Глава 1 устойчивое развитие императив современности

Вид материалаРеферат

Содержание


Список литературы
Список литературы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16

В условиях глубокого экономического кризиса, который переживает Россия, вопросы охраны окружающей среды неизбежно отходят на второй план. По мере ухудшения финансового положения предприниматели и государственные органы все меньше внимания обращают на негативные для природы последствия хозяйственной деятельности. При рыночной системе, движущей силой которой является стремление к максимальному извлечению прибыли, свойственно пренебрегать проблемами защиты окружающей среды и сбережения природных ресурсов. Тем более если речь идет о «диком», не регулируемом со стороны государства спекулятивном рынке, который характерен для современной России.


Распространяются всевозможные хищнические методы эксплуатации недр, лесов, почв и вод, охоты, рыбной ловли, сбора дикорастущих. Вынужденная экономия средств приводит к существенным сокращениям и свертыванию природоохранных учреждений и научных исследований в этой области. Многократное увеличение численности государственных и ведомственных экологических служб, произошедшее за последнее пятилетие, появление многочисленных законодательных актов не снижают неопределенности в области распределения функций, прав, обязанностей и ответственности в природоохранном деле.

Введение комплекса новых экономических рычагов (лицензирование вывоза сырьевых товаров на зарубежный рынок, плата за использование природных. ресурсов, стимулирование экологически грамотной хозяйственной деятельности и т. п.) оказывается малоэффективным и сопровождается увеличением масштабов вывоза невозобновляемых, в том числе стратегических, ресурсов, продаваемых по демпинговым ценам с прямым ущербом для национальных интересов. Для понимания причин подобных противоречий, тем более путей позитивного их разрешения, необходимо знать, каким именно группам данная ситуация выгодна, а какие группы населения несут в этой ситуации материальный и моральный урон, какие группы одобряют и поддерживают существующее положение вещей вопреки своим коренным интересам и в силу каких именно социально-экономических и политических причин.

Сложившийся за годы реформ класс российской буржуазии возник на основе не созидания, а разрушения промышленности, присвоения общественного богатства, на основе беспрецедентного ограбления основной массы населения путем обесценивания личных сбережений, равных по объему почти годовому бюджету государства, путем так называемой «ваучеризации», в результате которой общенародное достояние было превращено в собственность небольшой группы населения. В основе дальнейшего обогащения «новорусской» буржуазии лежит не развитие отечественного производства, а дешевая распродажа национальных богатств, прежде всего — не­возобновляемых природных ресурсов. В итоге реформ уровень материального положения поднялся примерно у 10% россиян, у 20% остался прежним, но для подавляющего большинства упал в несколько раз, причем 30-40% оказались за гранью нищеты, а 10-15% стали нищими в прямом смысле.

Причем три верхних процента имели в 1995 г. ежемесячный доход более 60 млн. руб. на одного члена семьи, а самые верхние 0,03% — около 270 млн. руб., превосходя своим личным состоянием крупнейших миллиардеров мира. Особенность их капиталов — непроизводительный характер, направленность на личное сверхпотребление и хранение средств в иностранных банках. По оценкам специалистов, «новые русские» уже к 1995 году вывезли за границу от 300 до 600 млрд. долларов, тем самым обескровливая отечественную и подпитывая зарубежную экономику. В этих условиях отрицать объективные, очень серьезные и быстро обостряющиеся противоречия между социальными слоями (точнее, между классами), объявляя их «мнимыми», как это делают некоторые ученые, — значит грешить против истины.

Паразитический характер российского капитала породил огромные паразитарные слои нашего общества: маклеров, брокеров и «риэлтеров», рекетиров, киллеров; охраной «новых русских» занято 800 тыс. здоровых мужчин, прекрасно вооруженных, «зарабатывающих» во много раз больше шахтера, учителя или врача. До 1985 г. разрыв между 10% наиболее обеспеченными и 10% наименее обеспеченными был трехкратным, в 1990 г. — пятикратным, в 1995 г., по оценкам независимых экспертов, увеличился в начале 1996 г. — в 65 раз. Между тем, как утверждают зарубежные социологи, уже 12-кратная разница — предел, за которым велика вероятность социальных взрывов.

