Г. Д. Адеев Г. И. Геринг (председатель)

Вид материалаДокументы

Содержание


В.А. Симонов
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   20

Этнический обычай как источник конституционного права: теоретический аспект


В.А. Симонов


The article is devoted to the ethnic custom as a form of constitutional law.


Вопрос о роли и значении обычаев этнических общностей в государственно-правовом механизме национальной политики чрезвычайно интересен. Этнологи и этнопсихологи нередко определяют их как «компоненты психического склада этноса, объективирующие субъективные представления о нормах поведения, передающиеся из поколения в поколение» [1]. Представители юридической науки, несмотря на использование обычая в качестве социального регулятора и даже источника права, относятся к нему неоднозначно [2]. Большинство из них уделяет обычаям более пристальное внимание, считая их не только наиболее древним правовым источником, но и вообще одним из древнейших регуляторов поведения людей. Данная форма и, в частности, правила этнического происхождения, не утратила своей актуальности и по настоящее время, особенно в многонациональных странах, где выступает не только источником права, но и частью этнической культуры в широком значении этого термина. Учет этнических обычаев выступает важным звеном конституционного механизма национальной политики государства.

В юриспруденции существуют различные подходы к определению понятия «обычай». По мнению О.Э. Лейста, «это правило поведения, которому следуют в силу традиции, привычки» [3]. Подобная дефиниция одна из самых коротких, но определять обычай через традиции и привычки представляется не вполне удачным.

В философии и социологии традицией называется не только «передача духовных ценностей из поколения к поколению», но и «то, что передают» [4], то есть сами культурные ценности, к которым относятся и обычаи. Эта вторая трактовка не просто укоренилась в русском языке, но и стала в нем одним из общепризнанных значений понятия «традиция». Толковый словарь русского языка интерпретирует его, прежде всего, как «то, что перешло от одного поколения к другому, что унаследовано от предшествующих поколений (идеи, взгляды, образ действия, обычаи)» [5]. Таким образом, речевым нормативом выступает понимание традиции как обычая, переданного предками потомкам, или воспринятого потомками от предков. Другое нормативно-речевое истолкование содержания данного понятия вообще идентифицирует его с обычаем. Это «обычай, устанавливающий порядок поведения в быту» [6]. Следовательно, по значению категории «обычай» и «традиция» не только пересекаются, но и могут полностью отождествляться друг с другом.

Не случайно в теоретико-юридической науке зачастую прямо указывается на их однопорядковость. И те, и другие появились в доклассовом, раннеклассовом и способны появиться в современном обществе. Их регулятивное воздействие распространяется на все сферы целенаправленной деятельности людей; они действуют как в классовом, так и в современном постиндустриальном обществе наряду с правом; обладают признаком нормативности, то есть носят общий предписывающий характер и служат источником права посредством их санкционирования или признания государством. В то же время обычаи формируются в определенной, относительно замкнутой в социально экономическом отношении среде, выражают ее конкретные интересы и носят, как правило, локальный (внутритерриториальный или внутриобщинный) характер. Традиции же возникают на основе межобщинных, межтерриториальных связей; исходят из общности самоуправляющихся единиц; отличаются всеобщностью в противовес локальности обычаев; являются следствием более высокой ступени развития общества (товарообмена, межтерриториального и межобщинного разделения труда, завоеваний и т.д.); обусловлены наличием этнических и религиозных общностей [7].

Как видим, различия между обычаями и традициями не касаются их основных, сущностно-содержательных, признаков и не выходят за рамки синонимичности. Такой же вывод можно сделать и на основе анализа рассуждений ряда этнологов [8]. В подобной ситуации попытка определить одно понятие через другое способна породить тавтологию или не уточняющее смысла повторение того же самого иными словами. Научно-познавательная ценность данного рода конструкций представляется, мягко говоря, спорной.

