Юрия Ряшенцева «Светлые года будем мы всегда вспоминать»
| Вид материала | Документы |
- Конкурс литературного творчества «Сибирь серебряное слово», 24.16kb.
- 25. 07. 2009 Новости сайта мцр, 277.05kb.
- Пол боулз рассказы Перевел М. Немцов скорпион, 806.54kb.
- 1956 года и миниатюрная статуя Свободы самые заметные детали интерьера в кабинете заместителя, 89.81kb.
- Такая вода содержит в своём составе комплекс солей, макро- и микроэлементов. Не зря, 78.53kb.
- Владимир Ростиславович Мединский, 4477.37kb.
- Итоги социально экономического развития Мендыкаринского района за 2011 год, 263.29kb.
- Давай поговорим, товарищ!, 983.19kb.
- На данном этапе переходного периода от руководителей, юристов, бухгалтеров требуется, 114.46kb.
- «Природа сфинкс » Тайны мироздания в лирике Ф. И. Тютчева, 29.1kb.
И уже отпылала ватага театральных старух и невест.
(«Воскресенье на Москве-реке»)
Я встану, судьбу заклиная, отвагой и страхом влеком,
На краешке мыса Канайя – каналья, другим языком…
(«Мыс Канайя»)
Ладога.
Радуга после дождя.
Хвойные
Вольные головы бора.
Пятница.
Пьяница плачет, хотя
Рай-то,
сарай-то откроется скоро…
Окунь –
Наскоком из бездны сквозной.
Маленький,
Аленькой бусинки ради?
Будь она,
Бусинка та, бузиной –
Все-таки Ладоге ягода кстати…
(«Ладожская песенка»)
На внутренней рифме, стоящей на цезуре, построены стихотворения «Малинник», «По ночной Яузе».
Встречается в стихах Ряшенцева и внутренняя неравносложная ассонансная рифма: «Что пьян от ветра//На канале Грибоедова, у Спаса-на-крови»; внутренняя приблизительная: «Маленький – аленькой»; внутренняя составная: «с севера – семеро»; внутренняя составная каламбурная:
Разве не вы открыли мне нрав Невы?
Где вы? Звоню, стучусь к вам, и – никого.
Пьяное чудо лексики, вздох «увы!» –
Что бы мы, братцы, делали без него?..
Или: «Северное лето. Риголетто»
Встречаются в поэзии Ряшенцева и так называемые холостые стихи, когда рифмуются только четные стихи:
Та гроза марокканской прачкой
Подавала голос квартирам,
Где из водопроводных кранов –
Мансанарес с Гвадалквивиром…
(«Испанский мотив»)
Поздно очистилось небо –
Жаль: не осталось уж и сентября…
Голубые бойницы –
В розовых стенах монастыря.
Русская птица больше молчит,
Ну а если взлетит тяжело –
В небе вдруг и застынет,
Будто душой обожгло крыло…
(«Осень»)
Многие стихи Ряшенцева пронизывают звуковые повторы – аллитерация: «Взревел мотор. Две капли прозвенели. Промерзший лист прошаркал по панели»; «Стынет под звездами тихая звонница»; «Жестянок звонкий сор, чуть слышный сор картонок” (звуки ж-с-з-с-ш создают яркий звуковой образ в стихе). «Плащи спешащих запахов снуют со всех сторон» (чередование щ-ш-з-х-с передают тихое шуршащее движение в ночной тишине). «Жалит жижа лесная сквозь рваный сапог» (повтор ж-ж создает ощущение обжигающей ледяной воды, ощущение дискомфорта). Все это позволяет говорить о том, что «Ряшенцев – поэт широко открытых глаз, он открыт «всем впечатленьям бытия», и потому действительность входит в его стихи звуками, цветом, запахами, тактильными ощущениями» (М.Павловец).
Размеры (метрика)
Ю.Ряшенцев работает практически со всеми стихотворными размерами. Наиболее часто им используются трехсложные размеры, особенно анапест, который является песенным размером и подчеркивает мелодичность стиха Ряшенцева. Встречается и амфибрахий («Очнулась река, всю проспавшая зиму без просыпу», «В империи очень любили играть в домино») и дактиль («В августе в русской столице особенно пусто»).
