Б. А. Трофимов
Вид материала | Книга |
- Токсубаева Лидия Сергеевна доцент кгу трофимов Анатолий Михайлович профессор кгу конференция, 336.82kb.
- Издание Смоленского Губернского Статистического комитета. Смоленск, 1905 г. Ocr сергей, 810.48kb.
- Беус Алексей Александрович назвал свой учебник, 109.36kb.
- Рабочая программа Разработал Доцент сф ргуитп п. А. Трофимов 2002 г. Принято на заседании, 55.96kb.
- Название программы, 377.15kb.
- А. А. Трофимов Петрозаводский государственный университет, 54.42kb.
- Студент группы сэу-52 Трофимов, 47.63kb.
- Методические рекомендации адресуются студентам 4-6 курсов Хроническое легочное сердце, 247.42kb.
- Ю. В. Трофимов, Б. И. Шар,, 6414.7kb.
- Темы курсовых проектов по дисциплине «Теория принятия решений», 35.1kb.
Воспоминания о Николае Сергеевиче Вязанкине
А. С. Медведева
В 1973 г. по приглашению Михаила Григорьевича переехал из г. Горького в Иркутск лауреат Государственной премии, профессор, д.х.н. Николай Сергеевич Вязанкин и занял должность заместителя директора и заведующего лабораторией Института органической химии СО АН СССР. В Горьком он был заместителем директора Института химии АН СССР и руководил лабораторией металлоорганической химии.
Известный химик–металлоорганик, Н. С. Вязанкин внес значительный вклад в развитие металлоорганической химии. Им было создано новое фундаментальное направление в области синтеза металлоорганических соединений (МОС) со связями металл–металл, которое успешно развивается в наши дни.
Н. С. Вязанкин – автор более 500 научных статей в отечественных и международных журналах, восьми монографий и фундаментальных обзоров. Во всех этих публикациях чувствуется скрупулезность и критическое отношение к каждому слову и факту. С завидной последовательностью и терпением он воспитывал в своих учениках чувство ответственности за каждый эксперимент, за каждый шаг в науке. Николаем Сергеевичем предъявлялись высокие требования к тщательности эксперимента. Любимой поговоркой его было известное изречение: "Ein Versuch – keine Versuch" ("Один опыт – не опыт!"). Опыты повторялись многократно, и только тогда результаты считались достоверными. "Глядя на колбу, вы должны знать, что получилось", – говорил сотрудникам Николай Сергеевич.
Путь Н. С. Вязанкина в науку был отнюдь не легким. Великая Отечественная война застала его студентом Московского горного института. Закончив полковую школу, он участвовал в боях на Втором Украинском фронте в составе 13–й гвардейской Ровенской кавалерийской дивизии генерала Плиева. За боевые заслуги Николай Сергеевич был награжден четырьмя медалями.
Сразу после демобилизации в 1945 г. он поступил на химический факультет Горьковского государственного университета. Еще в студенческие годы, будучи учеником Г. А. Разуваева, Николай Сергеевич показал себя как пытливый, целеустремленный исследователь. Окончив с отличием университет, он стал аспирантом академика И. Л. Кнунянца в Институте органической химии АН СССР (Москва). В 1958 г. Н. С. Вязанкин защитил кандидатскую диссертацию, а в 1965 г. завершил докторскую диссертацию на тему "Гомолитические реакции элементоорганических соединений IVБ группы", которую успешно защитил в Институте элементоорганических соединений АН СССР (Москва).
В течение 120 лет органическая химия изучала в основном вещества, содержащие лишь один атом металла. И даже мысль о том, что могут существовать органические молекулы, в состав которых входят атомы двух или трех металлов, непосредственно связанных между собой, никому не приходило в голову. В 1963 г. Н. С. Вязанкин показал, что такие металлы, как ртуть, цинк, кадмий, сурьма и висмут могут образовывать устойчивые химические связи не только с углеродом, но и с его "сожителями" по Периодической системе Д. И. Менделеева – оловом, германием и кремнием. Открытый им совместно с академиком Г. А. Разуваевым новый класс металлоорганических соединений отличается высокой и очень своеобразной реакционной способностью.
