Глава 1 устойчивое развитие императив современности

Вид материала

Реферат

Содержание Н. К. Рерих Список литературы Список литературы 4.4. Социальные болезни переходного периода Список литературы 4.5. Экологические последствия перехода к рыночной экономике

Подобный материал:

• Курсовая система и профессиональная переподготовка, 94.46kb.
• Проект «Устойчивое потребление – устойчивое будущее», 34.07kb.
• Что такое устойчивое развитие, 1076.31kb.
• Устойчивое развитие (теоретико-методологический анализ), 339.96kb.
• Хасанова Гульжан Шариповна Вметодических указаниях изложен перечень вопросов, составляющих, 382.55kb.
• Книга учителя к курсу «Экология Москвы и устойчивое развитие», 5745.62kb.
• Устойчивое развитие стало понятием, официально признанным на международном уровне, 284.33kb.
• Обзор Доклада проон о человеческом развитии 2011 года «Устойчивое развитие и равенство, 157.32kb.
• Планирование работ и расходов, 853.69kb.
• Концепция самосознания Августина и Декарта: сравнительный анализ. Развитие атомистических, 18.44kb.

Н. К. Рерих

Во второй половине 80-х годов проблема сохранения окружающей среды стала одной из главных тем дискуссий не только среди специалистов, но и в самых широких кругах общественности. По всей стране возникали различные инициативные движения в защиту Волги, Катуни, Байкала, Арала, зеленых зон, парков, лесов, земель... Через научные конференции, собрания и митинги они стали оказывать сильное давление на властвующие и хозяйственные структуры. Однако «экологическим бумом» воспользовались определенные политические круги, скрывавшие за призывами к демократии, гласности и свободе критики узкокорыстные цели, ничего общего не имеющие с охраной и спасением природы, а авторитет патриотических сил «зеленого движения», отстаивающих конструктивные позиции, был с помощью средств массовой информации подорван, они были лишены доверия и оттеснены.

В результате закрывались важные для всего народного хозяйства предприятия и дискредитировалось все то, что необходимо для действительного разрешения в стране экологических проблем, прежде всего — идея сильной государственной власти, опирающейся на активную поддержку, инициативу и самодеятельность народа. Критика партийно-государственных органов и возглавляющих их конкретных лиц, ответственных за катастрофическое состояние окружающей среды, была вполне обоснованной и стала одной из главных причин падения власти, казавшейся еще два-три года назад абсолютно прочной и нерушимой. Экологический набат дал рвущимся на олимп «демократам» огромные политические дивиденды, но был использован ими для развала союзного государства.

На Украине и в Белоруссии политические авантюристы стали возлагать на русский народ вину за Чернобыль, в Казахстане — за Семипалатинский ядерный полигон и пыльные бури на целине, в Узбекистане — за неудачные мелиоративные работы и умирание Арала и т. п. Вместе с тем объявлялось, что идеология и практика социализма антиэкологичны по своей тоталитарной сути поскольку якобы, нацелены на «покорение» природы, а следовательно, должны быть решительно отвергнуты цивилизованным мировым сообществом. При этом «демократы» на словах всячески подчеркивали необходимость жесткого отделения экологии от политики, но своими делами постоянно опровергали эту установку.

Между тем в западных странах не стесняются при рассмотрении любых проблем — научно-технических, культурно-образовательных или экологических — открыто подчеркивать приоритетное значение политических целей и задач. В этом отношении характерны откровения вице-президента США А. Гора: «Когда Советский Союз, продемонстрировав технологическую удаль, в 1957 году послал на орбиту искусственный спутник, Соединенные Штаты начали осуществлять первую федеральную программу образования — не потому, что президент и большинство в конгрессе осознали, наконец, значение образования как такового, а в силу того, что подготовке ученых и инженеров стал придаваться новый смысл борьбы с коммунизмом. Одновременно мы взялись за осуществление своей космической программы — не потому, что большинство в конгрессе вдруг прониклось желанием изучить все­ленную, а в силу желания сокрушить коммунистическую идею» [1, 296].

Общее благодушие в США по отношению к экологическим катастрофам А. Гор сравнивает с благодушием по отношению к захватам Гитлера в Европе и Мюнхенскому пакту 1938 года, считая еще более опасным молчаливое согласие с утратой мировых дождевых лесов и их обитателей. Аральского моря, вековых лесов тихоокеанского побережья США, растительности Гималаев, Сахеля, уменьшением озонового слоя, нарушениями климатического баланса и т. п. «Считаю борьбу за спасение окружающей среды, — заключает он, — продолжением борьбы с нацизмом и коммунистическим тоталитаризмом, за подлинную свободу и человеческое достоинство» [1, ЗОО].

В том, что борьба за природу имеет первостепенное политическое значение и требует мужества, А. Гор, безусловно, прав, но он на собственном опыте, казалось бы, должен был убедиться, что капитализм несет в себе угрозу окружающей среде не меньшую, чем советский социализм. Из-за своих страстных выступлений в защиту окружающей среды он, как известно, оказался в своей стране в роли донкихотствующего политика. Если в 70-е годы наблюдался значительный всплеск настроений в пользу поддержки экологических движений, в результате чего произошли заметные сдвиги в природоохранном деле, среди которых очистка Великих озер была наиболее заметной и популярной акцией, то затем положение круто меняется. Рейган, а затем и Буш, выражая интересы предпринимателей, прежде всего крупных транснациональных корпораций, недовольных законодательством, заставляющим их идти на большие затраты по уменьшению загрязнений и разрушений окружающей среды, а также значительной части обывателей, не согласных с ростом налогов на экологические цели и введением ограничений на свободу природопользования, резко изменили идеологию [2].