Социальный паразитизм в современной России принимает самые различные формы и проявления, поражая и разлагая целые ведомства, государственные структуры, часто вопреки воле занятых там честных и добросовестных людей. Сферы банковских, торговых, юридических и охранных услуг исторически необходимы и общественно полезны. Однако когда они приобретают гипертрофированные масштабы, то проявляют тенденцию превращаться в паразитические структуры, налагающие огромную дополнительную «дань» на общество и заставляющие большинство населения в несколько раз переплачивать за товары и услуги. Так, к 1998 г. только в оптовой торговле действовало 230 тыс. предприятий, тогда как до начала реформ число их составляло всего тысячу, при вдвое большем объеме товарооборота. Общее же количество занятых торговлей (с учетом торгующих в ларьках и просто на улицах) возросло в десятки раз, при этом совокупный объем поступающих на внутренний рынок ценностей сократился, как минимум, вдвое. Исключительная «выгодность» торговли в современной России связана со слабым налогообложением. Давая 20% валового национального продукта, она приносит в бюджет лишь 2% доходов [I].

Многое скрывается от взоров управленцев и исследователей под предлогом «коммерческой тайны», за которой часто таятся мелкие, крупные и сверхкрупные уголовно наказуемые деяния. В последние годы резко возросли масштабы и активность мафиозных групп (на основе «делового сотрудничества» уголовников, предпринимателей и государственных чиновников), наживающих колоссальные состояния в первую очередь за счет разрушения окружающей среды и вывоза сырьевых ресурсов за границу.

Наемные работники сырьевых отраслей, особенно экспортируемых сырье частных фирм, становятся непосредственными соучастниками уничтожения природных ресурсов своей страны. То же самое относится и к многочисленным представителям государственной власти, выдающим лицензии (разрешения на добычу сырья, вывоз товаров за рубеж), охраняющим природу и ее ресурсы. Причем представители низовых звеньев этих органов — лесники, инспектора рыбнадзора, служащие особо охраняемых зон и источников сырья, имеющие нищенскую зарплату, к тому же месяцами не выплачиваемую, оказываются экономически (а нередко и под угрозой насилия) вынужденными идти на сделки с дельцами подпольного бизнеса.

Если в 80-х годах дельцы теневой экономики на подкуп чиновников тратили, по расчетам аналитического центра РАН, 35% похищенного, то теперь — до 50% и более. В условиях нестабильности переходного периода, считает академик В. Макаров, практически все чиновники берут взятки, если слово «взятка» понимать в широком смысле, т. е. учитывать «тонкие», скрытые формы мздоимства. Доля нелегальной экономики в России, по его оценкам, составляла от 40% до 65% (для сравнения заметим: в Италии — стране «классической» мафии — только 30%, в США — s-20%, в Японии — 4%) [2].

Логично полагать, что доля ее участия в происходящих на территории нашей страны природоразрушительных процессах еще больше или, по крайней мере, не меньше. Любые (даже самые безукоризненные и детально разработанные) юридические природоохранительные меры будут неэффективны, если половина хозяйственной системы ч даже более) фактически не является подконтрольной правовым установлениям. Очевидно также, что люди, занятые производственно-коммерческой деятельностью в так называемой «нерегулярной экономике», более всего склонны к хищническому отношению к природным ресурсам, и, следовательно, превращение «теневой» экономики в главный природоразрушительный фактор представляет собой характерную черту современного этапа экологического кризиса в России.

