вып. 1.

5. Казначеев В. П., Михайлова В. П. Клеточные цивилизации // Вестник МИКА. 1996. Вып. 3.

6. Налимов В. В. Астрономия и современная картина мира. М.: ИФ РАН, 1996.

7. Popper К. Р. The Logic of Scientific Discovery. Huthinson of London.1965.


1.6. Возможна ли деполитизированная стратегия устойчивого развития?

При всех различиях методологии исследователи выделяют два формальных подхода — теории «слабой» и «сильной» устойчивости. В первой природа и различные формы производственного капитала рассматриваются как взаимозаменяемые блага (теоретически и практически). Поэтому развитие производства неограниченно, так как научно-технический прогресс дает возможность изменять технологии в сторону уменьшения потребления природных ресурсов при сохранении объемов выпуска продукции. Эколого-экономическое развитие считается устойчивым, если общий запас ресурсов (человеческого интеллекта, производственного капитала и природы) не уменьшается во времени.

Теория «сильной» («строгой») устойчивости предполагает максимизацию чистых выгод от экономического развития при увеличении качества и количества природных ресурсов во времени. Ее сторонники считают невозможной взаимозамену между производственным и природным капиталом, а тем самым существенно сокращают возможности использовать математический аппарат, позволяющий оценивать варианты устойчивого развития с точки зрения формальных критериев. Развитие считается устойчивым при выполнении следующих условий:

1) вовлечение возобновляемых природных ресурсов меньше или равно их естественному приросту;

2) уровень загрязнения меньше или равен способности самовосстановления природы;

3) экологический риск нарушений п. 1-2 исключен;

4) использование невозобновляемых природных ресурсов допускается только в целях увеличения их удельного производственного потребления и при экономическом росте с одновременным снижением абсолютных объемов потребления невозобновляемых ресурсов;

5) поддержание многообразия животного и растительного мира;

6) антропогенные изменения природы допускаются при возможности восстановления нарушений в ней;

7) поскольку природа способна трансформировать незначительные негативные воздействия в непредсказуемые катастрофические последствия, необходима повышенная осторожность и стратегия, направленная на снижение интенсивности антропогенных воздействий на природу [1].

Эти сформулированные лондонской школой экологической экономики (Д. Пирс, И. Уорфорд, X. Дэли) требования ставят довольно жесткие, трудно выполнимые на практике и трудно контролируемые условия. Тем не менее концепция «сильной» устойчивости заслуживает самого пристального внимания, так как ориентирует на поиск максимально эффективных в экологическом отношении технических решений. Однако обе теории («сильной» и «слабой» устойчивости) абстрагируются от весьма существенных для понимания данной проблемы социально-экономических, политических и ценностно-ориентационных аспектов устойчивого развития.

Убеждение в том, что для принятия мудрых решений в сфере экологических проблем необходимы прежде всего солидные технические знания, или в том, например, что во главе Агентства по охране окружающей среды в США должны стоять технократы, довольно распространено. «Такой подход, — пишет У. О. Дуглас, — свидетельствует лишь об ограниченности или недальновидности...» [2]. Технические специалисты в решении экологических вопросов, считает Дуглас, играют второстепенную роль — они лишь указывают путь к достижению поставленных целей.

В более общей постановке речь следует вести о необходимости в технических решениях (не только экологических, но и любых социально-экономических, нравственных и политических проблем), прежде всего, учитывать мнение тех широких слоев, чьи коренные интересы эти решения могут затрагивать. Именно такой философско-методологический подход соответствует принципам гуманизма и демократии. Вместе с тем следует четко понимать, что в решении подобных вопросов узкоспециальный, то есть технократический, взгляд профессионалов даже самого высокого класса чаще всего бывает явно недостаточным и требуется выход на ценностные и политические ориентиры, что за пределами узкой рациональности. К сожалению, это обстоятельство далеко не всегда учитывается в необходимой мере.

Президиум Петровской Академии наук и искусств, например, придавая первостепенное значение задаче перехода России на путь устойчивого развития и справедливо указывая на неоправданно затянувшуюся подготовку соответствующей национальной программы, представил проект, разработанный под руководством академика Е. П. Борисенкова. Однако в данном документе внимание уделено, в основном, чисто техническим вопросам охраны окружающей среды [З]. Академик ПАНИ, доктор экономических наук В. Волович совершенно справедливо ставит вопрос о том, что природная среда в целом как коллективно потребляемое благо должна стать объектом планирования с учетом диалектического единства природопотребления и природоохраны. Такой методологический комплексный подход противопоставляется стоимостному остаточно-затратному принципу, согласно которому оценивается не столько достигнутый экологический эффект конкретных практических мер, сколько объем вложенных и освоенных финансовых средств [4].