И хотя, как утверждают исследователи, большинство американцев в течение 70-80 гг. были по своим взглядам «зелеными», в общественное сознание всей мощью средств массовой информации вбивается идея, что экологизм — изобретение левых радикальных групп, выступающих против высшей ценности нации — «американского образа жизни». Рейгановская и бушевская администрации постоянно исключали из своих рядов даже умеренных экологистов, стремясь приватизировать все земли и воды, еще находящиеся в общественном пользовании. На этом фоне радикальные природоохранные программы, которые А. Гор выдвигал в качестве центральных в борьбе за президентское кресло, оказались довольно неудачным коньком.

Избиратели отдавали голоса Рейгану и Бушу, потому что верили их утверждениям о намерениях экологически мыслящих демократов поднимать налоги, которые приведут к снижению экономической активности и росту безработицы [З]. В результате то, что было достигнуто в деле охраны окружающей среды за два десятилетия республиканского демократического правления, было в значительной мере утрачено, а экологический кризис, по сравнению с началом 70-х гг., в стране обострился настолько, что исследователи пишут о «рейгано-бушевской антиэкологической революции» [4]. На это следует обратить особое внимание, поскольку сегодня российские ученые и СМИ усиленно внушают народу мысль, что экологический кризис в нашей стране — это следствие антиэкологической сущности социалистического строя и что в развитых капиталистических странах данная проблема успешно решается.

Резкое ухудшение экологической ситуации в 80-х — начале 90-х гг. заставило западных политиков вновь искать поддержки «зеленых», и своей победой на президентских выборах В. Клинтон во многом обязан известному борцу за спасение природы А. Гору, согласившемуся идти в паре с ним в качестве кандидата на пост вице-президента. Однако было бы наивным ожидать, что транснациональные корпорации в США и других странах Запада радикально изменят в ближайшие годы свое отношение к окружающей среде — в лучшем случае от них можно ждать лишь частичных тактических уступок. Тем не менее движение за спасение природы становится в силу объективных причин все более значительным фактором внутренней и внешней политики во всех странах мира.

Решающий перевес в противоборстве политических сил будет в огромной степени зависеть от того, какая из партий сможет предложить наиболее убедительную экологическую программу. Вместе с тем проблемы охраны окружающей среды остаются одним из главных поводов для фальсификации со стороны спекулятивно-компрадорских корпораций, стремящихся убедить общественность, что максимальный вывоз сырьевых ресурсов — наиболее эффективный путь повышения благосостояния не только стран «третьего мира», но и, в особенности, России.

Грандиозные природоразрушительные проекты, опасность которых была очевидной для всех честных и квалифицированных ученых и инженеров, в советское время поддерживались определенными влиятельными кругами за рубежом. Точно так сегодня поддерживается, например, совершенно экономически не обоснованный и катастрофический в экологическом отношении проект строительства высокоскоростной железнодорожной магистрали между двумя российскими столицами.

Ельцинское руководство России получило аванс доверия не в последнюю очередь за счет обещаний коренным образом улучшить материальное положение большинства населения и экологическую ситуацию в стране. Предполагалось, что приватизация основных средств производства, утверждение частнособственнических отношений, коммерциализация общественной жизни на основе универсальных принципов мирового рынка позволят покончить со всеми экономическими нелепостями — борьбой за план по «валу», любой ценой, с уравниловкой в оплате труда и безответственностью конкретных лиц за загрязнение и разрушение окружающей среды...— и одновременно заставят всех участников производственных процессов заботиться о минимизации трудовых, материально-технических, финансовых и сырьевых затрат на единицу полезной продукции. Считалось очевидным, что свертывание военно-промышленного комплекса приведет автоматически к соответствующему сокраще­нию экологически вредных последствий.

Идеологи курса реформ внушали народу, что предлагаемый ими переход к рынку приведет к быстрому улучшению благосостояния большинства россиян, сделает экономику более «гуманной», то есть направленной на действительно жизненные потребности людей и сохранение окружающей среды. Издержки такого перехода представлялись как незначительные. В начале 1992 года Б. Ельцин призвал, например, «потерпеть до осени», обещая затем экономический подъем. Памятуя о советских пятилетках, именуемых до 1953 г. «сталинскими», уместно подвести социальные, экономические и экологические итоги «ельцинских пятилеток».

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Гор Эл. Земля на чаше весов. Экология и человеческий дух. М.: ППП, 1993.

2. Bruner М. and Oeslschlaeger М. Rhetoric, Environrneiitalism and Environmental Ethics. //Environmental Ethics. Vol. 16. № 4. 1994.