Эти исследования привлекли широкое внимание зарубежных ученых, а гидридный метод получения биметаллоорганических соединений назван Реакцией Вязанкина. Исследования в области синтеза и изучения свойств би– и полиметаллоорганических соединений в настоящее время развиваются очень интенсивно во всем мире. За разработку и развитие нового научного направления в химии металлоорганических соединений профессору Николаю Сергеевичу Вязанкину совместно с академиком Григорием Алексеевичем Разуваевым в 1971 г. была присуждена Государственная премия СССР.
Свою научную деятельность Николай Сергеевич в течение ряда лет сочетал с большой педагогической и организаторской работой. Многие поколения химиков – выпускников ГГУ им. Лобачевского с благодарностью вспоминают курс лекций профессора Н. С. Вязанкина по металлоорганической химии. С 1962 г. он возглавлял правление Горьковского областного общества "Знание". И в Иркутске Н. С. Вязанкин много времени уделял научно–организационной работе. Он – член Объединенного ученого совета СО АН СССР по химическим наукам, Научного совета АН СССР по элементоорганической химии, двух специализированных советов по присуждению ученых степеней, председатель институтского совета Всесоюзного химического общества им. Д. И. Менделеева и член Пленума областного отделения ВХО.
Н. С. Вязанкин пользовался большим авторитетом, уважением и любовью в Иркутском институте органической химии. Ученый–организатор, он внес весомый вклад в трудовые научные успехи института.
Для экспериментов по металлоорганической химии требовалась особая аппаратура, так как реакции должны протекать в инертной атмосфере, исключающей влагу, или в вакууме. Теперь за рубежом изданы монографии по методике работ в "эвакуированных приборах", а тогда для всех его учеников это было новым. Работали в так называемых "штанах", которые научились самостоятельно изготовливать на газовой горелке некоторые сотрудники – Дмитрий Браво–Животовский, Дмитрий Гендин, Борис Гостевский, ставший одним из лучших экспериментаторов в институте – умельцем–стеклодувом, владеющим всеми тонкостями химического эксперимента в условиях, исключающих влагу, кислород. Благодаря владению техникой работы с нестабильными соединениями, Б. А. Гостевский уже в 2000–е годы неоднократно приглашался в Израиль для выполнения международных научных проектов.
Практически все сотрудники лаборатории овладели азами стеклодувных работ, поскольку без этого невозможно было рассчитывать на успех эксперимента.
Николай Сергеевич многие годы выглядел очень молодо: не признавал лифта, перешагивая через ступеньки, поднимался на 4–й этаж в лабораторию, где проводил много времени. Даже в холодное время года предпочитал ходить без пальто в Институт земной коры, в Научную библиотеку Иркутского филилала СО РАН.
Николай Сергеевич отличался необыкновенной работоспособностью, увлеченностью. Умел сосредоточиться в любой обстановке: в кабинете зам. директора всегда писал статьи, записывал литературные данные. Дома допоздна занимался научной работой, в том числе и в выходные дни. Вел образцовые многотомные журналы, куда красивым четким почерком заносились литературные данные. Некоторые из них бережно до сих пор хранят его ученики.
Он был необыкновенно почтителен ко всем сотрудникам института, со знаком высочайшего уважения здоровался, низко кланяясь (включая уборщиц, вахтеров), со всеми, невзирая на возраст, был на "Вы".
Высокая требовательность и бескомпромиссность не мешали Николаю Сергеевичу быть в то же время чутким и внимательным. Борис Федотьев, его аспирант, приехал из Горького вместе с Николаем Сергеевичем и долгое время жил у него. Однажды увидел меня (А. С. Медведеву) с покрасневшими, воспаленными глазами и потребовал немедленно обратиться в глазную клинику. Оказалось – вовремя, обнаружили воспаление радужной оболочки и положили в стационар.
