Geum.ru

Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах

Вид материалаКнига

Содержание


Студент "бугаев" в проблеме мировоззрения
Подобный материал:
1   ...   48   49   50   51   52   53   54   55   ...   60

авиационные пробы.

Декадент - Бодлер; символист - Ницше; символ для первого - соответствие

двух рядов; символ для последнего - пересечение рядов: в новом качестве.

Так виделось юноше, мне, соотношение между символизмом и декадентством.

[Мироощущение декадента прекрасно выразил Брюсов:


Но лестница все круче.

Не оступлюсь ли я,

Чтоб стать звездой падучей

На небе бытия?] 12


Сознанием падения исчерпывает себя декадентство. [Юный Блок поднимает

для меня, юноши, голос символиста, когда, обращаясь к товарищам, велит:


...Вместе свяжем руки, -

Отлетим в лазурь .


Связь рук - в каком смысле и с кем? Тут - подана проблема символизма

без "декадентства"; отделенность переживается как детская болезнь роста; не

воскресший в символизме декадент становится скептиком-снобом вроде Франса,

иль святошей с перепугу (Верлен, Гюисманс), или словесником, подменяющим

вопрос "как жить" вопросом "как писать"; таким видится поздней Валерий

Брюсов (эпохи 1910 - 1916 годов).]

Декадентов, поставленных в необходимость осознать кризис старого мира,

я не считаю упадочниками; смех мещан над Бодлером напоминает смех

отца-сифилитика над наследственным сифилитиком, сыном, имеющим мужество

показать свои язвы отцу.

Таково мое отношение к Бодлеру, Верлену, Рэмбо, но не... к Маллармэ,

силившемуся дотолкнуть декадентство до символизма; в русских символистах,

явившихся на смену французским, я вижу шаг: от скепсиса к оздоровлению; так

я гляжу на Брюсова; он - старший в опыте кризиса, но отставший в опыте

осознания новых форм жизни, подавленный гибелью "Лилиенталей" культуры; мы с

Блоком осязаем себя братьями Райтами, борцами за авиацию.

Нас называли "символистами второй волны"; для меня это название

значило: "символисты", но не "декаденты".

Лозунг Брюсова и Бальмонта "мгновение принадлежит мне" обнажал "тайное"

феноменалистической философии Спенсера.


Так путник посредине луга,

Куда бы он ни кинул взор,

Всегда пребудет в центре круга,

И будет замкнут кругозор.


В. Брюсов14.


[Вытекающая из феноменализма музеология, - вот чем звучали мне строки

Брюсова:

Хочу, чтоб всюду плавала

Свободная ладья:

И господа, и дьявола

Хочу прославить я.]15


Замкнутость "Я" - склероз декадентства на символизме; [в 1900 году я

объявлял отцу: "Мир есть мое представление" (- "Как же так, Боренька?"); под

миром же я разумел "мир квартир" средневысшей интеллигенции.]

В 901 году мне делалось грустно за Брюсова, когда я читал:


В безжизненном мире живу:

Живыми лишь думы остались.


В. Брюсов.


Я волил разрыва границ познания, борясь за безграничность его, за

преодоление "Я" в "мы", за организацию "СО-": со-знания, со-чувствия и

со-волия.

Личность в моем понимании в индивидуализме включалась в соборность; я

изучал виды соборностей (церкви, братства, коллектива, коммуны и т. д.); я

понимал понятия индивидуума в терминах философии Риккерта, называвшего

"индивидуумом" только неразложимый комплекс (предметов, чисел и личностей),

отмеченный стилем.

Личность (или "а" комплекса "abed") изживаема не как "а", а суммой

отношений, развертываемых от каждого к каждому (в "ab" - одно, в "bacd" -

другое); "индивидуум" для меня был личностью, расширенной коллективом и

взятой в коллективе; "персонализм" и "индивидуализм" становились понятиями

полярными; личность, отъединенную от коллектива, - считал я личиной; в

статье "Маски"17 я вскрывал трагедию декадентства как "персонализма";

символизм связывал я с соборным индивидуализмом.

Но такую соборность противополагал я механическому ее пониманию.

