Geum.ru

Б. А. Трофимов

Вид материалаКнига

Содержание


Первые наши научные руководители – какие они были?
Борис Александрович Соколов
Александр Спиридонович Атавин.
Владимир Иннокентьевич Беляев.
Виктор Михайлович Власов
Галина Георгиевна Скворцова
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   16

Первые наши научные руководители – какие они были?



Николай Васильевич Комаров – ученик Михаила Федоровича Шостаковского, а, следовательно, и школы академика А.Е. Фаворского, соединил в своих исследованиях химию ацетилена с еще только что зарождающейся областью химической науки – химией органических производных элементов 14 группы (кремний, олово). Кремнийацетиленовые и оловоацетиленовые соединения, а также кремнеорганические виниловые эфиры и винилсульфиды – вот основные темы научного коллектива, работающего под руководством Н. В. Комарова. Николаю Васильевичу, когда он возглавил лабораторию, было всего 30 лет, он только что защитил под руководством М. Ф. Шостаковского кандидатскую диссертацию.

Первыми научными сотрудниками его лаборатории были В. М. Кузнецова, И. И. Цыханская, В. Б. Пухнаревич, Н. Н. Власова, Л. И. Астафьева, Н. В. Семенова, И. Гусева, Т. И. Ермолова, О. Г. Ярош, Ю. В. Марошин, В. К. Мисюнас и В. Сверкунов – практически все выпускники химического факультета Иркутского Госуниверситета. Как было работать в те годы под руководством Николая Васильевича? Необычайно легко и радостно. Радостно, потому что любой успех в работе сотрудников – новое ли синтезированное соединение, освоенная ли методика получения известных веществ или осуществленная ее модификация – всегда находили самый радостный отклик со стороны заведующего, самое искреннее его одобрение. Для всех сотрудников лаборатории это были первые шаги в науке, и самый малый успех в ней, столь положительно воспринятый научным руководителем, трансформировался в почти мировое открытие. Легкость работы в этом коллективе определялась еще и тем, что никто и никогда не слышал того, что называется начальственным окриком или начальственным разносом. Даже когда случались какие–нибудь ЧП (а в это время они случались довольно часто – горели Гриньяровские синтезы, происходили потопы, поскольку здание не было приспособлено под химические лаборатории), Николай Васильевич сохранял спокойствие и никогда не устраивал унизительных разборок для виновника этого ЧП. Его выдержке во время таких происшествий можно было позавидовать. Однажды проходивший в лаборатории преддипломную практику студент химфака во время перегонки двухлитрового количества серного эфира обнаружил, что не бросил в колбу кипелки. Чтобы исправить положение, он сыпанул эти кипелки в разогретый эфир. Эфир выбросило, и он, вспыхнув, превратил колбу в пылающий факел. Этот факел перепуганный студент метнул в проход между лабораторными столами, и огромный клуб пламени устремился в тягу. Сотрудники дружно сбежали, и только Николай Васильевич, отрезанный пламенем от всей остальной комнаты за своим рабочим столом (его стол находился напротив тяги у окна) и от выхода из нее, так и остался сидеть, даже не повернув головы. Его возмущение всегда выражалось в одной фразе: "Ну, ты (или вы) артист (или артисты)!". По существу пионерские исследования Н. В. Комарова в области химии кремнеорганических ацетиленовых альдегидов, кетонов, кислот, триорганилэтинилсиланов и ацетиленовых оловоорганических соединений были обобщены в докторской диссертации, которая была успешно защищена Николаем Васильевичем в 1968 году К сожалению, в 1969 году Н. В. Комаров покинул ИрИОХ и уехал в Краснодар, возглавив кафедру в Краснодарском университете. Часть сотрудников его лаборатории – Э. В. Серебренникова, Л. П. Вахрушев, И. Гусева (Акчурина) уехали вместе с ним. Другая часть – В. К. Мисюнас, Ю. В. Марошин, Н. В. Семенова, Т. И. Ермолова, О. Г. Ярош, Н. Ф. Чернов и др. разошлись по разным лабораториям института. В. Б. Пухнаревич, Н. Н. Власова, И. И. Цыханская, Ф. П. Львова (Клецко), С. П. Сущинская были еще раньше приказом по институту выделены в отдельные группы при дирекции.


Борис Александрович Соколов. В годы Отечественной войны Борис Александрович был военным летчиком. После войны он защитил кандидатскую диссертацию в лаборатории известного кремнеорганика А. Д. Петрова (ИОХ им. Н. Д. Зелинского). В Иркутском ИОХе Соколов возглавил лабораторию, тематика исследований которой была также связана с химией органических производных кремния, а именно, с получением и изучением кремнеорганических мономеров. Эти исследования, благодаря открытым в тридцатых годах прошлого столетия уникальным свойствам кремнеорганических полимеров – полиорганилсилоксанов, представляли несомненный теоретический и практический интерес. Очень моложавый, всегда подтянутый, внешне интересный, всегда с иголочки и очень аккуратно одетый, немного ироничный Б. А. Соколов представлял образец элегантности и истинного джентльменства. Сотрудниками его лаборатории в те годы были Е. Н. Пышная, А. Н. Гришко, О. Н. Хилько (Флоренцева), Т. А. Кузнецова, А. Козиенко, Г. Манцивода, К. Ф. Лаврова, Л. Ермакова, С. В. Кирпиченко, Г. В. Дмитриева, Г. М. Алексеева (Гаврилова), Р. Г. Султангареев, В. Н. Вялых, А. Н. Максюта. Соколов умело сочетал должности ученого секретаря института и руководителя научного коллектива. Как и Комаров, он был чрезвычайно добрым руководителем, искренне расположенным к своим сотрудникам, разделявшим с ними не только успехи на научном поприще, но и их досуг. В архиве лаборатории есть и лыжные походы, и застолья по поводу и без него. Память хранит один анекдотичный случай из жизни этого коллектива. Готовясь к какому–то очередному празднику, инициативная группа лаборатории решила создать новый горячительный напиток, засыпав сухие вишни в пятилитровую колбу, снабженную по всем правилам обратным холодильником, залив содержимое колбы спиртом и поставив всю эту смесь кипятиться. Во время осуществления этого процесса в лабораторию зашел зам. директора института Александр Спиридонович Атавин. Увидев этот шедевр новаторства и изобретательности, он с сочувствием сказал: "Надо же, какой большой Гриньяр вы поставили".