Вместе с тем следует подчеркнуть, что экологическая устойчивость может быть обеспечена только на основе устойчивого экономического развития, но отнюдь не за счет прекращения развития экономики и, тем более, ее низведения до примитивных форм хозяйствования. Более того, необходимо обеспечивать и социальную устойчивость общества, под которой понимается, во-первых, его способность противостоять воздействию внешних к внутренних факторов, негативно влияющих на благосостояние населения; во-вторых, консолидация и согласие членов общества, достаточные для эффективных коллективных действий, направленных на достижение общих, в том числе экологических, целей.

Группа новосибирских ученых под руководством профессора Г. М. Мкртчяна, предлагая так называемый «подход максмина», подчеркивает, что для обеспечения устойчивого развития необходимы не просто экономический рост и максимизация (улучшение положения) благосостояния отдельных индивидов, но, в соответствии с теорией справедливости Д. Ролза, максимизация самых последних, наименее обеспеченных, групп населения [5]. Согласно концепции, общество должно гарантировать одинаковые возможности для всех своих членов вне зависимости от того, к какой социальной, возрастной или этнической группе они принадлежат. В случаях фактических нарушений этого принципа программа устойчивого развития должна предусматривать постепенную его практическую реализацию. Программу экономического развития предлагается называть «равновесной», если гарантируется одинаковый объем потребления во все моменты времени. Необходимым и достаточным условием «равновесно-эффективной программы (программы эффективного и устойчивого эколого-экономического развития)» является, по мнению ученых, то, что она «гарантирует неуменьшающийся объем потребления для всех членов общества даже при росте народонаселения» [6].

Не отрицая правомерности и полезности такого подхода, следует, однако, признать его недостаточным, ибо даже экономическая сторона в его рамках рассматривается довольно односторонне — в аспекте потребления, тогда как для обеспечения социальной устойчивости и жизнеспособности общества не меньшее значение имеют вопросы занятости, возможности для каждого применять свои способности в общественно полезном труде, проявлять инициативу и творчество. Кроме того, методология обеспечения социальной устойчивости в отдельных странах и в глобальном масштабе, необходимой для согласованного решения задач равновесного природопользования, требует анализа и учета конкретных противоречий и соотношений противоборствующих сил, учета реальных столкновений диаметрально противоположных интересов, идеологических и ценностных ориентации, то есть социально-политического, в том числе геополитического и классового, подхода. Именно политический аспект, необходимо присутствующий в концепции устойчивого развития, служит объектом наиболее острых дискуссий.

Принятие идеологии ресурсосберегающего устойчивого развития, считает, например, И. Гительзон, может сделать будущее весьма драматичным, поскольку неизбежно возникнут трения и противоречия между государствами. «Конференция в Рио-де-Жанейро показала, что на пути становления квот и предельных нормативов согласия ожидать не стоит. Как распределить квоты на загрязнение — пропорционально численности населения или уровню промышленного производства? Борьба за право использования ограниченных ресурсов может принять форму мировой «холодной» войны. Новая война за передел мировых ресурсов заставила бы мировое сообщество тратить силы не на изменение технологий и выход из экологического кризиса, а на защиту прав на потребление» [7].

В. П. Казначеев отвергает концепцию устойчивого развития как «западную» и «политизированную», отражающую интересы «золотого миллиарда», то есть группы наиболее развитых стран, как концепцию, реализация которой «приведет к поляризации культур современных ноосферных волн и самоуничтожению планеты» [8]. В этом же духе выступают С. Кургинян, А. Кудинова и В. Репин, считающие, что устойчивое развитие «есть фактическая капитуляция перед геополитическим конкурентом», означающая геноцид населения России и большинства стран мира» [9]. Другие же оппоненты, например М. Рац, наоборот, полагают, что «устойчивое развитие не концепция, а голая идея, мало отличающаяся от коммунистической» [10]

Отмежевываясь от политики, понимаемой в качестве деятельности, направленной на защиту интересов определенных государств, классов или групп, В. П. Казначеев призывает переходить от известного сегодня геополитического уровня на уровень «космополитический» (в данном случае на уровень, связанный с «живым космическим пространством») в целях разрешения проблем глобальной стратегии выживания [11]. В последующих своих работах он, наоборот, выдвигает на первый план геополитику, понимая ее, правда, весьма своеобразно: как некоторую комплексную научно-прикладную дисциплину, «новое междисциплинарное поле науки, имеющее гуманитарно-исторические и естественно-научные аспекты» [12].