Отношение Блока и меня к Сологубу, Бальмонту, Брю-сову сперва -

отношения почтения издалека; задержь относилась к противоборствованию идее

коллектива; "Я" немыслимы без "мы".

С 1905 года стерлись контуры, отделявшие символистов первой "волны" от

"второй"; во мне - разрывом с Блоком и союзом из тактики с Брюсовым; в

Блоке - близостью с Чулковым, Городецким и Вячеславом Ивановым.

И Брюсов меняет позиции: он проявляет организаторский талант, отдаляясь

от Бальмонта; ряду моих лозунгов он говорит "да" в статье "Священная

жертва"18, отрекаясь от соллипсизма.

Но в первой встрече он мне скорее - попутчик, чем явный союзник.

В 901 - 902 - 903 годах я подчеркивал связь с Блоком и отъединенность

от Брюсова в кружке, названном "Арго", мы считали себя аргонавтами, плывшими

от "декадентства" к поискам новой коммуны: по-новому "жить", а не

"писать", - лозунг, соединявший нас.

Из ячейки искателей я протягивался к голосам, утверждавшим новую жизнь;

таким голосом был и голос Meрежковского, пока не вскрылась фельетонная

церковность казавшихся издали революционных стремлений; таким голосом был

голос юного Блока, приглашавшего нас "связывать руки"; разочаровавшись в

обоих, я внял роговому фальцетто Брюсова, звавшего в фалангу борцов; если не

за жизнь, то "хоть" за искусство.

Мысли о символизме как жизненном пути, осуществляемом в коллективе,

сменились мыслями о "литературной школе", разрабатывающей методологию.

Не закрываю глаз на свои промахи; но пребываю в недоумении: символисты

перескочили через символизм; историки новейшей русской литературы отметили в

символизме на 80% то, с чем я боролся, не отметив того, что я защищал; я

боролся с музейной редукцией вправо, боролся с "мистическим анархизмом",

гипертрофирующим в символизме мистику; эти наросты и фигурируют в качестве

мифов о символизме 1) у квазисимволистов, 2) у квазиизобличителей;

распространяются пародии на символизм: субъективно-иллюзионистические сюсюки

об "искусстве для искусства"; символизм же - выдвигает лозунг "искусство -

не только искусство"; под флагом символизма доселе плавает в сознаниях

"мистический анархизм".

Обрываю себя; спрашиваю: мои представления - рисуют ли символизм? Они

рисуют нечто, пережитое как опыт детства; пытаюсь себя убедить словами обо

мне: меня считают же, черт подери, символистом; кроме того: о символизме я

много писал с дней молодости.

Написанное обойдено глубоким молчанием, если оно не подано в

искажениях; читали Чулкова; читали исследовательские труды Валерия Брюсова

под формой критических заметок; теории символизма в них нет; читали и "К

звездам" В. Иванова;19 там умные мысли об очень многом не ориентированы

вокруг символизма, заставляя предполагать в авторе - филолога, богослова,

литературоведа, интересующегося и... символизмом; сумма всех этих не моих

воззрений облекает меня в андерсеновское "царское платье", в котором порою я

чувствую пренеловко себя; а когда я вспоминаю о том, чем я, собственно,

волновался, то получаю письма: вы-де сдали позиции ("чулковские" некогда).

Касаясь эпохи 901 - 910 годов, я буду порой прерывать воспоминания о

личностях воспоминаниями о силуэтах, составленных из взглядов того времени

субъекта воспоминаний, не потому, что они были безупречны, а потому, что они

были таковы, каковы были; [я ведь касаюсь эпохи боев за символизм, - боев,

сопровождаемых разрывом с друзьями и создававших мне после каждого выхода

очередного номера "Весов" отряды врагов за цель: размежеваться с

псевдосимволистами;] и я не могу довольствоваться указанием: мне быть

"мистическим соборником" по Вячеславу Иванову, рыцарем "Дамы" по Блоку или

стать Г. И. Чулковым, с которым я люто боролся; с ним ныне я в добрых

отношениях; и я готов просить у него прощение за несправедливую жестокость

полемики с ним; но от существа ее не отказываюсь: он, ныне не символист,

создал некогда миф о символизме, последствия которого через 25

лет -сказываются... на мне.