Дружный коллектив лаборатории Б. А. Соколова имел даже свой гимн, сочиненный Ольгой Хилько (Флоренцевой):


Одиннадцать сестер есть в нашем коллективе,

Одиннадцать сестер, прекрасных самых в мире,

И кое–кто еще, о ком болтать не надо,

И кое–кто еще, о ком болтать нельзя.


Мы – мономеры, мы – мономеры,

Мы – мономеры Соколова,
Есть Кузнецова, есть Ермакова,

Хилько, Гришко, Лаврова и т. д.


Они берут Гриньяр и кремний хлор четыре

И делают силан, прекрасный самый в мире,

И кое–что еще, о чем болтать не надо,

И кое–что еще, о чем болтать нельзя.


Мы – мономеры, мы – мономеры,

Мы – мономеры Соколова,

Есть Кузнецова, есть Ермакова,

Хилько, Гришко, Лаврова и т. д.


В 1964 году Борис Александрович Соколов в результате возникшего конфликта с дирекцией ИрИОХ перешел на работу в Иркутский Политехнический институт, возглавив там кафедру химической технологии. Вместе с Борисом Александровичем ушли в этот институт и А. Гришко, Г. Манцивода, А. Козиенко, Г. Дмитриева. Остальные сотрудники его лаборатории разошлись по разным лабораториям ИрИОХ.


Александр Спиридонович Атавин. А. С. Атавин, один из самых близких соратников М. Ф. Шостаковского, с 1960 года вплоть до 1971 года заместитель директора института, руководитель лаборатории органического синтеза (ЛОС), остался в памяти сотрудников его лаборатории как очень добрый человек, постоянно опекавший своих подопечных, по–отечески тепло и заботливо к ним относившийся. В те начальные годы работы института в составе его родной ЛОС работали Б. А. Трофимов, Е. П. Вялых, М. Л. Альперт, А. Н. Мирскова, туда же в 1960 году на должность младшего лаборанта была принята совсем еще девочкой, не имевшей специального образования, А. И. Михалева.


Владимир Иннокентьевич Беляев. На первых порах он возглавлял группу, занимающуюся исследованиями в области химии акролеина, куда входили Т. Т. Минакова и Г. И. Васянович, а с 1961 года – бывшие сотрудники ВСФ к.т.н. В. З. Анненкова и м.н.с. З. В. Окладникова. Позднее эта группа трансформировалась в лабораторию высокомолекулярных соединений, которой Владимир Иннокентьевич руководил на общественных началах, так как он являлся в то время заместителем Председателя Президиума еще не расформированного Восточно–Сибирского Филиала АН СССР.

Из 13 человек, приехавших в институт из московского ИОХа, часть составила костяк лаборатории химии ацетилена под руководством также прибывшего из Москвы к.х.н. Н. В. Кузнецова. Свою кандидатскую диссертацию он защищал в лаборатории академика И. Н. Назарова (Московский ИОХ), занимавшейся тонким органическим синтезом на базе ацетилена. В Москве в состав будущей лаборатории вошли Н. А. Кейко, К. Х. Зихерман, Я. Б. Зарецкая, китайский аспирант Ян–Чже–Минь. В Иркутске лаборатория пополнилась А. А. Ретинским, Т. Д. Бурнашевой, Л. Н. Комаровой, В. Оранской, А. В. Суворовой.


Виктор Михайлович Власов. При формировании института в его структуре была утверждена лаборатория терпенов и полиенов, которой должен был руководить д.х.н. Г. А. Рудаков – известный специалист в области терпенов, автор промышленного способа получения синтетической камфоры. Однако по какой–то причине он не стал работать в ИрИОХе, а возглавлял многие годы лабораторию в Институте нефте– и углехимического синтеза (ИНУС), базирующегося сначала в Ангарске, а затем ставшим прикладным институтом при ИГУ. Заведующим этой планируемой в ИрИОХе лаборатории стал в 1960 ученик М. Ф. Шостаковского, к.х.н. Виктор Михайлович Власов, приехавший из Ярославского пединститута. Однако вместо терпенов и полиенов до самого отъезда Власова из института в 1968 г. в возглавляемом им коллективе проводились совсем иные исследования. П. И. Греновский работал в области химии виниловых эфиров и ацеталей. Темой работы Р. Г. Мирскова была химия кислородсодержащих ацетиленовых оловоорганических соединений. Изучением ацетиленовых спиртов и гликолей в лаборатории занимались Ю. М. Скворцов и А. С. Медведева. Сам Виктор Михайлович много сил потратил на модификацию бальзама Шостаковского, вводя туда различные добавки. Полученные образцы широко исследовались в ветеринарных лечебницах по всему Советскому Союзу. В результате был создан высокоэффективный препарат "РОСК" (в расшифровке – рогатый скот), который представлял собой серосодержащий бальзам Шостаковского. Этот препарат предназначался для лечения кожных заболеваний животных, в частности, трихофитии крупного рогатого скота. Не один год в отчетах института, касающихся его практических достижений, сообщалось об очередных этапах разработки и внедрения "РОСКа". Результаты научных исследований лаборатории и внедрения были обобщены В. М. Власовым в докторскую диссертацию, которую он защитил при поддержке Татьяны Алексеевны Фаворской в 1968 году в Ленинградском университете. В том же году В. М. Власов покинул ИрИОХ, а руководство его лабораторией было возложено на к.х.н. Владиславу Захаровну Анненкову, которая объединила под своим крылом по существу два коллектива. Вторым был коллектив лаборатории высокомолекулярных соединений, которым до ухода из института в 1964 году руководил В. И. Беляев.

Виктор Михайлович – каким он был? Наверно, лучше всего его характеризуют воспоминания о нем академика Ю. С. Оводова: "Считаю чрезвычайно важным, что решили вспомнить такого великого педагога и прекрасного человека, каким был профессор В. М. Власов – первый мой учитель в области органической химии, прививший мне на всю жизнь любовь к этой чрезвычайно интересной науке. Впоследствии я стал специалистом в области биоорганической химии, иммунологии и биотехнологии, но фундамент всего этого был заложен В. М. Власовым и его учениками в химическом кружке Ярославского Дворца пионеров, где мы с будущим профессором, доктором химических наук Шубиным Вячеславом Геннадиевичем (ныне он один из ведущих ученых Новосибирского института органической химии им. Н. Н. Ворожцова СО РАН) и с рядом других будущих профессоров (В. С. Мартемьянов, А. П. Штейман и др.) в 1952–53 г.г. познавали азы теоретической и экспериментальной органической химии. При этом я рассчитал, сколько необходимо теоретических тарелок, чтобы получить в индивидуальном состоянии отдельные компоненты сивушных масел. Впоследствии мы с В. Г. Шубиным получили призы как победители общегородской химической олимпиады школьников г. Ярославля, которая была организована В. М. Власовым.