3. Meyer J. М. Environmentalism and Economic Prosperity: An Update. Cambridge, 1993.

4. Puckelshaus J. Toward a Sustainable World // Scientific American. 261, Sept. 1989.


4.3. Причины социально-экономического кризиса в России

В период экономического кризиса 1929-1933 гг., охватившего всю мировую систему капиталистического хозяйства, сокращение промышленного производства составило по разным странам от 30 до 45%. В России за 1991-1998 гг. промышленное производство сократилось более чем в 2 раза. В 1998 г., вместо обещанного 2-4-процентного роста, произошло дальнейшее сокращение. Притчей во язьщех был военно-промышленный комплекс, воплощавший в себе высокие научно-технические достижения. Он сократился в 5 раз, и соответственно было свернуто производство товаров народного потребления, составляющее около половины всей его продукции.

Производство сельскохозяйственной продукции снизилось на 40%, при тенденции дальнейшего сокращения, причем производство зерна уменьшилось почти вдвое при снижении урожайности. Вдвое сократилось потребление населением основных сельскохозяйственных продуктов. Среднее потребление пищевых калорий россиянином соответствует нормам потребления 11-летнего ребенка, не говоря о их качественном составе. Производство молока стало меньше на 68%. Заметим, что подобный спад в сельском хозяйстве имел место только в годы Великой Отечественной войны.

Валовый внутренний продукт в стране за 1990-1995 гг. упал на 40%, но доля производства товаров в его структуре снизилась с 60% до 50%, в то время как объем финансовых и посреднических услуг вырос в 180 раз. В структуре доходов населения доля оплаты труда снизилась с 69,9% в 1992 г. до 47% в 1994 г., тогда как доля доходов от собственности и предпринимательской деятельности возросла за период 1970-1990-1995 гг. с 4,6 до 12,9 и 44,0%. Доля же оплаты труда, наоборот, упала соответственно, с 80,6 до 74,1 и 39,3% в условиях трехкратного падения общего уровня доходов всего населения страны в целом. Эти структурные сдвиги свидетельствуют о том, что экономика России становится все в большей мере не производительной, а потребляющей.

Объемы производства необходимых обществу продуктов постоянно уменьшаются. Страна существует главным образом за счет накопленных ресурсов. Блага не столько создаются, сколько перераспределяются борющимися между собой «новыми русскими». Связь доходов с результатами труда разрушается [I].

Вместе с тем экономика все более приобретает черты зависимости от развитых стран, которые уже более века ведут политику, направленную на овладение природными ресурсами России. Еще на Берлинской конференции 1884-1885 гг. ведущими странами мира был принят акт, закрепляющий принцип «эффективной оккупации», суть которого сводилась к тому, что каждая страна обязана эффективно добывать сырье на своей территории и пускать его в мировой оборот. В том случае, если какая-либо страна по техническим или финансовым причинам не могла решать эту задачу, она должна была допускать к эксплуатации своих природных ресурсов другие страны и картели. В соответствии с этим Россия широко открыла двери для иностранного капитала. Однако ее попытки ограничить вывоз капитала и иностранную финансово-экономическую экспансию явились одной из главных причин вовлечения страны в русско-японскую, а затем Первую мировую войны.

Пользуясь тяжелым положением разоренной войнами молодой советской страны, ведущие империалистические державы пытались заставить ее продавать по бросовым ценам свои природные ресурсы и территории. После Второй мировой войны США навязывали нам «помощь» на еще более унизительных и грабительских условиях. Но если твердая политика советского государства срывала все эти планы и обеспечивала достойное положение вполне независимой мировой державы, то за годы «рыночных реформ» произошел стремительный отход от завоеванных позиций.

В 1995 г. удельный вес ресурсов, представляемых другим странам, в валовом доходе уже вдвое превышал уровень 1991 г. Из России вывозятся ценнейшие стратегические материалы и научно-технические разработки, а ввозятся в основном товары потребления, многие из которых производились прежде отечественными предприятиями. Так, практически оказалась разрушенной, за редким исключением, система птицефабрик, обеспечивавшая страну дешевым и добротным куриным мясом и яйцами, чтобы расчистить дорогу на российский рынок пресловутым «ножкам Буша», небезопасным для здоровья. В то время, когда в США в результате пропаганды здорового образы жизни и просто трезвого расчета население бросает курить, российские фирмы спасают американские табачные фабрики, скупая их продукцию. Стоимость ввезенных сигарет в 1995 г. в 1,3 раза превышала стоимость импортированной вычислительной техники и в 2 раза — автомобилей [2].

Доля машин, оборудования и транспортных средств в экспорте упала с 37,2% в 1985 г. до 8,5% в 1994 г. и 5,9% в 1995 г. Объем экспорта машинотехнической продукции в России в 7 раз меньше того, что был в СССР в 1990 году, но зато больше по вывозу сырья [З]. За бесценок распродаются уникальные производственные комплексы: «Норильский никель» с годовым доходом 3,5 млрд. долларов продан за 170 млн. долларов, за столько же продано крупнейшее месторождение золота с таким же годовым доходом. Машиностроение и переработка, производство электроэнергии, водный, речной и авиационный транспорт, объекты связи уже оказались в руках иностранных компаний и криминальных структур. Более 90% акций цветной металлургии принадлежит западным компаниям. Экспортно-сырьевой крен экономики означает усиление эксплуатации природных ресурсов и нагрузки на окружающую среду.

