Методические рекомендации по курсу история России XIX в. 8 класс

Вид материалаМетодические рекомендации

Содержание


Своими руками создают продукты производства
Если интересы сторон совпадают предприятие находится в нормальных условиях работы
Отношения между работодателями и рабочими регулирует государство с помощью законов.
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12


Предприниматели и наёмные рабочие – участники единого производственного процесса.

Предприниматели

(работодатели)

-Организаторы производства, планируют производство;

-создатели рабочих мест;

-создают необходимые условия труда

-получают прибыль;




Участники производства продукции.

Обе группы взаимосвязаны между собой

Наёмные рабочие


Своими руками создают продукты производства;

-непосредственно воплощают в жизнь мероприятия организаторов.

Если предприниматели:




Если рабочие:

1. Разумно распределяют прибыль, используют её для улучшения условий труда рабочих, повышения заработной платы.



> Последствия <

1. Заинтересованы в получении прибыли предприятием в увеличении заработной платы, улучшении условий труда.




Если интересы сторон совпадают предприятие находится в нормальных условиях работы




2. Заинтересованы в получении прибыли любой ценой: сокращая зар. плату, увольняя работников, экономя на технике безопасности и др.



< Последствия >

2. Заинтересованы в увеличении заработной платы, изменении условий труда любой ценой без учёта объективных условий.




Если интересы сторон не совпадают предприятие работает в ненормальных условиях. Возможны забастовки, стачки, локауты, увольнения, нарушение общественного порядка.





Отношения между работодателями и рабочими регулирует государство с помощью законов.


Свидетельства современников Историческое прошлое в мемуарах, дневниках, очерках.


Штрихи к портрету. Александр Берс. Воспоминания об Александре III.

“Учреждение придворного оркестра единственного в своём роде во всей Европе. Состоялось тотчас же по воцарении государя, по его личной инициативе. Это была его любимая затея. Которая со времени его воцарения, заменила ему наш кружок. <...>

По словам Графа Александра Васильевича Олсуфьева. Государь император, желая вспомнить в часы досуга прошлое, играл иногда на валторне. Граф сам имел однажды случай слышать игру его величества на этом инструменте: это было летом в Александрии.

Зная по опыту, как трудно даётся хорошее исполнение. Государь высказывал всегда верные суждения о музыке и был всегда тонким ценителем хорошего исполнения”.

Государственные деятели глазами современников. Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб Издательство “Пушкинского фонда” 2001. Стр.98.


О союзе Александра III с Францией. Из книги воспоминаний великого князя Александра Михайловича.

“Те из нас, которым пришлось быть свидетелями событий 1914 года, склонны упрекать Александра III в том, что в нём личные чувства антипатии к Вильгельму II взяли перевес над трезвостью практического политика. Как могло случиться, что русский Монарх, бывший воплощением здравого смысла, отклонил предложения Бисмарка о русско-германском союзе и согласился на рискованный союз с Францией? Не будучи провидцем ошибок, допущенных в иностранной политике в царствование Николая II, и последствий неудачной русско-японской войны и революции 1905 г., Александр III, кроме того переоценивал наше военное могущество.

Он был уверен, что в Европе воцарится продолжительный мир, если Россия морально поддержит Французскую республику, предостерегая таким образом Германию от агрессивности 1870 г. Возможность вмешательства Франции в решительную борьбу между Англией и Германией за мировое владычество на морях – просто не приходила Царю в голову. Если бы он остался бы долее у власти, он с негодованием отверг бы роль франко-английского парового катка, сглаживающего малейшую неровность на их пути, каковая роль была навязана России в 1914 году.

Он жаждал мира, сто лет нерушимого мира. Только открытое нападение на Россию заставило бы Александра III участвовать в войнах. Горький опыт XIX века научил Царя, что каждый раз, когда Россия принимала участие в борьбе каких либо европейских коалиций, ей приходилось впоследствии лишь только об этом сожалеть. Александр I спас Европу от Наполеона I, и следствием этого явилось создание на западных границах Российской Империи - могучих Германии и Австро-Венгрии. Его дед Николай I послал русскую армию в Венгрию для подавления революции 1848 г. и восстановления Габсбургов на венгерском престоле, и в благодарность за эту услугу - Император Франц-Иосиф потребовал себе политических компенсаций за своё невмешательство во время Крымской войны. Император Александр II остался в 1870 году нейтральным, сдержав таким образом слово, данное Императору Вильгельму I, а восемь лет спустя на Берлинском конгрессе Бисмарк лишил Россию плодов её побед над турками.