Николай Сергеевич бросил курить после того, как пару раз после стряхивания сигаретного пепла в раковину вспыхивал эфир.
Николай Сергеевич был настоящим химиком, ничего не боялся. Однажды, находясь в 401–й комнате, увидел мечущегося в к. 423 Дмитрия Гендина и бесстрашно помчался туда, почуяв неладное. Только открыл дверь – прозвучал взрыв, и он оказался в его эпицентре. Получил термический ожог лица, но спас экспериментатора. Последствия могли быть трагическими, если бы взрывная волна не получила выхода в дверное пространство.
Николай Сергеевич умел признавать новые открытия, не совпадающие с его точкой зрения. Так, аспирант Дмитрий Гендин высказал мнение, что процесс образования связи металл–металл в биметаллоорганических соединениях носит радикальный характер. Николай Сергеевич долго сомневался и говорил, что "голову положит на плаху", если Дима докажет, что это так. В своей кандидатской диссертации Д. Гендин доказал, что эти реакции носят радикально–цепной характер!
Под его руководством были выполнены и успешно защищены кандидатские диссертации Д. В. Гендиным, Д. А. Браво–Животовским (уехал в Израиль в 1988 г.), Л. Рыбиным, Б. Федотьевым, Л. И. Белоусовой, С. Пигаревым и др.
Николая Сергеевича не стало 28 августа 1990 г. после тяжелой болезни. Все его ученики и многие сотрудники института хранят светлую память о большом Учителе, внимательном руководителе, необыкновенном человеке.
Памяти учителя
Т. С. Кузнецова
Листая пожелтевшие страницы архива кафедры, не очень большого, во многом потерянного, мы нашли биографические сведения о Викторе Михайловиче Власове. Профессор, доктор химических наук, Учитель с большой буквы для большого количества людей, которые с гордостью продолжают называть себя его учениками. В жизни мы встречаемся со многими людьми, которые хотели бы, чтоб их так называли, но лишь некоторые из них оставляют след в сердце и в памяти на всю жизнь. Таким был Виктор Михайлович Власов, создатель (организатор) и первый заведующий кафедрой органической химии Ярославского пединститута с 1968 по январь 1975 года.
Виктор Михайлович был удивительным человеком. Вот некоторые страницы его биографии. Он родился в роковой для страны 1914 год в Ивановской области. Окончил школу в 1931 году и стал учителем. Заведовал начальной школой в 18 лет, окончив по комсомольской мобилизации учительские курсы. С 1931 по 1936 год он был учителем сельской школы до поступления на химико–биологический факультет ЯГПИ. После окончания института в 1940 году Виктор Михайлович был направлен на организацию химической лаборатории во Дворец пионеров и школьников. Хотя В. М. Власов возглавлял эту лабораторию до 1944 года, за этот период она стала школой химии многим десяткам ярославских школьников. Отношение к созданной им лаборатории было столь серьезным, что на ее базе Виктор Михайлович пытался выполнять эксперимент по серьезной научной работе. Именно такая серьезная постановка работы со школьниками позволила вырастить целую плеяду замечательных химиков и привить многим и многим ребятам любовь к науке и к творчеству, потому что не на игрушечных, детских химических играх, а на работе всерьез можно вырастить настоящих ученых и подвижников.
Виктор Михайлович всю свою жизнь опекал и участвовал в работе химического кружка Ярославского Дворца пионеров, несмотря на то, что работал в других местах. Его кружковцы работали и работают во многих уголках нашей страны – в ВУЗах, на химических заводах, в НИИ, в академических институтах. Виктора Михайловича считают своим Учителем три академика РАН: Н. С. Зефиров – директор института физиологически активных веществ РАН и зав. кафедрой органической химии МГУ, Г. Еляков – директор института, Ю. С. Оводов, а также десятки профессоров и докторов наук, более 50 кандидатов химических наук. Кроме этого, Учителем на всю жизнь до сих пор считают себя бывшие кружковцы, которые не пошли в химию, а избрали другой путь и достигли больших успехов на своем поприще. Например, доктор медицинских наук, профессор С. Е. Александров, журналисты Ю. Барышев, И. Копылова и многие другие.