Как это делается, посмотрим на примере Братского алюминиевого завода. В 1995 году чистый доход этого предприятия составил 1,2 трлн. руб. На следующий год объем продаж значительно вырос, однако поступление налогов в федеральный бюджет сократилось в три раза, в областной бюджет — в четыре раза. Большая часть прибылей посредством офшорных компаний осела за границей. Остается, только добавить, что 71,5 процента акций принадлежит иностранным компаниям. Вредные выбросы хлористого фтора этого завода ставят город на грань экологической катастрофы. Практически у всех детей в возрасте до 10 лет, проживающих в радиусе 30 километров от завода, наблюдается патология нижних конечностей.

Более чем на 50% (а в Москве — на 80%) российский потребительский рынок обеспечивается импортом, приобретаемым за счет демпинговой распродажи ресурсов страны по ценам значительно ниже мировых. Тонна нефти, например, российскими «бизнесменами» продавалась за рубеж в середине 1995 г. на 38%, а кубометр пиломатериалов — на 68% дешевле. Примерно такая же ситуация сложилась с ценами на сталь, уголь, платину, золото, серебро, никель, изделия из дерева и т. п. [2].

Заметим, что в нефтедобывающих странах — Саудовской Аравии, Венесуэле — цены на бензин, например, в 15-20 раз ниже мировых. Аналогичное положение было и в СССР, благодаря чему страна не знала проблем с обеспечением топливом и энергией. «Подтягивание» наших внутренних цен до мирового уровня и выше, без соответствующего повышения зарплаты, осуществлено по требованию МВФ.

Покупательная способность рубля по официальной статистике в 1994 г. составляла по отношению к доллару США 859:1, а обменный курс был на уровне 4500:1, следовательно, доллар покупался в России по цене завышенной против реальной его стоимости в 5 раз. В феврале 1996 г. правительство выпросило у МВФ еще 10,2 млрд. долларов в долг, но по условиям этого займа Россия должна снять налоги на вывозимую нефть и другие энергоносители. В результате страна теряет по 3,5 млрд. ежегодно, то есть больше, чем получила за три года в долг, который к тому же возвращать надо с большими процентами.

Одновременно идет с «молотка» распродажа по демпинговым ценам природных богатств, главным образом по нелегальным каналам. Из титана, например, изготавливаются идущие на экспорт лопаты, взятками и самыми изощренными способами обходят таможни. Эстония, не имея на своей территории цветных металлов, по экспорту их заняла первое место в Европе, за что получала до 3 млрд. долларов в год.

Российские власти пытаются оправдывать развал экономики ссылками на тяжелое «наследство». Соглашаясь с утверждением Б. Н. Ельцина в его Послании (февраль 1996 г.) о том, что «в конце 1991 года страна находилась на грани экономической катастрофы и банкротства», необходимо подчеркнуть, во-первых, что такое положение, как было показано выше, возникло в результате нарушений объективных законов со стороны обюрократившегося высшего партийного и государственного руководства. Во-вторых, новое руководство не отводило страну от социально-экономической катастрофы, а делало все, чтобы приблизить ее и усугубить. В-третьих, в годы горбачевской «перестройки» резко снизился профессиональный и моральный уровень так называемого «директорского корпуса». Среди деловых качеств руководителей государственных и коллективных предприятий стали цениться не столько квалификация и компетентность, сколько умение «ладить», получать заниженные планы, скрывать резервы, фальсифицировать отчетность и давать взятки. Именно эти силы создали экономический кризис 1989-1991 гг., чтобы, пользуясь всеобщей дезорганизацией, присваивать общественную собственность, но не для организации более эффективной производственной деятельности, а для спекулятивных операций, личного потребления и вывоза ресурсов за рубеж [3, 167].

«Российская экономика вошла в 1991-1992 гг. «в штопор» не потому, что столь плоха была исходная база, — подчеркивает заместитель директора Института экономики и организации промышленного производства СО РАН проф. С. В. Казанцев, — и не потому, что к этому вела динамика прошлого экономического развития: развал экономики, утрата за четыре года половины ее валового продукта — следствие сознательно осуществляемой политики. Ведущую роль сыграли свертывание государственных капиталовложений, разрыв хозяйственных связей и разрушение отработанной системы товаропотоков и материально-технического снабжения, ликвидация системы управления экономикой, либерализация цен. Все эти факторы действовали одновременно, что дало синергетический эффект» [4].

Ситуацию в российском обществе, сложившуюся к 1996 г., ученые Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН определили как социально-экономическую катастрофу, невиданную по глубине и продолжительности, которая стала закономерным следствием порочной государственной политики, последних лет. В итоге разрушается весь накопленный в стране потенциал цивилизации [4].

Объективная оценка итогов «ельцинских пятилеток» говорит о полном ее крахе в силу изначальной порочности «курса реформ». Успех политических сил, борющихся сегодня за экономическое, социальное и духовное возрождение страны, в огромной мере зависит от того, сумеют ли они предложить народам России убедительную экономическую программу, которая возможна лишь на основе оздоровления и быстрого подъема всего общественного производства.

Итак, современный российский капитализм — капитализм паразитический в экологическом и экономическом отношениях, по преимуществу потребительский, существующий за счет растраты природных ресурсов, а в социально-политическом отношении это капитализм компрадорский, спекулятивно-мафиозный, характеризующийся стремительным обогащением меньшинства за счет беспредельного ограбления большинства и вывоза капитала за границу — при постоянном уменьшении национального достояния страны. Все это в сочетании с тяжелейшими климатическими условиями дает основание оценить социально-экономическое положение России и ее народа как экстремальное [5].