В 1953 году будущий академик Н. С. Зефиров увлек нас идеей поступить на химфак Московского госуниверситета, и мы втроем (В. Г. Шубин, В. С. Мартемьянов и я) успешно реализовали эту идею благодаря знаниям, полученным в химическом кружке Ярославского Дворца пионеров, который организовал и которым долгое время руководил В. М. Власов. Из многочисленных учеников этого выдающегося Учителя, которые прошли школу химического кружка Ярославского Дворца пионеров, школу В. М. Власова, трое стали академиками (Г. В. Еляков, Н. С. Зефиров и я) и более двадцати – профессорами. Это огромное достижение, которым мы вправе гордиться, вспоминая нашего первого учителя органической химии профессора В. М. Власова и отмечая его 90–летний юбилей.

Впоследствии в 60–е годы я неоднократно встречался и беседовал с В. М. Власовым в Институте органической химии им. Н. Д. Зелинского АН СССР (Москва), куда он приезжал в командировки в качестве сотрудника Иркутского института органической химии СО АН СССР. Он очень любил говорить о воспитании и подготовке молодежи и всегда подчеркивал, что именно хорошо подготовленные молодые научные сотрудники, влюбленные в свою науку, являются основным генератором идей, способствующих развитию не только органической химии, но всей науки в целом. "Но, чтобы это имело место и стало правилом, необходимо, – говорил Виктор Михайлович, – старшему поколению ученых уделять молодым постоянное внимание, воспитывая в них не только ученых, но и прекрасных людей".

Преждевременная кончина В. М. Власова стала большой потерей для всех, кто его знал и ценил.

Более 30 лет я работал вместе с академиком Г. Б. Еляковым на Дальнем Востоке. Мы создавали и долгое время возглавляли Тихоокеанский институт биоорганической химии ДВО РАН (г. Владивосток) и в течение всех лет нашей совместной работы мы очень часто вспоминали В. М. Власова. И в настоящее время, встречаясь друг с другом, мы, ученики Виктора Михайловича, Г. Б. Еляков, Н. С. Зефиров, В. Г. Шубин и я всегда отмечаем ту выдающуюся роль, которую сыграл в нашем становлении, светлой памяти первый Учитель органической химии, профессор Виктор Михайлович Власов."

В январе 1961 года в штат института была зачислена группа научных работников, возглавляемая Галиной Георгиевной Скворцовой, в составе М. Я. Самойловой и К. В. Запунной, которая, еще работая в ВСФ АН СССР, с декабря 1958 года выполняла свои исследования непосредственно под руководством М. Ф. Шостаковского. С этого времени начинается формирование лаборатории на первых порах гетерогенного катализа, а затем в 1964 году получившей название лаборатории гетероциклических соединений. В шестидесятых годах складывается большой и очень дружный коллектив этой лаборатории, сотрудниками которой в эти годы были З. В. Степанова, З. М. Гаращенко, Л. А. Еськова, Е. С. Домнина, А. Д. Шванева, С. М. Тырина, Г. Н. Куров, В. Г. Козырев, Н. П. Глазкова, А. С. Нахманович, Ю. А. Мансуров, М. А. Андриянков, Л. М. Ан, Ю. Л. Фролов, Б. В. Тржицинская, Л. Ф. Тетерина, Л. П. Махно, А. М. Вертипрахов. Причем фармацевты Г. Н. Куров и А. Ю. Мансуров и агроном М. А. Андриянков в эти годы получают второе высшее образование, заканчивая вечернее отделение химического факультета ИГУ. К достижениям лаборатории в этот период времени относится создание консерванта свежей морской рыбы "Полициклин". Этому способствуют тесные творческие контакты лаборатории с ЦКТБ "Азеррыба" и еще ранее – исследования препарата в рыбном хозяйстве Краснодарского края, куда для этой цели были откомандированы Г. Н. Куров, Ю. А. Мансуров и Л. А. Еськова. А в 1970 году проводятся крупномасштабные испытания препарата при транспортировке свежевыловленной рыбы на морских судах, и Ю. А. Мансуров принимает участие в 24–ом рейсе научно–исследовательского судна "Ломоносов" в Атлантике. В результате этих испытаний решением технико–экономического Совета ЦКТБ "Азеррыба" работа по созданию препарата "Полициклин" была признана перспективной и актуальной.


Галина Георгиевна Скворцова. По мнению одного из самых первых ее сотрудников З. В. Степановой, это великая удача встретить на своем жизненном пути такого человека, и не только встретить, но и проработать под его руководством 23 года. З. В. Степанова вспоминает: "Девизом Галины Георгиевны, а затем и нашей лаборатории были слова из известной тогда песни "Главное, ребята, сердцем не стареть!". Все праздники мы начинали с этой песни. Галина Георгиевна была с нами везде: на любом воскреснике, будь то посадка деревьев у входа ВЛК и ГЛК или что–то другое, при поездках в колхоз на уборку урожая, в межлабораторных спортивных соревнованиях, на наших вечерах, в наших новогодних капустниках. А ведь она была матерью троих детей, избиралась многие годы секретарем институтской партийной организации, возглавляла областной женский совет и с 1963 по 1971 гг. была заместителем директора института. К этому надо добавить, что она прекрасно рисовала. Очень жалко, что выставка ее рисунков была организована в институте всего один раз. Галина Георгиевна и Юрий Михайлович Скворцовы были удивительно радушными людьми, двери дома которых всегда были открыты для гостей."

Галина Георгиевна Скворцова ушла из жизни в 1984 году, оставаясь до последних дней удивительно оптимистичным и мужественным человеком, полным творческих планов, человеком, одно общение с которым, по мнению тех, кому пришлось с ней работать, заражает энергией, бодростью, умением быть собранным, находить силы переносить невзгоды, отдавать все любимому делу. После Галины Георгиевны лабораторию возглавила ее друг и ближайший соратник Елена Степановна Домнина.

В 1962 году в институте начинает работать и будущий заведующий, правда, очень недолгое время, лабораторией природных соединений Трофим Денисович Козаренко.

В ноябре 1961 года к.х.н. Юрий Михайлович Скворцов сменяет Бориса Александровича Соколова на посту ученого секретаря Института, а в 1966 г. передает бразды правления к.х.н. Борису Александровичу Трофимову, который выполнял эти обязанности до 1969 года. На смену ему пришел к.х.н. Рудольф Григорьевич Мирсков, который выполнял эти обязанности до 1976 года.