Однако необходимо предварительно решить методологический вопрос: четко определить специфику и сущность объекта, который призвана изучать данная наука. Политика, как следует из анализа теоретических источников, есть, прежде всего деятельность, направленная на защиту интересов определенных государств, классов, социальных групп, которые лишь частично совпадают, не совпадают и даже противоречат интересам других государств или же классов, социальных групп внутри данного общества. Она предполагает поиск точек соприкосновения различных интересов, соглашений участвующих в политическом процессе сторон на основе взаимоприемлемых компромиссов, но если преодоление противоречий таким способом ока­зывается невозможным, то политика переходит в явные формы силовой борьбы, в конечном счете — в войну, классическое определение которой: политика, проводимая другими (т. е. «неполитическими») средствами.

Специфический вид политики, проявившийся в развитой форме лишь в XIX-XX вв., — геополитика, сущность которой — борьба крупнейших держав за влияние и господство на всем пространстве земного шара, направленная в первую очередь на достижение целей, выражающих их долговременные специфические интересы. В современных условиях в этой борьбе первостепенное значение приобретают методы экономического, финансового и информационно-психологического давления, поскольку военные решения, когда у противников имеются средства массового уничтожения, оказываются все более взаимно неприемлемыми. Тем не менее побеждающая сторона, как показывают итоги холодной войны, успешно навязывает побежденным странам практически все выгодные для себя условия, которые прежде можно было продиктовать только после победы в «горячей» войне. Вместе с тем военное преимущество одной страны (группы стран) над другими, как показывают события последнего десятилетия в Ираке, Ливии, Югославии, все более склоняет «сильную» сторону прибегать к прямой агрессии, к методам «горячей» войны.

«Если геополитика в прежние времена, — пишет В. П. Казначеев, — касалась политических границ, политических отношений государств и их объединений друг с другом, с различного рода экономическими, военными, социальными или религиозными структурами, то сегодня политические границы как линии разделяющие государства, потеряли свою прежнюю значимость» [13]. С этим утверждением можно согласиться, но с весьма существенным уточнением: потеряли существенное значение границы и суверенитет стран, побежденных в холодной войне. Победители же очень жестко регулируют общение с другими странами в выгодных для себя рамках и решительно, вплоть до массированного применения военной силы, пресекают малейшие попытки нарушения своих геополитических интересов, не говоря уже о нарушениях своих национальных границ на земле, на воде или в воздухе.

Полагать, что геополитика становится каким-то всеобщим объединением, «концептратором» многих научных и практических задач, которые могут быть сведены, как надеется В. П. Казначеев, к задаче выживания всего человечества, пока нет никаких оснований: Скорее, современная геополитика — это небывало масштабная и острая борьба государств за жизненное пространство и стремительно сокращающиеся ресурсы земного шара, за околоземное пространство. Возглавляемый США модиалистский блок (то есть тот самый «золотой миллиард») стремится полностью подчинить себе «нужную» (меньшую) часть человечества, а основную его часть устранить по возможности «мягкими», «гуманными», методами (вроде кабальных займов, организации финансово-экономических кризисов, распространения алкоголя, табака и других наркотиков, платной дорогостоящей медицины, и т. п.), а если потребуется, — жестокими и решительными мерами, связанными с прямым вооруженным насилием.

Истинный смысл геополитических интересов этого блока, именуемого «странами Третьей волны», Олвин и Хейди Тоффлеры с предельной откровенностью выразили в вышедшей в США книге: «Невозможно остановить загрязнение окружающей среды, болезни и иммиграцию в страны Третьей волны».

