Юрия Ряшенцева «Светлые года будем мы всегда вспоминать»

Вид материалаДокументы

Содержание


От любви мы не ждем
Нестрофические стихи
К родной душе – не близкий свет.
Дворовые терцины…
Но мы явить неловки
Коль вправду брак есть счастье двух сторон
Спи, сатана, я сам изыду вон…
Чрезмерное пристрастие к добру
К тому ж, переча бедному нутру
Лишен всего, и счастлив наконец!
Я все прошел. И вот она, награда!
Знаток людей, я с тем восстал из праха
Когда тебе измена суждена
Не потому, что вправду – виноват.
А ценность жизни все виднее
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

От любви мы не ждем


Никаких новостей.

И звезда над водой, и решетка прекрасного сада

От объятий порой отвлекут – ну, так что ж: так и надо.

Дом наш – карточный дом.

Ты в нем дама крестей.

Подобный прием используется в «Балладе», где строчки, стоящие после каждого четверостишия, анафоричны и написаны на одну рифму – характерная для поэтики Ряшенцева игра с формой: «Между тем пара лет как издохла большая война… Между тем в это лето до осени длилась весна… Между тем серебру и в ту пору – какая цена?» и т.п.

Короткая строка служит не только смысловому подчеркиванию, но и передает эмоциональные движения души («Я вспомнил тебя»).

Строфоид используется и в стихотворении «На канале Грибоедова» – это три 4-стишия+8-стишие+4-стишие+финальное 6-стишие с редчайшей рифмовкой абвгба. Иногда 4-стишия чередуются с 9-стишием. Строфа в таких стихах размывается, намечается тенденция к нестрофическому стиху, который широко представлен в лирике Ю.Ряшенцева.

Нестрофические стихи дают автору большую интонационную свободу («Слободская молитва», «У апрельского окна», «Теперь, когда гонявший меня по станице бык», «Как роза, ароматен и пунцов», «Похоже, снег – на наши тихие места», «В сугробе», «Пращур»).

В прологе поэмы «Ночная машина» стих рифмован и ритмичен, но неразделенность на строфы придает ему характер свободного потока сознания, сдержанно-горькой исповеди, доверительной, как в дружеской беседе. Если в прологе рифмы упорядочены, то в «Песенке Барда» рифмовка и размер свободны. В разной манере написан монолог лирического героя и песенка барда, в чьей стилистике угадывается В.Высоцкий.

Добиваясь наибольшей выразительности, Ряшенцев прибегает к строфическому перебою, внезапно меняя способ рифмовки на пространстве одного лирического произведения. Так, стихотворение «К родной душе – не близкий свет» строится на перекрестных рифмах, а в середине появляется строфа с опоясывающими рифмами, чтобы особо выделить мысль, заключенную в ней:


К родной душе – не близкий свет.

Да ведь не в этом суть,

А только в том, что права нет

Сказать кому-нибудь:

Не обожай меня – пойми!

О большем не молю,

Разорван натрое людьми,

Которых я люблю.

У нас в стране, у нас в родне

Уж так заведено:

Когда бессмертья не дано –

Не надо жизни мне!

Теперь, когда прозрел, проник,

Со мной в пути земном

Лишь музыка, родной язык

Да боль об остальном.


О разнообразной строфической композиции стихов Ряшенцева говорит тот факт, что поэт использует и редкие поэтические формы, например, рубаи. «Провинциальный рубайят времени застоя» написан с рифмовкой ааба (третий стих холостой), характерной для восточной поэзии. «В этом, – как полагает М.Павловец, – проявляется популярность персидской (вообще восточной) поэзии с ее воспеванием земных радостей, философичностью, житейской мудростью.

В лирике Ряшенцева можно найти пример терцины, которая строится как цепь трехстиший с обязательной схемой переходящих рифм: аба бвб вгв…

Дворовые терцины…

Горит звезда Арктур

В окне у тети Нины.

Летит лепной амур. (Этот образ перекочует потом в цикл «Слобода»)

Порхает на веревке

Арабский гарнитур.

Но мы явить неловки

Жилья людского дух,

Жилья на Пироговке!


Длись вечно, спор старух… и т.д.

