Б. А. Трофимов

Вид материала

Книга

Содержание Вспоминает Н. Н. Власова От ацетилена к химии пиррола Группа ЯМР Группа полярографии и ЭПР Группа ЯКР Теоретической группой От лаборатории высокомолекулярных соединений до лаборатории функциональных полимеров Как открывалась реакция Трофимова

Подобный материал:

• Токсубаева Лидия Сергеевна доцент кгу трофимов Анатолий Михайлович профессор кгу конференция, 336.82kb.
• Издание Смоленского Губернского Статистического комитета. Смоленск, 1905 г. Ocr сергей, 810.48kb.
• Беус Алексей Александрович назвал свой учебник, 109.36kb.
• Рабочая программа Разработал Доцент сф ргуитп п. А. Трофимов 2002 г. Принято на заседании, 55.96kb.
• Название программы, 377.15kb.
• А. А. Трофимов Петрозаводский государственный университет, 54.42kb.
• Студент группы сэу-52 Трофимов, 47.63kb.
• Методические рекомендации адресуются студентам 4-6 курсов Хроническое легочное сердце, 247.42kb.
• Ю. В. Трофимов, Б. И. Шар,, 6414.7kb.
• Темы курсовых проектов по дисциплине «Теория принятия решений», 35.1kb.

Вспоминает Н. Н. Власова


На долю нашей лаборатории, лаборатории Комарова, выпало проводить тематическое кафе к 23 февраля. Не помню уже, чья это была идея – наша или совета кафе, но нам предстояло рассказать об истории Иркутско–Пинской дивизии. Мне было поручено делать доклад. Наверное, я, если бы не это поручение, никогда не узнала бы о героическом пути по дорогам Великой Отечественной войны наших земляков. К проведению кафе отнеслись с полной ответственностью. Я приготовила доклад, коллектив лаборатории под руководством наших неизменных музыкально одаренных товарищей Юры Марошина и Виктора Мисюнаса организовывал его музыкально–певческое оформление. Наверное, все–таки, и великое, и печальное несет в себе всегда элементы смешного. Торжественная мелодия и берущие за душу слова "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой" начали мой очень скрупулезный экскурс в героическую историю воинов Великой Отечественной, прерывавшийся прекрасными песнями тех лет. "Эх, дороги…", "Синенький скромный платочек…", "Артиллеристы, зовет Отчизна нас", "Темная ночь…", "На позицию девушка провожала бойца". Я читала и читала свой доклад, лаборатория пела и пела песни военных лет, а бедные, по–моему, слегка утомленные этой патетикой слушатели, сначала скромно внимавшие нам, потихоньку стали обращать внимание на свои столы, на которых было что покушать и чем запить. Надо сказать, что меню, которое тоже продумывала лаборатория, было выдержано в традициях тех военных лет как в отношении закуски, так и горячительных напитков. Поэтому вскоре стало ясно, что ни мне довести свою героическую Иркутско–Пинскую дивизию до Победного 1945 года, ни лаборатории допеть свой репертуар до конца уже не придется. Участники кафе сами углубились в свои собственные воспоминания, быть может, о былом, а, может, и о настоящем.

Говоря о тех годах, я не могу не осветить еше одну особенность того периода нашей институтской жизни. По–видимому, сказывался определенный информационный голод. Не было таких СМИ, как сейчас, не обрушивался на нашу голову такой поток иной раз весьма противоречивой информации, и поэтому весьма важными в жизни института были достаточно многочисленные в то время общественно–политические лекции. Большая часть их проводились в рамках так называемого философского семинара, руководить которым в те годы пришлось мне. Если честно сказать, философии там было немного, а вот информативность была. В связи с этим я хочу отдать дань благодарности тем, кто, несмотря на свою загруженность, никогда не отказывался выступить перед нашей аудиторией. Прежде всего, это один из наших самых выдающихся Иркутских медиков профессор Хаим–Бер Гершонович Ходос. Врач с большой буквы, невропатолог, лечивший в свое время Чойболсана, педагог, по учебнику которого учатся студенты медицинских вузов до сих пор, свое выступление в институте с лекцией "Сон и сновидение" по существу превратил в медицинскую консультацию, нисколько при этом не волнуясь, что запланированное часовое выступление превратилось в долгое–долгое время ответов на вопросы совсем уж не о сне и сновидениях. Историк и философ, Климов Константин Агафангелович увлеченно и эмоционально прочитал нам лекцию об искусстве читать лекции. Этим методическим руководством я воспользовалась позднее во время своей, правда, не очень долгой, лекторской деятельности в Медицинском институте. Лекции читались бесплатно. И я не помню случая, чтобы кто–то не откликнулся на мое приглашение придти к нам в институт. Низкий поклон и вечная память всем тем, кто в то время щедро делился с нами своими знаниями.

В эти же годы работает (2 раза в месяц) институтская радиогазета под названием "Не наукой единой". В редколлегию входят Т. Г. Ермакова, Г. С. Ляшенко, Т. И. Вакульская, Г. Г. Бянкина, Н. Иванова–Казанцева, Н. К. Гусарова. После позывных "Славное море, священный Байкал" могли зазвучать хорошо поставленным голосом Г. Г. Бянкиной поздравления в честь именинников дня или разделы "Новости науки мира" и "В мире мудрых мыслей". Так, например, сообщалось о "симфонической" ткани. Швейцарский врач Г. Дженни провел многочисленные исследования и пришел к выводу, что звуковые колебания музыки Бетховена, Баха, Моцарта, Шумана и др. можно "сфотографировать" и перенести на ткань для женских платьев. Фотографии образцов такой ткани были помещены на страницах западногерманского журнала "Штерн", а американский химический концерн Дюпона и текстильная фирма Кей–Би–Си освоили серийный выпуск такой ткани под названием "Симатик". В 1968 г. по радио была оглашена и такая мудрая мысль Жолио Кюри, что "чем дальше эксперимент от теории, тем ближе он к Нобелевской премии", что очень созвучно с высказыванием другого великого ученого Нильса Бора о том, что надо посмотреть, настолько ли научная теория абсурдна, чтобы быть истинной. Иногда шла информация о новых книгах по химии, выступали отдельные сотрудники лабораторий с рассказами о командировках и прочее.

Регулярно появлялись выпуски стенной институтской газеты. В редакцию входили Л. Л. Гайнцева, Л. В. Тимохина, Н. А. Недоля и др.

Обязательно отмечали День химика, знаменуя его веселыми выездами на природу. В летнее время знамениты были необычайными впечатлениями поездки отдельных групп сотрудников в тайгу за ягодой и грибами.

Складывалась традиция проведения новогодних капустников. Перед Новым Годом почти каждая лаборатория готовила "сюрприз" для новогоднего институтского вечера. В самодеятельности принимали участие даже заведующие. Активность была столь велика, что репетиции в институтском актовом зале проходили согласно расписанию, которое вывешивалось на дверях зала. Участники бдительно следили, чтобы "чужак" преждевременно не подслушал остроты, подготовленные группами – соискателями призов. На такой праздник приходили семьями. В зале места занимали заранее. Свободных мест, как правило, не оставалось и даже нехватало – стояли в проходе, в дверях зала. После "сюрпризов" танцевали, пели и веселились почти до утра.

Шестидесятые годы были годами рождения КВН. Вся страна играла в КВН. Эта игра стала одним из самых ярких событий в общественной жизни института тех лет. 26 ноября 1966 года мы играли в КВН. Игра проходила на подмостках Иркутского театра юного зрителя, и была ее прямая телевизионная трансляция. Противником институтской команды была команда Иркутского института редких металлов (ИрГИРЕДМЕТ) – "Дробилка". Капитаном нашей команды был Виктор Мисюнас. К игре был подготовлен фильм, который по замыслу должен был отражать сущность работы в ИрИОХе. В фильме в пятилитровую колбу В. Мисюнас всыпал, вливал и затем перемешивал какие–то реагенты. Постепенно это все превращалось в сгусток. Из этого ватообразного сгустка в конце эксперимента вырывалась живая белая мышь. Затем Мисюнас добавлял в сосуд немного чего–то, что означало катализатор. После этого раздавались шипение, взрыв и из лопнувшей колбы с магическим заклинанием "и–и–ох", "и–и–ох" выходили все члены команды института в составе Ю. Фролова, Ю. Скворцова, А. Чичкарева, В. Вялых, А. Ретинского, Э. Дубинской, В. Петринска, Г. Бянкиной, К. Зихермана, Л. Бородина. Эта домашняя заготовка, остроумие участников, хорошая игра, задор, а также артистизм, находчивость и остроумие Виктора в конкурсе капитанов и особенно сразившее жюри его умение испечь блины прямо на сцене со сноровкой гораздо большей, чем у девушки, снискали победу нашему институту. Ликованию тех, кто был в зале в числе команды болельщиков, руководимой М. Б. Бодровой, и просто в качестве зрителей, и тех, кто прилип к экранам телевизора дома (в их числе были и наши родные и близкие), не было предела. По окончанию игры большая часть болельщиков во главе с Александром Спиридоновичем Атавиным ринулась на сцену тискать в объятиях и капитана команды, и всех ее участников.