При фактически действующей в России модели хозяйства применение экономических рычагов природопользования, которые оправдывают себя в развитых странах, почти полностью исключено. Любые экономические санкции, налагаемые государством на предпринимателей в экологических целях, в данных условиях будут либо игнорироваться, либо обходиться путем подкупа должностных лиц, либо просто перекладываться на основную массу потребителей за счет роста цен. Причем не только «теневая», но и официальная экономика становится все более природоразрушительной, поскольку субъекты рынка могут процветать даже на фоне деградирующей окружающей среды, перемещая свою инвестиционную деятельность на другие территории [З].

Профессор К. К. Вальтух произвел расчеты, результаты которых имеют фундаментальное значение для понимания антиэкологической основы социально-экономического паразитизма в современной России. Оказывается, с 1993 г. население нашей страны начало потреблять полезной стоимости больше, чем производить. Иначе говоря, прибавочная стоимость не только отсутствует, но и стала величиной отрицательной, причем эта тенденция усиливается. В 1995 г. конечное потребление уже на 35% превышало стоимость, вновь созданную трудом, а к 2000 г. это превышение составило около 50%.

Между тем существование любого общества (не говоря уже о его устойчивом развитии) возможно лишь при условии превышения прибавочного продукта над потреблением. Капитализм же предполагает гораздо более быстрое, чем прежде, накопление производственного капитала, основанное на росте производительности общественного труда. В России же наблюдаются прямо противоположные, абсурдные в экономическом отношении процессы.

Превышение потребления над величиной стоимости вновь создаваемого трудом продукта достигается на 1/3 за счет недовозмещения стоимости израсходованных основных производственных фондов, иначе говоря, за счет ускоренного износа оборудования, а на 2/3 — за счет разграбления и «проедания» природных ресурсов. Оценка этой стоимости минимальна, так как в данных расчетах не учитываются потери, связанные с загрязнением окружающей среды, разрушением почв и т. п. [4]. Следовательно, можно считать доказанным, что вся современная российская экономика в целом носит паразитический, разрушительный по отношению к производительным силам и к природе характер.

Отсюда становится понятным, почему при более чем двукратном сокращении объемов производства в стране пока нет массового голода, а часть людей, особенно среди молодежи, стала ездить на «иномарках», покупать недвижимость, богато одеваться. Причем не только «новые русские», но и большинство населения в той или иной мере живет (или улучшает свое положение) за счет экспорта природных ресурсов, то есть прямо или косвенно участвует в проедании национальных богатств, часто даже не догадываясь об этом.

Нередко в научных дискуссиях и пропагандистских выступлениях «дикости» современного российского рынка противопоставляется «цивилизованный» рынок Запада в качестве идеальной социальной и экологической модели, на которую следует равняться всем прочим странам мира. Приводят в качестве примера аккуратность немцев, их хозяйское отношение к производственным и бытовым отходам, идеальную чистоту германских городов. Но мусора и грязи в метро и на улицах Нью-Йорка и многих других американских городов не меньше, а больше, чем в Москве или Барнауле. Дело, по-видимому, здесь не столько в социально-экономическом строе, сколько в традиционной культуре народа, обусловленной как географическими особенностями (просторы или теснота территорий, изобилие или дефицит природных ресурсов), так и спецификой исторического развития конкретных стран.

Самого пристального внимания заслуживает опыт очистки Великих озер, вод Рейна. Вместе с тем не следует закрывать глаза на узость рамок рыночных отношений для решения современных экологических проблем. Несмотря на впечатляющие результаты природоохранной деятельности в отдельных регионах, экологическая ситуация в мире в целом не улучшается, а ухудшается, и главная причина тому — корыстные интересы частных собственников.

Антиэкологическую сущность рыночной экономики можно обнаружить в таком обыденном явлении, как покупка товаров повседневного спроса. На Западе совокупные затраты на их упаковку примерно равны стоимости самих товаров. В советский период о культуре торговли в т. ч. и в оформлении товара, не приходилось и мечтать. У продавцов не оказывалось иногда даже самой простой оберточной бумаги. Томичи, например, рассказывали, что их первый руководитель однажды в подобной ситуации подставил под сахар свою шапку и с ней в руках пришел в кабинет директора магазина.