Очень мало использует Ряшенцев ямб. Это размер более спокойный, чем хорей, и менее присущий его эмоциональной лирике. Четырехстопный ямб в творчестве Ряшенцева («вода стоит с гранитом вровень») – это непосредственная перекличка с пушкинским «мой дядя самых честных правил» (тем более, что в приведенных строчках речь идет о Петербурге). Тем самым автор подчеркивает преемственность поэтической традиции, следование классическим образцам Мастерство поэта заключается и в том, что ямбический рисунок стиха он способен заложить уже в его название: «Очередная годовщина Дня Победы».
Есть у Ряшенцева стихи, написанные русским гекзаметром (6-стопный дактиль): «Помнишь ли, мама, лошадку Челиту киргизской породы?// Рядом, в Европе, в кровавой толкучке столпились народы…»). Встречаются стихи, приближающиеся по своему ритмическому рисунку к этому редчайшему в творчестве современных поэтов размеру («С греческой девушкой встречи под грубою Кафой//Были конечно, давно. Но ведь позже Гомера», «Хаос эфира, родивший прелестную тему…» – 5-стопный дактиль).
Нередки в лирике Ряшенцева дольники (стихи с колебанием безударных слогов от 0 до 2): "Воспоминание об эвакуации", «Петербуржским друзьям» (2-1-2-1), «Эвксинское утро», «Ночь на четверг».
Встречаются тактовики (колебание от 2-3 и больше безударных слогов): «Озеро», «Февральский вечер у Кропоткинских ворот», «Взморье», «Одарила держава напоследок», "Тридцатые. Сад Мандельштама", «Крепость Ананури» (тактовик со спондеем – «изнутри розовым светом», два ударения рядом), «Тучи над нашим городом как встали, так и стоят». Для поэзии Ряшенцева такой расшатанный стих (до 4 безударных слогов) в целом не характерен, поскольку поэт тяготеет к напевности. «Теперь, когда гонявший меня по станице бык» – оригинальная форма тактовика: все 20 астрофичных стихов уложены в одно предложение. Все это говорит о склонности поэта к эксперименту, продолжающему поиски мастеров серебряного века, И.Бродского с его тяготением к удлиненной строке и разговорному синтаксису.
Верлибр, или свободный, белый стих, также привлекает внимание поэта. Безрифменными стихами открывается в сборнике «Дождливый четверг» каждый новый цикл стихотворений. Не считая себя искушенным во владении этой сложной формой стиха, поэт не без лукавства скромно называет свои верлибры «попытками свободного стиха».
Интонационное своеобразие
Согласно классификации В.Е.Холшевникова («Стиховедение», М., «Флинта», 1998, с.151), существуют два основных интонационных типа стиха: говорной стих и напевный стих. В говорном стихе Холшевников выделяет такие полярные формы, как ораторский стих и разговорный. Говорной стих широко представлен в поэзии Ряшенцева. Живая непринужденная интонация, бытовая лексика, частые переносы во многих стихотворениях Ряшенцева позволяют классифицировать их как разговорный тип стиха. Элементы ораторского стиха также широко представлены в творчестве Ряшенцева, хотя в целом патетический пафос не свойственен его стихам. Однако обычные в ораторской речи риторические фигуры встречаются в стихах Ряшенцева часто. Это восклицания-междометия: «Ах, тоска старика по тому, что полюблено юным», «Ах, много, что светило мне!», «Ох, и ясны прохоря на блатаре… Ох, занозистый протез у инвалида», «О, как эти детские страсти тянули к нам дерзкие пасти», «О, тихий Содом!», «О ламбада, ты танец людей, невзначай пораженных артритом», «О, Империя, юность моя!», «О закат, не торопись!», «О, как же помню я в безмолвии народа при застое любовные проклятья соловья», «О, раздумье тихого муравья». «Белокипенны, о, белопенны те ночные валы у Отуз!». Одическое торжественное «о» временами придает стихам оттенок самоиронии, словно поэт стесняется проявлений сентиментальных чувств.
Часто упоминается в стихах Ряшенцева Бог – и в качестве стилистической фигуры, и как непосредственное обращение: «Боже мой, все на свете имеет предел!», «Но, Господи Боже…», «Господи, как ярко и наглядно явлено несходство их натур!»