С 1945 по 1960 г.г. Виктор Михайлович работал в Ярославском мединституте сначала ассистентом, затем доцентом, заместителем декана и, наконец, и. о. декана. В эти годы Виктор Михайлович напряженно работал над кандидатской диссертацией, и в 1954 г. ему было присвоена степень кандидата химических наук, а в 1956 г. он был утвержден в ученом звании доцента.
В 1960 г. ученик академика А. Е. Фаворского член–корреспондент Академии наук СССР М. Ф. Шостаковский пригласил В. М. Власова в Иркутск в создаваемый им Институт органической химии Сибирского отделения АН СССР для организации и руководства новой лабораторией по проблеме "Химия ацетилена и его производных". Виктор Михайлович принял приглашение. Эти напряженные семь лет были наполнены не только научными и хозяйственными заботами, это было время воспитания учеников, которые непосредственно под его руководством становились кандидатами наук, а позднее и докторами наук. Это было время и научных открытий. За годы работы В. М. Власов опубликовал более 150 научных работ, получил несколько десятков авторских свидетельств, а также создал и внедрил в промышленность перспективный медицинский препарат РОСК. Итогом этой научной деятельности стала успешная защита Власовым докторской диссертации по химии ацетиленовых соединений в Ленинградском государственном университете. От Иркутского периода его жизни остались десятки учеников, ученых, преданных химической науке, работающих во многих научных центрах страны.
По приезде из Иркутска в Ярославль в педагогический институт Виктору Михайловичу вновь выпала работа создавать: им был организован учебный процесс на вновь открытой кафедре органической химии, перестраивались и оборудовались лаборатории, и вместе с этим с первых дней параллельно создавались научно–исследовательские лаборатории, в которых начинали приобщаться к науке студенты не только дневного отделения, но и вечернего. Виктор Михайлович считал, что серьезные занятия студентов с их участием в научных исследованиях являются неотемлемой частью воспитания творческих личностей. После первых же лекций Власова по органической химии студенты десятками приходили работать в научные лаборатории.
Под руководством В. М. Власова были развернуты научные исследования по химии непредельных соединений, выпускался межвузовский научный и методический сборник "Высокомолекулярные соединения", открыта аспирантура, которую успели при жизни Учителя окончить трое его учеников.
Несмотря на свои научные успехи, своим главным достижением в жизни В. М. Власов считал воспитание учеников. Любимый ученик, академик Н. С. Зефиров, ныне известейший ученый с мировым именем, рассказывает: "После защиты мы вышли с В. М. на Университетскую набережную. Он обнял меня и сказал: "Ты знаешь, я прожил счастливую жизнь. Я вырастил множество настоящих ученых, десятки докторов наук, более 50 кандидатов наук". А сам Н. С. Зефиров говорит, продолжая эту тему: "Мне в жизни крупно повезло. Я встретил Учителя, настоящего Учителя с большой буквы... В. М. Власов один сработал за целый институт".
Отличительной чертой характера В. М. Власова были его доброта, желание помочь своим ученикам, знакомым, соседям не только советом, но и конкретным делом. И если человек встречался ему на жизненном пути, то их пути уже никогда не расходились. Он опекал многих своих учеников как отец и как мудрый учитель. А еще он очень любил музыку и поэзию, в которых очень хорошо разбирался и был настоящим знатоком. Жизнь В. М. Власова оборвалась в январе 1975 года.