Французы, англичане, немцы, австрийцы – все в разной степени делали Россию орудием для достижения своих эгоистических целей. У Александра III не было дружеских чувств в отношении Европы. Всегда готовый принять вызов, Александр III, однако, при каждом удобном случае давал понять, что интересуется только тем, что касалось благосостояния 130 миллионов населения России.”

Государственные деятели глазами современников. Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб Издательство “Пушкинского фонда” 2001. Стр. 111-112.


Александр III – человек и политик. Из воспоминаний А.Н. Бенуа.

“Разумеется, Александр III не был идеальным государем. Ограниченность его интеллекта, примитивность, а то и просто грубость его суждений, его далеко не всегда счастливый выбор сотрудников и исполнителей – всё это не сочетается с представлением идеального самодержца. Наконец, его ограниченный национализм выливался подчас в формы мелочные и очень бестактные. И уж никак нельзя считать за нечто правильное и подходящее то воспитание, которое он дал своим детям, и особенно своему наследнику. Их слишком настойчиво учили быть “прежде всего людьми” и слишком мало подготовляли к их трудной сверхчеловеческой роли. Александра III заела склонность к семейному уюту, к буржуазному образу жизни. И всё же несомненно его (слишком кратковременное) царствование было в общем чрезвычайно значительным и благотворным. Оно подготовило тот расцвет русской культуры, который, начавшись ещё при нём, продлился затем в течение всего царствования Николая II – и это невзирая на бездарность представителей власти, на непоследовательность правительственных мероприятий и даже на тяжёлые ошибки. Проживи дольше Александр Александрович – этот “исполинский мужик” или “богатырь”, процарствуй он ещё лет двадцать, история не только России, но и всего мира сложилась бы иначе и несомненно более благополучно.

Главной, наинужнейшей для самодержца чертой Александр III обладал в полной мере. Он был крепок, он умел держать и сдерживать, он имел на вещи своё мнение, а его простой здравый смысл выработался на почве глубокой любви к родине. При этом он был честен, прост и в то же время достаточно бдителен, чтоб нигде и ни от кого Россия не терпела ущерба. Без кровопролитных войн, даже без особенных угроз, он, озабоченный тем, чтоб сохранить в добром состоянии “ вверенную ему Богом” страну, являл в семье прочих государей и правителей некую твердыню – надёжную для друзей, грозную для врагов. Не его вина, если Судьбе или Промыслу угодно было одновременно с ним вызвать к вершинам дел мирового значения такую прямую противоположность ему, какой явился Вильгельм II. Не его вина и в том, что вековая дружба с соседом, с Германией, дружба, скреплённая столькими семейными союзами, дружба. На которой было построено всё равновесие Европы, была нарушена отказом юного, нелепо тщеславного германского императора (вступившего на престол в 1888 г.) возобновить лучшее и сколь мудрое создание Бисмарка – договор о взаимной поддержке обоих государств ... . Нельзя винить Александра III и в том, что после этого чреватого последствиями разрыва (и как прямое следствие его) он согласился на демонстративное сближение с Францией. Проживи он ещё несколько лет, Александр III сумел бы, вероятно, провести свой корабль между вновь возникшими опасностями, действуя своим авторитетом, своим престижем. Но рок готовил России, Европе, Миру иное – и этот тяжёлый рок стал выявляться с момента, когда мощную, богатырскую его фигуру, его гранитную надёжность сменила личность его сына.”

Государственные деятели глазами современников. Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб Издательство “Пушкинского фонда” 2001. Стр.228 – 229.


Сибирские крестьяне. Из мемуаров Альфреда Кейзерлинга. Воспоминания о русской службе.