Говоря о руководящих кадрах института того времени, никоим образом нельзя не упомянуть о наших финансистах. Планово–финансовый отдел состоял в то время всего из двух человек – старшего бухгалтера Владимира Николаевича Шитикова и плановика Петра Акимовича Кондратенко. Очень профессиональный и глубоко интеллигентный Владимир Николаевич был необычайно спокойным и выдержанным человеком. Он одинаково ровно и с глубоким уважением относился ко всем научным сотрудникам независимо от их ранга и возраста. В то время существовало гласное или негласное постановление, что в командировки младших научных сотрудников можно отправлять только наземным транспортом – автобусом, поездом, но не самолетом. Объяснение этого положения Владимир Николаевич делал так, что молодой сотрудник при этом никакой своей ущербности или малой значимости не чувствовал, а, наоборот, преисполнялся благодарностью к родному институту. Многие годы потом, после ухода Владимира Николаевича старожилы института вспоминали его самым добрым словом.

Столь же профессионален был и Петр Акимович, проработавший в институте с 1961 года до ухода на пенсию в 1972 году. Человек волевой, но терпеливый и внешне невозмутимый, он умел раскрывать финансовую ситуацию наглядно и доходчиво, а при надобности, не раздражаясь, повторять объяснение того или иного финансового положения еще и еще раз.

Те годы в вакуумированном здании на Вузовской Набережной, первые годы становления института, были на удивление яркими и счастливыми. Это были годы бурного развития химии, когда профессия химика была одной из самых престижных, когда конкурс на химфак ИГУ достигал 8–9 человек на одно место, а Иркутская область была местом, где бурными темпами развивалась химическая промышленность. Это – и город химиков, рожденный Победой, Ангарск, и старые центры химической промышленности г. Усолье–Сибирское и Черемхово. В химию шли по призванию, отсюда и то рвение, и та увлеченность, с которой работали те самые первые сотрудники нашего института. Все были, как правило, "многостаночниками", ставя одновременно по 4–5 синтезов, сидя за вакуумными перегонками, запуская ректификационные колонки. Работали в основном в две смены, получая новые вещества, делая первые открытия, осваивая новые методы. По воспоминаниям О. Н. Флоренцевой, на работу не шли, а бежали, как на праздник. Г. В. Дмитриева, работавшая в те годы в институте, сказала: "Если назвать тот период работы счастьем, это ничего не сказать. Нас так ценили….". К своим синтезам по утрам возвращались, как к родному детищу, и каждый успешно осуществленный опыт, каждое новое полученное вещество было свершившимся чудом, удивительным проникновением в мир неизведанный и прекрасный. Те молодые, составившие кадровый костяк института, были поколением так называемых шестидесятников, поколением романтиков, с их духом корпоративности, когда "и хлеба горбушку – и ту пополам", с их бардовскими песнями у таежных костров, поколением счастливых людей, верящих в свое светлое будущее. А в том, что это будет именно так, убеждала институтская жизнь. Развивались исследования. В распоряжении химиков–экспериментаторов были аналитическая группа в составе Галины Петровны Тюменцевой и Юдифи Михайловны Файерштейн, группа спектроскопистов под руководством Нины Ильиничны Шергиной, стеклодувная, в который работал бессменный до сих пор стеклодув, наш ветеран Володя Алешин. Во дворе знаменитого здания на Вузовской набережной находился сарайчик, выполняющий роль автоклавной. В ней был единственный автоклавщик, которого знали просто как дядю Васю. Дядя Вася был в целом добрым человеком и достаточно умелым, но степень этой доброты и умелости находилась в прямой зависимости от количества алкоголя в его организме. Чем больше, тем лучше. На работе он особенно не перебирал, но дома, видимо, почти каждый раз добирал до кондиции. Поэтому утром на работе "оздоровить" дядю Васю в интересах дела было свято. В один из рабочих дней институт дрогнул от достаточно сильного взрыва в автоклавной. Все бросились к окнам. Из автоклавной в клубах дыма выкатился дядя Вася, за ним достаточно спокойно вышел Борис Трофимов, что–то стряхивая с головы, а затем уж совсем медленно, не теряя собственного достоинства, –Николай Павлович Васильев и два сотрудника лаборатории Александра Спиридоновича Атавина. Все были живы и без увечий, и на этом инцидент был исчерпан. На следующий день винилировать в автоклавную пришла я. Дядя Вася был на удивление, как стеклышко, и еще под впечатлением происшедшего накануне. Состоялся первый рассказ: как жахнуло, как у дяди Васи все отнялось и до сих пор в душе все дрожит от страха. Потом дядя Вася пришел слегка "оздоровленным" и начал свой рассказ заново. В этом повторном рассказе все было почти как в первый раз, за исключением того, что он–таки упреждал и Трофимова, и Васильева о возможном взрыве. Потом дядя Вася опять исчез и на этот раз очень долго не появлялся, а когда появился, то стало ясно, что "оздоровился" он основательно. И вот тут и началось: как жахнуло, и дядя Вася из огня выносит Бориса Трофимова, потом снова в огонь и вытаскивает оттуда Николая Павловича. Эту историю, обрастающую каждый раз все более ужасными подробностями, освещающими героизм дяди Васи, он рассказывал раза три или четыре, пока не уснул. Синтез в этот раз был загублен, а слушательница чуть не умерла от смеха.

Вообще происшествий в то время было очень много. Наверно, потому, что не было еще трехступечатого контроля по технике безопасности, не помнится, были ли вообще какие–либо мероприятия по проверке техники безопасности в виде соответствующих экзаменов сотрудников или рейдов по лабораториям, а самое главное, – была молодость, которой всегда свойственно некоторое безрассудство. Недаром в гимне химического факультета ИГУ, который с удовольствием распевали и в стенах ИрИОХа, были такие слова:


Мы дышим всем, аммиаком и хлором,

Мы кислотой до сердца прожжены,

Предосторожность мы считаем вздором,

Мы все на вкус попробовать должны.


И принебрегали предосторожностью, о чем свидетельствуют пятилитровые Гриньяровские синтезы, которые ставились в лабораториях Комарова и Соколова и которые довольно часто горели. И сбрасывали натрий туда, куда не следовало его бросать, и рождались строки в ответ на событие (взрыв), происшедшее у места выброса отходов во дворе института.


На помойку кто идет,

Тот эфир иль щелочь льет.

Манцевода – только воду,

А досталось Манцеводе.