Основные причины социально-экономической катастрофы, разразившейся в начале 90-х гг. в России, заключаются в антинациональном политическом курсе, начатом высшим партийно-советским руководством примерно с 1988 г. и резко усиленном новой властью, вставшей на позиции реставрации капитализма в нашей стране в его наихудших спекулятивно-мафиозных, колониальных формах.

Псевдорынок и псевдодемократия характеризуют современный этап российского развития. В этногенезе Л. Гумилев выделял фазу обскурации, «в которой пассионарное напряжение убывает до уровня ниже гомеостатического за счет значительного увеличения числа субпассионариев. Этнос существует за счет материальных ценностей и навыков, накопленных в предыдущую инерционную фазу. Расплодившиеся субпассионарии делают невозможной любую конструктивную деятельность, требуя только одного — удовлетворения своих ненасытных потребностей. Начинает господствовать императив «будь таким, как мы», то есть осуждается (а при возможности уничтожается) любой человек, сохранивший чувство долга, трудолюбие и совесть. Собственный императив субпассионариев «день, да мой» отражает их полную неспособность к прогнозу. В результате общественный организм начинает разлагаться: фактически узаконивается коррупция, распространяется преступность, армия теряет боеспособность, к власти приходят циничные авантюристы, играющие на настроениях толпы. Наступает депопуляция, численность населения к концу фазы обскурации онтогенеза значительно сокращается, частично этот процесс тормозится за счет притока представителей окраинных и чужих этносов, которые зачастую начинают доминировать в общественной жизни. Этническая система утрачивает резистентность и может стать легкой добычей более пассионарных соседей» [6].

Возникает впечатление, что это не прогнозы кабинетного ученого, а реальные зарисовки современного российского общества.

В августе 1998 года, признает академик Л. И. Абалкин, страна переступила порог экономической безопасности. Даже самые осторожные оценки ученых, в немалой степени лично ответственных за создавшуюся в стране ситуацию, подтверждают, что социально-экономическое положение России является экстремальным, то есть исключает какие-либо практически осуществимые государственные программы по существенному улучшению состояния окружающей природной среды и, тем более, по переходу на путь устойчивого развития. Позитивное решение экологических проблем возможно только при радикальном изменении социально-экономического и политического курса.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Казанцев С. В. От перераспределения — к созиданию // ЭКО.

1997. № 7.

2. Российская газета. 1996. 24 февр.

3. Ханин Г. И. Блеск и нищета российской буржуазии // ЭКО.

1998. № 11.

4. Казанцев С. В. Структурные изменения и экономический спад в России // ЭКО. 1995. № 11.

5. Моисеев Н. Н. Агония России. Есть ли у нее будущее? // Зеленый мир. [Спецвынуск]. 1996. № 12.

6. Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии. М., 1993. С. 530-531.


4.4. Социальные болезни переходного периода

Россия уже второй раз в двадцатом веке переживает коллизии переходного периода. И наш отечественный опыт, и опыт других стран показывает, что такой период продолжается обычно 15-20 лет — время смены поколений. Есть основания полагать, что для России, если иметь в виду устойчивое развитие, формирование социально ориентированной рыночной экономики, сильного среднего класса, правового государства, гражданского общества, большая часть переходного состояния еще впереди. Следовательно, имеет смысл попытаться проанализировать особенности этого периода.

В сфере экономики все более или менее ясно. Реформаторы используют опыт, накопленный странами с классической рыночной экономикой. И совсем по-другому обстоит дело в социальной сфере, где нет прецедента перехода от сложившейся системы социалистического типа к качественно иному состоянию общества. Есть прецедент перехода страны от тоталитарной системы к демократическому гражданскому обществу в послевоенной Германии. Но там такой переход происходил в условиях побежденной, разрушенной и оккупированной страны. И совсем иное дело в России, где по многим параметрам при отставании уровня экономического развития социальная сфера развивалась лучше, чем во многих странах с рыночной экономикой, и все это отложилось в социальной памяти людей, особенно старших поколений.

Очевидно лишь одно: неустойчивая ситуация в стране будет длиться меньше, чем в начале века, поскольку: — в результате информационной революции темпы общественного развития не­измеримо ускорились; — в стране никогда окончательно не умирали рыночные отношения, которые сохранялись в подавленной нелегальной и полулегальной форме, как никогда не было монолитным и «социалистическое сознание народа».

Нынешний переходный период имеет свои уникальные особенности. Этот период реформирования, как и в любой другой стране, отличается экстремальностью политических и социально-экономических условий. Демонтируются одни экономические, политические, социальные механизмы общественной системы, на их месте возникают новые. Под вопрос поставлены и многие прежние нравственные ценности при том, что новые ценностные установки или еще не сформировались, или не являются таковыми для большей части российского общества. Что-то делается системно, при поддержке основной массы населения, но большая часть проводимых реформ этой поддержки не имеет и потому «продавливается» в полном смысле этого слова. Во всем этом можно разобраться, если попытаться оценить итоги развития нашей страны в последние десятилетия.

Систему, которая сложилась в результате социалистических преобразований, можно с полным основанием назвать этатической, государственнической. Для обеспечения своей эффективности она объективно была вынуждена использовать репрессивное государство и командную экономику. Этатическая система социалистической ориентации может в некоторых случаях быстрее и эффективней, чем даже общество, основанное на рыночной экономике, осуществлять задачи удовлетворения материальных и духовных потребностей людей на основе государственного патернализма, всеобщей уравниловки, порождая специфический тип личности с иждивенческой ориентацией.