Теперь с тарой в магазинах проблем нет, но прежде, покупая бутылку молока, мы только один раз оплачивали ее стоимость, а посуду сдавали для многократного повторного использования (причем стеклянная бутылка стоила ориентировочно столько же, сколько налитое в нее молоко, что стимулировало покупателя сохранять ее).

Теперь такую посуду сдавать чаще всего некуда, а если ее и принимают, то по цене раз в 10 меньшей. Приобретая то же молоко, но в тетрапаке, мы вынуждены доплачивать примерно столько же и за тару при каждой такой покупке, а тарой засорять природу. Кому это нужно? Во-первых, предпринимателю, который делает бизнес на производстве тары, во-вторых, торговцу, зарабатывающему почти вдвое больше на каждом полулитре молока, чем при прежнем методе торговли. В какой-то мере это полезно и покупателю, поскольку освобождает его от забот, связанных со сдачей бутылок. Заметим, что заботы такого рода в последние годы горбачевской «перестройки» в торговой сети создавались мафией искусственно с целью извлечения «теневых» доходов. Между тем при правильной организации оборота стеклотары, как показывает элементарный расчет, фасовка молока в бутылках гораздо выгоднее и обществу, и каждому отдельному покупателю.

Это обстоятельство еще в начале 70-х гг. отмечал весьма далекий от идеологии член Верховного суда США У. Дуглас: «Производство бутылок одноразового потребления выгодно как для фабрикантов, так и для розничных торговцев. При этом на изготовление таких бутылок и банок расходуется соответственно в 3 и 2,7 раза больше электроэнергии, чем на производство тары многократного потребления». Он, ссылаясь на пример некоторых штатов, где продажа напитков в бутылках одноразового потребления была запрещена, считал, что основной тарой должна стать стеклянная бутылка, поскольку она может использоваться в среднем 14 раз под прохладительные напитки и до 20 раз — под пиво. Правда, при этом Дуглас замечал, что трудно даже представить, интересы скольких предпринимателей были бы задеты такой мерой, и, по-видимому, недооценивал силу противодействия, поскольку не только США, но и все страны мира на пороге третьего тысячелетия оказались еще дальше от реализации столь простых и полезных предложений.

На этом примере можно видеть и социально-психологические различия в подходах к вопросам эколого-экономической целесообразности, обусловленные объективными различиями классового положения людей. «Новорусский» спекулянт удорожания ежедневной покупки даже не заметит. Но миллионы граждан ради ежедневной покупки молока уже по этой причине, не говоря о других более значительных факторах, вынуждены ограничить себя в подписке на любимую газету или в покупке нужных книг, стоимость которых, как и лекарств, почему-то выросла, по сравнению с ростом цены на водку, например, в десятки раз.

На производство разовой тары затрачивается во много раз больше общественного труда, чем на тару многоразового использования, расходуются невозобновляемые ископаемые ресурсы, вырубаются леса. Вторично не используемыми бутылками замусориваются лес и пляжи даже в новосибирском Академгородке. Страшно подумать, к чему этот процесс может привести, если продлится еще лет пятнадцать-двадцать. Но, кстати сказать, молоко скисает в бумажных и полиэтиленовых пакетах скорее, чем в стеклянных бутылках.

Кому-то пример с бутылкой молока может показаться слишком мелким, однако он наглядно демонстрирует абсурдность современной российской экономики. В более узком технолого-экономическом смысле проблема совершенствования в России розничной торговли молочными продуктами, хлебом и другими товарами повседневного спроса связана с общей мировой проблемой производства, использования и утилизации тары, которая в экологическом, социально-экономическом отношениях еще не получила нигде удовлетворительного решения. Возможно, стоит вспомнить из советского опыта и бутылки многоразового использования и пошире использовать торговлю вроссыпь и разлив в тару покупателя. Не только гигиенические, но также экологические, и политэкономические соображения государственного порядка, учитывающие выгоду большинства, а не меньшинства граждан, должны при решении подобных вопросов иметь определяющее значение.