Команда ИрГИРЕДМЕТа тогда начала свое выступление со стихов, автором которых был выпускник химфака 1957 года Борис Левинский. Эти стихи начинались фразой: "Уже пропели петухи в враждебной Академдеревне". С той поры за Академгородком закрепилось это хлесткое название – Академдеревня. А по окончанию игры наши соседи, команда Сибирского энергетического института, игравшего в КВН позднее, но в тот день активно болевшая за нас, приветствовала нас стихами, авторами которой были А. Кошелев и А. Шварцберг:


Вы, петухи из Академдеревни!

Мы скажем Вам без лишних слов,

Вы перепели соловьев.

Ваш капитан – отличный химик,

Великолепнейший творец,

Он создал мышку, создал кошку,

И всю команду, наконец!

А вы стояли насмерть, смело,

В бою сказалось ваше кредо.

Девиз ваш – только лишь победа,

Победа силою ума,

Железной логикой победа,

Веселой шуткой,

Смехом злым,

Все помогло вам, даже блин,

Хоть был он толст и несолен,

Но насолил "Дробилке" он.


Таковы были эти уже теперь такие далекие 50–60–е годы в жизни нашего родного ИрИОХа.

В 1970 году произошла смена руководства института. Михаил Федорович Шостаковский ушел с поста директора, и на его место пришел Михаил Григорьевич Воронков. Начался новый период в жизни института, Воронковский.

Надо сказать, что мое знакомство с Михаилом Григорьевичем Воронковым произошло на несколько лет раньше его вступления на должность директора нашего института. Это случилось осенью 1966 года во время конференции по химии и технологии органических соединений серы и сернистых нефтей в Уфе. Николай Васильевич Комаров порекомендовал мне обратиться к Михаилу Григорьевичу как специалисту в области и кремнеорганических, и сероорганических соединений, чтобы проконсультироваться по одному спорному вопросу в моей работе (я занималась изучением серосодержащих органических производных кремния). Михаил Григорьевич поразил меня какой–то удивительной простотой, доброжелательностью, отсутствием каких–либо, даже малейших признаков снобизма. Мы поговорили один раз, я спросила все, что меня интересовало, и мы расстались. Я даже не могла представить себе тогда, какую роль сыграет этот, как мне показалось тогда, очень скромный человек не только в судьбе нашего института, но и в моей жизни. Прошло с того момента всего четыре года, и мы стали свидетелями смены руководства ИрИОХа. Нам объявили, что Михаил Федорович Шостаковский покидает свой пост, а на должность директора назначен Михаил Григорьевич Воронков. Надо сказать, что к этому времени я, и не только я, находились в несколько зависшем состоянии. Решением дирекции института я и сотрудники моей группы, И. И. Цыханская и Ф. П. Клецко, а также группа В. Б. Пухнаревич были выделены из состава лаборатории Н. В. Комарова в так называемые докторантские группы. Было ясно, что за этим на самом деле стоит конфликт между Н. В. Комаровым и М. Ф. Шостаковским и что наши с В. Б. Пухнаревич докторские диссертации – это весьма проблематичное дело. Весть о смене директора мной была воспринята со смешанным чувством. У меня были очень хорошие отношения с Михаилом Федоровичем, тем более что в тридцатые годы он учился в университете одновременно с моим отцом, Власовым Николаем Александровичем, и сохранял с ним добрые, товарищеские отношения. Поэтому мне, естественно, было жалко М. Ф. Шостаковского и немного тревожно, как при любой смене руководства. В то же время успокаивала мысль, что тематика моей работы лежала полностью в русле научных интересов нового директора. И, действительно, Михаил Григорьевич по пришествию в институт первым делом собрал воедино под свое крыло всех "сирых" и "убогих" – и докторантские группы, и разбросанных по отдельным лабораториям кремнеоргаников – бывших сотрудников бывших лабораторий Б. А. Соколова и Н. В. Комарова. А дальше началось непосредственное знакомство с нами, с тем, над чем мы работаем. Я на всю жизнь запомнила это первое собеседование с Михаилом Григорьевичем. Он, как и тогда в Уфе был предельно прост и доброжелателен, поэтому я бойко начала излагать все то, над чем я трудилась все прошедшие годы, все, что мне до этого казалось очень значимым и перспективным. Михаил Григорьевич молчал. Мой энтузиазм стал стихать. Михаил Григорьевич молчал, ни вопросов, ни ощущения, что то, что я говорю, представляет для него какой–то интерес. Я совсем сникла и жалко пролепетала: "Михаил Григорьевич! Скажите хоть что–нибудь". Он встрепенулся, сказал какую–то ничего незначащую фразу, и на этом наше первое собеседование закончилось. Я ушла с тяжелым чувством и, честно говоря, с мыслью, что может быть я и не буду работать в лаборатории Воронкова, но через несколько дней он снова вызвал меня и сказал, что то, над чем я работаю, не совсем перспективно. Я работала с алкилзамещенными при кремнии карбофункциональными серосодержащими соединениями. Михаил Григорьевич переключил меня на алкоксизамещенные у кремния аналогичные вещества. С этой первой корректировки моей научной деятельности и началось мое по существу становление как исследователя. И еще я поняла тогда, что судьба благосклонна ко мне, она даровала мне еще один удивительный подарок – возможность работать с большим ученым, добрым и очень умным человеком. Широта научных знаний Михаила Григорьевича, его научная интуиция явились залогом того, что, придя в институт, он не ломал через колено ни одно существовавшее до него научное направление. Он бережно сохранил все, быть может только, так, как в моем случае, ненавязчиво кое–какие из них подкорректировав. У него не было пасынков в том научном коллективе, который он возглавил. В силу своей огромной научной эрудиции он сумел разглядеть интерес и важность большинства того, что уже сложилось в научной жизни ИрИОХа.

Каким же был этот почти четвертьвековой период в жизни института, период, который мы теперь называем Воронковским? Вот мое виденье этого времени. Умело сохранив основной кадровый состав института, Михаил Григорьевич привлек к работе и своих коллег из Ленинграда (Санкт–Петербург), Горького (Нижний Новгород), Риги. Это прежде всего Николай Сергеевич Вязанкин, известный металлорганик, Вадим Александрович Пестунович, прекрасный химик, ЯМР–спектроскопист, возглавивший лабораторию, впоследствии названную лабораторией структурной химии, Владимир Ананьевич Усов, этот талантливый химик, возглавивший исследования в области новых классов серосодержащих органических соединений. К сожалению, их уже нет среди нас. Светлая им память. К числу тех, кого из иногородних ученых привлек в свой институт Михаил Григорьевич, относится и Валентин Александрович Лопырев, возглавивший сначала полимерную лабораторию, затем переименованную в лабораторию органического синтеза. Кроме уже сложившихся ученых в институт приехали и молодые специалисты. Когда я в марте месяце 1971 года пришла в свою лабораторию после длительного, почти пятимесячного отпуска в связи с рождением дочери, я растерялась, увидев большое количество молодых, абсолютно незнакомых мне людей. Среди них были теперь хорошо всем известные Валерий Михайлович Дьяков и Михаил Сергеевич Сорокин, и тогда еще студент ИПИ Виктор Петрович Барышок, которые сложились как ученые под руководством Михаила Григорьевича и которые, конечно, внесли своими исследованиями весомый вклад в развитие кремнеорганической химии. Вообще об этом периоде времени можно написать отдельную книгу, столь он был насыщен событиями. Я постараюсь осветить то, что я помню и что я знаю, кратко.