(«Дворовые терцины»)


Умело работает поэт и с твердыми формами стиха, демонстрируя блестящее знание законов поэзии и виртуозную технику стихосложения. Среди его лирических произведений есть сонеты. К сожалению, только узкому кругу почитателей поэзии Ю.Ряшенцева известны «Дурацкие сонеты», существующие лишь в рукописном варианте. Интересна история их создания. «Где-то в середине 70-х, – рассказывает Ю.Ряшенцев, – я написал строчки: «Не в каждой сваре ведьмы и монаха участвуют господь и сатана». Кто тогда мог напечатать стихи с такой «богословской» лексикой?… И вот однажды я пришел по каким-то своим делам в «Литгазету», и там спросили, нет ли каких-нибудь моих стихов для публикации. «Нет, – сказал я и тут кое-что сообразил: – Своих нет, есть переводные». И почему-то сказал: «Одного фламандского поэта, его у нас не знают». Начал судорожно придумывать ему имя и вспомнил, что есть голландский чемпион мира по конькам Кеес Феркерк. Потом подумал, что для фламандцев характерно начало фамилии – «Ван», и что в их языке есть длинные слоги. И я сказал: «Этого поэта зовут Кеес Ван Кроок. «Дурацкие сонеты»». И «Литгазета» с ходу напечатала несколько этих сонетов. В одном была приведенная выше строчка.

Все поверили, что это реальный человек. Переводчики устроили мне большой вечер, на котором я читал эти сонеты. В перерыве ко мне подошел один известный переводчик (который с тех пор со мной не здоровается) и, чтобы блеснуть эрудицией, сказал: «Юрий Евгеньевич, для меня это новое слово в русской переводческой школе. Я очень хорошо знаю этого поэта, но в немецких переводах. Это так скучно!» А после перерыва один из моих приятелей, сидевший в зале, большой юморист, который догадывался, в чем дело, вдруг говорит: «У меня вопрос. Вот у вас там есть строчки: «Рай стоит пустой и необжитый. Ни праведных мужей, ни верных дев. Лишь ангелок летает меж дерев в рубашечке своей, на вырост сшитой». Как-то странно… А как это звучит в подлиннике?» На что я ответил: «Я, к сожалению, работаю по подстрочнику, и мне трудно сказать, как это звучит в оригинале. Но здесь есть переводчик Кееса Ван Кроока на французский язык. Давайте попросим прочитать перевод на французский язык. Может быть, что-то прояснится». Встает Ира Валевич, грандиозная переводчица с французского, моя приятельница, и читает эти строчки по-французски. Вторая стадия мистификации! У спрашивающего отвалилась челюсть…

В довершение всего в журнале «Литературная учеба» (1979, №1) напечатали несколько сонетов с моим предисловием как переводчика, очень наукообразным, как положено. Причем, публикаторы ничего не подозревали…».

«Дурацкие сонеты» написаны в форме, максимально приближенной к классической. В большинстве стихов это пятистопный ямб, каким было принято писать сонеты в 19 веке. Каждый сонет представляет собой 14 стихов, состоящих из двух 4-стиший – катренов и двух 3-стиший – терцетов. Поэт в большинстве стихов использует эту, традиционную форму («Реплика сонета», «Сонет трезвый», «Сонет надменный…» и др.), и форму сонета, введенную Шекспиром: три 4-стишия и заключительное двустишие. При этом он смело экспериментирует с рифмовкой. В строгой форме сонета в катренах используются две одинаковые рифмы (абаб+абаб или абба+абба). Традиционный способ рифмовки есть и в «Дурацких сонетах»:

Коль вправду брак есть счастье двух сторон,

Тогда у потерпевшей стороны

Захочет ли отнять его закон?

О нет, тут ноги выручить должны!..

Спи, сатана, я сам изыду вон…

Когда все чувства порабощены,

Бежать, бежать – да будет крепок сон

Моей нелегкой на руку жены… (абаб+абаб)

(«Сонет-размышление в последнюю минуту

перед бегством от домашнего очага»)

Чрезмерное пристрастие к добру

Мне кажется и пошлым и корыстным.

Зачем прощать чужим и ненавистным

И обнимать блудницу, как сестру?

К тому ж, переча бедному нутру:

Творя добро да внемля укоризнам –

Пред богом, справедливым, но капризным,

Не обеспечишь вечер поутру… (абба+абба)

(«Сонет трезвый»)


Но есть в способах рифмовки и оригинальные отступления от строгой формы:

Лишен всего, и счастлив наконец!

За столько лет впервые сердце радо…

Любви? Ах, нет. Друзей? Мерси, не надо.

Чинов, постов? Уже лучше под венец!

Я все прошел. И вот она, награда!

Да бедный Иов – нытик и подлец,

Когда на твой разбой, святой творец,

Хоть миг роптал. В потере вся награда!.. (абба+бааб)

(«Сонет надменный»)

Знаток людей, я с тем восстал из праха,

Чтобы была им истина ясна:

Не в каждой сваре ведьмы и монаха

Участвуют Господь и сатана.