Но вся история человечества пока обнаруживает, что общество, основанное на подобных принципах, где лишь немногие получают действительную выгоду от большей эффективности труда, общество, где правящая элита по любому поводу, не важно для какой цели, конфискует большую часть общественного богатства, длительное время устойчиво развиваться не может. В таком обществе основная масса людей попросту не заинтересована в прогрессе, в экономном использовании ресурсов и многом другом. Именно на этой основе постоянно возникают конфликты, в первую очередь, с творческой интеллигенцией, массовый характер приобретают диссидентство, эскапизм, накапливаются застойные явления. Одним словом, такая организация общества колоссальным напряжением всех сил, концентрацией ресурсов могла вырвать страну из нищеты, защитить в страшных войнах, и даже обеспечить технологический прорыв на отдельных направлениях, но не могла сделать ее по-настоящему богатой и процветающей.

Вот почему сегодня перед российским обществом стоит задача модернизации, экономического, политического, научно-технического обновления, осуществляемого путем последовательных и глубоких реформ. Смысл такой модернизации — переход от общества в его поздней индустриальной стадии к постэкономическому обществу. К сожалению, как и в предыдущие периоды своей истории, российская модернизация происходит в значительной мере под воздействием внешних факторов и внешних вызовов.

В процессе перехода к постэкономическому обществу — для этого используются и рычаги рыночной экономики, достижения информационной революции, плюрализм в политической и духовной жизни — меняется ведущий социальный тип личности да и сам характер человеческих отношений, ценностных ориентации.

На этом переломе отечественной истории важно выделить основной вектор российской цивилизации, чтобы в ходе реформ не переусердствовать и вместе с водой не выплеснуть ребенка только на том основании, что при рождении ему приклеили социалистическую этикетку. Реформируя российское общество, нельзя терять достигнутых позиций в сфере социальной защиты, образования, здравоохранения, культуры, спорта и др. Отношение к советскому прошлому от полного отрицания до полной поддержки, вплоть до оправдания массовых репрессий, и раскалывает сегодня российское общество практически по всем принципиальным вопросам реформирования.

Именно по этой причине сторонники реформ, торопясь пройти точку возврата, стали проводить их без оглядки на отношение к ним со стороны большей части российского населения, оппозиционных политических сил. Постепенно приучили и основную часть средств массовой информации к этой ненормальной ситуации. Никого не шокируют старики, роющиеся на помойках, дети, питающиеся одним комбикормом, шахтеры, голодающие вместе со своими детьми. Пенсия по старости ниже сложившегося прожиточного минимума — что это, как не геноцид в отношении старшего поколения?

Несогласие значительной части общества воспринимается как естественное состояние и позволяет реформаторам принимать очередные решения без учета мнений оппозиционных политических сил, большей части населения страны. Более того, такая позиция выдается за реформаторскую смелость. Это очень опасная ситуация, которая может привести к социальному взрыву и поставить под вопрос все, что было сделано, в том числе и разумного, в ходе политических, экономических и социальных преобразований.

Любое переходное общество всегда находится в экстремальной ситуации, для которой характерны явления, называемые социальными болезнями. Как нет абсолютно здоровых людей, так и нет абсолютно здорового общества. Весь вопрос в том, в какой степени общество поражено социальными заболеваниями.

К первой группе социальных заболеваний относятся безработица, нищета, организованная преступность, суицид, детская беспризорность, алкоголизм, наркомания и некоторые другие явления. Еще раз подчеркнем, что такие явления характерны и для самых благополучных в экономическом и социальном отношении стран.

Вторая группа — социальные болезни, обусловленные спецификой националь­ного уклада жизни.

Применительно к России это: — мессианство, чувство национального превосходства, нарциссизма, обусловленное спецификой православия, считающего себя единственным законным наследником аутентичного (византийского) христианского канона («Москва — третий Рим, а четвертому — не бывать»); — экспансионизм, ориентация на безграничное территориальное расширение, причудливо трансформировавшееся в специфически российское государственничество, державность.

Этот перечень аберраций национального сознания, активно формировавших российское самосознание, можно продолжить. К данной группе относятся и социальные болезни, приобретенные обществом в советский период: — массовое воровство, глубоко укоренившееся в бытовом укладе жизни; — массовый вандализм, ограниченный, и то лишь в какой-то мере, не нравствен­ным чувством, а единственно страхом наказания (от бытового уровня — исписанные стены, оторванные трубки таксофонов и т. д. — до глобального — уничтоженная природа огромных территорий страны, массовое браконьерство); — безответственность и иждивенчество; — сервилизм (по отношению к вождю, государству, начальнику, продавцу и т. д.), вызванный как экономическими причинами, так и нагнетаемым длительное время отказом от индивидуального в пользу коллективного. Человек с советской ментальностью, отказавшись от права собственности и многих других прав, ожидает от государства удовлетворения почти всех своих потребностей.

Часть этих явлений обусловлена консервацией многочисленных элементов феодальных социальных отношений; часть — прямое следствие идеологических установок специфически российской формы марксизма. Фактом является одно — их обострение в условиях социальной модернизации.