Исследовательский дух молодых, он был во всем. Разве не этим можно объяснить то, что трое сотрудников института, В. Сверкунов, А. Максюта и В. Вялых, собрав все натриевые отходы в поломанную двухлитровую колбу, спустили этот кораблик в Ангару и пошли по Набережной, наблюдая за его движением. Кораблик взорвался ровно под Ангарским мостом, разогнав всех рыбаков, а с моста с ружьем наперевес, оглашая воздух трелью милицейского свистка, побежал охранник (тогда Ангарский мост охранялся). Трое юношей, наверное, перекрыли тогда все Олимпийские рекорды по спринтерскому бегу. Даже ворвавшись в институт, они все еще перебирали в воздухе ногами. Положение спас Иван Александрович Рубленко. Как истинный разведчик (во время войны он служил в разведотряде), он пустил пришедших в институт милиционеров по ложному следу, убедив их, что сотрудники института такое совершить не могут, это могли сделать только студенты–химики университета.

Естественно, не только такими казусами были знамениты те первые годы становления института, прожитые в той самой бывшей канцелярии генерал–губернатора. Это были годы первых синтезов, первых шагов в удивительный мир органических производных кремния и олова, формирования новых подходов к синтезу органических производных ацетилена, первых успехов в области высокомолекулярных соединений, первых статей, первых докладов, первых поездок на конференции.

1962 год. Первая Всесоюзная конференция по химии ацетилена в Баку. Выехавшие делегаты конференции от ИрИОХа каждый день из Баку писали в институт подробные письма–отчеты. Их с нетерпением ожидали оставшиеся соисполнители докладов в Иркутске. Вспоминается, как уже позднее, на симпозиуме по непредельным соединениям и малым циклам (Ленинград, 1967 г.), Н. А. Кейко перед самым своим докладом получила фототелеграмму, в которой содокладчик А. П. Чичкарев сообщал константы и выход арилоксиакролеина, что подтверждало принципиальную возможность получения –функционализированных акролеинов ароматического ряда.

В 1961 году прошел первый институтский конкурс на лучшую научно–исследовательскую работу. Эти первые конкурсные работы были слабым прообразом тех, которые заслушиваются в настоящее время на конкурсах молодых специалистов, ежегодно проводящихся в нашем институте. Однако ощущение победителей в этом первом конкурсе по эмоциональному накалу было сродни ощущениям лауреатов Нобелевской премии. Следует отметить, что такие конкурсы с того момента стали регулярными и практически ежегодными.

В 1961 же году был создан Совет молодых специалистов, который привлекался к решению многих проблем институтской жизни, хотя в то время председатель Совета в состав Ученого Совета института не входил, а только приглашался, когда это было необходимо. В целом планка требовательности руководящих кадров института к молодым специалистам была в то время достаточно высока. Строго каралось опоздание на работу, использование рабочего времени не по назначению (например, сказал, что пошел в библиотеку, а там и не был), естественно, ЧП. Разносил в пух и прах нерадивых хозлаборантов Рубленко, правда, преимущественно мужчин.

Однако строгость руководящих кадров никоим образом не мешала общему очень радостному и здоровому духу коллектива. Все делалось дружно, весело, с азартом, с горячей увлеченностью и изумительным оптимизмом: первые успехи на научном поприще, первые институтские воскресники, первые вечера… Молодость брала свое. Хотели петь, плясать, веселиться. Появились первые межлабораторные ансамбли. Танцевальный – под руководством артистичного Виктора Мисюнаса лихо отплясывал знаменитую "Бульбу" (исполнители: Н. Н. Власова, А. Н. Гришко, М. Животова, Т. А. Кузнецова, К. Лаврова, В. Б. Пухнаревич, И. И. Цыханская, А. Склянова), которую повторяли потом частично в том же составе и на 25–летие и на 40–летие института, стремительную "Молдавеняску" и уж совсем в стиле Айседоры Дункан "Танец конькобежцев". Юрий Марошин, человек с абсолютным слухом, прекрасный пианист, который почему–то предпочел Московской консерватории химический факультет ИГУ и которого звали Иоховским Бородиным, руководил институтским хором. Руководить этим хором ему помогал В. Мисюнас, который очень хорошо пел. Толстые стены института сотрясали звуки "Бухенвальдского набата" – "Люди мира, на минуту встаньте, слушайте, слушайте…", лиричный, пронизывающий душу вальс из кинофильма "На семи ветрах". Репетировали в обеденные перерывы, после работы, танцевали и пели везде. Потом все это пелось и танцевалось на наших веселых институтских вечерах. Вечера проводились, как правило, в тесном содружестве двух институтов – нашего и проживающего под той же крышей Института геохимии. Дружеские отношения подчас при этом перерастали в семейные. На одном из этих вечеров впервые был проведен конкурс тортов, неоднократно повторенный потом.

Вспоминаются многолюдные праздничные демонстрации, на которые шли без приглашения, где звучал голос яркой и веселой Г. Г. Скворцовой, неизменно окруженной своим сотрудниками: "Я люблю тебя жизнь! И надеюсь, что это взаимно."

Вспоминаются и наши воскресники, которые воспринимались тоже как праздники. На них убирали снег с крыши, расчищали территорию около института, убирались в лабораторных комнатах.

На этот период времени выпал и самый яркий момент в жизни коллектива, впрочем, и всей страны. Это был погожий, весенний день 12 апреля 1961 года. Обычный с утра рабочий день в институте – синтезы, перегонки, обмен мнениями и т. д. Все, как всегда: обыденная жизнь. И вдруг в один миг все перевернулось, мы оказались современниками того, что еще недавно казалось фантастикой. Сейчас, когда полеты в космос стали привычными, когда мы даже иногда и не знаем, кто и когда отправился в экспедицию на орбиту, трудно передать то чувство восторга, гордости за свою страну, ощущения какой–то нереальности, совсем другого жизненного измерения, которое охватило нас, когда ворвавшийся в лабораторию Н. В. Комарова ассистент университета и бывший сокурсник ряда сотрудников лаборатории Евгений Гречкин закричал: "Что вы тут сидите!? Человек в космосе!". Эта весть мгновенно разнеслась по всему коллективу, и что тут началось, трудно описать.