Богатые страны, пишут они, не смогут выжить, если бедные страны будут вести экологическую войну. Под «экологической войной» в данном случае понимается активная защита странами «третьего мира» суверенных прав распоряжаться природными богатствами на своей территории и отказ подчиняться диктату при решении глобальных экологических проблем. Поэтому, считают Тоффлеры, «напряженность между цивилизацией Третьей волны и двумя более ранними цивилизациями (имеются в виду развивающиеся страны, находящиеся на доиндустриальной ступени и еще не вступившие в постиндустриальную фазу. — В. Т., Г. К.) будет нарастать, и новая цивилизация может с успехом бороться за глобальную гегемонию, как это делали в XVII—XIX вв. модернизаторы Второй волны, то есть индустриально развитых стран, по отношению к представителям Первой волны (под ними Тоффлеры понимают аборигенов африканского, американского, австралийского континентов, индусов и т. п. — В. Т., Г. К.) несколько веков назад» [14, 28].

Тем не менее постановка В. П. Казначеевым вопроса о геополитике как науке, бесспорно, заслуживает внимания и поддержки. При условии, что эта новая дисциплина, во-первых, будет инструментом анализа реальных борющихся сил за господство на нашей планете, во-вторых, поможет осознанию истинных национальных интересов России в этой борьбе и поиску эффективных способов их защиты.

В. П. Казначеи и его коллеги правильно подчеркивают необходимость разработки стратегии национальной безопасности и отмечают фактическое отсутствие таковой. «Осознание Россией своей новой роли в изменяющемся мире, — пишут они, — требует определения ее долгосрочных стратегических интересов, выбора ближайших и отдаленных приоритетов, формирования систем «обратной связи», регистрирующих вектор движения страны и меру расхождения с намеченной траекторией» [12]. Содержанием такой стратегии по отношению к другим государствам должна быть именно определенная российская геополитика, которая, конечно, не может сводиться к концепции стабильного развития, на что вполне обоснованно указывают авторы. Вместе с тем геополитика, направленная на защиту действительных интересов нашего народа, обязана строиться с учетом этой концепции.

Выполнение программы ООН «Повестка на XXI век», предусматривающей переход мирового сообщества на путь устойчивого развития, по мнению В. П. Казначеева, «неминуемо приведет к расколу человечества, к идее выживания «золотого миллиарда», что является научно необоснованным. Налицо полный возврат к идеям Мальтуса» [11]. В действительности концепция, принятая в 1992 г. в Рио-де-Жанейро, вовсе не ставит целью выживание одного миллиарда людей, а имеет ясно выраженную гуманистическую направленность [15]. Вместе с тем следует подчеркнуть, что опасения и тревоги оппонентов не лишены серьезных оснований. Транснациональные корпорации, извращая суть концепции устойчивого развития, используют ее в качестве идеологического прикрытия планов утверждения своего абсолютного господства над миром, чтобы превратить подавляющее большинство землян в покорное стадо, численность которого (возможно, в размере одного миллиарда или даже менее) будет устанавливаться в зависимости от потребностей финансовой элиты «мировым правительством», и таким путем разрешить экологические проблемы, избавив планету от «перенаселенности» [16].

О величайшей опасности для рода человеческого и даже неизбежности в условиях современного глобального рынка, контролируемого транснациональными корпорациями, реализации именно такого плана, явно не декларируемого, но уже осуществляемого на деле, предупреждал выдающийся глобальный аналитик современности Н. Н. Моисеев [17]. Следовательно, чтобы сорвать подобные замыслы, необходима опирающаяся на высокую духовность и научную методологию твердая и последовательная политика российского государства, направленная на освобождение от финансово-экономических, политических и идеологических пут, которыми Запад повязал нашу еще совсем недавно великую державу. В этом залог и необходимое условие спасения всего человечества от надвигающейся на него «железной пяты».

Призывы заменять геополитику «геокосмической» политикой, направленной на взаимодействие с «живым космосом», или не тратить силы на защиту прав на потребление, чтобы направлять усилия государств на «изменение технологий и выход из экологического кризиса», могут импонировать гуманистическому сознанию. Но по реалистичности они мало отличаются от призывов Ф. Бэкона прекратить все политические и классовые распри, чтобы обратить все силы человечества на покорение природы: тогда, полагал он, богатств хватит на всех и, таким образом, отпадут причины борьбы и вражды между людьми. Надежды этого провозвестника научных и промышленных революций могли бы, возможно, оправдаться, если бы Земля со всеми ее природными богатствами уподобилась модели безгранично расширяющейся Вселенной.

Бесперспективность методологического изоляционизма, связанного с жестким отграничением научно-технических и экономических вопросов от политики, четко осознают многие широко мыслящие ученые и государственные деятели Запада. «Охрана природы в гораздо большей степени, — подчеркивает профессор Ф. Сен-Марк, — политическая проблема, чем техническая. Она зависит прежде всего от соотношения сил» [18].