Пожалуй, более всего антиэкологичность рыночной экономики проявляется в том, что она ориентирована на неограниченный рост производства и потребления товаров безотносительно от их действительной полезности и необходимости. Культивируется принцип «используй и выбрось», который распространяется на все большее число товаров. Японцы, например, несмотря на свой рационализм, используют ежегодно 30 миллионов одноразовых фотоаппаратов, не говоря уже об одноразовых ручках для письма, а американцы — ежегодно 180 млрд. бритв и разовых (бумажных и пластиковых) тарелок и стаканов; этого количества достаточно, чтобы устроить шесть пикников для всего населения планеты, а ежегодно выбрасываемых ими банок из-под пива достаточно, чтобы построить 6 тысяч самолетов ДС-10. Большую часть одежды люди стали выбрасывать только потому, что она выходит из моды, быструю смену которой диктуют выпускающие ее фирмы, такой же принцип все более распространяется на мебель, автомобили и даже предметы духовной культуры. Потребление растет во многом благодаря трескучим рекламным кампаниям, порабощающим сознание, подсознание и психологию толпы, на проведение которых тратится огромная и все увеличивающаяся часть национального дохода. За двадцать лет жизни средний американец «потребляет» до ста тысяч рекламных клипов. По-видимому, его успешно догоняет теперь в этом и средний русский. «Потребление, — пишет известный итальянский журналист, — Я. Палкевич, — достигает порой верха абсурда. Когда на улицах западных городов видишь наряженных в норковые шубы собачек, понимаешь, какой глубокий кризис поразил моральные ценности буржуазного общества». Надо сказать, подчеркивает он, что многие люди близко к сердцу принимают судьбу Земли, беспокоятся за будущее собственных детей и внуков, но одного их желания изме­нить существующее положение недостаточно: необходимо, чтобы этого захотели по­литики, государственные деятели, представители крупной промышленности [5].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Ханин Г. И. Блеск и нищета российской буржуазии // ЭКО 1998. № 11.

2. Наука в Сибири. 1994. № 4.

3. Марков Ю. Г. Социоэкосистемы как форма территориальной организации жизни // Гуманитарные науки в Сибири. 1996. № 1.

4. Вальтух К. К. Стратегия возрождения. Новосибирск, 1996. С. 46-47, 63.

5. Российская газета. 1994. 23 июля.


4.6. Рыночные реформы как фактор экологического экстремума

Новая социально-экономическая и политическая ситуация, вопреки оптимистическим прогнозам некоторых ученых, возлагающих большие надежды на частную собственность, приватизацию и рынок, не привела к позитивным сдвигам в экологической сфере. Заявление министра экологии и природных ресурсов Российской Федерации В. И. Данилова-Даниляна, сделанное с трибуны конференции ООН (Рио-де-Жанейро, июнь 1992 г.) о том, что Россия якобы прошла период развития, когда экономический рост носил природоразрушительный характер, не подтверждается фактическим положение дел. Экологический кризис в России не только не смягчается, но приобретает особую остроту, что сегодня вынуждены фиксировать даже официальные правительственные документы.

Стремительный экономический спад, который переживает наша страна, как, на первый взгляд, ни парадоксально, связан не с улучшением, а с резким ухудшением экологической ситуации. Еще недавно считалось очевидным, что именно быстрый экономический рост представляет главную опасность для окружающей среды. Мировой, и особенно российский, опыт последних лет показывает, что значительно большую опасность влечет за собой экономический спад и снижение уровня жизни. Это неизбежно приводит к включению механизмов, направленных на компенсацию потребления за счет ускоренного истощения природных ресурсов и усиленных разрушительных процессов окружающей среды.