В стихах Ряшенцева вообще много обращений: «За тебя, о Империя!», «Вот, Гамлет, в чем твоя ошибка», «Юность, ты просто жалка», «О закат, повремени!», «Повремени, кленовый винный лист», «Все, друг мой, бесконечно, кроме, ну, разве жизни. Не старей!» «Что ж ты так падка, душа, на разгул подворотен, на москворецкую рябь, на фонарный желток?» «Эх, февраль, ты – зимний август: канун, предел» «Салют, монархия с республикой!»
Насыщены стихи вопросами, в том числе и вопросами риторическими: «И зачем эти розы на склоне долговечнее розовых дней?» Часто безнадежным вопросом «где?» выражается горечь потерь: «Где сокрыты потери? Где юность? Где мать?», «Где тот парус? Где улыбка? Их и нет уже давно», «Где вы? Звоню, стучусь к вам, и – никого». Вопросы, которые поэт постоянно задает сам себе, иногда отвечая на них, иногда оставляя без ответа, придают стихам характер неспешного философского раздумья.
Риторические восклицания также часты в стихах Ряшенцева: «Какая Родина!… Какой бездомный свет… Какой не слышащий вопросов, но – ответ!», «А поэт за всем следит с холма – как же далеко мне до поэта!», «Господи, как глухи мы, грязнули, при своих делах к Твоим речам…»
Однако частое употребление риторических фигур, торжественная мерная интонация и славянизмы не являются окончательным аргументом в пользу того, что данные стихи являются чисто риторическими. Интонация стихов Ряшенцева достаточно гибкая. Высокое постоянно чередуется с низким. Но самое главное – не выполняется основное условие ораторского стиха: в стихах Ряшенцева, которые можно было бы назвать риторическими по интонации, лексике и фразеологии, нет безусловного совпадения стиха и фразы. Как отмечает Холшевников, «для ораторской поэзии характерна тенденция к интонационной законченности, к совпадению границ метрического и интонационного членения» (с.154) Для стихов Ряшенцева же характерна синтаксическая асимметрия (многочисленные переносы, свободное чередование коротких и длинных предложений), отсутствие деления на строфы и определенного порядка в способах рифмовки, то есть разговорная структура. Такое неупорядоченное расположение неравносложных интонационно-синтаксических единиц присуще непринужденной разговорной речи и позволяет отнести стихи Ряшенцева к говорному интонационному типу, разговорной его разновидности. Так, на протяжении одного стихотворения встречаются короткие назывные предложения, короткие двусоставные, сложные, дробящиеся переносами:
Слабый стон потаенных скамеек… Глухие фонарики…
Души летних берез вместе с нами пребудут в аду.
В крокодильем тропическом плеске затонов Москва-реки
Пьяный вторник блудит со средою у всех на виду.
И выходит на берег Елена, в мазуте искупана,
Менелаем ответственно проклята и до конца
Туповатым Парисом не познана. Зарево купола
Тихой церкви заречной дрожит на пустыне лица.
В то же время эти строки очень напевны, что вообще характерно для стихов Ряшенцева.
Переносы и паузы – характерная черта поэтики Ю.Ряшенцева. Пауза, возникающая в начале стиха, делит его на неравные части и нарушает мерность. Возникает ритмический перебой, прозаизирующий стих, придающий ему характер меланхолического раздумья:
И что же? Все, что Воланд толковал
Коровьеву, а может, Азазелло
На лестнице Ваганькова холма,
Подтверждено. Такой открыт подвал!
Такая страсть на дно его осела!..
…А пули? Пули свищут, как всегда…
(«Вид из окна…»)
Разнообразна функция переносов в стихах Ряшенцева:
Чайки то круто падают, то поды-
Маются без добычи в кривых когтях.
(«Петербуржским друзьям»)
– перенос пластично передает движение взмывающей вверх птицы. Кроме того, это, в традициях М.Цветаевой, открывает второй смысл слова – «маяться» – значит томиться, страдать. Как замечает М.Павловец, «идет поэтическая работа с морфемами, из которых состоит слова, выявляются те «кубики», из которых возводится здание поэзии – каждый из них сперва рассматривается отдельно, чтобы потом лечь в стену стиха».
…вожди –
В Медине не то, так из Мекки – в Меди-
Медину, Медину, Медину!…
(«Верблюд пророка»)
– внезапный перебой подчеркивает монотонность движения, однообразие, подобное качанию маятника: туда-сюда, туда-сюда.