Михаил Григорьевич превратил институт из хорошего в не просто очень хороший, а в один из ведущих академических институтов страны. Работы института тех лет и известность в мире как ученого самого Михаила Григорьевича привлекли "все флаги в гости к нам". Приезжали поделиться своими знаниями в области химии органических производных кремния такие маститые ученые, как Надь (Венгрия), Ваннагат (ФРГ), Хваловски и Чермак (Чехословакия) и др. В нашей лаборатории работали продолжительное время известный американский ученый–кремнеорганик Том Бартон, чехословацкие химики Вчелак и Пола, немецкий специалист Лотар Штайлинг, венгр Дьюла Пайи, долгое время стажировались и защищали по проведенным исследованиям диссертации монгольские химики – Ширчин, Долмаа, Монхобор, Бурмаа, Палам. Для того, чтобы обеспечить нормальную работу с иностранными специалистами, в институте был создан иностранный отдел в лице Елены Александровны Петровой и Светланы Николаевны Демченко. Они обе прекрасно знали одна – английский язык, а вторая – немецкий. Научная жизнь института не просто била ключом, она фонтанировала:

• 1975 – институт проводит первый Всесоюзный симпозиум по химии биологически активных соединений элементов IVБ группы, в 1977 году – второй, в 1980 – третий. Вдохновитель этого мероприятия – Ада Тимофеевна Платонова.
  
• 1976 год – Всесоюзная конференция по химии металлорганических соединений. Число иногородних участников – больше ста человек. В Иркутск съезжаются все ведущие ученые страны в этой области химии.
  
• 1977 год – 1 Всесоюзный симпозиум "Строение и реакционная способность кремнеорганических соединений". На конференцию собрались кремнеорганики со всего СССР. Исследования кремнеорганических соединений проводились тогда во многих научных центрах нашей огромной страны – в Москве (ИНЭОС, ГНИИХТЭОС), Ленинграде (ЛТИ, Институт химии силикатов), в Киеве (Институт физической химии, Институт химии поверхности, Киевский политехнический институт), в Грузии, Азербайджане, Латвии.
  
• Последний симпозиум, шестой, мы провели в 1996 году. Он был приурочен к 75–летнему юбилею Михаила Григорьевича.
  

Этим списком, конечно, далеко не ограничивается перечень тех научных форумов, в том числе и международных, которые проводил в этот период институт. Ну а перечень тех конференций, которые посетили в то время сотрудники института, я даже не берусь приводить. Только одно хотелось бы отметить. Если сейчас мы имеем возможность отправить на конференцию, в частности, от своего коллектива от силы двух, может быть, трех человек, то в то благословенное время, в зависимости от тематики конференции, на нее только от нашей лаборатории выезжало иногда до десяти и более сотрудников. Мне особенно запомнился Международный симпозиум по химии кремнеорганических соединений. Это был 1975 год. Наш коллектив отправил заявку на десять или даже более докладов. Каково же было наше изумление, когда мы обнаружили, что из всех наших докладов был принят всего один. Роковую роль в этом сыграли сложные взаимоотношения между организатором конференции К. А. Андриановым и Михаилом Григорьевичем. Так, к сожалению, бывало в нашей жизни. Мы были в шоке. Работая уже не первый год в области кремнеорганической химии, мы посещали любые конференции, кроме конференций по кремнеорганике. Это была первая, тем более, международная. И вот решение Михаила Григорьевича: "Поедете все, кто заявил доклады. Закулисные дела вас не должны касаться". И мы ездили в то время на конференции по мере надобности, независимо от наших регалий и должностей – надо учиться, надо расширять свой научный кругозор.

Михаилу Григорьевичу была присуща удивительная демократичность. В его кабинет шел нескончаемый поток посетителей – от заведующих лабораториями до лаборантов. Я не помню случая, чтобы кому–то было отказано в приеме. Я, уже работая на посту заместителя Михаила Григорьевича по лаборатории, иногда в течение дня, а то и двух не могла решить с ним лабораторные, да иной раз и свои личные проблемы. Я даже уяснила код: если Михаил Григорьевич говорит: – "Идите", – надо бежать, сломя голову, чтобы кто–нибудь не обошел тебя на вираже, если – "Минуточку подождите", – можешь идти спокойно, у тебя есть минут десять, а то и пятнадцать, если – "Через пять минут", – это, как минимум, через полчаса, а если – "Освобожусь через полчаса" – то это гиблое дело, можно и вообще в этот день не встретиться. В директорском кабинете решались и чисто житейские вопросы, но особенно длительными и увлеченными были обсуждения с директором научных проблем. Огромная научная эрудиция Михаила Григорьевича, его интуиция делали эти обсуждения всегда полезными и плодотворными. Как истинно богатый знаниями человек, Михаил Григорьевич никогда не отказывался поделиться этими знаниями с собеседником и никогда не боялся проконсультироваться по тому или иному вопросу у своих сотрудников. Помню, я очень долгое время в разговоре с Михаилом Григорьевичем пыталась обходить скользкие места, чтобы не признаться, что я этого не знаю или не понимаю, считая, что это очень стыдно чего–то не знать в своей работе. Но однажды деваться было уже некуда, и я промямлила: "Михаил Григорьевич! Я это не знаю". Каково же было мое изумление, когда я услышала ответ: "Да я, Наталья Николаевна, это тоже не знаю". С тех пор я никогда не скрывала своего отсутствия знаний в том или ином вопросе. Михаил Григорьевич действительно учил нас не только плодотворно работать, химически грамотно писать, логически мыслить, но и быть честными с окружающими и с самим собой.

Те четверть века – семидесятые и, в особенности, восьмидесятые годы в жизни страны, вошли в историю как годы застоя, но не было застоя в стенах нашего института. И это – тоже благодаря Михаилу Григорьевичу. Даже его собственные проблемы со зрением не отразились на его напряженном, насыщенном темпе работе, и, следуя этому примеру, столь же напряженно и насыщенно работал весь институт. Когда в восьмидесятых годах в наш обиход вошли понятия "консенсус", "плюрализм мнений", мы поняли, что это все было присуще нашему коллективу и ранее. Именно так работал Ученый совет института. Иногда "плюрализм мнений" затягивал его заседания на долгие часы. Выдержке Михаила Григорьевича можно было позавидовать. Он молчал, только слегка каменея в ожидании, когда члены Ученого совета, наконец, придут к "консенсусу".

При всей своей огромной работоспособности, необычайной увлеченности и преданности своей науке, Михаил Григорьевич не был сухарем. Он обладал и обладает до сих пор удивительной жаждой жизни, умением и желанием общаться с людьми. Память хранит наши лабораторные застолья по случаю Нового года, 23 февраля или 8 марта. Коллектив любил эти праздники и всегда проявлял массу выдумки и изобретательности при их организации, и во многом на выдумки наших мини–капустников нас вдохновлял именно Михаил Григорьевич. Примечательно то удовольствие, которое он получал, когда они нам удавались. Память хранит и наши многочисленные, особенно в семидесятые годы, выезды по случаю приезда в нашу лабораторию очередных гостей, отечественных или зарубежных, в мой домик на берегу Байкала в поселке Б. Коты. Михаил Григорьевич был с нами и, так же, как мы, неподдельно, искренне радовался и костру на берегу ночного Байкала, и так же, как мы, с упоением пел песни у этого костра и лез на Лысую гору, чтобы увидеть многокилометровый ландшафт Байкала и прилегающей к нему тайги, чтобы почувствовать аромат осеннего леса, наполненного запахом увядающей листвы, осенних грибов, и так же, как мы, радовался пойманной рыбе, сваренной из этой рыбы ухе, немудренному застолью тех лет повального дефицита.

Добрый, умный, щедро делившийся и делящийся сейчас своими энциклопедическими знаниями со своими коллегами, чрезвычайно интенсивно и плодотворно работающий, человек, обладающий удивительным жизнелюбием, – вот такой совсем неполный портрет Михаила Григорьевича Воронкова, возглавлявшего практически 25 лет наш институт в один из светлых и насыщенных яркими событиями периодов его истории.