Поэтому заявления о том, что «экологическая безопасность — составная часть национальной безопасности России», что «решительный поворот в природоохранной деятельности должна обеспечить долгосрочная государственная стратегия охраны окружающей среды», сформулированные в Послании Федеральному собранию еще в 1994 г., повисают в воздухе. Несмотря на все директивные решения правительства, Минприроды и других государственных органов, реальная экологическая ситуация в стране в целом неуклонно ухудшается. По оценке председателя Комитета по экологии Государственной Думы Г. Злотниковой, «страна не только не выходит из экологического кризиса, но все больше погружается в него» [I].

Президиум Сибирского отделения РАН, рассматривая в феврале 1995 г. представленный проект концепции перехода Российской Федерации на модель устойчивого развития, отметил два альтернативных пути значительного снижения негативных воздействий хозяйственной деятельности на окружающую среду: первый — подъем экономики, когда появляется возможность выделения необходимых средств на экологизацию, а второй — полный развал экономики, который и происходит в нашей стране. Пример «экологизации» второго типа: резкое сокращение токсичных стоков в сибирские реки вследствие остановки промышленных предприятий и лишения сельскохозяйственных предприятий возможности приобретать минеральные удобрения и средства химзащиты растений [2].

Следует подчеркнуть, что второй путь — это, по сути дела, экологизация в кавычках. Он не только неприемлем по социально-политическим основаниям, но бесперспективен и в техническом отношении. Разрушение огромной производственно-технической базы само по себе является фактором экологической катастрофы. Портящиеся водоочистные и канализационные сооружения, например, оказываются причинами эпидемий, а брошенные рудники, отвалы, тем более химические, атомные предприятия, свалки промышленных и бытовых отходов и т. п. в условиях всеобщего хозяйственного развала станут опаснейшими «экологическими бомбами замедленного действия».

Доля новой продукции машиностроения в общем объеме производства этой отрасли в 1994 г., по сравнению с 1990 г., уменьшилась втрое, а в абсолютном измерении — в 15 раз. Следовательно, потенциальные возможности создания современных экологически чистых, малоотходных ресурсосберегающих технологий в современной России резко сокращаются. При этом удельные расходы топлива и электроэнергии в нефтеперерабатывающей, металлургической и цементной промышленности, из-за старения техники, непрерывно растут, тем самым ухудшая экономические и экологические характеристики. Металлургическое производство уже тогда было изношено на 70%, оборудование добывающей отраслей и рельсовые пути — на 80%, самолетный парк — на 70%. Хотя уже к 1995 г. объем авиаперевозок уменьшился, по сравнению с 1990 г., количество аварий возросло более чем в 4,5 раза. Следовательно, для пассажира вероятность попасть в катастрофу увеличилась в 13 раз. Количество аварий на железнодорожном транспорте возросло более чем в 2 раза (при сокращении пассажироперевозок с 3143 млн. до 2062 млн. чел.), на нефте- и газопроводах — в 2,5 раза, в шахтах — в 4 раза [З].

К 1994 г., по сравнению со среднегодовыми показателями 1986-1990 гг., резко уменьшился ввод в действие мощностей по охране водных ресурсов и атмосферы: сооружений для очистки вод — в 4 раза, систем оборотного водоснабжения — в 11 раз, установок для улавливания и обезвреживания вредных веществ из отходящих газов — в 6 раз. По сравнению с 1990 г., в 1994 г. уменьшилось использование вторичного сырья: золы и шлаков от ТЭЦ — в 2,5 раза, шлаков доменного производства — в 3 раза, древесных отходов — 2,5 раза, макулатуры — в 3 раза [4]. Все это крайне негативно сказывается на состоянии окружающей среды.

Качество воды большинства водных объектов, несмотря на сокращение сбросов со сточными водами загрязняющих веществ, не улучшается, и, более того, по оценкам Росгидромета, тенденция увеличения степени загрязнения сохраняется. При снижении загрязнения воздуха вредными веществами промышленного происхождения (пыли, диоксида серы, сульфатов аммиака и бензопирена) увеличились загрязнения окисью углерода и диоксидом азота — за счет жилищно-коммунального хозяйства, легковых автомобилей и др.