Три всесоюзных конференции "Спектроскопия ЯМР тяжелых ядер элементоорганических соединений"
Т. И. Вакульская
В апреле 1978 года Лаборатория радиоспектроскопии была мудро переименована в Лабораторию структурной химии, что позволило ей расширить рамки научных исследований, не ограничиваясь чисто прикладными спектроскопическими работами. К этому времени коллектив лаборатории вырос до 22 сотрудников, хотя несколько человек, стоявших у истока, уже покинули лабораторию, в том числе и В. К. Воронов. Коллектив лаборатории был преимущественно мужской, дружный, увлеченный наукой, и все, как один, одержимы Байкалом (практически у каждого был свой "корабль" – моторная лодка и излюбленное место для отдыха и рыбалки в районе Малого моря).
Активно развивались и крепли научные связи не только с учеными всего Советского Союза, но и с иностранными. Приезжавшие в Сибирь зарубежные коллеги, а также коллеги из центральной России и Прибалтики выказывали заинтересованность в совместных исследованиях, восхищались Байкалом, и, бросая монеты в байкальские волны, выражали надежды вернуться. Это была подсказка – уже давно зрела мысль, что пора заявить о себе во весь голос, но было неясно, как это сделать? Решение было найдено в организации конференции в Иркутске.
Первая Всесоюзная конференция с международным участием "Спектроскопия ЯМР тяжелых ядер элементоорганических соединений" была организована и проведена в Иркутске в 1979 году с 27 по 29 июня под эгидой Сибирского отделения АН СССР и МинВуза РСФСР при содействии Иркутского Правления ВХО им. Менделеева и Иркутского Дома техники. Это был первый опыт лаборатории по проведению столь грандиозного мероприятия. Сбор и подготовка к изданию тезисов докладов, организация самой конференции, размещение гостей, транспорт, экскурсии – всем этим занималось множество людей из института и Иркутского Госуниверситета, но основная нагрузка, естественно, легла на лабораторию. Сколько было вариантов нагрудного значка! В результате для солидной научной конференции был принят самый легкомысленный – на фоне Байкала обнаженный по пояс сидит кто–то сильно напоминающий Пестуновича и сачком ловит бабочек – тяжелые ядра с окружающими их электронами.
Открыл конференцию директор института, тогда еще член–корреспондент АН СССР, ведущий ученый–кремнеорганик М. Г. Воронков. Он поздравил участников с началом работы конференции – этого знакового события международного характера – и добавил, что очень рад такому развитию своих многолетних дружеских связей с иностранными учеными, присутствующими в зале, и переходом их в фазу творческого содружества с институтом.
На конференции с пленарными докладами выступили зарубежные коллеги профессор М. Витановский – известный ученый в области спектроскопии ЯМР на ядрах азота (Польша), теоретик Г. Энгельгардт (ГДР), разработавший простые подходы к интерпретации химических сдвигов в элементоорганических соединениях, Х. Янке (ГДР), представивший спектроскопию ЯМР силоксановых полимеров, А. Чунке (ГДР) – специалист в области станноканов и станнатранов, Я. Шрамл (Чехословакия), сделавший доклад по спектроскопии ЯМР тяжелых ядер карбофункциональных кремнеорганических соединений, а также ведущие советские ученые в этой области.
В 13 пленарных и 45 стендовых докладах 150 участников конференции обсудили ряд важнейших теоретических и экспериментальных аспектов спектроскопии ЯМР тяжелых ядер высокого разрешения в жидкости и твердом теле и продемонстрировали высокий уровень и широкий диапазон исследований как в нашей стране, так и за рубежом. По существу эта конференция явилась первым координационным форумом в названной области науки.
Конференция показала острую необходимость создания собственных мультиядерных спектрометров ЯМР и координации проводимых в СССР и странах СЭВ исследований по всем проблемам теории и практики спектроскопии ЯМР тяжелых ядер и организации оперативной информации о современном состоянии работ в этой области.