От ацетилена к химии пиррола


А. И. Михалева, О. В. Петрова


В 1970 году директором института был назначен член–корреспондент АН СССР М. Г. Воронков – крупный и разносторонний ученый, завоевавший мировое признание своими работами в области органических соединений кремния и серы, автор многих сотен оригинальных статей и ряда монографий. Его заместителем с 1973 г. являлся крупный специалист в области химии металлоорганических соединений, лауреат Государственной премии, доктор химических наук, профессор Н. С. Вязанкин. Начиная с 1970 г., институт пополнился многими молодыми инициативными учеными из Риги, Ленинграда, Горького, Новосибирска.

Ведущее место в тематике института начинают занимать исследования в области элементоорганических соединений, в особенности органических производных кремния и серы. Исследования по химии ацетилена сосредоточились в основном в двух лабораториях, руководимых профессором Б. А. Трофимовым и профессором Г. Г. Скворцовой.

Традиционная органическая химия, охватывающая в основном соединения, содержащие углерод, водород, азот, кислород, хлор, бром, йод, уже зачастую не в состоянии удовлетворить возросшие запросы новейшей техники, нуждающейся в веществах и материалах с необычными свойствами. Материалы с уникальными свойствами и специфической структурой удается получить введением в органическую молекулу гетероатомов других элементов – серы, кремния, фосфора, бора, фтора, металлов.

В 70–е годы перед химической наукой ставились новые большие задачи по расширению исследований в области синтеза новых химических соединений для получения веществ и материалов с новыми свойствами, по повышению степени извлечения полезных ископаемых из недр, а также резкого уменьшения вредного воздействия отходов на окружающую среду. Появилась потребность в создании новых химических процессов с высокоэффективными каталитическими системами, обеспечивающими значительное ускорение химических реакций. В связи с этими требованиями к проводимым в институте исследованиям на первый план становятся их оригинальность, фундаментальность, высокий научный уровень и практическая целенаправленность.

Если в первые годы существования института основной целью его деятельности являлась разработка препаративных методов синтеза новых принципиально полезных соединений и расширение их ассортимента, то теперь наряду с глубокими теоретическими исследованиями и поиском новых реакций и классов соединений, решались задачи скорейшего практического освоения синтезированных веществ и превращения лабораторных методов в современные технологические процессы.

Одним из важнейших принципов, лежащих в основе деятельности института, являлось осуществление комплексных исследований на основе тесной взаимосвязи лабораторий и специалистов разного профиля. Это позволяло значительно повысить продуктивность, эффективность, интенсивность и качество проводимых научных исследований.

Заслуживает внимания опыт ИрИОХ по организации комплексных исследований с выходом в промышленность, сельское и рыбное хозяйство, а также в медицину.

Институтом проводились совместные исследования и разработки с многочисленными предприятиями, отраслевыми и академическими институтами, высшими учебными заведениями и другими организациями страны, с которыми было заключено более 150 договоров о творческом сотрудничестве.

Был заключен генеральный договор о научно–творческом объединении с Усолье–Сибирским химфармкомбинатом. В течение многих лет развивалось тесное сотрудничество института с Карагандинским заводом синтетического каучука, Ангарским заводом химреактивов, Байкальским целлюлозно–бумажным комбинатом и другими предприятиями региона и страны.

ИрИОХ проводил совместные исследования с академическими институтами и высшими учебными заведениями ГДР, ЧССР, ПНР, НРБ, МНР, США и ФРГ. Ежегодно проводился обмен ведущими учеными и двусторонняя стажировка сотрудников, осуществлялись совместные публикации полученных результатов в советских и зарубежных журналах. В частности, проводились широкие совместные исследования в области теоретической кремнеорганической химии с привлечением новейших физических методов совместно с Институтом теоретических основ химических процессов ЧСАН (Прага), Институтом физической химии АН ГДР (Берлин) и Институтом органической химии ПАН (Варшава).

В середине 70–х годов институт посещают известные ученые разных стран: В. Бажант и В. Хваловский, И. Пола из Чехословакии, У. Ванагат, В. Нойман и Р. Штааб из ФРГ, К. Рюльман и Г. Энгельгарт из ГДР, Д. Баннет, М. Хантер, Д. М. Беллама и Г. Гейтос из США, У. Стерлинг из Англии. Из Польши приезжают М. Макоша, Я. Арцт, В. Витановский, из Японии – Оае, Окамура, Кигия, Фуракава, Цурута и др. Интерес к исследованиям института проявляют представители японских и шведских фирм.

Наряду с этим повышению авторитета института способствовали и выступления его сотрудников на международных конгрессах и симпозиумах. Представлялись доклады в США, Англии, Франции, ФРГ, Италии, Индии, Польше, Болгарии, ЧССР.

Член–корреспондент М. Г. Воронков выступал с пленарными докладами на всех международных конференциях по химии кремнеорганических соединений и конгрессах ИЮПАК, им прочитаны лекции и доклады в университетах и фирмах во время поездок в США, ФРГ, Индию, Польшу, Болгарию и другие страны.

В ИрИОХ получили дальнейшее развитие исследования в области синтеза и изучения реакционной способности би– и полиметаллоорганических соединений, отмеченные в 1971 г. Государственной премией СССР.

В институте организовывались новые и функционировали следующие лаборатории и группы:

• элементоорганических соединений (М. Г. Воронков);
  
• металлоорганических соединений (Н. С. Вязанкин);
  
• гетероатомных непредельных соединений (Б. А. Трофимов);
  
• органических соединений серы (В. А. Усов);
  
• гетероциклических соединений (Г. Г. Скворцова)
  
• синтеза полимеров (В.А. Лопырев);
  
• полимеризационных процессов (В. З. Анненкова);
  
• природных соединений (А. А. Семенов);
  
• фитохимии (В. А. Бабкин);
  
• биологической активности (А. Т. Платонова);
  
• физико–органической химии (Ю. Л. Фролов);
  
• радиоспектроскопии (В. А. Пестунович);
  
• аналитическая лаборатория (В. И. Скоробогатова);
  
• группа хлорорганических соединений (А. Н. Мирскова);
  
• группа химии карбенов (С. М. Шостаковский).
  

Создание лаборатории структурной химии

Т. И. Вакульская и Л. И. Ларина


Перед самым Новым 1971 годом знакомили с институтом будущего заведующего лабораторией 28–летнего кандидата химических наук, но уже автора открытия, Пестуновича Вадима Александровича из Риги. По тем временам – из Риги да в Сибирь! – просто не верилось. Впоследствии он и сам говорил, что ехал, поддавшись уговорам М. Г. Воронкова, лишь посмотреть и познакомиться, но так был очарован Сибирью, что тут же согласился. А уже менее чем через два месяца на доске объявлений появился приказ о создании лаборатории радиоспектроскопии и переводе (без каких–либо предупреждений!) в новую лабораторию вместе со спектрометрами ЯМР и ЭПР сотрудников института – к.х.н. И. Д. Калихман, м.н.с. В. К. Воронова и аспирантки Т. И. Вакульской. Надо сказать, что Воронов тогда работал в лаборатории гетероциклических соединений у Галины Георгиевны Скворцовой, а Калихман и Вакульская – в лаборатории высокомолекулярных соединений у Юрия Гавриловича Кряжева. Приказ есть приказ, именно с этих трех аборигенов и варяга Пестуновича началась долгая и непростая научная деятельность лаборатории радиоспектроскопии, которая впоследствии (в 1978 году) была переименована в лабораторию структурной химии.

Вадим Александрович, интеллигент до мозга костей, произвел на нас ошеломляющее впечатление. Он никогда не заставлял и не приказывал – он просил, но смотрел на тебя такими глазами, что если бы он попросил спрыгнуть с третьего этажа, никто бы не нашел в себе сил отказаться!

Пятым членом коллектива стала Молошь Нелли Яковлевна – хозлаборантка, машинистка и, как подшучивали в лаборатории, телохранитель В. А. Пестуновича, так как из–за отсутствия лишних площадей она, высокая мощная женщина, располагалась в его кабинете прямо у дверей. Она так трепетно относилась к Вадиму Александровичу, что если бы, не дай Бог, что случилось, она действительно закрыла бы его своим телом от пуль и вынесла на руках из огня. Но и появление новых комнат ситуацию не изменило: количество сотрудников в лаборатории росло прямо на глазах и гораздо быстрее, чем количество комнат. Уже к сентябрю в лаборатории числилось 10 человек, а к следующему лету – уже 16. Так и проработала наша Нелли Яковлевна все 10 лет вплоть до ухода из института по состоянию здоровья в одном кабинете с В. А. Пестуновичем. А он готов был терпеть неудобства ради любимой работы.