Когда тебе измена суждена,

Не бей жену и не сули ей краха,

Не говори: – Змея! Скажи: – Неряха…

Авось и растеряется она… (абаб+бааб)

(«Реплика сонета»)


Отступлением от строгой формы является рифмовка на разные рифмы:


(абаб+вгвг):

Все сказано. И сомкнуты уста.

Когда я обвинен во всех грехах,

Моим последним словом немота

Пусть явится и мой венчает крах.

Не потому, что вправду – виноват.

Но – что слова? Их мощь невелика.

Они перед людским судом стоят,

Как девственница супротив полка…

(«Сонет прощальный»)

Использует Ряшенцев и такую экзотическую форму стиха, как акростих:


Речи безумные…

Очи надземные

Мечут по проводу (имеется в виду – телефонный)

Искры волшебные…

(«Вторая попытка свободного стиха»,

зашифровано грузинское женское имя)


О свободном владении любой стихотворной формой: и высокой, литературной (сонеты, терцины), и фольклорной, – говорит присутствие в лирике Ю.Ряшенцева стилизаций под частушки, протяжные песни-плачи и т.п. Так, «Пироговские частушки» написаны с точным соблюдением формы народно-игровой поэзии, ее темпо-ритма. Однако по содержанию они неизмеримо глубже нехитрых фольклорных образцов. Посвященные теме любви, они практически в каждой строфе имеют простодушно-лукавое начало – и неожиданный выход в философию: «Жалко мая, жалко лета, но совсем не жаль зимы. Ты кого кружишь, планета? Эти мы – уже не мы».

Ю.Ряшенцев любит экспериментировать со стихотворным размером, зачастую используя для своих стихов ритмы музыкальных произведений. Так, «Трофейная пластинка» написано в ритме фокстрота, «Ладожская песенка», «Венеция» – в ритме вальса (подробнее об этом см. ниже).

Все это свидетельствует о свободе поэтического волеизъявления поэта, о его смелых поисках в области формы. Но для Ряшенцева эксперимент не самоцель, а своеобразная игра интеллекта, демонстрация поэтических мускулов, чем он отнюдь не злоупотребляет.


Виды комического


Важная составляющая поэтики стихов Ряшенцева – ирония – неявная и грустная насмешка. Иногда она усиливается до сатиры, желчного высмеивания социальных явлений и типов и даже сарказма, особенно злой и уничижительной иронии («Жидкий цинк реки», «Пирушка»). Но сквозь желчь сквозит усталая жалость к персонажам стихов.

А вот юмористических стихов у Ю.Ряшенцева очень мало. Исключение составляет, пожалуй, только «Пращур», где смех мягкий, не ставящий целью обличение общественных нравов. В целом добродушие не присуще творческой манере Ю.Ряшенцева.


Афористичность поэзии Ю.Ряшенцева


В стихах Ю.Ряшенцева рассыпано множество очень точных, умных и глубоких замечаний, отражающих богатый жизненный опыт автора. Так, мысль о том, что ценны не пылкие заверения в вечной дружбе, а спокойная поддержка, в стихотворении Ряшенцева облечена в лаконичную и емкую форму:


А ценность жизни все виднее,

Когда с теченьем дней

Друзья прохладней и вернее,

Ровесники мудрей.


Ю.Ряшенцев афористичен и в быту, и в своих стихах. «Так ли важно, что счастье проходит? Важно, есть ли, с кем вспомнить о нем». «Как на асфальте промерзшем, кривом и покатом, шаг бесконтролен – как жизнь на десятке шестом».


Способы выражения авторского сознания


Творчеству Ю.Ряшенцева, и поэтическому, и прозаическому, свойственна открытая лиричность. Исповедальность – главное свойство и его стихов, и романа «В Маковниках. И больше нигде». К исповеди как форме выражения авторского сознания поэт обращается часто. При этом в поэзии Ряшенцева при всей ее углубленности во внутренний мир лирического героя силен и эпический компонент. Лирический герой не замыкается на своих проблемах, он обращен лицом к миру. Вот почему в стихах Ряшенцева физически ощущается течение времени и дышит пространство. Часто возникает в них слово «Вселенная»: «всюду вселенская суть». Эта «вселенская суть» – и в родном дворе, и в родной душе. Пространство относительно («эта ночная способность вселенной сжаться»), и далекие звездные миры оказываются не более значительными, чем мир души родного человека. В этом гуманизм поэзии Ю.Ряшенцева.