Что касается привычки, то в русском языке ее принято определять не только как «навык и умение», но и как «поведение, образ действий, склонность, ставшие для кого-то в жизни обычными, постоянными» [9]. В философии и психологии это «любой регулярно повторяющийся вид поведения, не требующий размышления и, скорее приобретенный, чем врожденный» [10]. Привычка «может касаться любой сферы деятельности, …формируется посредством подкрепления и повторения» [11].

Обратив внимание на последнюю фразу и, прежде всего, на слово «повторение», можно сделать вывод о том, что не привычка предшествует обычаю или формирует его, а наоборот, обязательность обычая порождает привычку соблюдать или исполнять закрепленное в нем правило. Таким образом, по отношению к обычаю привычка не выступает системообразующим фактором, характеризуя, скорее, мотивы ее реализации. Ведь следовать обычаю, как, впрочем, и любой социальной норме, можно под воздействием самых разных мотивов. В литературе, помимо привычки, к ним относят убежденность и сознательность, угрозу наказания, стремление быть как все, отсутствие способствующих нарушению условий и обстоятельств [12]. Сама же привычка формируется под влиянием воспитания, страха, конформизма либо, напротив, стремления идти наперекор чему-либо, жизненного опыта в целом и т.д. Наконец, привычка индивидуальна, так как касается навыков и постоянства определенного, отдельного субъекта, а обычай как регулятор – это социальный феномен. Индивидуальные особенности каждого, хотя и играют важную роль в обеспечении общественно полезного поведения и порядка в обществе в целом, тем не менее, их весьма трудно представить в виде единственной и основной причины целого общественного явления.

Поэтому более оправданным в определении понятия «обычай» представляется подход тех авторов, которые как В.Э. Краснянский, М.М. Рассолов, В.А. Рыбаков, М.С. Студеникина рассматривают его в виде правила поведения, сложившегося вследствие его фактического применения в течение длительного времени [13]. Аналогично, хотя в несколько иных формулировках рассуждают и другие исследователи. По мнению В.М. Баранова, обычай – «правило поведения, сложившееся на основе постоянного и единообразного повторения данных фактических отношений» [14]. По А.Б. Венгерову, порядку сложившихся под действием обычая отношений их участники следуют «только потому, что так заведено» [15]. То есть, выражаясь словами О.А. Пучкова, это «уже давно сложившиеся отношения», одобренные населением [16], хотя «давность» - категория оценочная и весьма относительная.

На обычай как на исторически сложившееся правило поведения, содержащееся в сознании людей, указывают В.С. Афанасьев и Н.Л. Гранат, А.Л. Малько и Р.Л. Иванов, причем последний рассматривает историзм обычая именно как результат повторения людьми определенного варианта поведения [17]. Благодаря повторению, полагает В.Н. Хропанюк, данное правило «закрепилось как устойчивая связь» [18], хотя и не отраженная в официальных документах [19]. Русский ученый П.Г. Виноградов отмечал обусловленность обычая «характером народных воззрений» [20]. Актуальность данной позиции отмечает Г.И. Муромцев, а В.Д. Попков прямо включает в свое определение понятия обычая его зависимость от установившегося в обществе «подхода к оценке определенного образа отношений, действий человека, коллектива, социальной группы» [21]. Иными словами, сущность содержания и само существование конкретного обычая напрямую зависит от уровня общественного сознания и культуры, от сложившихся в народе представлений о допустимости либо недопустимости определенного поведения в той или иной ситуации.

Все сказанное в полной мере относится и к этническим обычаям или обычаям, сформировавшимся в рамках этнической (национальной) общности. В отечественной литературе в последнее время стало популярным рассмотрение прилагательного «национальный» в этатическом значении, в связи с чем его содержание истолковывается как «внутригосударственный», в противовес понятию «международный», например, международный обычай. Нами термины «национальный» и «этнический» рассматриваются как идентичные, в силу чего категория «национальный обычай» используется в этническом понимании.