Ему-то - ничего; мне-то - каково!

Вот почему свою книгу я снабжаю и показом идейного паспорта: эпохи

окончания университета; побуждают нападки справа: я мимикрирую материалиста;

допустим, я - плут; все же: не такой наивный, чтоб верить, что мне поверят;

нападки основаны на невежестве; к показу побуждает и ирония слева: "А как...

с "антропософией"?". Оная сплетена с естествознанием Гете; об этом я

распространился в своей книге о Гете;20 отсылаю к ней: там показано - "как".

В благосклонном отзыве на книгу "На рубеже" (см. в "На литературном

посту")21 я разглядел улыбку: пока автор рисует "Бореньку", гимназиста, или

"студента Бугаева", - он ясен; иное будет, когда он коснется "Белого",

утонувшего в мистике. Был период сосуществования "Белого" и "студента"

(900 - 903 годы)! В нем и "Белый" приготовлял анилин; и "студент"

лаборатории "в небеса запускал ананасом", 22 оба срослись, являя двухголовое

существо.

То - аллегория; была одна голова, озабоченная проблемой увязки

стремлений в картине проекций, строящих пространственную фигуру по законам

логики, а не мистики; вставала проблема, как такая фигура возможна; именно:

как возможно скрестить науку, искусство, философию в цельное мировоззрение;

"художник" в Бугаеве колебал точность лабораторных занятий; и - лопались

склянки, ломался термометр, рассеянно превращенный в палочку для

помешивания; художественному же "нутру" Белого делалось неповадно от проблем

логики, которыми его Бугаев просаживал; живой темперамент сказывался не

только в стихах о "кентаврах", загалопировавших в его стихотворной строке с

полотен импрессиониста Штука, но и в попытке формулировать действие закона

эквивалентов в эстетике: [наблюдение, свойственное естествознанию,

переносилось в сферу: изучения колоритов зари - по годам, чтобы открыть

закон господства разных закатных типов; пожимали плечами, когда я, бросив

"кентавров", заводил речь о "плотности энергии", - понятии, введенном в

науку моим учителем, Умовым; "мы имеем возможность говорить об обратном

отношении между количеством и плотностью материала художественного

произведения и плотностью энергии", - писал я в 906 году; и Брюсов, Блок,

Иванов, "филологи" по образованию, не понимали степени живости для меня этих

понятий; такие мысли - продолжение мыслей 900 - 901 годов, развитых в статье

"Формы искусства"; статья напечатана в декабрьском номере "Мира искусства"

за 1902 год; на нее обратили внимание "старики": математик Бугаев и

профессор Кирпичников; она осталась чужда - Брюсову, Иванову, Блоку.]

Весь круг идей о символизме - кристаллизация мыслей, выношенных в

университете, - [между занятием химией, сочинением об оврагах и изучением

Вундта, Гельм-гольца, Оствальда, Спенсера и т. д. Были другие интересы - к

Метерлинку и Рэйсбруку, что ж, - Якова Беме любил же... Энгельс.]24

В эту эпоху зарисовывались контуры теории символизма в дневнике,

который я вел; он - утрачен; но он - источник позднейших фрагментов; в них

вкраплены мысли, жившие систематически в плане ненаписанного философского

кирпича.

Если эти фрагменты дать в вытяжке цитат, - контур теории не вызывает

сомнений; и ясна роль естествознания в ней; оно - в проблеме стиха, ставшей

камнем преткновения для "филологов"-формалистов.

Подавая схему воззрений, не склонен ее защищать или разоблачать, а

склонен показать: стиль сырья; то, что есть, а не то, что сфантазировано; в

вязи "цитат" из высказанного четверть века назад мой "ответ" и на -

"приспособляетесь", и на иронию слева: "А как увязан "Белый" со

студентом-естественником?" [Я цитирую себя только из двух моих книг:

"Символизм" и "Арабески", являющих главным образом перепечатку журнальных

статей, написанных в 1902 - 1909 годах; в сносках я буду обозначать "Ар." -

"Арабески" и "С." - "Символизм", с указанием страниц и с указанием года

написания статей].