“Царская идея заселить Сибирь, высылая туда нежелательные и преступные элементы, была в корне ошибочна. И доказательством здесь служит тот факт, что за без малого три столетия лишь ничтожное число таких сибирских поселенцев стало настоящими осёдлыми колонистами. Отдельно взятый русский человек вообще не колонист. Ему нужен “мир” , сельская община. Потому что именно эта форма крестьянского сообщества отвечает его натуре. Он не способен в одиночку, своими силами, вести успешную борьбу с дикой природой и жестоким климатом, не способен быть первооткрывателем. Вдобавок на поселение в Сибирь отправляли обычно людей нравственно неполноценных, которые вдобавок прежде никогда не занимались сельским хозяйством. Те кто в Сибири процветал, были исключениями; эти люди обладали достаточно высокой культурой и выдающимися духовными и физическими задатками и всюду на свете добились бы успеха. Только когда в конце XYIII века правительство, не останавливаясь перед большими затратами, стало систематически расселять на хороших, пригодных для сельского хозяйства территориях многочисленные группы крестьян, истосковавшихся по земле, - группы, связанные кровными узами и общей родиной. – население Сибири заметно увеличилось.

Истинно сибирские крестьяне, потомки покорителей Сибири XYI и XYII веков, тех разбойников ермаков и стенек разиных , которые стремились на Восток, на собственный страх и риск покорили обширные территории Сибири и преподнесли русскому царю, - это совсем другая часть сибирского населения, которую ни с кем не спутаешь. Они всегда были свободны и рассчитывали только на себя, никогда не знали крепостной зависимости и закалились в постоянной борьбе с природой и людьми.

Их сёла не идут ни в какое сравнение с деревнями России – дома у них просторные, ухоженные снаружи и внутри и содержатся в такой чистоте, какую я видел разве только в Швеции и Финляндии. Пол выскоблен так, что на нём можно не задумываясь стелить постель.

В таком сибирском крестьянине нет ни малейшего следа покорности, что существенно отличает его от российского крестьянина; каждого он встречает одинаково радушно, с неизменной учтивостью, но без подобострастия. В деревне он живёт обычно только зимой и занимается извозом. Летом же наравне с работниками трудится в тайге на заимках, которых у него одна или несколько и всё создано его руками. Жизненный уклад его, поэтому более схож с мелкопомещичьим, нежели с крестьянским. Человек зажиточный, знающий себе цену. Он – сибирский патриот, преданный царю, но враждебный России, ведь он видит. что она только использует его и тормозит развитие Сибири, а ни помощи. Ни защиты не обеспечивает. Российский чиновник для него – неизбежное зло, вроде комаров, слепней и “мошкары” , мелкого сибирского кусачего гнуса.”

Альфред Кейзерлинг. Воспоминания о русской службе. М. “Академкнига”. 2001. Стр.59-60


Тюрьмы Сибири. Из воспоминаний графа Альфреда Кезерлинга.

“ Вверх по течению Кары в километре от устья, располагался прииск Нижняя Кара, где трудилось тогда около 500 арестантов. Жили арестанты в двух тюрьмах, нескольких неохраняемых бараках и множестве собственных домишек. Кроме того, здесь были церковь, дома для чиновников и их семей и для главной администрации. А ещё хозяйственные постройки, лазареты, мастерские и клуб для чиновников и офицеров, где время от времени происходили довольно разнузданные празднества. Во время одного из таких празднеств злачное заведение сгорело дотла, и в моё время его не отстраивали, ведь там по причине пьянства и азартных игр то и дело вспыхивали ссоры, нередко заканчивавшиеся драками.

Спиртное во всём районе каторжных тюрем было под строгим запретом; только чиновники получали для личного потребления ежемесячный рацион, из которого ни под каким видом не разрешалось ни капли выдавать или продавать арестантам. Тем не менее. водку, спирт, араку (т.е. хмельной бурятский напиток из молока) и самогонку постоянно привозили контрабандой и по огромной цене продавали арестантам. Контрабандой занимались, как правило, солдаты- охранники и сами тюремные надзиратели. Торговля была меновая. Выменивали всё, что можно: тайком намытый золотой песок, женщин, детей, арестантское платье, бельё, сапоги и инструмент, словом, всё что угодно, в том числе и собственный провиант, например хлеб и мясо, как только получали его на руки. Рацион у арестантов был отнюдь не скудный, а именно в день на человека килограмм хлеба, килограмм крупы, кислая капуста, горох и жир, 400 граммов мяса, вдобавок соль, перец и проч., а по праздникам – кирпичный чай. Мясо в пронумерованных мешочках подвешивали в суповом котле и выдавали каждому вместе порцией супа. Всё это солдаты и надзиратели забирали себе в обмен на спиртное и хитроумнейшими способами вывозили за пределы тюремного района, где дожидались скупщики.