Устойчивое развитие есть нормативная концепция — вектор социальных целей, пишут Д. Пирс и И. Уордфорд, выраженных определенным набором показателей. Содержание развития, подчеркивают они, зависит от конкретных социальных целей, рекомендуемых правительством, его аналитиками или советниками, а следовательно, концепция должна быть политической. Выбор целей основывается не только на политических решениях, но также на преобладающих ценностях и этических нормах, что требует, по своей сути, арбитража между конфликтующими, целями, такими как экономический рост и сохранение окружающей среды, введение новых технологий и сохранение традиционных культур, или согласования роста с социальной справедливостью [19].

Именно нормативный характер концепций объясняет большой «разнобой» методологических подходов и определений ключевых понятий, зависящий, прежде всего, от целей, выдвигаемых в качестве желаемых для общества, а также от предлагаемых средств реализации. Вместе с тем существует и некоторая существенная общность трактовок, что позволяет достигать определенного консенсуса по поводу базовой концепции устойчивого развития. Однако политические государственные решения сегодня имеют определяющее значение с точки зрения того, останется ли эта концепция благим пожеланием или же получит воплощение в практической жизни.

Думается, академик В. А. Коптюг совершенно обоснованно отказался принять участие в правительственной группе по разработке государственной стратегии устойчивого развития, поскольку, по его убеждению, никакой разумной рациональной стратегии без радикального изменения социально-политического курса страны в России быть просто не может [20]. Он вместе с другими известными академиками — социологом Г. В. Осиповым и экономистом Л. И. Абалкиным — обращался в 1996 г. с письмом к Президенту РАН Ю. С. Осипову, в котором подчеркивалось, что «предпринимавшиеся в последние годы на правительственном уровне попытки привязать терминологию устойчивого развития к проводимой в России социально-экономической и политической практике реформ лишь показали научную несостоятельность, бессмысленность и неэффективность такой политики» [21]. Такую оценку разделяет и Президиум Сибирского отделения РАН [22].

В 1997 г. опубликован очередной доклад членов Римского клуба Э. фон Вайцзеккера, А. и X. Ловинсов «Фактор четыре: удвоение богатства при двукратном сокращении использования ресурсов». Авторы убедительными расчетами доказывают, что если повсеместно применить действительно современные технологии, то величина полезного продукта, получаемого от использования единицы ресурсов, может возрасти в 4 раза, а следовательно, мы можем жить в 2 раза богаче, расходуя лишь половину ресурсов. Они приходят к выводу о том, что для реализации таких возможностей развитые страны должны ежегодно выделять около 1% своего валового национального продукта для помощи остальному миру [23].

Трудно, однако, рассчитывать на то, что мировая элита примет подобные предложения, поскольку это не только уменьшит ее прибыли, но вызовет недовольство большинства населения неизбежным снижением жизненного уровня, который уже давно перестал повышаться. В частности, авторы доклада сами отмечают, что в Германии реальная заработная плата с 1980 по 1990 гг. не росла, несмотря на то, что валовый национальный продукт увеличился на 20%.

Упования авторов на моральный фактор мало обоснованы. Вряд ли американский бизнесмен, как замечают оппоненты, с детства усвоивший: «чем длиннее «кадиллак», тем короче переговоры», согласится пересесть на малолитражный автомобиль, чтобы из экологических соображений жечь меньше бензина, или баварский бюргер проголосует за «зеленых», запретивших ему использовать камин, у которого сидели его дед и прадед, если дымоход меньше чем в 200 метрах от соседнего жилья. Кроме того, самого яростного противодействия следует ожидать и со стороны компрадорской буржуазии слаборазвитых стран, заинтересованной не в сокращении, а увеличении экспорта ресурсов, а также со стороны государственных деятелей этих стран, которые видят в высоком спросе на свое сырье в Европе и США единственную возможность расплатиться за внутренние и внешние долги, достигшие уже катастрофических пределов.

Разрушение природы, подчеркивает английский исследователь Р. Уэлфорд, является, прежде всего, результатом человеческой жадности и использования ресурсов в интересах монополистического капитала. Причем мощные корпорации - главные виновники экологического кризиса, стремясь сбить растущую волну массовых протестов, «убеждают нас, что нет особых причин для озабоченности, поскольку события развиваются якобы в направлении увеличения экологической ответственности крупных фирм... Это еще одна корпоративная ложь». Реальный ответ, который дают монополии на призывы мировой общественности переходить на путь устойчивого развития, заключает Уэлфорд, состоит в беспредельном экологическом разбое [24].