Однако принятое решение о проведении конференции каждые 2–3 года, по–видимому, было опрометчивым: следующую удалось организовать и провести только через 4 года. Возникли сложности с приглашением иностранных ученых, так как ее включили в планы СО АН СССР на 1982 год как региональную. Чтобы пробиться через бюрократическую стену, воздвигнутую чиновниками от науки, организаторам пришлось написать десятки официальных (и не официальных) писем и обоснований, подробную характеристику на каждого приглашаемого иностранного ученого. Вот показательная выдержка из этой переписки от 23.03.1982 года:
Председатель Научного совета, академик М. И. Кабачник директору ИрИОХ СО РАН, чл.–корр. АН СССР М. Г. Воронкову: "Что касается участия иностранных ученых, то на этот счет есть директивное указание не практиковать приглашение иностранцев на всесоюзные конференции. Таким образом, предполагаемое Вами перенесение конференции на 1983 год ничего не изменит… так что советую Вам провести конференцию в 1982 году без участия иностранцев".
Тем не менее, организаторы не сдались и добились–таки своего. Конференцию перенесли на 1983 год и разрешили по согласованию с компетентными органами пригласить иностранных ученых.
Вторую конференцию 28 июня 1983 года торжественно открыл член–корреспондент АН СССР М. Г. Воронков. Рабочий график был напряженным, так как к проведению этой конференции был приурочен и демонстрационный семинар фирмы JEOL (Япония) в связи с недавним приобретением в лабораторию структурной химии нового ЯМР–спектрометра FX–90Q. За два с половиной рабочих дня было заслушано 19 устных и 75 стендовых докладов. С большим интересным докладом по изучению структуры ртутьорганических соединений методом ЯМР 199Hg выступил профессор МГУ Ю. А. Устынюк. Новые достижения ЯМР 29Si применительно к органической химии в жидкости и твердом теле были рассмотрены в докладах Я. Шрамла (ЧССР), Г. Энгельгардта (ГДР) и т. д.
А вот организаторы третьей (и последней) Всесоюзной конференции "Спектроскопия ЯМР тяжелых ядер элементоорганических соединений" столкнулись с рядом трудностей, связанных уже с перестройкой в Советском Союзе, и поначалу казалось, что конференция вряд ли вообще возможна. Но… благодаря титаническим усилиям М. Г. Воронкова и В. А. Пестуновича, в условиях полнейшей безнадежности и безденежья, она все–таки состоялась даже не через 4, а только через 6 лет после второй – в апреле 1989 года. Как и обещали всем участникам в разосланных ранее извинительных письмах, что "в связи с ремонтом аэропорта г. Иркутска и возникающими из–за этого трудностями для гостей города 3–я Всесоюзная конференция Спектроскопия ЯМР тяжелых ядер элементоорганических соединений будет перенесена на 1989 год". Само собой разумеется, без участия иностранных ученых. Правда, при написании этих строк, просматривая программу и сборник тезисов конференции, с изумлением обнаруживаешь, что многие ее участники буквально вот–вот приобретут статус иностранцев – прибалты, украинцы, белорусы…
В отличие от предыдущих конференций, которые проходили летом, третья была назначена на апрель – самый невзрачный сезон в нашем регионе. А пока традиционное открытие со вступительным словом директора института члена–корреспондента АН СССР М. Г. Воронкова ко всем участникам конференции и 125 докладчикам …
На этот раз было прочитано 12 пленарных докладов, затрагивающих наиболее животрепещущие проблемы спектроскопии ЯМР тяжелых ядер, включая межмолекулярные взаимодействия, взаимосвязь КССВ с геометрией молекул, гипервалентность кремния, природу химического сдвига и др.
Но даже не получив дальнейшего продолжения, эти три Всесоюзных конференции по ЯМР тяжелых ядер элементоорганических соединений, проведенные в Иркутске, сыграли свою положительную роль в укреплении международного сотрудничества ученых, послужили толчком к дальнейшему развитию техники и методик спектроскопии ЯМР тяжелых ядер и вписали золотую страницу в историю Иркутского института химии им. А. Е. Фаворского СО РАН.