Зимой 1962 года состоялся переезд уже в собственный, специально построенный для института трехэтажный вспомогательный корпус (ВЛК). Это было уже настоящее новоселье. Переезжали лабораториями на многих машинах, устраивались шумно, весело и зачастую без отрыва от производства. Запомнился такой случай. Ирина Гусева (Акчурина), сотрудница лаборатории Комарова, несмотря на переезд, умудрилась поставить двухлитровый Гриньяровский синтез, который почему–то сразу не разошелся. С этой колбой в обнимку она загрузилась в машину со скарбом лаборатории и частью ее персонала. По дороге синтез ожил, да еще как. Ирину вместе с колбой выбросили прямо на пустыре, примерно в районе теперешней остановки "Южная". Колбу с несчастным Гриньяром она не бросила, так и пришла в обнимку с ней к ВЛК примерно часа через полтора. Вокруг ВЛК практически ничего еще не было, может быть, только фундамент нашего ГЛК да та часть его здания, где размещается сейчас администрация института и библиотека, а на другой стороне грунтовой дороги подрастал жилой дом (сейчас это дом № 317). Следует отметить, что жилой массив Академгородка в то время только начинал строиться. Первые жилые дома были сданы в эксплуатацию по улице Российской № 6 и № 8, а также в районе теперешней остановки Академическая. Большая часть сотрудников жила в общежитии в одноэтажном деревянном бараке (сейчас церковь Александра Невского) в районе ГЭС. Квартиры зачастую в новых домах заселялись по принципу удовлетворения как можно большего числа сотрудников. В малометражные двухкомнатные квартиры с раздельными комнатами, как правило, селили семью с подселением еще одной семьи или того, кто пока еще не обзавелся семьей.

Наступила дружная весна 1963 года и преподнесла сотрудникам института неожиданное испытание.

Из наших воспоминаний: "Зима была снежной. Таяние снега началось как–то сразу. И вот тут–то все ощутили "прелести" новостройки без асфальтового пространства. Корпус построен на возвышении, а вокруг поля, перерытые траншеями от уже проложенных и еще строящихся для главного лабораторного корпуса коммуникаций. Ни одной укрепленной тропинки! Ни метра асфальта! Грязь по колено. Срочно были скуплены в лавках уцененных товаров любые резиновые сапоги. Преодолевали скользкую глинистую поверхность в самых неимоверных позах, с самыми горестными потерями и ущербами для одежды и настроения. Трудно было пройти в институт и во время дождей. Добирались с трудом, а иногда и босиком. Множество таких воспоминаний не исчезли из памяти сотрудников до сих пор. Но падения, утопленные в грязи туфли воспринимались в коллективе с дружеским сочувствием и часто со смехом. Пока пострадавший долго отмывался, описывая в красках случившееся происшествие, у окружающих болели скулы от смеха. Спасало в какой–то мере то, что на работу и с работы возили на институтском транспорте, представлявшем собой фанерный короб, поставленный на грузовик, но горе тем, кто по какой–то причине не успевал сесть в этот транспорт. Однако все эти неприятности не могли изменить общего боевого настроя коллектива. Все были в восторге от обретенных собственных стен, увлечены работой, уходили из института зачастую не раньше 8 часов вечера. Работа, работа и работа… Ставились многочисленные синтезы, делались столь же многочисленные перегонки, оформлялись статьи, заявки, создавались новые лаборатории, закупалось новое оборудование, появлялись новые сотрудники".

Одним из приоритетных направлений прикладных исследований института в те годы становится создание препаратов для медицины и сельского хозяйства. В институте существует группа по изучению биологической активности синтезированных соединений, которую в 1963 году возглавила Маргарита Алексеевна Игнатьева, а также собственный небольшой виварий.

Продолжает изучаться и модифицируется бальзам Фаворского–Шостаковского – противоожоговое, ранозаживляющее и противоязвенное лекарство, которое до сих пор можно найти в аптеках под названием "Винилин".

В 1965 году начато промышленное производство РОСКа в Темиртау (Казахстан) на заводе синтетического каучука.

Наряду с упомянутыми выше разработками внедряются базовые технологии промышленного органического синтеза: безртутный метод получения ацетальдегида через виниловые эфиры (уже в середине 60–х годов успешно запускается опытно–промышленная установка на 100 тонн в год), технология винилирования спиртов и гликолей при атмосферном давлении, уникальная технология получения эпоксидных смол нового поколения на основе винилокса.

В это же время появляется в институте и первый газо–жидкостной хроматограф с возглавлявшим работу на этом приборе В. В. Кейко. Сейчас, когда хроматографы стали практически обыденным лабораторным оборудованием, трудно себе представить, какое это было в те годы событие в жизни института. Сотрудники Н. В. Комарова сначала с некоторым недоумение и даже чувством некоторого скепсиса наблюдали за своими соседями, так называемыми "соколовцами", которые с восторгом извещали друг друга о количесте пиков в хроматограммах полученных ими соединений. Причем создавалось впечатление, что чем больше было этих пиков, то есть чем грязнее было выделенное соединение, тем большую эйфорию это вызывало.

Проводятся и ставшие традиционными конкурсы научных сотрудников и начинают проводиться ежегодные отчетные сессии института, где заслушиваются доклады не заведующих лабораториями в целом, а сотрудников, руководителей тематических групп в этих лабораториях. Даже там, где таковых не было, срочно создаются объединения по тематике, выбирается лидер, и он и отчитывается за всех. Это был своего рода смотр интеллектуальных сил коллектива.

Отчеты и конкурсы, как правило, проводились весной, во время весенней распутицы в здании административной части ГЛК, и от здания ВЛК участниц через лужи мужчины переносили на руках, дабы они не замазали грязью свои чаще всего единственные, праздничные туфли.

В лабораториях начали проводиться коллоквиумы. В летнее время лаборатория Н. В. Комарова выходила со своим демонстрационным материалом (бумажные плакаты со схемами реакций) на пригорок у института, развешивала этот материал по веткам деревьев и там, на природе, обсуждались основные лабораторные исследования, делались тематические доклады. Такие коллоквиумы очень часто перерастали в пикники, а иногда заканчивалось игрой в футбол. Спортом тогда очень увлекались, наверно, потому, что коллектив был в целом очень молод. Зимой ходили на лыжах, а летом традиционными были межлабораторные соревнования по волейболу. До сих пор у всех старожилов института перед глазами стоит одна и та же картина: Галина Георгиевна Скворцова, в ярком, крепдешиновым платье, босиком, вышедшая на поле, чтобы поддержать команду своей лаборатории, у которой игра в тот раз как–то не складывалась.