В первый же год в лабораторию пришли физики – выпускники Иркутского госуниверситета Миша Ларин и Валерий Сидоркин. Очень разные по своему складу люди, но одинаково увлеченные наукой и делом. В. А. Пестунович относился к ним с особенной теплотой. На них он возлагал большие надежды, и они оправдали их. Многое из самого значительного, что сделано тогда в коллективе, безусловно, связано с их именами. Из Риги приехали Валя Фешин, Лена Цетлина, Стас Тандура.

Тематика лаборатории изначально была ориентирована на кремний. Но Вакульской Тамаре, только что окончившей аспирантуру по специальности "Химия высокомолекулярных соединений" и не успевшей защититься до перевода в лабораторию радиоспектроскопии, Вадим Александрович предоставил возможность спокойно завершить работу с условием, что после защиты она поедет в Москву в Институт тонкой химической технологии им. Д. И. Менделеева осваивать электрохимию и методы восстановления кремнеорганических соединений. Ее защита в марте 1972 года стала первым праздником в лаборатории. А в 1973 году защитил кандидатскую диссертацию Володя Воронов. Как молоды мы были! С фотографий того времени на нас смотрят удивительно молодой Вадим Александрович и совсем юные сотрудники, а ведь тогда он казался нам ужасно солидным человеком.

Скоро в лаборатории стало четыре полноценных научных группы – ЯМР, ЯКР, полярографии и ЭПР и теоретической химии. Почти еженедельно проводились научные семинары, ответственным за которые долгое время был В. Ф. Сидоркин. В то время Сидоркин был очень резким и задиристым, и Вадиму Александровичу пришлось приложить немало усилий на его перевоспитание. Все были молоды и энергичны, каждый только начинал свою научную карьеру и готов был биться за место под негорячими, но бесплатными лучами советской науки. Были приобретены два по тем временам шикарных чешских ЯМР спектрометра фирмы "Тесла" на 80 МГц, к которым вскоре добавился спектрометр этой же фирмы, но уже на 100 МГц, который мог работать как в CW–, так и в импульсном режиме. ЯМР–щики мечтали о новом спектрометре фирмы "Брукер", но покупали то, что было доступно. В лаборатории появилась даже б/у "Тесла" на 60 МГц.

Наши умельцы Миша Ларин и Боря Штеренберг (в просторечии "Штырь") разработали и создали приставку гетероядерного двойного резонанса к спектрометру ЯМР и реализовали методику накопления сигналов в режиме ИНДОР. Благодаря внедрению этих методов, а также плодотворному сотрудничеству с ИГУ и институтами ИОС АН ЛатвССР и ИК АН ЭстССР был существенно расширен диапазон исследуемых ядер.

Группа ЯМР Инны Давидовны Калихман исследует конформации и стереодинамическое поведение молекул, комплексообразование триэтилгермиллития с органическими основаниями. Она активно ведет исследования методом динамического ЯМР. И на плечах этой группы лежит основная тяжесть аналитической работы.

Структурные исследования азолов методом ЯМР в присутствии парамагнитных добавок и лантанидных сдвигающих реагентов ведутся Володей Вороновым.

Группа полярографии и ЭПР Тамары Вакульской располагала прекрасным французским ЭПР–спектрометром THN–252, приобретенным еще Ю.Г. Кряжевым, и двумя чешскими полярографами. Володей Алешиным, нашим бессменным стеклодувом, была изготовлена и запущена в работу высоковакуумная установка. К ней была присоединена очистная система для аргона на калий–натриевом сплаве. Группа уже к концу 1973 года полностью освоила чрезвычайно сложные методики химического, фотохимического и электрохимического генерирования радикалов и ион–радикалов элементоорганических соединений.

Правда, "внедрившийся" в лабораторию В. А. Лопырев медленно, но верно уводит группу в сторону нитроазолов. Видимо, уже тогда Люда Ларина "села на измену" методу ЭПР. В связи с поломкой спектрометра ЭПР в 1978 году, ей пришлось осваивать смежную специальность – спектроскопию ЯМР и корреляционный анализ применительно к азолам, что в результате вылилось в диссертационную работу, которую она защитила в 1983 году.

В лаборатории, кроме В. А. Пестуновича, был единственный химик по образованию, химик–синтетик от Бога, Леня Петухов. Студентом 4 курса химфака ИГУ он пришел к Вакульской в 1971 году для выполнения курсовой, а потом и дипломной работы. Талантливый и работоспособный, он обладал удивительной особенностью – как ребенок радовался каждому удачному эксперименту и впадал в уныние при любой неудаче. Тем не менее, только он был способен повторять один и тот же сложнейший эксперимент десятки раз, пока не добивался идеальной воспроизводимости результатов. Свою дипломную работу он докладывал в МГУ им. М. В. Ломоносова на Всесоюзном конкурсе студентов и занял первое место. Он прислал из Москвы трогательную телеграмму со словами: "ЗАСЛУГА УСПЕХЕ БОЛЬШЕ ВАША ЧЕМ МОЯ =ЛЕНЯ".

Группа ЯКР В. П. Фешина, проанализировав огромный массив экспериментальных данных, показала, что спектральные и физические особенности геминальных систем обусловлены не эффектами сопряжения, как это считалось ранее, а электростатическим взаимодействием р_–электронов атома хлора с зарядом атома непосредственно через поле.

Теоретической группой Валерия Сидоркина был создан банк программ квантово–химических расчетов. Первая из них, реализующая алгоритм метода CNDO/2, была передана Сидоркину профессором В. И. Минкиным. Эта программа была доступна всем желающим и активно использовалась сотрудниками института. Группа ведет исследование структуры силатранов и природы их трансаннулярной связи, гетерозамещенных инденов и инданов. Кроме того, было теоретически обосновано существование ранее неизвестного явления неэквивалентности спектральных характеристик энантиомерных молекул и радикалов в поле поляризованной световой волны.

В 1980 году лаборатория достигает своего максимального численного состава в 27 человек, пополнившись за счет влившейся в коллектив группы хроматографии В. В. Кейко из 4 человек.

Но лаборатория не только работала. В те далекие времена молодежь еще не разучилась отдыхать. Каждое лето целая флотилия моторных лодок отправлялась на Малое море с женами, детьми и собаками. Ловили рыбу, купались в Байкале, загорали до черноты, вечерами сидели у костров и пели песни. К Новогодним праздникам лаборатория обязательно готовила сюрприз. В одном из таких сюрпризов “метеорологи” нашей лаборатории давали “прогноз погоды”, который заслуживает, чтобы привести его здесь целиком:

“Климат в предстоящем году, как и в прошлые годы, будет определяться движением финансовых масс на территории Сибирского отделения АН. Погода в Институте органической химии будет складываться из распределения финансовых течений в центрально–административном и периферийном районах.

В первом квартале этого года ожидается приближение небывалого валютного циклона, который вызовет выпадение обильного осадка в виде хроматомасс–спектрометра на физико–органическое плоскогорье. В остальных районах никаких осадков не ожидается.

В Элементоорганическом крае резкое похолодание, обусловленное появлением крупного монографического метеорита. Его приближение уже в настоящее время вызывает магнитные бури в этой области.

В районе Непредельных соединений погода будет определяться, как и ранее, значительным давлением сверху.

Полимерный автономный округ – туман, туман, видимость не более одного–двух метров.

Гетероциклическая область – устойчивые ветра преимущественно в одном направлении винилирования.

Теплые ветры с Олимпа в зоне Биологической активности создадут прекрасные условия для размножения и процветания простейших микроорганизмов.

После финансовых гроз в Хозяйственно–Административной области ожидается установление относительно ясной солнечной погоды”.


Все с удовольствием принимали активное участие в проведении знаменитого кафе "Березка".

Обаяние Вадима Александровича способствовало тому, что практически сразу, как он появился в Иркутске вокруг него образовался круг интересных и известных людей – журналистов, художников, музыкантов. И все сотрудники лаборатории тоже как–то сразу были вовлечены в этот круг. Было время, когда дома у Вадима Александровича регулярно собиралось что–то вроде салона, где за чашкой настоящего кофе велись интересные беседы и споры. К какому–то из дней рождений Вадима Александровича Вакульская даже написала об этом в стихах.