Однако было бы неправильным поставить точку именно на этом месте и не упомянуть о некоторых иногда забавных ситуациях, непременно случающихся при проведении таких мероприятий. По крайней мере, несколько из них стоит привести.
История первая – комическая. Наша реальность 1979 года. Получив поручение от Оргкомитета, с письмом от Института, завизированным большими чиновниками, молодые сотрудники Госуниверситета Леня Кривдин и Володя Бжезовский поехали добывать пиво на местный пивоваренный завод. Если учесть, что в те времена хорошее пиво пили только работники Обкома, Горкома и все, кто, как говорил Аркадий Райкин, "через задний кирильцо", в лучшем случае можно было рассчитывать на мутное пиво под названием "Ячменный Колос". Каково же было изумление (и искушение!) наших экспедиторов, когда им выдали по предъявленной бумаге несколько ящиков невиданного доселе бутылочного прозрачно–золотистого напитка, приготовленного по чешской рецептуре на закупленной недавно чешской технологической линии. Решение было принято единогласно – это надо попробовать. Загрузив ящики с пивом в автобус, немедленно приступили к дегустации. Пиво оказалось таким замечательным, что наши экспедиторы потеряли способность руководить своими действиями, и дегустация продолжалась всю дорогу. Вряд ли гостям конференции удалось бы насладиться чудесным напитком, будь дорога от пивзавода до Академгородка более дальняя – веселые экспедиторы обнаружили, что ящиков с пивом стало меньше. Но им уже было все равно.
История вторая – драматическая. В день заезда Валере Сидоркину было поручено прокатить с ветерком иностранных гостей по заливу. С ветерком так с ветерком. После обеда трое немцев и Сидоркин отправились на выделенной для них "Волге" на Ершовский залив. Предполагалось на лодке прокатиться до Курминского залива, устроить пикничок и где–то к семи часам вечера вернуться назад, где веселую компанию должны были ждать автобус и та же "Волга" (на самом деле в этом развлечении были задействованы еще Миша Ларин и Борис Штеренберг, которые на двух других лодках доставили в Курминский залив еще нескольких участников конференции).
Был яркий солнечный день, лодка легко неслась по бирюзовой глади залива, расслабленные немцы наслаждались и громко хохотали, узнав, что до Байкала очень близко – всего 70 км.
Прогулка явно удалась, пикничок веселой компании на берегу Курминского залива, с водочкой и соответствующей закуской, затянулся. Те, кто прибыл на лодках с Лариным и Штеренбергом, к назначенному времени загрузились в лодки и отбыли в Ерши, так как водитель автобуса предупредил, что ждать не будет. Сидоркин же со своей командой не торопился, а то, что где–то в Ершовском заливе нервничает водитель "Волги", ему и в голову не пришло. Он занервничал сам, когда почувствовал, как неожиданно посвежел воздух и опустились сумерки. Пока собирали вещи и усаживались в лодку, окончательно стемнело. Ровный рокот мотора рвал ночную тишину, немцы примолкли. Сидоркин, пристально вглядываясь в темноту, пытался сообразить, где же этот самый Ершовский залив. Ни берега, ни огоньков. Что за чертовщина! И вдруг до него дошло – заблудился! Кажется, проскочил мимо. Стараясь не вызывать подозрений у немцев, развернул лодку и… налетел на невидимую в темноте песчаную косу. Перепуганных немцев повыбрасывало за борт. Ситуацию спасло только то, что глубина залива в этом месте была всего лишь по пояс. Когда стянули лодку в воду и проверили мотор, который, к счастью, не повредился, мокрые и закоченевшие влезли в лодку сами. После встряски и ночного купания у Сидоркина существенно улучшилась ориентация, и к двум часам ночи лодка вошла–таки в Ершовский залив. Навстречу с фонариками бежали Ларин и Штеренберг, выкрикивая на бегу весь словарь ненормативной лексики. На берегу рядом с "Волгой" стоял растерянный водитель, который не знал, что ему предпринять: ждать ли до утра или ехать в Иркутск и бить тревогу. Слава Богу, все обошлось. Пришедшие в себя иностранцы, нервно похихикивая, стали переговариваться между собой. Энгельгардт должен был делать доклад на утреннем заседании, поэтому немцев сразу отвезли в гостиницу.