СТУДЕНТ "БУГАЕВ" В ПРОБЛЕМЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ


"Действительность многогранна";1 стремление к многогранности

"полагает... установление порядка и границ между отдельными дисциплинами";2

"легко спорить об объектах познания... Важно уяснить целесообразность в

порядке познания";3 порядок - не метафизический: "мы видели крах

метафизики";4 "догматическая философия погибла до Канта"; 5 "злоупотребление

отвлеченными понятиями... - неизбежно в догматизме, если не обращать

внимания на способ возникновения и употребления их"; 6 "смена философских

систем есть смена терминологии";7 но мы можем видеть и "красоту высоких

заблуждений", - например: у Канта, у Гегеля.

В статьях 904 года метафизический догматизм отклонен; чем он заменен?

"Основою... положительных сведений о действительности мы считаем точную

науку";9 "история науки рисует... картину... выпадения из философии...;

научная индукция... уверенно... врезается в расплывчатые границы...

априоризма... Для философии наступает роковой момент. Она оказывается без

объектов" 9.

Так говорю я в 1904 году.

"Научный метод превратился в многие методы: возникли частные логики

наук"; 10 "оставаясь на точке зрения частной науки, мы не получим

объективного соотношения между различными научными методами"; 11 "вопрос о

методе подчиняет научное толкование... теории знания"; 12 "точность наук в

группах связей"; 13 но эти группы - "ряд параллельных, непересекающихся

линий"; u "частные логики наук требуют общелогического обоснования"; 15 вне

его и "догматы научных мировоззрений... суть утопические фантазии...; они не

говорят ясным языком"; 16 "философия... является... в новой роли... Она

устанавливает правильное соотношение между науками"; 17 без "критицизма

лучшие бы из нас задохнулись..." 18.

"Рассудок ручается только за правильность выведенного, а не за

действительность"; 19 "исторически смысл знаний менялся";20 "вчерашний

предел перестает быть пределом...; молекула-атом-ион" 21 [С. 12. 904.2 С.

13. 904.3 С. 13. 904. 4 С. 94. 909. 5 С. 21. 904. 6 С. 22. 904. 7 С. 103.

909. 8 С. 51. 909. 9 С. 12-19. 904. 10 С. 51. 909. 11 С. 12-19. 904. 12 С.

12-19. 904. 13 С. 55. 909. u С. 55. 909. 15 С. 54. 909. 16 С. 55. 909. 17 С.

12 - 19. 904. 18 С. 21. 904. 19 С, статья: "Критицизм и символизм".20 С. 56.

909.21 С. 55. 909] - стадии расширения пределов материи; статике

противополагается диалектика становленья понятий; "винегрет... из предельных

методологических понятий... ведет к гетерономии каждого"22.

Дается отпор и подстановке служебных понятий под общелогические:

"смешны... решения проблемы причинности путем подстановки понятий вроде

энергии, силы...; ведь тут объясненье целого... ее частью; сказать, что

причина есть сила, - сказать, будто единица равна своей трети"; 23

"соединение науки и философии в нечто однородно смешанное - только

словесно";24 "принципы метода образуют частную логику науки...; но частных

логик много";25 "мировоззренье не может лежать ни в основе частной науки, ни

в ее выводе; мировоззрение не может лежать и в основе системы наук";26

"некоторое время научным мировоззрением считалась система наук...; но

частные науки развивались независимо от системы... Система распадалась за

системой...";27 "Кряж "синтетической философии" распался" 28, - говорю я о

Спенсере; "в позитивизме как системе наук... 29 открывается характер

научного мировоззрения как... догматического";30 "нужно быть многострунным"

31.

Отклонив систему наук позитивизма, я отклоняю и попытки строить

мировоззрение на данных частных наук.

"Пытались... в центре научного мировоззрения поставить выводы одной из

частных наук (химии, физики, механики) , принятых за основную";32

"философию... превращали в историю... психологию и даже термодинамику...

Ответы были ответами методологическими" 33.

Отклонив догматизм, метафизику, позитивизм, механицизм, я разбираю

психологические мировоззрения моего времени.

Когда под базой психологии берут психофизиологию, то подставляют

понятие о пределе; "понятие о бессознательном... понятие о предельном...