Ты появился холодной зимою,

С нами знакомился накоротке.

Было в улыбке и взгляде такое,

Что не могло не запомниться мне.

Было все ново и все необычно,

Светский салон, Раппопорт и Леви,

Мы набирались манер и привычно

Умные речи за кофе вели.

Много работали, не уставая,

Ведать не ведали слова «покой»,

Что за идея такая святая

Нас, вдохновляя, ведет за тобой?


Свой первый десятилетний юбилей лаборатория встречает на подъеме. К этому времени завязались тесные научные контакты с учеными не только всего Советского Союза, но и с зарубежными коллегами, которые стали периодически наезжать в Иркутск, а наши сотрудники наведываться за границу. Пошли первые защиты кандидатских диссертаций, от начала и до конца выполненные в лаборатории. В декабре 1977 года на одном совете представили свои работы Миша Ларин и Стас Тандура, в июне 1978 года – Валерий Сидоркин. В 1979 году лаборатория организовала и провела первую Всесоюзную конференцию "Спектроскопия ЯМР тяжелых ядер элементоорганических соединений" с участием иностранных ученых.

Организованные в честь десятилетнего юбилея празднества сочетали серьезность ученых мужей и легкомысленность, свойственную только молодости. Впереди была вся жизнь!


От лаборатории высокомолекулярных соединений до лаборатории функциональных полимеров


Из воспоминаний Т. Г. Ермаковой, Г. С. Ляшенко, Л. А. Татаровой

и Т. И. Вакульской


На должность заведующего лабораторией высокомолекулярных соединений в 1964 году был назначен кандидат технических наук Кряжев Юрий Гаврилович. Ю. Г. Кряжев – ровесник химии высокомолекулярных соединений, одной из самых молодых отраслей. Химия в нашей стране в то время сделала такие видные, такие значительные шаги! Мало, оказывается, создавать новые полимеры, которые все прочней и разнообразней входят в наш быт и хозяйство. Надо предупредить их старение, добиться того, чтобы срок их службы был как можно дольше. Эта проблема увлекла Кряжева еще тогда, когда он учился в Московском текстильном институте по специальности "Технология химического волокна", а потом 4 года работал в проблемной лаборатории кафедры химических волокон. Там и защитил диссертацию по модификации полимеров.

Есть в институте полимерная лаборатория! Постепенно создается дружный, спаянный коллектив, для которого полимеры – главная забота. Первыми сотрудниками лаборатории были: необыкновенно красивая женщина 35 лет (она была старше нас всех) З. А. Окладникова, Т. И. Юшманова, А. В. Ржепка, Е. Ф. Шибанова, Л. И. Волкова, Т. Г. Ермакова. Все молодые, окончившие институты, пришли грызть науку, создавать новые полимеры с технически ценными свойствами. О кандидатских диссертациях не думали, хотя и говорят: "Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом". Нас поглотила интересная работа, и когда на очередном коллоквиуме Юрий Гаврилович говорил, что мы будем защищать диссертации, мы только смеялись. 1964 год. Первые шаги к новым полимерам.


Топ, топ. Очень нелегки

В неизвестность первые шаги,

А дорожка к полимеру так длинна,

Ох, как долго тянется она.


Ю. Г. Кряжев справедливо считал, что современная полимерная наука не может существовать и успешно развиваться без новейших физико–химических методов исследования. На техническое оснащение лаборатории, освоение, отладку и конструирование приборов коллектив затрачивает немало усилий. Ряд сотрудников лаборатории, Т. И. Вакульская (метод ЭПР), И. Д. Калихман (метод ЯМР), Г. Ф. Мячина (электропроводность) и другие, стажируются в центральных академических институтах страны. Затраты, конечно, окупятся – ведь создается прочная база для серьезных научных поисков на высоком уровне. Сотрудники работают над созданием полимеров с системой сопряженных связей из ацетиленовых соединений, ищут новые возможности полимеризации по тройной связи. В лаборатории ВМС найден новый метод полимеризации, названный авторами "полимеризацией, сопровождаемой полирекомбинацией". Метод дает возможность получать полимеры с полупроводниковыми свойствами даже из таких ацетиленовых соединений, которые очень трудно полимеризуются другими методами. "Полиеновая конденсация" – еще одно достижение лаборатории: было установлено, что такие, казалось бы, абсолютно бесперспективные с точки зрения полимеризации вещества, как четыреххлористый углерод, хлористый метилен, хлороформ в определенных условиях также могут образовывать полимеры. Да не какие–нибудь, а типичные полупроводники. Разработаны новые методы синтеза производных винилацетилена. Над этими проблемами работали сотрудники лаборатории Т. И. Юшманова, Е. Ф. Шибанова, Т. Г. Ермакова, А. В. Ржепка, В. Б. Петринска, Р. Г. Султангареев, Е. Н. Байбородина, Л. И. Бородин, В. Н. Салауров, Л. И. Волкова, А. Ретинский, О. Н. Флоренцова, Ю. В. Марошин, Ю. А. Мячин, В. М. Вялых, Л. Г. Розинова. Почти все наши исследования в области полимеров вызваны к жизни запросами практики, иногда даже прямыми заказами химических производств. Это подтверждается таким фактом: большая часть хоздоговорных работ связана с разработкой и внедрением новых полимеров. В лаборатории много внимание уделяется подготовке кадров. Ежегодно под руководством сотрудников лаборатории проходили преддипломные практики и выполняли дипломные работы студенты химических факультетов университетов.

1969 год для лаборатории ВМС знаменуется первой защитой кандидатской диссертации А. В. Ржепкой. К этому времени в лаборатории появляются новые сотрудники – выпускники химического факультета Политехнического института – Л. А. Татарова, Е. Н. Медведева. Иногда в солдатской форме забегает забритый на год в армию В. Н. Салауров. А вскоре на 2 года в армию забирают специалиста–электронщика И. С. Погуду.

Надо сказать, что Ю. Г. Кряжев собрал в лаборатории не только синтетиков–полимерщиков, но и физиков, которые занимались спектральным исследованием полимеров и изучением их физических и электрических свойств. Э. И. Бродская к тому времени была уже сильным спектроскопистом, И. Д. Калихман занималась ЯМР–спектроскопией, Т. И. Вакульская – ЭПР–спектроскопией, Т. Дымбрылова исследовала структуру полимеров методом УФ–спектроскопии, Н. Баталова определяла методом эбуллиоскопии молекулярную массу полимеров, И. С. Погуда и пришедшая на диплом из Иркутского госуниверситета Г. Ф. Мячина занимались изучением электрофизических свойств полимеров (электро– и фотопроводимостью), Е. А. Ельцова – люминесценцией, Ю. А. Мячин и В. Н. Салауров – термодеструкцией полимеров. Была в то время в лаборатории и своя рентгеновская установка. Работа в лаборатории кипела в полном смысле этого слова, синтетики «варили» полимеры (лестничные, полисопряженные), а физики доказывали их структуру и изучали свойства полимеров. Такой симбиоз синтетиков и полимерщиков привел к тому, что защиты кандидатских диссертаций сыпались, как из рога изобилия. Защищали диссертации и те и другие. За 9 лет – 13 кандидатских диссертаций! Финалом деятельности Ю. Г. Кряжева как зав. лабораторией ВМС можно считать защиту им в июне 1972 года докторской диссертации. В то же лето состоялось более близкое знакомство лаборатории с новым директором института М. Г. Воронковым, которое едва не закончилось плачевно. Ю. Г. Кряжев пригласил М. Г. Воронкова вместе с несколькими своими сотрудниками совершить прогулку на моторной лодке в Курминском заливе. Разыгравшийся внезапно шторм не позволил экскурсантам вернуться домой. С трудом причалив к берегу, бедолаги были вынуждены провести на берегу у костра всю ночь. Как выяснилось позже, в этот шторм погиб наш сибирский драматург А. Вампилов.

Мы были единой семьей: вместе работали и отдыхали и некогда было скучать: катание на лыжах на горке за ИОХом с большим костром и чаепитием, выезды на турбазы, озеро Байкал, в Коты, ночные посиделки с песнями, с просмотром слайдов и вкусной индеечкой и т. д.