Он долго ждал, поскольку молод – вот и
Дождался Божьей воли, лучшей квоты…
– пауза и перенос соответствуют грустно-ироническому выдоху, подводящему итог раздумий автора.
Я шел сквозь бал. Теловерченье
Таило сладостный искус… (неторопливое воспоминание)
И вышли мы из спальни класса
Пустыми. Та же суета…
(«Школьный выпускной бал»)
Здесь Тракай розовеет. Иверия
Хоровое заводит питье…
…Право, чокнемся! С Богом!.. Хотя
жалко гения – умер непонятым…
(«Империя»)
Никола добр ко грешным. Боле
На эту тему – не хочу…
(«Вода стоит с гранитом вровень»)
– пауза возникает перед словом, наиболее нагруженным семантически и интонационно, что подчеркивает его смысловую важность. Переносы здесь делают речь эмоционально-напряженной.
Часто переносы употребляются Ряшенцевым в разговорных стихах, носящих характер свободного, неторопливого повествования:
В империи очень любили играть в домино.
Она рассыпалась, костями гремя, как одна лишь
Страна доминошников может рассыпаться. Но
Раскопки руин обещали богатую залежь
Не нефти, не марганца или же золота – нет,
А прыти, скопившейся у населения, ибо
На полном безрыбье за многое множество лет
Большим потрясеньем была лишь внезапная «рыба».
(«В империи…»)
– такие переносы, появляющиеся в соседних стихах, особенно сильны и значительно прозаизируют речь.
Еще сильнее прозаизируют ее переносы в соседнюю строфу:
Флоренция другая. Помню, шел там
И в схлесте улиц, розовато-желтом,
Наткнулся на счастливую толпу,
Следящую за фокусником пестрым.
Его рукам, как двум веселым сестрам,
Все удавалось. Но одно табу,
Как оказалось, было у артиста:
Он фокусов не повторял.
На бис-то
Уж можно было б. Нет. Боязнь ли скуки?
Иль простота, с какой свершались трюки?…
(«Флоренция»)
Переносы, внутристиховые паузы, синтаксическая ассиметрия (разная длина предложений: от одного слова до предложений в четыре стиха) – все это свидетельство разговорной структуры данного стихотворения, передающей непринужденность разговорной речи.
Разговорный характер стихов Ряшенцева подчеркивают и многочисленные вводные конструкции: «Но – дивная динамика! – тотчас в листве возник двуцветного фонарика неузнанный двойник», «Это сыграно мощно и, – что говорить, – не в четыре руки», «нищий, – только он! – как ветераны, очередь не видит и в упор».
Внутристиховые паузы поэт подчеркивает графически – с помощью знаков препинания – тире, которые присутствуют практически в каждом стихотворении. Логическое ударение выражает повышенную экспрессивность, эмоциональность стиха: «А кто-то думал: сшиб кресты – готово: и власть – не грех, и дикость – не порок».
Живую разговорную речь имитируют фразы, словно вырванные из беседы: «И сойдет с тебя седьмая шкура» – начало стихотворения. Это традиции «жанра отрывка», характерного для романтического стилевого направления в поэзии.
Таким образом, в стихах Ю.Ряшенцева часто происходит ритмическая деформация стиха, ритмические переломы. Они драматизируют стих, добавляют ему остроты и выразительности. В целом, интонация поэзии Ю.Ряшенцева отличается сосредоточенностью и глубиной неторопливого философского раздумья, что позволяет говорить о ее медитативном характере, эмоциональной приподнятости.
Напевный интонационный тип стиха также широко представлен в поэзии Ряшенцева. Такие стихотворения характеризуются ритмико-синтаксической симметрией. Каждый отдельный стих в таких стихотворениях интонационно выделен значительно сильнее, чем в разговорном. После каждого стиха слышится пауза, каждый стих интонационно и ритмически закончен. Стихи выравнены в четверостишия. Есть параллелизмы, анафоры. Однородные рифмы поддерживают песенную интонацию.
Напевность стихов Ряшенцева создается и за счет регулярных внутристиховых пауз, как правило делящих стих на симметричные отрезки. Это усиливает мерность напевного стиха.
Повторы – очень частый элемент поэтики стихов Ряшенцева:
Хотя плеснуло с утра золотое весло.
Хотя признало меня озорное дитя.