Таким образом, этнический (национальный) обычай – это правило поведения, исторически сложившееся внутри этнической общности в результате фактического применения без фиксации в официальных писаных документах в качестве наиболее оптимального варианта общественных отношений, обусловленного этническими представлениями о должном, возможном и недопустимом на соответствующем уровне экономического, социального и культурного развития. На формирование этнических обычаев оказывают влияние не только общекультурные, но и религиозно-культурные установки, особенности исповедуемых нациями, народностями, национальными, этническими и этнографическими группами религиозных конфессий и течений.

В литературе к числу источников права относят только обычаи, одобренные или санкционированные государством, которые в силу этого пользуются защитой (и, прежде всего, судебной) с его стороны. Нередко их называют правовыми обычаями [22], но подобное наименование требует определенных оговорок. Содержание термина «правовой» столь же многозначно, что и содержание термина «право». Оно охватывает не только систему юридических общеобязательных правил поведения, но и порядок регулирования, основанный на принципе справедливости. В подобной связи правовой обычай можно истолковать как «справедливый обычай». Однако справедливость есть морально-философская категория, имеющая относительный и оценочный характер. Ее универсального понимания, одинаково приемлемого для всех слоев общества, не существует. У разных социальных, а тем более, этнических общностей, представления о справедливости могут не совпадать. Например, у одних народов, в частности, славян, и рядя иных, исповедующих христианство, клятва священна, а ее нарушение – одно из наиболее тяжких зол. У других народов напротив, признается лишь клятва, данная своему единоверцу, или одноплеменнику. Неисполнение клятвы, принесенной другим лицам, вообще не считается антиобщественным и порицанию не подлежит.

Расхождения в критериях справедливости у разных социальных групп могут существовать в рамках даже одной этнической общности. Так, вряд ли одинаковым будет их понимание у правонарушителей и законопослушных граждан; у работодателей и работников; у олигархов и живущих за чертой бедности и т.д.

Что касается юридических норм, то они универсальны и одинаково обязательны для всего населения страны, каждой нации, народности, национальной, этнической, этнографической группы, любой иной социальной общности и отдельно взятого индивида. Поэтому более обоснованным при характеристике признаваемого и защищаемого государством обычая, было бы говорить не о правовом, а о юридическом обычае, как, например, Р.Л. Иванов [23].

Санкционирование государством этнических обычаев осуществлялось и осуществляется по-разному. Прежде всего, это практикуемое издревле их прямое воспроизведение в нормативно-юридическом акте [24]. Так, Законы XII Таблиц, «Русская правда», «Саллическая правда» были по сути сборниками не противоречивших интересам государства обычных норм. Другим способом санкционирования был судебный прецедент – вынесение судебного решения на основе обычая при отсутствии конкретной писаной нормы. Поэтому, как отмечал Л.С. Явич, прецедентное право подчас трудно отличить от правовых обычаев. Во многих случаях оно является следствием нормотворческой деятельности судов и администраций путём рассмотрения конкретных дел и вынесения по сходным спорам и деликтам более или менее одинаковых решений [25]. Такое единообразие – тоже своеобразный обычай, но в специфической сфере человеческой деятельности. Третий способ признания – отсылка к обычаю в нормативном акте без воспроизведения его правил с указанием на то, когда их нужно применять

Однако совершенно правы исследователи, отмечающие, что включенные в нормативный акт или судебный прецедент обычаи становятся составной частью писаного права, растворившись в содержании санкционировавших их государственных актов [26]. Самостоятельным (хотя и не основным) источником права обычай может выступать лишь при его санкционировании с применением отсылочных нормативных конструкций.

С таким подходом не согласен С.С. Алексеев. Если формой бытия юридических норм является нормативный акт сам по себе как акт-документ, то юридическим источником здесь, в сущности, выступает выраженное в этом нормативном акте единое правотворческое решение компетентного органа. Специального акта санкционирования здесь нет, а, следовательно, в юридически развитой правовой системе, при ссылке на обычаи в нормативных актах, нет и оснований рассматривать санкционированный обычай в качестве особого, самостоятельного источника права [27].