Как и тюрьмы политические, тюрьмы уголовные тоже были окружены высокими палисадами. Внешнюю охрану и надзор во время работ на прииске осуществляли селенгинские казаки. Этот полк издавна нёс службу во всех тюрьмах кабинетских рудников и, на протяжении многих поколений имея дело с арестантами и тюрьмами, накопил большой опыт; в результате казаки не только прекрасно справлялись с задачами охраны, но и ловок обделовали собственные делишки. Внутренний двор образовывали поставленные четырёхугольником одноэтажные деревянные бараки, чьи двери и окна смотрели в этот двор. На обращённый во двор стороне бараков располагались коридоры с камерами на 20 –30 душ и одиночками, двери которых выходили в эти коридоры В больших камерах были устроены нары, а над ними, прямо под потолком, - зарешеченные окошки- щели, шириной в фута полтора, свет в них проникал, но выглянуть наружу было невозможно. Одиночки обыкновенно пустовали, служили карцерами. В стены некоторых одиночек были вмурованы цепи с особенно широкими колодками для рук и ног – такие даже самый ловкий арестант снять не мог. Печи топились из коридора. Во всех камерах стояли параши, опорожняемые по утрам.

Большая нехватка в Сибири “вольных” людей, пригодных для канцелярской работы, и вообще таких, что умели читать и писать, вынуждали государственные ведомства, и частные конторы нанимать мало-мальски образованных арестантов, которых было вполне достаточно. В итоге многие из них делали прекрасную карьеру и сколачивали значительные состояния. Так, например, в Нерчинском Заводе, резиденции забайкальской рудничной администрации, я познакомился с городским головой и председателем тамошнего клуба, почтенным старым господином с длинной седой бородой и зачёсанными на лоб волосами, - за карточной игрой, когда он отвёл волосы, потому что в комнате было очень жарко, я увидел у него на лбу большое клеймо в виде буквы “К”. Присмотревшись к его бороде. Я отчётливо разглядел под нею на правой щеке букву “С”, а на левой – “А”, начальные буквы слов “Сильно Каторжный Арестант”, которыми раньше клеймили каторжников. Этот, человек теперь теперь уважаемый крупный коммерсант и местный гражданин. В своё время был знаменитым в Польше разбойником Пацем, которым пугали бессонных детей.”

Альфред Кейзерлинг. Воспоминания о русской службе. М. “Академкнига”. 2001. Стр.26 –28.


Политические заключённые в Сибири.

“...Примерно километрах в двенадцати от Усть-Кары. Виднелся на холме высокий палисад. Он окружал тюрьмы для политических арестантов, здания жандармского управления и казармы охранников. Все эти постройки были бревенчатые, одноэтажные. Вдобавок тюрьмы и друг от друга отделялись частоколом - так достигилась полная изоляция от внешнего мира, да и внутри можно было пресечь все контакты между тюрьмами. Политических выводили за ограждение только под строгим конвоем – на несколько часов прогулки. На работы они не ходили и в самих тюрьмах были обречены на полную праздность. Умственные занятия разрешались им лишь в том смысле, что они могли читать старые книги из тюремной библиотеки; всё, что они писали, подлежало жандармской цензуре, которая неукоснительно следила, чтобы за пределы тюрьмы не вышло ни единой “неподходящей” строчки.

По сравнению с уголовниками политические были в худшем положении, хотя обращались к ним не на “ты”, а на “вы”, к работе не принуждали и жили они, питались и одевались получше, телесным наказаниям не подвергались, да и в Кару их привозили, а не гнали пешком по этапу. Срок наказания политическим не сокращали, и никакой надежды попасть из Кары на поселение они не имели. В большинстве они были приговорены к смертной казни и помилованы, получив срок на каторге, но лишь 3% из них после двадцатилетнего заключения могли жить за пределами тюрьмы, но по прежнему под строгим жандармским надзором, в домишках, которые строили себе возле тюрьмы.