Хотя мне снились цветы и волчата. Хотя…
Постоянны повторы в стихотворениях «Я проиграл Тракайский замок в домино»; «Раскаленный камень наг и сух» («Я люблю, я так люблю все это!»); «Не знаю, для чего стихи» (варьируется эта фраза); «Вот проходит январь, и прекрасно, что вот он проходит». На повторах, нагнетающих тоскливо-печальное, надрывное ощущение, построено стихотворение «Взморье».
Разнообразные повторы в стихотворении «Вода стоит с гранитом вровень» («и май, то светел, то свинцов… и клочья рыхлого тумана… и город – вроде наркомана… там – сад… там тот, кто дал мне жизнь когда-то… твое – как тень без обелиска, твое – как дым без костерка»). Рефрен («Вода стоит с гранитом вровень» в первой и третьей строфе) подчеркивает песенный характер стиха, стягивая воедино его части и придавая завершенность лирической картине. Но стихотворение этим не заканчивается, как ожидалось. Последняя строфа содержит неожиданный вывод. Такой отход от привычных поэтических канонов вновь свидетельствует об оригинальности поэтического мышления Ряшенцева.
Типично песенный прием – чередование строфы и антистрофы, то есть строф с разным ритмическим рисунком. Так, в "Ладожской песенке" трехстопный ямб сменяется пятистопным, что рождает впечатление запева и припева.
Итак, в поэзии Ряшенцева совмещаются разные типы интонации. Наиболее употребительна в его стихах разговорная форма говорного стиха с элементами ораторского стиха и песенная форма напевного стиха. Это определяется идейным замыслом и содержанием стихов, которые посвящены философско-этическим проблемам и носят характер глубокого и напряженного раздумья.
Интонация во многом обусловлена не только синтаксически (переносы, паузы), но и лексически. Поэтический словарь стихов Ряшенцева целиком зависит от идейного и эмоционального содержания произведения, от характера поэтических образов.
Лексико-фразеологические особенности
Своеобразен язык произведений Ряшенцева. Это соединение правильной, точной, образной литературной речи с уличным сленгом и устаревшей лексикой, причем как торжественной церковно-славянской, так и фольклорно-просторечной (одновА, «чай, четвертый День Победы на дворе!», «да неужто, услыхав, пожмем плечами?», «не гневись», «отринешь ли думу законную», «сколь», «Эх, ситро ли честное, аль честное зелье…»).
В словаре лирических произведений Ряшенцева есть слова, окрашенные экспрессивной поэтичностью («иль», «ибо», «воистину», «изыдь», «взыскующие правды древних книг», «убиенны», «вот вера, вот истинно вера», «да» вместо «но», «купный образ поры военной», «с грозным гласом под небом тыла», «белокипенные и белопенные» морские валы). Это продиктовано приподнятым мироощущением автора, литературной традицией, которой вольно или невольно следует Ряшенцев в силу своей начитанности и особого пристрастия к устаревшим словам. Часто встречается в его стихах слово «стогна» («улица»), придающее строкам оттенок торжественности. Или «ушкуйник» (вольный человек в Древней Руси, совершавший набеги с вооруженной дружиной на Каме и Волге). В то же время нельзя не заметить и оттенка самоиронии при употреблении «высокой» лексики. Кроме того «это вообще черта речевого стиля интеллигента: обыгрывание поэтизмов, сталкивание слов различной стилевой принадлежности, игра стилевым контрастом – к тому же это добавляет оттенок экспрессивности!» (М.Павловец).
Много в стихах Ряшенцева слов и оборотов, присущих бытовой речи («Вот припомнился – и некстати! – узкий двор на бывшем Форштадте», «хватив из кружки из пивной», «вот удивился бы, небось, товарищ князь»).
Особо следует отметить частое употребление жаргонизмов, воровского арго, молодежного сленга и даже обсценной лексики, то есть откровенных ругательств («ишь ты, шалава», понт, хреновина, сучара, шалавая листва, трахнут, Едрена Мать, «на хрен вам нужен свидетель забытых любовей», «уже покончено и с жадной сволотой – с крылатой мелочью», «прохоря на блатаре», «башка мембраны», «блатная кликуха», «беспредел», «и город – вроде наркомана, спасибо, «ломка» далека»). Они, однако, не выглядят шокирующими и грубыми, потому что мягко вписаны в общий поэтический контекст, служат для создания нужной атмосферы, делают стихи гармоничными. О простом и грубом быте, как полагает поэт, и писать надо соответственно: «хрен-то кто-нибудь кроме поклонится. О счастливого детства простуженный мат!». «Пшел к черту!», «давай унесемся отселя», «тудыть». «Странно и лживо называть вещи не своими именами. Это стилистическая неправда», – считает Ю.Ряшенцев.