С подобным утверждением трудно согласиться, хотя, бесспорно, для более успешного и единообразного применения этнических обычаев, санкционированных путем нормативной отсылки, целесообразно иметь не устный материал, а обработанные специалистами-этнографами писаные тексты этих обычаев. Схематически норму со ссылкой на них можно представить следующим образом: «Если возникают отношения типа «А», то для их регулирования применяются местные (национальные, этнические и т.п.) обычаи». В этой схеме нетрудно уловить аналогию с нормами, где вместо ссылки на обычай имеется ссылка на закон. Например, п.3 ст. 36 Конституции Российской Федерации устанавливает: «Условия и порядок пользования землей определяется на основании закона». Если при её анализе встать на позицию С.С. Алексеева, то придется признать, что федеральный конституционный закон и федеральный закон нельзя считать источниками конституционного и иных отраслей права, так как единым правотворческим решением, выраженным в нормативном акте, выступают соответствующие нормы Конституции. А если вспомнить, что принятие Основного Закона состоялось актом референдума, само собой напрашивается сомнение в правомерности отнесения к источникам права и самой Конституции Российской Федерации 1993 года [28]. Однако и Конституция, и законы в юридической науке единодушно признаются ведущими источниками отечественного права.

Ссылаясь на практику государств англосаксонской правовой семьи, ряд авторов полагают, что санкционирование обычая может осуществляться и без указания на то в специальном государственном акте, путем так называемого «молчаливого признания» или «молчаливого согласия» со сложившимся в результате обычая упорядочением конкретной группы общественных отношений [29]. Называя такие обычаи правовыми и даже конституционными, все они отмечают их необеспеченность судебной защитой. Другое наименование подобных правил поведения – конституционные соглашения или конвенционные (конвенциональные) нормы. В этой связи А.В. Дайси приводил в качестве примеров и поныне существующие в Великобритании нормы о невозможности королевского вето на билль, прошедший обе палаты парламента; о выходе в отставку министров, переставших пользоваться поддержкой палаты общин; об отсутствии у палаты лордов инициативы по принятию финансовых биллей, а также другие аналогичные правила [30].

Похожие примеры можно отыскать и в отечественной практике регулирования отношений фактической конституции, но стремлению представить соответствующие обычаи в качестве источников права следует возразить.

В теории права считается общепризнанным, что юридическая норма есть изданное или санкционированное государством правило поведения общего характера, выполнение которого обеспечивается силой государственного принуждения. В демократическом государстве, это, прежде всего, судебная защита, хотя официальная писаная форма социальной нормы позволяет обратиться и в другие государственные органы. Отсутствие таких возможностей лишает правовую норму важнейшего системообразующего признака. Поэтому с отнесением «молчаливо санкционированных» обычаев к источникам конституционного, а также иных отраслей права, по крайней мере, в условиях континентальной правовой семьи, согласиться нельзя.

Не случайно еще А.В. Дайси, делая оговорку, полагал, что такие обычаи «совсем не законны» и называл их «конституционной моралью» [31]. Служа своеобразными дополнениями к закону, эти нормы ради политической целесообразности могут беспрепятственно игнорироваться. Примером тому американский обычай о невозможности занимать должность Президента США более двух сроков подряд, в обход которой Ф. Рузвельт избирался четырежды.

Что касается обычая в роли источника отечественного конституционного права, то среди ученых на сей счет тоже нет единой позиции. Одни признают его таковым [32], другие занимают противоположную позицию [33]. По мнению третьих, в целом обычай можно считать источником современного конституционного права, но в условиях России оснований для этого нет [34].

Требует комментария позиция В.Г. Стрекозова. Среди перечисленных им источников конституционного права обычай непосредственно не указан. Однако, учитывая, что данная отрасль определяется этим ученым как совокупность правовых норм, не только установленных, но и санкционированных государством (а юридический обычай как раз санкционируется) [35], думается, что В.Г. Стрекозов все же допускает (или, во всяком случае, не исключает) обычая среди форм государственного (конституционного) права России.