оперируя в психологии с понятиями о сознательном и бессознательном, мы

оперируем с понятиями соотносительными"; "Крайний вывод... соллипсизм. Это

выясняет Шуппе..." 35.

[22 С. 55. 909. 23 С. 55. 909. 24 С. 23. 904. 25 С. 53. 909. 26 С. 54.

909. 27 С. 51. 909. 28 С. 909. 29 См. сочинения Спенсера: "Основные начала",

"Основание биологии", "Основание психологии", "Основание социологии",

"Опыты". 30 С. 22. 904. 31 С. 30. 904. 32 С. 50-53. 909. 33 С. 50-53. 909.

34 С. 35. 904. 35 С. 44. 904].

В статье 1904 года "О границах психологии" я даю краткий разгляд

позиций волюнтаризма, психофизики фехнера, сенсуализма и параллелизма,

признаваемого мной недостаточным, ибо "внутренний" ряд в этой позиции

остается лишь "постулатом эмпирической психологии", а "раскрытие постулата

лежит... за пределами психологии";36 но и запредельное "психологии" я

отвергаю, как-то: рациональную, невозможность которой еще доказал Кант, и

спиритуалистическую: "бедные психологи-спиритуалисты"3 .

Так "основные проблемы... возникающие в психологии... выносятся из ее

области"; "психология... оказалась... химерой"; 39 границы ее, "во-первых...

предельные механические понятия и, во-вторых, познавательные формы" 40.

Таков первый абзац мировоззрителя "Белого", пропо-ведываемый им и в

1904 году, и в 1909 году в статьях, а ранее (в 1901 и в 1902 годах)

проповедуемый в университете, товарищам: Суслову, Петровскому, Владимирову,

Печковскому и многим другим, - проповедуемый дружески расположенному

семейству Соловьевых, горячо принимавших "поэта" Борю и холодновато

относившихся к "Бориным теориям"; отец мой, горячо споря, порой безусловно

соглашаясь, относился приязненно к мировоз-зрительному строительству своего

сына, не подозревая в нем "художника", не подозревая и "мистики" в

отклонении позитивизма, крайностей механицизма, историзма, психологизма и

плюрализма.

[Вероятно, "мистика" и проблема трансцендентности влетели в Белого с

"черного хода", ибо парадный вход - "бутафория".

Увы, - ее нет: высказываемые истины естественны для естественника; ими

были "заражены" не одни символисты; их исповедовали сотни "студентов",

читавших Милля, Спенсера, Вундта, Оствальда, Фехнера, Гельмгольца, как я,

штудировавших историю индуктивных наук, как я; и интересовавшихся

соотношением естествознания и философии, как я, - например, сын профессора

медицины А. Б. Фохта, Борис Фохт, окончивший в эти годы естественный

факультет и изучавший Канта на филологическом, с которым у меня бывали

схватки и у которого я впоследствии учился тому, как штудировать Канта: с

комментариями.]

[36 Там же. 37 С. 41. 904. 38 С. 47. 904. 39 С. 48. 904. 40 С. 44.

904].

Проблема критического мировоззрения волновала меня в эпоху изучения

естествознания, она же волновала и в эпоху пребывания моего на

филологическом факультете; волновала позднее, определяя встречи с кружком

молодых философов - Фохтом, Кубицким, Гордоном, Гессеном, Яковенко, Шпеттом

и сколькими, вызывая недоумение, недружелюбие со стороны Брюсова,

Мережковского, Иванова, Блока; Брюсов предпочитал в разговорах со мной

философии литературу; с Блоком при всем желании было невозможно вести

философский спор; в Иванове я старался опрокинуть "реалистическую" концепцию

символизма не потому, что она "реалистична", а потому, что его реализм был

для меня "метафизическим реализмом".

[Почему же соединялся с ним? Философская оправа на Иванове, филологе,

тончайше воспринимавшем "стили" и понимавшем искусство, выглядела "дышлом";

она делалась неопасной мне; его сила и меткость не в философии, а в

историзме. Теоретизируя, - он сбивался; но он высказывал тончайшие и

глубочайшие истины о символизме, ставя их на исторический фундамент; в моей

"теории" он был - отдел, озаглавленный "История символизма"; необходим был