Но кроме задачи создания достоверной картины быта городской окраины, поэт преследует и иную цель. Употребление автором жаргонизмов придает речи нарочито непоэтический, будничный оттенок. Поэт словно бы стесняется прорывающейся сентиментальности и тут же прикрывает ее маской холодновато-пренебрежительного, вульгарно-грубого отношения к жизни. Истоки употребления уголовной лексики следует искать не только в полублатной среде рабочей окраины, в которой рос поэт, «созревая в условиях разнообразных дворовых помоек», но и в традиции литературно-художественной богемы, где употребление ненормативной лексики считается особым шиком.
Иногда автор прибегает к намеренному смещению ударения, что свойственно неграмотной речи: «магАзин», «не догнАла». Это придает стихам особый колорит и служит примером иронического отстранения.
Есть в стихах Ряшенцева и неологизмы («ливни-шкодливни», «выручьит лето», «звездоусобица», «времяубойная труба архангела»), и неожиданные словосочетания («Вождь в законе», «Ваше Волчество», «Ваше Овечество», «Ваше окаянство»).
Удачно совмещать слова разных стилей: «низкую» лексику подворотен и изысканную лексику – поэту помогает чувство меры. На узком пространстве одного стихотворения мирно соседствуют грубые просторечия: «ячменной несет бурдой», «деловитость собачьей случки», «обреченный, кожа да кости – я не сдохну, но это – после»; и торжественно-приподнятые выражения: «купный образ поры военной, небывалой, обыкновенной, с грозным гласом под небом тыла…» («Воспоминание об эвакуации»). Такое сочетание слов с откровенным экспрессивным ореолом и развязно-вульгарных выражений встречается в стихах Ряшенцева постоянно. В стихотворении «Степь» разбитное словечко «раскосец» соседствует с возвышенно-поэтическим: «Да обрящете», – молвил велевший искать».
В лирике Ю.Ряшенцева встречаются редко употребляемые слова («нобиль», «мечи и орала», «ристалище», «кружало», «шуга», «акриды», «прана») и многочисленные имена собственные, апеллирующие к эрудиции читателя («сады Леонато», Озрик, Клио, Язон, Елена и Парис, Лаокоон, Озрик, «тяжесть священной Каабы», «общество Кротона», Лойола, Пифагор, «кападокийская хлестала плеть», «жар очага Кумранского», «пена Репербана»).
«Если бы я мог проще выразить то, что хотел, я бы выразил, – говорит Ю.Ряшенцев. – Но я не знаю, каким словом заменить «нобиль» в строках о Мандельштаме. «Аристократ» все-таки имеет русский оттенок. А я имел в виду именно неоклассицистский, псевдоримский стиль поведения Мандельштама. Каким еще словом это выразить? Только словом «нобиль». И потом, непонятное слово тянет читателя заглянуть в словарь, а это, по-моему, прекрасно. Мандельштам написал: «пенье эанид», сам не зная, что это такое. Но он знал, что это слово точно выражает то, что он хотел сказать. Ни Пушкина, ни Мандельштама нельзя читать без словаря. Я более демократичен и всегда ищу слово, понятное читателю. Но ориентируюсь все же на читателя культурного. С помощью одного собственного имени привлекается огромный культурный пласт, который работает вместо одной строки. И тот, кто знает, что Озрик – шут из шекспировской «Двенадцатой ночи», поймет то, что я хотел этим сказать. И вообще, почему я должен быть понятен в каждой строке?.. Когда я был у Асеева, он прочитал мне такие строчки: «То вспыхнет, то гаснет снова свет смысла слов». Вот когда это происходит, и появляются настоящие стихи».
Использование слов и оборотов той или иной стилистической окраски способствует наиболее полному выражению субъективного отношения к предмету, служит задачам создания особого авторского стиля – иронически-отстраненного и в то же время трепетно-нежного – и формированию специфического лирического образа.
Интересно, что стихи возвышенного философского содержания, которые в лирике других поэтов строятся с помощью возвышенных же образов и соответствующей лексики, у Ряшенцева построены на сочетании слов и оборотов как эмоционально приподнятых, так и просторечных. Это помогает ему избежать патетики и сохранить элегическую, интимную интонацию.