Неоднозначна точка зрения О.Е. Кутафина. С одной стороны, он справедливо полагает, что санкционированные (или правовые) обычаи могут быть источниками конституционного права, приобретают это свойство только при прямой отсылке к ним закона и имеют подзаконную природу. С другой стороны, О.Е. Кутафин отрицает у таких обычаев характер правовых норм, что явно противоречит первому утверждению [36]. Как известно, юридический источник права есть форма существования правовых норм. Признание обычая таким источником изначально предполагает его нормативно-юридический характер и основывается на нем. Иначе вся юридическая конструкция: «правовой юридический обычай – источник права» лишается смысла.

Что касается практики, то в России еще в период империи этнические обычаи применялись для регулирования относительно широкого спектра общественных отношений и поддержания специфического, отличающегося от общероссийского, порядка управления некоторых национальных меньшинств. Применялись они и в советское время. Думается, юридические предпосылки применения санкционированных этнических обычаев, по крайней мере, на уровне местного самоуправления имеются и в наши дни. Пункт 1 ст.131 Конституции Российской Федерации, содержание которого воспроизводится в федеральном законодательстве о местном самоуправлении, конституциях и уставах субъектов Российской Федерации, устанавливает: «Местное самоуправление осуществляется в городских, сельских поселениях и на других территориях с учётом исторических и иных местных традиций».

___________________

Платонов Ю.П. Этническая психология. – СПб.: Речь, 2001. С. 312; Садохин А.П., Грушевицкая Т.Г. Этнология: Учебник для студентов высших учебных заведений. – М.: Академия, Высшая школа, 2000. С. 297.

Фаткулин Ф.Н. Проблемы теории государства и права: Курс лекций. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1987. С. 90.

Лейст О.Э. Сущность, типы и формы права. // Теория государства и права. / Под ред. А.И. Денисова: Учебник. – М.: МГУ, 1972. С. 109.

Краткая философская энциклопедия. – М.: Изд. группа «Прогресс» - Энциклопедия, 1994. С. 459.

Ожегов С.И. Толковый словарь / Под ред. Н.Ю. Шведовой. – М.: Русский язык, 1990. С. 805.

Там же. С. 805.

Гранат Н.Л. Источники права // Юрист, 1998. № 9. С. 7.

Как следует из рассуждений А.П. Садохина и Т.Г. Грушевицкой (Указ. соч. С. 228-231), различия между обычаями и традициями не выходят за их сущностно-содержательные рамки.

Ожегов С.И. Указ. соч. С. 587.

Краткая философская энциклопедия. С. 362.

Там же. С. 362.

Иванов Р.Л., Костюков А.Н., Скобелкин В.Н. Основы Российского государства и права. Омск: ОмГУ, 1995. С. 274-275.

Краснянский В.Э. Источники социалистического права // Теория государства и права: Учебник. - М., 1987. С. 374; Рассолов М.М. Источники права // Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.М. Рассолова, В.О. Лучина, Б.С. Эбзеева. М.: ЮНИТИ-ЛАНА: Закон и право, 2000. С. 198; Рыбаков В.А. Теория государства и права: Терминологический словарь. Омск, 2001. С. 55; Студеникина М.С. Источники права // Общая теория права: Учебник / Под ред А.С. Пиголкина. М.: МВТУ им Н.Э. Баумана. 1996. С. 164.

Баранов В.М. Форма права / Теория государства и права / Под ред. В.К. Бабаева. – М.: Юрист, 2001. С. 268.

Венгеров А.Б. Теория государства и права. Учебник. – М.: Юриспруденция, 1999. С. 354.

Пучков О.А. Формы (источники) права. Правотворчество // Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред. проф. В.М. Корельского и проф. В.Д. Перевалова. – М.: НОРМА (Изд. группа НОРМА-ИНФРА·М), 2000. С. 295.