Еще одной особенностью работы в ВЛК были ночные дежурства сотрудников. Это была очень оригинальная обязанность, своего рода новый вариант знаменитой интермедии Аркадия Райкина "СЧБ" (склад чугунных болванок). ВЛК, как уже было сказано, стоял на пустыре, в здании не было ни телефона, ни каких–либо других видов связи с внешним миром. Ночью на пустырь, да еще весь покрытый рвами и ямами, а при распутице представляющий собой топкое болото, в случае любого несчастья (пожар, разбойное нападение) молодых охранников, особенно женщин, нельзя было, наверно, выгнать даже под угрозой смерти. Тем более, что было абсолютно непонятно, куда бежать, кого и как звать, так как было неизвестно, где вообще существовали какие–либо средства связи. Тем не менее, все честно дежурили, ночью испытывая не самые лучшие чувства. Зато утром, в погожий летний день бывали вознаграждены за все. Раннее утро, свежий воздух, ветерок с Ангары и самое главное – трели жаворонков над головой и удивительное ощущение жизни, которое, наверное, бывает только в молодости.

В это же время все регулярно ходят на почти еженедельные воскресники в строящийся главный лабораторный корпус (ГЛК). Эти воскресники совсем не в тягость, ведь строится свой "дом", в котором потом многим будет суждено провести долгие–долгие годы своей творческой жизни.

И вот 1964 год. Он полон волнений в связи с новым переездом теперь уже в основное здание ГЛК. При переезде в это здание ИрИОХ занял три этажа. На четвертом расположился коллектив Института земной коры, строительство которого в это время еще продолжалось. Привыкшие к свежему воздуху, простору тайги, бедные геологи, отказавшиеся к тому же почему–то от вытяжной вентиляции, не выдерживали привычной для химиков атмосферы паров растворителей, пропитанной запахами синтезированных веществ. Машина скорой помощи у дверей института и вносимые в нее носилки с потерявшими сознание геологами – частая картина того времени. А для сотрудников ИрИОХа все начинается сначала – обустройство, переноска стекла, но уже на руках, благо близко, монтирование насосов, технологических схем, настольных штативных решеток. Началась новая жизнь, ознаменовавшаяся появлением новых приборов (мягкие электрические нагреватели, разветвленные ершевидные мешалки, термостаты, рН–метры и т. д.). Но существовал пока все еще один на весь институт ГЖХ–хроматограф, об ЯМР еще только мечталось.

С приходом в 1965 году из Иркутского университета к.х.н. Бориса Васильевича Прокопьева группа ИК–спектроскопии превращается в физическую лабораторию, в которой помимо рутинных анализов по ИК–спектроскопии проводятся И. С. Емельяновым и Н. М. Дериглазовым исследования по потенциометрии и полярографии.

Создаются новые лаборатории. Так, весной 1964 года на должность младшего научного сотрудника зачисляется 27–летний Юрий Гаврилович Кряжев, который переводится из Московского текстильного института. В конце 1964 года приказом по институту кандидат технических наук Ю. Г. Кряжев был назначен на должность заведующего лабораторией высокомолекулярных соединений. Будучи выпускником Московского текстильного института, он после его окончания работал 4 года в проблемной лаборатории кафедры химических волокон. Его исследования в области модификации полимеров легли в основу его кандидатской диссертации, успешно им защищенной. Первыми сотрудниками новой лаборатории с полимерной тематикой становятся З. А. Окладникова, Т. И. Юшманова, А. В. Ржепка, Л. И. Шибанова, Л. И. Волкова, Т. Г. Ермакова.

А пока еще идут шестидесятые годы в жизни института, и в эти годы для повышения научного уровня молодых сотрудников, для расширения их кругозора дирекция направляет их на научные конференции, и не только на конференции. Готовятся к защите и первые диссертанты. Для некоторых из них весьма болезненным был вопрос сбора литературной информации. Особенно это касалось химии органических производных кремния. Для убыстрения оформления диссертационных работ для сбора литературы в 1964 году получили разрешение на длительную (месячную) командировку в Москву В. Пухнаревич и Н. Власова.

В сентябре 1965 г. в Институте проходила II Всесоюзная конференция по химии ацетилена, одним из организаторов которой был наш институт.

Наступило время защиты кандидатских диссертаций. Первыми диссертантами были в 1962 г. А. Н. Волков, в 1965 г. Н. И. Шергина, В. Б. Пухнаревич. Н. Н. Власова, Н. А. Кейко, Б. А. Трофимов, в 1966 г. В. К. Мисюнас, М. Я. Самойлова, Ю. В. Марошин, И. С. Акчурина, А. Н. Гришко, К. В. Запунная, К. Х. Зихерман, А. С. Медведева, Т. Т. Минакова, Р. Г. Мирсков. В 1967 г. на степень кандидата претендовали еще 6 соискателей, в 1968 г. – трое, в 1969 г. защитили кандидатские диссертации 9 человек, а в 1970 г. – 14. В шестидесятые годы начинают защищаться и докторские диссертации. Вот имена наших первых, доморощенных докторов наук – А. С. Атавин, Н. В. Комаров, Г. Г. Скворцова и самый молодой из них Б. А. Трофимов. Все это свидетельствует о том, что для профессионального роста сотрудников и что особенно важно, – научной молодежи, были созданы отличные условия.

Росли свои научные кадры, приходили новые, но, к сожалению, в это время были уже и покинувшие институт: одних звала малая Родина (В. М. Власов, Н. В. Кузнецов), других – амбициозные перспективы (В. П. Подвязный, К. Х. Зихерман). Причиной перехода третьих в соседние научные учреждения были внутриинститутские конфликты (Т. Д. Козаренко, Г. А. Рудаков, Б. А. Соколов, В. И. Беляев, Н. В. Комаров).

С переходом заведующего лабораторией природных соединений Т. Д. Козаренко в СИФИБР в 1967 г. лабораторию возглавила к.х.н. Н. А. Тюкавкина.

Тематика исследований – изучение экстрактивных веществ хвойных пород Сибири. Выбору тематики Нонна Арсеньевна уделяла большое внимание. Были колебания, какой класс вторичных метаболитов растений выбрать в качестве объекта исследований. Еще в ИГУ, где под руководством Нонны Арсеньевны была создана аналогичная лаборатория (с ее уходом существование этой лаборатори прекратилось), Н. А. Тюкавкиной было принято решение сосредоточиться на изучении фенольных соединений.

Из старых кадров лаборатории, руководимой еще Т. Д. Казаренко, под руководством Тюкавкиной осталась работать только одна сотрудница – Н. М. Бородина. Остальные пришли с Нонной Арсеньевной из ИГУ. Первыми сотрудниками лаборатории стали три выпускницы химфака ИГУ 1967 г.: Н. Девятко, Е. Калистратова, Н. Погодаева, а также А. Громова, которая выполняла свою дипломную работу уже в нашем институте, защитив ее в 1968 г. Постепенно в институт перешли и сотрудники, уже работавшие до этого с Тюкавкиной в аналогичной лаборатории в университете: В. Луцкий, С. Медведева (выпускники 1964 г.), Л. Д. Модонова, К. И. Лаптева. На первых порах было трудно. Работали в ГЛК, где не было своих собственных площадей. В начале 1968 года "квартирный вопрос" лаборатории был решен. Она переехала в ВЛК и заняла 10 комнат. Постепенно появилась посуда, кое–какое оборудование. Большим событием стало приобретение спектрофотометра СФ–4А.