Строфика
Композиции Ряшенцев уделяет большое значение, поскольку это помогает поэту успешнее решать поставленную проблему. В поэзии Ряшенцева представлены практически все основные модели строф. Однако это не эксперимент ради эксперимента: «Я очень редко конструирую стихи специально. Строфа в «Детективной поэме», например, сконструирована: это почти онегинская строфа из 13 строк с рифмовкой абабввгвгввдг, причем предпоследняя строка – холостая, нерифмованная. И это вдруг получилось очень естественно. Кстати, до меня этого никто не делал…»
Двустишия у него обычно тематически завершены («Плоть», «Малинник», «Тридцатые. Сад Мандельштама», «Ламбада в российском порту», «Фонарик»), что подтверждает высокое мастерство поэта. Способность в двух стихах разместить законченный поэтический образ требует ясности мышления, умения четко и лапидарно излагать свои идеи, чем Ряшенцев владеет в совершенстве.
Оригинальной формой двустишия является рифма-эхо, когда за длинным стихом идет более короткий, иногда – в одно слово:
Серые заборы кривые.
Сороковые….
Башня. И вторая. И третья.
Конец столетья…
Друг мой, постояли бы, право!
Проходит. Браво!
Оригинально трехстишие с рифмовкой абв/абв/где/где и т.п. («Преодоление немоты).
Четверостишия у Ряшенцева отличаются в основном упорядоченной формой. Система рифмовки в них четкая, как правило, перекрестная. Но встречаются и оригинальные способы рифмовки: абвг/абвг («Возвращение на Волгу»). Нередко поэт прибегает к строфоидам – чередованию строф с разным количеством стихов. Так, для более четкого завершения темы могут объединяться в одну строфу два четверостишия («Авария», «Данте», «Возвращение в Питер», «Петербуржским друзьям», «Что над садом?»).
Часто четверостишие дробится на двустишия, для более четкого отделения друг от друга различных тем («Ослик», «Леонтьев») или же строфа разбивается таким образом, что 4-стишие превращается в 6-стишие, чтобы логически выделить важные для раскрытия темы слова.
Строфика стихотворения «Потрепанное солнце, как петух» такова: 6 (лирическая картина летнего вечера)+2 (авторское осмысление и заявка новой темы: «Но хочется, чтоб было все иначе»)+12 (лирическое размышление)+4 (вывод). То есть членение стиха не механическое, а смысловое, тематическое, что подтверждает мысль о том, что для автора содержание диктует форму.
В поэзии Ряшенцева много крупных лирических стихотворений, что отражает склонность поэта к эпическим раздумьям: «Так хорошо начинать стихотворную повесть, веря в талант и о краткости не беспокоясь (эту сестренку таланта я видел в гробу!)». В то же время использование коротких строк подчеркивает беспокойный, пульсирующий ритм его эмоциональной лирики:
Московский ампир и московская осень
Помешаны на желтизне.
А молодость кончится часиков в восемь –
Мне этого хватит вполне…
Есть у него 6-стишие – «балладная строфа» аабввб, написанная анапестом («Виток золотистого ветра», «Свидетельство»).
8-стишие – традиционное соединение двух 4-стиший с одинаковой рифмовкой АбАбВгВг («Школьный выпускной бал», «Трофейная пластинка»).
10-стишие, делящееся на 4-стишие с рифмовкой ААББ и 6-стишие вГГДДв («Воспоминание об эвакуации»). Опоясывающая рифма здесь говорит об интонационной и тематической законченности стиха.
Часто поэт выделяет отдельную строфу, чтобы сделать вывод (так называемый пуант) («Трофейная пластинка»).
В отдельную строку выделяются наиболее важные по смыслу слова. Так, появляется новая строка на месте цезуры:
В клочкастом воздухе
с зигзагами идей
не слышно слов расхожих:
у нас квартиры интересней площадей,
сидящие – прохожих.
Так же выделяются в короткие строки наиболее важные мысли в стихотворении «Счастье знаешь в лицо», причем эти строки необычно рифмуются, разделенные другими стихами ААбвГГбв:
Счастье знаешь в лицо, и привычка ему – не замена.
Мы не то, чтобы стары, а в нас завершенность заметна.