Рассчитывать на побег политические, по сути, тоже не могли, ведь шанс, какими располагали уголовники, - шанс подмены на этапе и побега из вольной команды – для них не существовал. Чтобы жить за пределами палисада, им приходилось ждать, когда кто-нибудь умрёт и освободится вакансия. Но этим их тяготы не исчерпывались, жандармы-тюремщики не давали им покоя, мучили постоянными придирками, без конца что-то вынюхивали, пытаясь получить через них сведения для политических процессов, происходивших в России, или же впутать их в эти последние. Для политических, находящихся в Каре, внешний мир не существовал, да и они были мертвы для этого мира; но жандармы очень хотели как-то отличиться, чтоб быть замеченными и продвинуться по службе. Ведь Кара и для них тоже была мёртвой точкой, если они сами не приносили туда жизнь.

Придирки жандармского управления вели к столь неприятным последствиям, что генерал-губернатор барон Корф позднее счёл необходимым удалить из своего генерал-губернаторства и жандармское управление, и всех жандармов и уравнять политических арестантов с уголовными. Конечно, теперь они должны были работать, но зато и имели все преимущества уголовных, т.е. сокращение срока. Жизнь за пределами тюрьмы в вольной команде и поселение вне Кары на территории генерал-губернаторства.”

Альфред Кейзерлинг. Воспоминания о русской службе. М. “Академкнига”. 2001. Стр. 38-39


Личности.


Из воспоминаний князя В.П. Мещерского об Александре III.

“… Придворный мир был не по сердцу Великому Князю издавна по той простой причине, что он грешил двумя вещами, ему антипатичными, - отсутствием правдивости и избытком угодливости…

Те же причины в нём объясняли очень ясно одну из самых симпатичных и прекрасных черт его характера: уважение к чужому мнению. Он уважал чужое мнение, во-первых, потому, что любил инстинктивно и всеми фибрами своего нравственного существа правду; во вторых, потому, что столь же инстинктивно ненавидел угождение ему и, в-третьих, потому что был смиренен.

В мелочах чисто будничного обихода молодой Цесаревич иногда бывал упрям, в главных принципах т основных убеждений своих он был непреклонен, но затем между этою маленькою чертою и этою крупною чертою его характера оставалась целая широкая область вопросов и мнений, по которым он любил выслушивать мнения людей и обязывал, так сказать, своего собеседника с ним спорить, и если ему удавалось доказать, что он прав и что не прав Великий Князь, то последний всегда убеждался… Вот эта-то черта давала необыкновенную прелесть близким к нему отношениям… Слово, искренно сказанное с целью или убедить или разубедить Цесаревича, никогда не пропадало даром.

А затем, в заключение характеристики его духовной личности в то время, следует сказать, что уже тогда в нём развилась одна прекрасная черта, которая потом в нём развилась и окрепла, - это прочность его привязанности к человеку… Он отстаивал против нападок того человека, которого любил, и он презрительно относился к личностям тех, которые сплетничали или клеветали, стараясь вредить в его глазах человеку, которому он верил.

Черта эта была последствием двух внутренних причин… одна происходила от его честности: честный во всём, он отстаивал своего близкого и презирал на него клевету, потому что был философ; именно как философ он был и снисходителен к слабостям людей, не ждал от них ни героизма, ни святости и, зная, что всякий человек имеет свои слабости, прощал их каждому и ценил в человеке хорошие стороны.

Из всего этого духовного материала, далеко не скудного, в день, когда Великий Князь стал Наследником Престола, у него сразу явилось владычествующим началом его жизни – сознание долга.

Он ясно и во всей его полноте сознал свой долг и начал для него жить, но опять-таки по своему, без всяких манифестаций, без всяких фраз, без всякой наружной вывески, а совсем просто, совсем обыкновенно и почти незаметно…”

Князь Мещерский. Воспоминания. Захаров. Москва. 2001, стр.227.


Штрихи к портрету Александра III. Александр Берс. Н.А. Епанчин. На службе трёх императоров. Воспоминания.