В ИОХе есть народ особый,

Пожалуй, самой высшей пробы.

Он и в науке не простак,

И отдыхать большой мостак.

Он никогда не зазнается,

Он ВМС–ами зовется.


9 лет пролетело незаметно. В конце 1972 года заведующий лабораторией Ю. Г. Кряжев уезжает в Томск директором Института химии нефти.

1973 год. Меняются цели научных исследований. Заведующим лабораторией уже "Синтеза полимеров" назначают кандидата химических наук Валентина Александровича Лопырева, прибывшего в Сибирь из Ленинградского технологического института целлюлозно–бумажной промышленности.

За 9 лет изменились планы научных исследований в области химии полимеров. Коренным образом меняется и тематика лаборатории. Теперь основной упор делается на азотсодержащие водорастворимые полимеры. Приобрели большое значение водорастворимые полимеры благодаря тому, что их использование не вызывает загрязнения окружающей среды. Они имеют широкое применение в медицине и технике: в производстве клеев, пленочных материалов, при обработке бумаги, волокна и тканей, при изготовлении красителей, типографских красок и других материалов. Лаборатория активно включилась в новую работу. Решили обновлять стиль работы.

Число сотрудников росло. Около 50 человек занималось разработкой новых полимеров с ценными свойствами, внедряли их в производство, катались ежегодно в экспедиции, активно участвовали в конкурсах на лучшие работы, в проведении конференций. Четыре конференции по "Водорастворимым полимерам" с 400 участниками со всей страны проведено было нашей лабораторией.

В науке нет окраин. В 1974 году неделю в Иркутском Академгородке, возле здания Института органической химии СО АН СССР развевались государственные флаги Советского Союза и Японии. Здесь проходил первый советско–японский симпозиум по полимерам. Темой для первой встречи советских и японских ученых были выбраны научные и прикладные аспекты получения и переработки важнейших современных полимеров – полиолефинов, диолефинов и поливинилхлорида.

К этому времени в институте созданы новые лаборатории, объединившие всех физиков, в состав которых вошли и наши специалисты спектрального анализа. В нашу лабораторию приходят новые молодые специалисты, в основном из Иркутского госуниверситета: А. И. Грица, Н. П. Кузнецова, Н. С. Шаглаева, Т. Н. Рахматуллина, Н. К. Нефедов, И. А. Титова, В. И. Мизандронцев, В. Н. Курочкин, С. Н. Суслов и другие. Благодаря неиссякаемой энергии, огромной научной эрудиции и организаторским талантам В. А. Лопырева лаборатория синтеза полимеров обрела "второе дыхание". Это и призовые места в соцсоревновании, на конкурсах научных и прикладных работ института, хозяйственные договоры и бесчисленное количество договоров о творческом содружестве, научные стажировки, укрепление творческих связей и совместные работы с такими институтами, как Московский институт химической физики РАН, МГУ (кафедра высокомолекулярных соединений), ИНЭОС РАН и т. д. Благодаря творческой дружбе с кафедрой высокомолекулярных соединений получает дальнейшее развитие область водорастворимых полимеров – изучение интерполимерных комплексов. К этому времени лаборатории удалось купить и запустить в работу ультрацентрифугу, с помощью которой стало возможным изучение интерполимерных комплексов на высоком научном уровне. Все разработки тех лет позволили осуществлять хозяйственную деятельность лаборатории в широком интервале прикладных аспектов, начиная с работ, связанных с ВМФ, и кончая такими проблемами, как медицина, виноделие и техника. Все знают, что Лопырев вообще не употребляет алкоголя. Так вот, однажды он с сотрудниками лаборатории был в командировке в Магарачи в институте виноградарства и виноделия (лаборатория по их заданию работала над созданием стабилизаторов и осветлителей для вина и соков). После обсуждения работы было предложено посетить дегустационный зал, на что непьющий Лопырев ответил: “А чего мы там не видели?”. Только возмущенные вопли сотрудников спасли положение. В дегустационном зале мы по–настоящему оценили не только качество вин, но и важность своей работы. Кстати, некоторые наши совместные с виноделами результаты опубликованы в серьезных научных журналах, например, в журнале “Пиво и напитки (соки, вино и безалкогольные и алкогольные)” и патентах.

Отдельно стоит вспомнить и экспедиции, базирующиеся (по нынешним временам за границей) на прекрасном Иссык–Куле в Киргизии и в бухте Балаклава на Черном море, куда в течение 15 лет ездили не только члены лаборатории, но и многие сотрудники института. На Иссык–Куль Лопырев разрешал ездить даже с детьми. Те, кто не мог попасть в экспедицию, с завистью говорили, что они там купаются да варенье варят. Ну, а кто работал в экспедиции, знают, что это было такое замечательное сочетание приятного отдыха с тяжелым трудом! Во всяком случае, в книге "Российская наука – Военно–Морскому флоту" (под общей редакцией академика А. А. Саркисова, М.: Наука, 1997) написано: "Значительный вклад в исследование прикладных аспектов проблемы снижения гидродинамического сопротивления и разработку конструкторских решений внесли ученые Сибирского отделения Российской академии наук – сотрудники Института теплофизики, Иркутского института органической химии (ИрИОХ), Института гидродинамики". В книге, посвященной 300–летию Российского Военно–Морского Флота, показана его тесная связь с отечественной наукой, роль ученых Российской академии наук в выполнении фундаментальных исследований Мирового океана в интересах обороны страны и народного хозяйства. Традиции тесной связи высокой науки с флотом закладывались еще при создании Петербургской академии наук. Петр I в образном стиле говорил: "Кораблей построить и безопасно пустить в море без вспоможения наук невозможно". Тесная связь науки с флотом особенно ярко проявилась в эпоху научно–технической революции.

Работы ИрИОХ СО РАН в этом направлении были отмечены в Юбилейном сборнике, а М. Г. Воронков и В. А. Лопырев награждены медалями "300 лет Российскому флоту".

Наличие большого количества хозяйственных договоров, и соответственно, обилие задач, решаемых лабораторией, стали причиной роста штата лаборатории. Это, в свою очередь, привело к разделу в 1989 году лаборатории на два отдельных подразделения: лабораторию органического синтеза под руководством В. А. Лопырева и лабораторию синтеза полимеров, которую возглавил в конце 1989 года А. К. Халиуллин.

С приходом нового заведующего лабораторией стала меняться и ее тематика. Хотя группа Т. Г. Ермаковой и продолжала заниматься водорастворимыми азотсодержащими полимерами, а группа Н. К. Нефедова – интерполимерными комплексами, остальные же перешли на новую для себя, но близкую для А. К. Халиуллина тематику – поликонденсацию. В сферу интересов нового заведующего входили и наполненные природными силикатами полимеры винилхлорида, что давало лаборатории дополнительные средства к существованию за счет договорных работ, благо тогда заводы Иркутской области, такие, как ОАО "Усольехимпром", ОАО "Саянскхимпром" и Ангарская нефтехимическая компания могли позволить себе субсидировать научные разработки. Это время знаменуется в лаборатории появлением большого количества молодежи – аспирантов и дипломников. В этот период А. К. Халиуллин защитил докторскую диссертацию, защитили кандидатские диссертации и четверо его аспирантов. В 2004 г. А. К. Халиуллин переходит на преподавательскую работу, а осиротевшая было лаборатория с новым названием "Лаборатория функциональных полимеров" обретает нового заведующего – д. х. н. Г. Ф. Мячину, ту самую, которая в 1970 г. пришла в лабораторию делать дипломную работу и доросла до такой высоты!

Лаборатория, сменив три названия, существует уже более 40 лет. За это время коллектив рос, редел, переживал много взлетов и падений, но всегда служил предметом восхищения со стороны других лабораторий своей стойкостью, оптимизмом и сплоченностью.


Тем временем институт выдвигается на передовые позиции мировой химической науки в области химии ацетилена и кремния. Развертываются пионерские исследования в области химии гипервалентного кремния и биологически активных кремнеорганических соединений, металлоорганических соединений, высокотемпературного синтеза органических производных серы. Происходит дальнейшее развитие химии ацетилена, основы которой были заложены еще в начале прошлого века академиком А. Е. Фаворским. Развивается новый принцип повышения реакционной способности нуклеофильных реагентов за счет использования сверхосновных каталитических систем. Направленное использование сверхосновных катализаторов и реагентов привело не только к усовершенствованию главнейших реакций ацетилена и его производных, катализируемых основаниями, но и к открытию новых реакций, к разработке синтетических методов на их основе, к созданию и внедрению новых технологий, продуктов и материалов с использованием ацетилена.