Наконец, могут быть выделены социальные болезни, порожденные самим периодом перехода от одного общественного уклада к другому. Среди них (перечень заведомо неполон) можно назвать: — страх индивидуализма (индивидуальной ответственности, инициативы, сознания и действия), где индивидуализм отождествляется с одиночеством, которое действительно является дисфункцией личного и социального бытия; — ностальгия по патернализму как форме внешней ответственности за жизнь конкретного индивида; — формирование менталитета «социальной жертвы» (в стране сегодня на вопрос «как жизнь?» редко кто дает оптимистический ответ, причем независимо от реального состояния дел — немодно быть благополучным, могут «не так понять») и более того — чувства извращенной удовлетворенности этим состоянием и умонастроением; — как интегрирующее — социальная дезадаптация, т. е. утрата адекватного восприятия социальной реальности, формирующая специфическую для современного российского общества форму эскапизма.

Все эти явления характеризуют не области чистого сознания, они реализуются в коллективных и индивидуальных социальных действиях, прежде всего протестного и алармистского характера.

К числу специфически «переходных» социальных болезней можно отнести и следующие:

— консолидация носителей девиантных форм поведения, приводящая к массовой организованной преступности (то же было и в «смутное время», и в 20-е годы в России, и в США эпохи «сухого» закона и рузвельтовской модернизации);

— явления массового сознания и поведения, обусловленные неадекватным динамике общественного богатства социальным расслоением общества (трудно подобрать им вербальный эквивалент, поскольку назвать это «социальной завистью» было бы и слишком просто, и слишком неточно);

— бродяжничество, ставшее для многих людей следствием социальной дезадаптации к изменяющемуся миру.

Очевидно, что эти явления (социальные болезни), относящиеся ко всем трем группам, находятся в активном взаимодействии, тесно переплетены, являя в целом картину социально нездорового общества.

Таким образом, социальными, или общественными, болезнями становятся те негативные явления общественной жизни, которые формируются в основном под воздействием определенных социально-экономических факторов. Общество переходного типа — общество в экстремальном состоянии, и в нем неизбежно обостряются все известные социальные болезни. Но имеются и критические точки, критические линии, за которые общество не может переходить в любом случае. Здесь можно поставить вопрос о социальной цене реформ.

У нас есть основания утверждать, что российское общество по многим параметрам социальных заболеваний перешло допустимые критические линии и социальная цена реформ становится неприемлемой для большинства населения. В стране почти 2 миллиона беспризорников (это на уровне 1918 года), 530 тыс. сирот, от 1,5 до 2 млн. детей и подростков нигде не работают и не учатся [1].

Максимальный уровень самоубийств был зарегистрирован в Шри-Ланка — 47 на 100 тыс. человек в 1991 году. В России в 1994 году уровень суицидов приблизился к максимальному и составил 42 случая на 100 тыс. населения. Причем все это происходит на фоне интенсивной депопуляции населения. Условный коэффициент депопуляции — отношение числа умерших к числу родившихся — составил 1,63, а предельное критическое значение в мире на 1990 год было равно 1. На фоне резкого сокращения средней продолжительности жизни (для мужчин — 58 лет, для женщин — 71) нарастает удельный вес лиц в возрасте старше 65 лет. Этот коэффициент составляет в России 11 процентов, предельное критическое значение в мире — 7 процентов.

Оценивая состояние здоровья населения, следует учитывать, что за годы реформ потребление основных продуктов питания сократилось почти вдвое. Зато потребление алкоголя в России составляет 14-18 литров абсолютного алкоголя на человека в год (критическое значение в мировой практике — 8 литров). В настоящее время на учете состоят 2,2 млн. алкоголиков и 70 тыс. наркоманов. По мнению тюменского ученого С. Г. Олькова, чтобы получить точную информацию, нужно официальные данные увеличить в 3-3,5 раза по алкоголикам и в 10 раз по наркоманам. И тогда число алкоголиков и наркоманов приближается к 10 млн. человек [2].

Происходит, в полном смысле слова, взрыв социально обусловленных заболевании: туберкулезных, венерических, особенно среди детей и подростков. За годы реформ заболеваемость сифилисом возросла в 15 раз, а среди подростков — в 20,6 раза, число смертей от употребления наркотиков — в 12 раз, а среди детей и подростков — в 42 раза. «Туберкулез резко потяжелел, возбудитель стал особенно агрессивен, существенно усилилась вирулентность, что свидетельствует о наступлении его пандемии...» [З].

Таким образом, в России сейчас сложилась ситуация, когда каждое новое поколение меньше по численности поколения своих родителей и не может восполнить убыли населения. Подобный тип воспроизводства населения характерен только для России и не отмечался ранее ни в нашей стране, ни в других странах мира даже во время войн.

Опыт Тюменского госуниверситета убеждает, что даже при минимальных затратах можно изменить сложившееся положение. Взять, например, обязательные профилактические осмотры студентов. В 1997 году с профилактической целью обследовано 94 процента студентов, выявлено 50 процентов с различного рода заболеваниями и только 44 процента здоровых. Регулярные занятия — хотя бы два раза в неделю — физической культурой и минимум медицинской помощи заметно меняют ситуацию к лучшему. Комиссия квалифицированных специалистов, изучавшая состояние здоровья студентов университета, отметила на Ученом совете улучшение у студентов основных показателей от первого к четвертому курсу. Показатели общей заболеваемости студентов в 1997 году снизились, по сравнению с предыдущим годом, на треть, и в первую очередь, по таким, группам, как психические расстройства и инфекционные заболевания. Устойчивое снижение общей заболеваемости студен­тов отмечается в университете уже 4 года.