Следовательно, самые радикальные социально-экономические и политические изменения во всем мире — необходимое условие эффективного решения экологических проблем. Ни в рамках отдельных государств, ни, тем более, в международном масштабе никакая «деполитизированная» стратегия равновесного природопользования или устойчивого развития в принципе невозможна, поскольку она неизбежно задевает экономические интересы господствующих социальных классов и групп, государств и транснациональных корпораций, которые им всегда кажутся гораздо важнее экологии. Создание соответствующих социально-экономических и, в первую очередь, политических предпосылок — необходимое условие практического решения проблемы выхода из глобального экологического кризиса и перехода человечества на путь устойчивого развития. В этом процессе исключительную роль приобретает субъективный фактор истории: особая ответственность ложится на властвующие политические структуры, и персонально — на высших государственных руководителей.

Вместе с тем предотвращение глобальной катастрофы невозможно без радикальных изменений в массовом сознании всех (или, по крайней мере, большинства) людей планеты, без обеспечения необходимых духовных основ устойчивого развития.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. См.: Разработка принципов и системы экономического регули­рования в Кузбассе: Научный отчет / Рук. Г. Н. Мкртчян. Новосибирск,1995.

2. Дуглас О. И. Там же. С. 225.

3. Борисенков Е. П. Окружающая среда и развитие // Земля русская. 1996. № 21, 22.

4. Волович В. Воспроизводство природной среды // Земля рус­ская. 1997. № 5, 6 (40, 41).

5. Ролз Д. Теория справедливости. Новосибирск: НГУ, 1995.

6. Разработка принципов и системы экономического регулирова­ния природопользования в Кузбассе. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1995.

7. Гительзон И. И. и др. Упом. работа. С. 419-420.

8. Казначеев В. П. Проблемы живого вещества... С. 22.

9. Завтра. 1955. № 16 (72).

10. Природа. 1966. № 1. С. 58.

11. Казначеев В. П. Прежде всего... // Вестник МИКА. 1966;

Институт человека // Там же. С. 10.

12. Казначеев В. П., Демин Д. В., Мингазов И. Ф. Геополитика и современные проблемы этногенеза // Человек в российском экономическом пространстве. Новосибирск: НГАЭиУ, 1997.

13. Казначеев В. П. О структуре долгосрочного прогноза социально-демографической и геополитической обстановки в Сибири // Экология человека: духовное здоровье и реализация творческого потенциала личности. Т. 1. Новосибирск: СО РАМН и РАН, 1998.

14. Тоффлер Э., Тоффлер X. Создание новой цивилизации. Политика Третьей волны. Новосибирск: НГУ, 1996.

15. Коптюг В. А. Конференция по окружающей среде и развитию: Информационный обзор СО РАН. Новосибирск, 1992.

16. Турченко В. Н. Сущность и альтернативные парадигмы устойчивого развития // Закономерности социального развития: ориентиры и критерии людей будущего. Ч. 1. Новосибирск, 1994.

17. Зеленый мир. [Спецвыпуск]. 1996. № 12 (218).

18. Сен-Марк Ф. Социализация природы. М.: Прогресс, 1977. С. 333.

19. Pearce D., Warlord J. World Without End Economics, Enviroment and Sustainable Development. The World Bank, Oxford University Press. 1993.

20. Коптюг В. А. Возможна ли разработка устойчивого развития России в настоящее время? // Наука на грани тысячелетии. Вып. 1. Новосибирск: НГУ, 1997. С. 19.

21. Наука в Сибири. 1996. № 42-43

22. О проекте концепции перехода Российской Федерации на мо­дель устойчивого развития // Наука в Сибири. 1995. № 8.

23. Weizsaker E., Lovins F. В., Lovins L. Н. Factor Four: Daubling Wealth — Halving Resourse Use. The New Report to the Clab of Rome. London: Earthcan Publication. Ltd, 1997.

24. Welford R. Hijacking Environmentalism. Corporate Responses to Sustainable Development. London: Earth Publ., 1997.

Глава 2. Духовные основы устойчивого развития.

2.1 сущность духовности

Третье тысячелетие должно усвоить уроки и вернуть Уважение к Природе в духовный канон.