Вконец расстроенный Сидоркин шел утром в институт, "предвкушая" встречу с Пестуновичем и иностранными гостями. Но за ночь немцы окончательно пришли в себя и радостно вспоминали свое ночное приключение, вытягивая руку с поднятым вверх большим пальцем. Но кое–кто усмотрел в этом приключении злонамеренные действия Сидоркина и попытку утопить иностранцев. Во всяком случае, больше ему никогда не поручали прокатить с ветерком чужих гостей.
История третья – трагикомическая. Нам, русским, а уж тем более сибирякам, людям хлебосольным, всегда хочется доставить гостям максимальное удовольствие. Если учесть, что все конференции проходили в напряженных продовольственных условиях, можно представить, каких усилий и изощрений это стоило. Когда повезли иностранцев в Аршан, Вадим Александрович выдал Штеренбергу бутылку драгоценного Рижского бальзама. Он полагал, что ребята будут добавлять этот бальзам в водку, облагораживая тем самым последнюю. Времени на сборы было маловато, водки не купили, но зато сполоснули под краном две литровые бутылки из–под ацетона и, не снимая этикеток, налили в них С2Н5ОН. Так и угощали иностранных гостей. Адский напиток иностранцам неожиданно понравился, и Шрамл, вызывая бурный хохот, периодически спрашивал: "Мы еще будем пить ацетон?"
Когда вернулись в Иркутск, Пестунович поинтересовался у иностранцев, понравилась ли гостям поездка. Ответ его сразил наповал: "О, да, да! Очень, очень понравилась, и давайте за это выпьем ацетона!"
История четвертая – поучительная. Рафинированный эстет Энгельгардт и веселый парень Шрамл, хотя и иностранцы, но из социалистических стран. По сравнению с Советским Союзом жизнь в ГДР или ЧССР казалась сказочной, но только советским гражданам. Сами же они сравнивали себя с ФРГ. Купить хороший автомобиль в ЧССР или ГДР тоже было непросто. Так вот Шрамл ездил на "Москвиче", а Энгельгардт умудрился где–то достать хоть и б/у, но "Фольксваген". Всю дорогу, пока ехали в Аршан, Энгельгардт снобистски доставал Шрамла, понося его "Москвичок". Да это разве автомобиль? Колымага какая–то, да и только! Шрамл злился про себя, пытался что–то сказать в защиту своего железного друга, но карту крыть было нечем.
На обратном пути решили остановиться отдохнуть и перекусить в красивом местечке на Иркуте. А надо сказать, что там оказались какие–то зыбкие пески, поэтому компания расположились подальше от берега на траве. И вдруг увидели, что прямо на них с горки мчится старенький "Москвич" на бешеной скорости, и по такой траектории, что если бы находившиеся в нем два абсолютно пьяных бурята сами не изменили маршрут, то наша честная компания просто не успела бы убраться с дороги. Автомобиль с "каскадерами", прокручивая колесами, помчался по песку, и Штеренберг с ужасом подумал, что сейчас машина завязнет и им придется ее вытаскивать. Ан нет, автомобиль, как вездеход, проскочил опасную зону и, не сбавляя хода, исчез в неизвестном направлении. Первым опомнился Шрамл. Он вскочил на ноги и, размахивая руками, стал радостно и громко кричать Энгельгардту что–то по–немецки, указывая пальцем вслед "летучему голландцу". Когда Миша Ларин перевел эту горячую немецкую речь, все повалились на спины от хохота – Шрамл взял реванш. Он кричал Энгельгардту: "Смотри, смотри – теперь ты видел, на какой машине я езжу?! Посмотрел бы я на твой хваленый Фольксваген, будь он на месте моего Москвича!"