Усиливается деградация сельхозугодий: от оленьих пастбищ на Севере, дегумификации, истощения и эрозии почв в Центральной России до опустынивания в южных районах страны. Вынос питательных веществ из почвы в 3 раза превысил их поступления с вносимыми удобрениями. В Мордовии, Чувашии, в Белгородской области эрозировано до 90% и более сельхозугодий. Производство минеральных удобрений возросло более чем вдвое, но свыше 80% их идет на экспорт, хотя в стране на каждый гектар пашни вносится в 10 раз меньше удобрений, чем несколько лет назад, а предприятия отрасли работают на 30-40% своих мощностей. Тарифы на энергоносители, электроэнергию, транспорт делают удобрения недоступной «роскошью» для отечественного агропромышленного комплекса. Более 1,5 млн. га земель в 1994 г. нарушено в связи с несельскохозяйственной деятельностью — почти в 1,5 раза больше, чем в 1990 г., а из них рекультивировано в 2,5 раза меньше.

Общая площадь усохших лесов только за 1994 г. возросла на 75%, тогда как посадки и посев леса сократились, по сравнению с 80-ми гг., вдвое. К августу 1996 г. число лесных пожаров возросло, по сравнению с предыдущем годом, в 1,5 раза, а выгоревшие площади увеличилась в 5 раз, достигнув 1,7 млн. га, что превышает территорию Израиля. Вывозка же древесины из России в 1995 г. возросла, по сравнению с 1990 г., втрое, причем на 97% лишь за один 1995 год.

Природоохранные расходы в структуре капитальных вложений занимали в середине 80-х гг. около 15%, около 60% средств из них шло на текущие затраты по содержанию и эксплуатации природоохранных сооружений и охрану природы. При резком падении производства и уровня жизни неизбежно происходит перекачка этих средств на экономические и социальные нужды [5].

При четырехкратном сокращении инвестиций в 1995 г., по сравнению с 1990 г., доля капиталовложений в охрану окружающей среды упала до 2,5%, а следовательно, в абсолютном исчислении снизилась в десятки раз. Учитывая значительную изношенность очистного оборудования, можно ожидать его полной остановки в ближайшие годы на большинстве объектов и, как следствие, небывалых по масштабам вспышек эпидемий. Появление в связи с экономической реформой массы новых малоспециализированных предприятий в пищевой и легкой промышленности (в основном в сельской местности и малых городах со слабой инфраструктурой очистных сооружений) служит дополнительным фактором загрязнения окружающей среды. Количество особо опасных вспышек инфекций и массовых отравлений вследствие загрязнения окружающей среды за 1990-1995 гг. уже увеличилось в 3,5 раза. По данным ВОЗ, в настоящее время 80% всех болезней являются следствием экологического перенапряжения, существенно уменьшающего адаптационные возможности человеческого организма. Все больший удельный вес в структуре заболеваемости приобретают так называемые болезни цивилизации — сердечно-сосудистые, онкологические, аллергические и др.

Это не вызывает, однако, тревоги у российских правителей. Более того, председатель межведомственной комиссии Совета безопасности РФ по экологической безопасности А. Яблоков даже считает убыль населения «естественной реакцией» на катастрофическое экологическое положение страны, позитивным явлением, ибо уменьшается нагрузка на окружающую среду. Заметим, что в Китае, где население в 6 раз больше, а площадь в полтора раза меньше, чем у нас, государство не считает убыль населения за благо и обеспечивает быстрое повышение жизненного уровня всего народа при разумном регулировании рождаемости.

Несмотря на более чем двукратный спад производства, экологическая ситуация в стране продолжает ухудшаться. Рыночные реформы означают, во-первых, превращение России в источник дешевых сырьевых и трудовых ресурсов, в мировую свалку отходов и территорию для размещения «грязных» производств; во-вторых, ускоренное хищническое разграбление природных богатств; в-третьих, нарастающее разрушение и загрязнение окружающей среды вследствие стремления частных предпринимателей минимизировать издержки производства на охрану и рекреацию; в-четвертых, повышенное давление на природу нищающего населения, которое за счет ее ресурсов пытается компенсировать растущий дефицит средств своего существования.