Эти исследования привели к открытию и развитию, а затем и признанию именных реакций Воронкова и Трофимова.


Как открывалась реакция Трофимова

А. И. Михалева

В 1970 году после успешной защиты докторской диссертации (Ленинградский госуниверситет) Борис Александрович был избран на должность заведующего лабораторией механизмов и кинетики химических реакций (в дальнейшем – лаборатория виниловых соединений, а позже, по предложению Михаила Григорьевича Воронкова – непредельных гетероатомных соединений). В этом коллективе я работала с 1960 года. Основным направлением наших исследований был органический синтез на основе ацетилена. В 1970 году после того, как я защитила кандидатскую диссертацию, встал вопрос о планах моих дальнейших исследований. Борис Александрович предложил мне провести реакцию ацетилена с кетоксимами в суперосновной системе КОН–ДМСО (в это время им была сформулирована концепция суперосновности, которая стала систематически разрабатываться нашей лабораторией на ряде других реакций ацетилена). Для начала в качестве исходных соединений он предложил на выбор два кетоксима – циклогексаноноксим или ацетоксим – доступные товарные продукты. Предполагалось, что мы получим ранее неизвестные О–винилкетоксимы – новый класс виниловых эфиров. Я провела реакцию под давлением ацетилена в автоклаве с циклогексаноноксимом и после обработки и перегонки реакционной смеси выделила вещество с высоким выходом. Полученный продукт имел температуру кипения гораздо выше, чем у ожидаемого О–винилциклогексаноноксима. Мы определили показатель преломления, удельный вес, посчитали молекулярную рефракцию, сделали элементный анализ, сняли все возможные спектры и все–таки не сразу поняли, что же у нас получилось. Разобраться в структуре синтезированного соединения оказалось не так уж просто. Мы обратились за помощью к Геннадию Александровичу Калабину, в то время уже крупному специалисту в области ЯМР–спектроскопии, и он однозначно установил строение полученного продукта. Им совершенно неожиданно оказался N–винилтетрагидроиндол. Это был первый представитель впоследствии широчайшего ряда ранее неизвестных N–винилпирролов, молекулы которых являются ключевыми фрагментами таких жизнеобеспечивающих систем, как гемоглобин и хлорофилл. Новая реакция теперь позволяла получать эти соединения в одну стадию, из доступного сырья, при невысоких температурах и впоследствии при атмосферном давлении ацетилена.

Первое сообщение о синтезе N–винилтетрагидроиндола появляется в 1973 году. Через два года число публикаций, посвященных новой гетероциклизации кетоксимов с ацетиленом, достигает уже десяти. А далее, с 1977 года, этой реакции ежегодно посвящается по 9–10 статей в рецензируемых российских (ХГС; ЖОрХ; Изв. АН СССР; ДАН; ВМС; Хим.–фарм. журнал) и зарубежных (Tetrahedron; Tetrahedron Letters; Synthesis; Eur. J. Org. Chem.; Sulfur Letters; J. Phys. Org. Chem.; Bull. Chem. Soc. Japan; Mendeleev Commun.; J. Polym. Sci.: Polym. Chem. Ed.; Polym. Sci.; Makromol. Chem.; Magn. Reson. Chem.) журналах. Публикуются обзоры в российских (Успехи химии; ХГС; ЖОрХ; Российский химический журнал) и зарубежных (Adv. Heterocycl. Chem.; Heterocycles; Chem. Rev.; Phosphorus, Sulfur, and Silicon; Main Group Chem. News) журналах, а также в книгах: "Итоги науки и техники. Серия – Органическая химия". – Москва: ВИНИТИ; "Азотсодержащие гетероциклы". – Новосибирск; в сборнике "Химия и биологическая активность синтетических и природных соединений". – Москва: IBS Press, а также в книге "The Chemistry of Heterocyclic Compounds". – New–York. Новый пиррольный синтез патентуется в США, Англии, Японии и ФРГ и защищается десятками авторских свидетельств СССР. В 1984 году выходит в свет монография Б. А. Трофимова и А. И. Михалевой "N–Винилпирролы", быстро ставшая библиографической редкостью.

Детально исследуются закономерности этой реакции, ее механизм, синтезируются большие ряды пирролов и N–винилпирролов с алкильными, циклоалкильными, арильными и гетарильными заместителями, пирролы и N–винилпирролы, конденсированные с алифатическими макроциклами, терпеноидными и стероидными структурами – полупродукты для получения новых эффективных лекарств и материалов для новейших электронных технологий, оптоэлектроники, в частности, для создания современных жидкокристаллических видеоэкранов и дисплеев.

Происходит быстрое накопление фактического материала. Параллельно синтезу изучаются структуры и свойства получаемых пирролов различными физико–химическими методами (ЯМР–, ИК–, УФ–спектроскопия, дипольные моменты, определение констант кислотности). Результаты работ по синтезу и изучению свойств пирролов ежегодно представляются на многочисленных Всесоюзных и Международных конференциях, симпозиумах и совещаниях.

Все чаще эту реакцию называют в монографиях, учебниках, обзорах и статьях реакцией Трофимова. С ее помощью практически любой кетон, имеющий хотя бы одну метиленовую или метильную группу в a–положении к карбонильной функции и не содержащий заместителей, чувствительных к сильным основаниям, может быть легко превращен в соответствующий пиррол или N–винилпиррол. Если необходимо – однореакторно, т. е. обрабатывая кетон в системе MOH/ДМСО сначала гидроксиламином (или его гидрохлоридом), затем – ацетиленом.

Для технологического будущего новой реакции решающим был ответ на вопрос: "Как быстро идет синтез пирролов под давлением ацетилена порядка 1,5 атмосфер и приемлемо ли это для технологии?". Опыты по синтезу тетрагидроиндола и N–винилтетрагидроиндола из циклогексаноноксима и ацетилена на 5– и 25–литровых установках, проведенные под давлением до 1,5 атмосфер, дали положительный ответ на этот вопрос. Так, при температуре 110 ^оС и концентрации КОН 0,4 моль/л производительность 1 л катализаторного раствора составляла 5–100 г N–винилтетрагидроиндола. Это означало, что на небольшом полупромышленном реакторе объемом 1 м³ можно было выпустить до 400 т N–винилтетрагидроиндола в год, что было вполне приемлемо для современной технологии. Эти результаты подтвердили высокую технологичность реакции и послужили базой для разработки нового технологического процесса получения различных пирролов и их N–винильных производных, осуществленного на пилотной установке (объем реактора 63 л) Ангарского завода химреактивов.

В продолжение этого направления защищаются кандидатские диссертации: М. В. Сигалов (1980 г.), Т. A. Тандура (1980 г.), А. Н. Васильев (1981 г.), Л. Н. Собенина (1983 г.), Р. Н. Нестеренко (1985 г.), Е. Ю. Шмидт (1988 г.), М. В. Маркова (1999 г.), А. Б. Зайцев (2003 г.), Н. В. Зорина (2006 г.) и докторские диссертации: А. И. Михалева (1984 г.), С. Е. Коростова (1993 г.), М. В. Сигалов (1994 г.), А. М. Васильцов (2001 г.), Л. Н. Собенина (2003 г.), Е. Ю. Шмидт (2005 г.).

Обзоры и статьи, посвященные новому пиррольному синтезу, широко цитируются в российских и зарубежных журналах.

Открытие этой реакции послужило мощным стимулом развития химии пирролов не только в России (Москва, С.–Петербург, Томск), но и за рубежом: Франция (Laboratoire de Photophysique et Photochimie Supramoleculaires et Macromoleculeculaires, Cachan, Cedex), Испания (Centro de Investigacion Tecnologica en Electroquimica, CIDETEC, San Sebastian), Китай (Laboratory of Photochemistry, Institute of Chemistry, Chinese Academy of Sciences, Beijing). В Литве (Клайпеда) сейчас проектируется и организуется первое в мире производство синтетического индола из циклогексаноноксима и ацетилена на основе реакции Трофимова.