Дело еще и в том, что общая экономическая и социальная ситуация в Тюменской области, в том числе и по социальным болезням, выгодно отличается от общероссийской и соседних регионов. Но это слабое утешение, если учитывать, что динамика этих явлений носит негативный характер.

В целом по области за два последних года еще наблюдается некоторое превышение рождаемости над смертностью, а вот по югу области коэффициент депопуляции составляет 1,4 (на 9 родившихся приходится 13 смертей).

Есть основания утверждать, что по всем основным видам социальных болезней Россия перешла критические границы и состояние здоровья российского населения можно оценивать как катастрофическое.

Такая ситуация могла сложиться только потому, что при проведении рыночных реформ практически не просчитывались социальные последствия, расчет был на долготерпение народа. Виновата экономическая и социальная наука, которая не показывала реформаторам в каждом отдельном случае критические линии, за которые заходить просто нельзя. Одним словом, не была закреплена общественным договором приемлемая социальная цена реформ. Причем российское общество находится как бы под глубоким наркозом — коррупция государственных чиновников, ужасающая нищета стариков, невыплата заработной платы, способные вызвать немедленный и массовый взрыв возмущения в любом демократическом обществе, воспринимаются в России фаталистически, как нечто неизбежное.

Более глубокий анализ позволяет обнаружить десятки других негативных социальных явлений, возникших в ходе реформирования. К ним можно отнести поражающие воображение масштабы эмиграции квалифицированных научных кадров. Из Санкт-Петербурга за последние годы выехало на постоянную работу в другие страны больше половины руководителей крупных научных школ вузов и научно-исследовательских институтов. Больше того, социологические исследования последних лет показывают ориентацию студентов на работу в других странах.

Социальные достижения переходного периода, возможно, не так ярко проявляются, как его социальные болезни, но и они, безусловно, существуют. К их числу можно отнести:

— значительный скачок в уровне жизни некоторой части населения, позволяющий с оптимизмом смотреть на решение задачи формирования «среднего класса». Количественными индикаторами этого явления, по мнению большинства исследователей, являются: резкий рост числа автомобилей (в 2,5-3 раза в расчете на семью), расходов на приобретение бытовых предметов длительного пользования (цветных телевизоров, видеомагнитофонов, PC, аудиоцентров, причем неизмеримо более высокого, чем в советские времена, качества), расходов на семейный отдых, в т. ч. с выездом за границу (по оценкам специалистов, не менее 10 млрд. долларов США ежегодно);

— рост индивидуальной инициативы и общественных возможностей ее реали­зовать;

— рост социальной и индивидуальной ответственности как в экономическом, так и в бытовом поведении (все это еще должно найти воплощение в росте политической, прежде всего электоральной, ответственности, т. е. в формировании менталитета позитивного консерватизма).

Можно продолжать в том же духе, хотя мы не стремимся сформировать исчерпывающий перечень. Не в этом дело. Видимо, каждой обострившейся «социальной болезни» соответствует свое «социальное достижение», чему, помимо всего прочего, учит диалектический способ мышления.

Социальные издержки, социальные болезни неизбежны в обществе, переживающем коренное реформирование своих политических и экономических основ. Это аксиома. А вот другой аксиомой должно быть установление социальных параметров, определяющих социальное самочувствие населения, которые переходить нельзя ни при каких обстоятельствах. И деятельность любых реформаторов, органов государственной власти и местного самоуправления должна оцениваться, в первую очередь, по таким социальным параметрам. Кому нужны реформы, в результате которых вымрет одна половина населения, а вторая останется с отягощенным генофондом?

В каждом регионе необходимо наладить мониторинг социального самочувствия населения, иметь индикаторы основных социальных заболеваний, вести постоянный диалог с органами государственной власти и местного самоуправления. Эту работу кроме органов государственной власти, которые не всегда заинтересованы в объективной картине, могут выполнять ученые, средства массовой информации, общественные движения.

Весь смысл такой работы заключается в том, чтобы отойти от пропасти, у края которой находится значительная часть населения страны. Возможно, и ценой приостановки части реформ, намеченных в жилищно-коммунальном хозяйстве, образовании, здравоохранении. Главное, чтобы научный анализ социальных болезней российского общества не политизировался до предела, не отдавался на откуп политическим партиям. Для этого надо, чтобы авторитетные экономисты, социологи, демографы объективно анализировали эти процессы, возможные социальные последствия проводимых реформ. Важно также, чтобы и власти предержащие за такую горькую, но очень необходимую правду не клеили ярлыки антиреформаторов, политических оппонентов, не перекрывали источники получения необходимой информации.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Комсомольская правда. 1998. 5 мая. С. 7.

2. Ольков С. Г. Начала точной юриспруденции и принципы со-циокультурной селекции. Тюмень, 1997. С. 533.

3. Урсов И. Г. Эпидемиология туберкулеза. Новосибирск: Со РАМН, 1997. С. 97-102.


4.5. Экологические последствия перехода к рыночной экономике