Афанасьев В.С., Гранат Н.Л. Основные понятия о праве и правовых явлениях // Общая теория права и государства: Учебник / Под ред. В.В. Лазарева. – М.: Юрист, 2000. С. 38; Малько А.В. Теория государства и права в вопросах и ответах. – М.: 1995. С. 245; Иванов Р.Л. Указ. соч. С. 185.

Хропанюк В.В. Теория государства и права: Учебное пособие. М., 1999. С. 184.

Енгибарян Р.В., Тадевосян Э.В. Конституционное право: Учебник. – М.: Юрист, 2000. С. 28.

Виноградов П.Г. Очерки по теории права. Петроград, 1915. С. 75.

Муромцев Г.И. Источники права // Проблемы общей теории права и государства: Учебник / Под ред. В.С. Нерсесянца. – М.:, 1999. С. 267; Попков В.Д. Право в системе социальных норм // Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х томах. Т. 2. Теория права / Отв. ред. М.Н. Марченко. - М.: Зерцало, 1998. С. 71.

Халфина Р.О. Обычай // Юридический энциклопедический словарь / Гл. ред. А.Я. Сухарев. – М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 265-266; Большой юридический словарь / Под ред. А.Я. Сухарева, В.Е. Круглых. – М.: ИНФРА·М, 2002. С. 388;

См.: Иванов Р.Л., Костюков А.Н., Скобелкин В.Н. Основы российского государства и права. – Омск: ОмГУ, 1995. С. 185.

Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер с англ. – М.: МГУ, ИНФРА·М-НОРМА, 1998. С. 63.

Явич Л.С. Общая теория права. – Л.: ЛГУ, 1976. С. 113.

Баранов В.М. Указ. соч. С. 270; Студеникина М.С. Указ. соч. С. 165; Алексеев С.С. Общая теория права: в 2-х томах. Т. II. - М.: Юрид. лит., 1982. С. 204-206.

Алексеев С.С. Указ. соч. С. 204.

В 1996 г. аналогичная по содержанию дискуссия развернулась на одном из заседаний Законодательного Суглана Эвенкийского автономного округа. По установленному после введения в действие Конституции РФ 1993 г. порядку, вступление Устава округа в силу могло состояться только после подписания принятого Законодательным Сугланом проекта Главой Администрации (Губернатором) Эвенкии. Однако из-за конфликта с исполнительной властью депутаты растолковали принцип «разделения властей» как монополию Суглана на любую нормотворческую деятельность и проигнорировали губернатора. Содержавший немало недоработок и прямых нарушений федерального законодательства Устав был опубликован за подписью Председателя Законодательного Суглана. Возражая против внесенного Губернатором протеста, ряд депутатов мотивировали свои действия тем, что все решения Суглана (в том числе и о принятии законов округа), оформляются постановлениями этого органа. Данные постановления непосредственно выражают единую нормотворческую волю избранного народным голосованием депутатского корпуса, и поэтому являются самым главным источником права на территории округа. Следовательно, по юридической силе они выше любого окружного закона и могут изменять не только закон о порядке принятия и вступления в силу законов Эвенкии, но сам Устав округа. Оппозиционно настроенных народных избранников (среди которых были и руководители Суглана) удалось переубедить с большим трудом.

Мишин А.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран: Учебник. – М.: Белые альвы, 1999. С. 13-14; Рыжов В.А. Понятие конституционного права // Конституционное (государственное) право зарубежных стран. Учебник. в 4-х томах. Тома 1-2 / Отв. ред. Б.А. Страшун. – М.: БЕК, 1995. С. 18; Чиркин В.Е. Конституционное право зарубежных стран: Учебник. – М.: Юрист, 1999. С. 21; Енгибарян Р.В., Тадевосян Э.В. Указ. соч. С. 28.