Исследования проводилась в двух направлениях: "Изучение химического состава фенольных соединений, выделенных из древесины хвойных пород Сибири" и, с другой стороны, "Синтез и изучение физико–химических свойств флаваноидных соединений." Поскольку все сотрудники были молоды и не имели опыта работы с фенольными соединениями, Тюкавкина для обучения своего коллектива организовывала постоянно стажировки в соответствующие научные учреждения Харькова, Владивостока, Новосибирска. Это были города, в которых работали известные в стране специалисты по природным соединениям. Следует оговориться, что оплата командировок и стажировок сотрудников для института в то время не представляла никакой проблемы. На это всегда имелись денежные средства. Накопленный в этих поездках в процессе собственных экспериментальных исследований опыт передавали друг другу, учили студентов ИГУ, которые постоянно выполняли на базе лаборатории курсовые и дипломные работы.

Хорошей школой для сотрудников лаборатории явилось их участие во II Дальневосточном симпозиуме по биоорганической химии (1969 г.). На этом симпозиуме тон задавали москвичи из института Биоорганической химии во главе с Ю. А. Овчинниковым.

В 1971 году Нонна Арсеньевна и ее ученики успешно выступили с докладами на II Всесоюзном симпозиуме по фенольным соединениям. После этого симпозиума иркутская школа природников получила признание среди ведущих специалистов страны.

В 1974 году в лаборатории было уже четыре доморощенных кандидата наук: В. И. Луцкий (1972 г.), Л. Д. Модонова (1973 г.), С. А. Медведева (1974 г.), Н. Н. Погодаева (1974 г.). В этом же году Нонна Арсеньевна защитила в Риге докторскую диссертацию на тему: "Исследование фенольных соединений некоторых видов семейства Pinaceae".

После переезда Н. А. Тюкавкиной в Москву в 1975 году под ее руководством были защищены кандидатские диссертации еще четверых сотрудников ее бывшей лаборатории: А. С. Громова (1975 г.), С. З. Иванова (1978 г.), В. Г. Леонтьева (1978 г.), А. И. Сырчина. Такова история "тюкавкинского" периода в жизни лаборатории природных соединений, до того момента, как ее в 1975 году возглавил к.х.н. Аркадий Алексеевич Семенов.

После отъезда Н. В. Кузнецова в Киев лабораторию химии ацетилена курировали В. М. Власов и недолгое время Христофор Иванович Кондратьев, приехавший из Москвы. Затем лабораторию возглавляла Аделаида Хрисанфовна Филиппова, перешедшая в ИрИОХ из ИГУ.

В 1967 г лабораторию мономеров (по ОК) возглавил А. Н. Волков.

После отъезда В. М. Власова его лабораторию на короткий период приняла В. З. Анненкова, которая позднее организовала лабораторию полимеризационных процессов.

В 1966–1970 гг. происходит окончательное формирование и аналитической лаборатории института. Она в это время насчитывает уже 16–18 человек, их средний возраст составляет 27 лет. Возглавляет коллектив этой лаборатории с 1963 года Валентина Ивановна Скоробогатова – специалист в области микроанализа органических соединений. Под ее руководством аналитическая служба института превратилась в хорошо организованную, оснащенную современной аппаратурой лабораторию, эффективно обеспечивающую выполнение планов научных исследований. Весь состав лаборатории был поделен на три группы. Первая группа занималась термическим методом анализа (сожжение). Этим методом определялись углерод, водород и гетероэлементы. Вторая – объемными методами анализа (титриметрическое определение галогенов и серы), и третья – определением азота по методу Дюма. В последующие годы были поставлены методы спектрометрического определения фосфора и серы в биологических объектах. Проводились не только чисто аналитические работы, но и исследовательские, носящие методический характер. Так, исследовалась возможность и разрабатывался метод микроопределения иода в органических соединениях сожжением в колбе с кислородом, метод раздельного количественного определения трех галогенов (Cl, Br, I) при их одновременном присутствии в органическом соединении, метод анализа фторсодержащих органических производных кремния. Успешной работе лаборатории немало способствовало тесное ее сотрудничество с лабораторией микроанализа ИНЭОС АН СССР, где заведующей лабораторией в то время была Н. Э. Гельман.

Информационное обеспечение научного сотрудника также необходимо, как приборы и реактивы. На первых порах наиболее полной и ценимой научной библиотекой была библиотека ВСФ АН СССР. Она находилась на правом берегу Ангары, на улице Степана Разина. Ездить туда было неудобно, тем более что рейсовый автобус № 3 ходил редко и был всегда переполнен. Роль институтской библиотеки возросла с приходом в 1963 г. в качестве ее заведующей Дубровиной Луизы Ивановны, профессионального специалиста, горячо болеющего за порученное дело. В 1966 г. ее заменила Валентина Ивановна Полякова. Книжный фонд возрастал за счет централизованной комплектации через ГПНТБ СО АН СССР и через книжные магазины, а также благодаря поступлению в ее состав библиотек академика А. Е. Фаворского и члена–корреспондента АН СССР А. П. Терентьева. Библиотека получила читальный зал на 30 мест.

В 60–х годах бурно протекает и общественная жизнь в Институте. Проводятся соревнования не только по лыжам и волейболу, а также и по баскетболу. Под еженедельные спортивные тренировки коллектива предоставлен спортивный зал в школе № 75. В подвале ВЛК одно время существовал тир. Часто организовывали лабораторные выходы в лес (благо, он был близко, за горой), а голую поначалу территорию вокруг ВЛК и ГЛК сами превращали в лесопарк, засаживая деревьями. Свидетелями тех посадок являются наши знаменитые ели около института. Организовывали и далекие выезды коллектива – на Байкал, в Братск и т. д. Подобно новосибирскому кафе "Сигма", в 1967 г. по инициативе М. Б. Бодровой, Э. И. Дубинской, Т. Г. Ермаковой, Г. С. Ляшенко, Л. Г. Степановой, Н. Недоли, Ю. Подвязной и еще человек пятнадцати, большая часть из которых – комсомольцы, создается кафе "Березка". Кафе "Березка"! Отдельная и очень интересная страница из жизни института.