Западные фирмы все больше присматриваются к России в плане возможности размещения на ее территории крупных свалок вредных отходов, в том числе и радиоактивных.

Одна австрийская фирма предложила Ленинградской области выгодный контракт на строительство дорог. Но с условием: она будет везти из Австрии свой грунт, а вместе с ним, как оказалось, токсичные отходы. Обезвреживание одной тонны токсичных отходов стоит в Западной Европе 1-2 тыс. долларов. Перевезти эту тонну под видом строительного материала и уложить в полотно дороги обойдется в 30 долларов — вот и все рыночная экономика.

Американская фирма Non-Proliferation Trust (NRT) и Минатом ведут переговоры о создании в России гигантского хранилища отработанного ядерного топлива. Речь идет о захоронении 10 тыс. тонн таких отходов. NRT готова приобретать радиоактивные отходы Тайваня, США, Японии и Южной Кореи на правах собственности и размещать их в России, получая от этого бизнеса неплохие прибыли. Рассматрива­ются две площадки для хранения: В Красноярске—26 и Челябинске—65. Собственниками отходов будут оставаться американцы. Всего же в ближайший год Минатом собирается ввезти из разных стран на территорию России 20 тыс. тонн ядерных отходов.

Проект точно вписывается в русло нынешней интеграции Урала и Сибири в международное разделение труда: транснациональные компании, корпорации рассматривают эти регионы как место для наиболее грязных производств и мусорных отстойников. Соображения безопасности окружающей среды и охраны здоровья приоритетны лишь для богатых стран. Поэтому уральские и сибирские земли становятся идеальных местом для могильников.

Российские законы запрещают ввоз в страну радиоактивных отходов и материалов с целью хранения или захоронения. Однако посетив Красноярск летом 1994 года, российский президент подписал указ, разрешающий прием радиоактивных отходов с целью последующей переработки, в том числе и с атомных электростанций, построенных по проектам и с оборудованием других стран. Ядерное лобби в Госдуме предложило проект Закона «О промышленном хранении и переработке ОЯТ» Если этот закон пройдет, торговле российской территорией под ядерную свалку будет дан зеленый свет. [6; 7].

Экономический механизм сегодняшней России антиэкологичен по своей сути. До тех пор, пока он не будет радикально изменен, попытки совершенствования природоохранного дела будут (даже в лучших вариантах) малоэффективными. Следовательно, переход страны от негативно-экстремального состояния к устойчивому развитию в параметрах, близких к оптимальным, возможен только на основе новой программы технологических, политических, социально-экономических и природоохранных мер.

Выходом для России, как и для других бывших социалистических стран Восточной Европы, является стремление к такому общественному устройству, которое складывается из позитивных идей, опыта и достижений как буржуазного, так и социалистического общества. Если суммировать такие подходы, то в первом приближении получается такая модель: капитализм, регулируемый рынок в экономике, социализм в распределении, предполагающий прежде всего сильную социальную защиту отдельных социально-демографических групп, демократия в управлении, плюрализм в политической и духовной жизни. Весь развитый мир в конечном счете движется именно в этом направлении. Из опыта XX века можно сделать вывод о том, что наименее устойчивыми являются те системы, в которых основополагающие принципы доводятся до абсурда, до крайности. Таким абсурдом является положение, когда рынок, рыночные отношения, реформы становятся не средством, а главной и единственной целью.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Зеленый мир. 1996. № 17.

2. Наука в Сибири. 1995. № 6.

3. Российский статистический ежегодник. М., 1995.

4. Россия в цифрах. М., 1995.

5. Гурченко В. Н. Экологическая ситуация в России. Новоси­бирск, 1997.

6. Известия. 1999. 29 дек.

7. Новые Известия. 2000. 18 марта.