Дайси А.В. Основы государственного права Англии. Введение в изучение английской Конституции. – М.: Изд-во И.Д. Сытина, 1907. С. 18-29; 30-35.

Там же.

Конституционное право: Словарь / Отв. ред. В.В. Маклаков. – М.: Юрист, 2001. С. 292, 214; Авакьян С.А. Государственно-правовые нормы и обычаи: соотношение в регулировании деятельности Советов // Советское государство и право, 1978. № 8; Арановский К.В. Государственное право зарубежных стран. – М.: ФОРУМ-ИНФРА·М, 1999. С. 42-45; Белкин А.А. Обычаи и обыкновения в государственном праве // Правоведение, 1998. № 1. С. 34-39; Богданова Н.А. Конституционное право. Общая часть: учебное пособие. В двух частях. Часть I. – М.: Юридический колледж МГУ. 1994. С. 29; Додонов В.Н. Конституционное (государственное) право: справочник / Под ред. В.И. Лафитского. – М.: Юрист, 1995. С. 58; Колесников Е.В. Обычай как источник советского государственно права // Правоведение, 1989. № 4. С. 19-25; Коток В.Ф. О предмете и источниках конституционного права социалистических стран, С. 97-105; Фарбер И.Е., Ржевский В.А. Вопросы теории советского конституционного права. – Саратов, 1967. С. 78.

Златопольский Д.Л Государственное право зарубежных стран: Восточной Европы и Азии: учебник для вузов. – М.: Зерцало, 1999. С. 12-15; Иванова В.И. Основы конституционного права Российской Федерации. Учебное пособие. – М.: РУНД, 1999. С. 23-27; Козлова Е.И. Общая характеристика государственного права как отрасли права // Государственное право Российской Федерации. Курс лекций / Под ред. академика РАЕН О.Е. Кутафина. Т. I. С. 19-25; Кравчук С.С. Понятие, предмет, источники и система государственного права СССР // Государственное право СССР: Учебник. – М.: Юрид. лит., 1967. С. 26-29; Михалева Н.А. Конституционное право зарубежных стран СНГ. – М.: Юрист, 1999. С. 57-67; Основин В.С. Советское государственное право – юридическая наука и отрасль социалистического права // Советское государство и право: Учебник / Под ред. Е.И. Козловой и В.С. Шевцова. – М.: Высшая школа, 1978. С. 27-33; Рянжин В.А. Советское конституционное право как отрасль советского права // Советское конституционное право / Под ред. С.И. Русиновой и В.А. Рянжина. – Л.: ЛГУ, 1975. С. 15-18; Уманский Я.Н. Советское государственное право. – М.: Высш. школа, 1970. С. 34-41; Энтин Л.М. Предмет, метод изучения, источники и система государственного права буржуазных стран и стран, освободившихся от колониальной зависимости. Учебник. / Под ред. И.Н. Ильинского, М.А. Крутоголова. – М.: Юрид. лит., 1979. С. 32-35; Ястребов В.И. Государственное право как ведущая отрасль каждой зарубежной социалистической страны // Ильинский И.П., Страшун Б.А., Ястребов В.И. Государственное право зарубежных социалистических стран: учебник / Отв. ред. И.П. Ильинский. – М.: Межд. отношения. 1985. С. 42-46.

Баглай М.В. Конституционное право Российской Федерации: Учебник для вузов. – М.: НОРМА-ИНФРА·М. 1999. С. 29; Нагорная М.А. Конституционное право: Учебное пособие. – Нижний Новгород: ННГУ, 1997. С. 23-24.

Стрекозов В.Г. Государственно правовые нормы и отношения // Стрекозов В.Г.; Казанчев Ю.Д. Государственное (конституционное) право Российской Федерации. Учебник. – М.: Былина, 1995. С. 13-19; .

Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. – М.: Юристъ, 2001. С. 296.


Вестник Омского университета. Серия «Право». 2006. № 1 (6). С. 125-137

© В.А. Симонов, 2006

УДК 342+39