О. В. Гаман-Голутвина Прошедшие в декабре 2003 г выборы в Государственную Думу отчетливо высветили ряд существенных тенденций эволюции российского политического организма. Важнейшими из этих тенденций мне предст

Вид материалаОтчет

Содержание


Список литературы
М. Макфол
Результаты выборов декабря 1993 г. Что за ними стоит? Политический и экономический фон
Закон о выборах и российские правила электоральной игры
Новое правительство
Призрак фашизма
Ю.Г. Коргунюк
Внутренняя иерархия политической элиты
Политическая элита России в XX веке: революция и эволюция
Политическая элита современной России с точки зрения социального представительства (II)
Социальный облик политической элиты России 1990-х годов
Либеральные ценности в сознании россиян
О двух либеральных и двух нелиберальных типах сознания или несколько слов о методологии исследования
Между «трудом» и «свободой»?
Таблица 2. Ценность «государственного» и «частного» права в сознании россиян (в % по столбцу)
Категории населения
Штрихи к портрету человека, который склонен считать себя либералом
Таблица 3. Либеральные и некоторые другие ценности в сознании «либералов» и «нелибералов» (данные в %)
Список литературы
Терпимость (толерантность)
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   45

Министерство экономического развития и торговли

Российской Федерации


Государственный университет –

Высшая школа экономики


Факультет прикладной политологии


Партийная система и практика избирательного процесса
в современной России



(READER по курсу)


Составитель:

к. полит. н., доцент

В.А. Касамара


Москва

2008

Российские партии на выборах: картель «хватай-всех»1

О. В. Гаман-Голутвина

Прошедшие в декабре 2003 г. выборы в Государственную Думу отчетливо высветили ряд существенных тенденций эволюции российского политического организма. Важнейшими из этих тенденций мне представляются следующие.

1. Принцип разделения властей в России приобретает все более условный характер. По итогам выборов-2003 исполнительная власть получила практически полный контроль над парламентом.

2. Парламент утрачивает роль института социального представительства. В стране, где средний класс не слишком многочислен и фактически "зажат" между двумя социальными полюсами (что во многом определяет слабость идеологии центризма), мы получили тотально псевдоцентристский парламент. Используя выражение С. Н. Пшизовой, можно констатировать, что репрезентативное правление в России продолжает вытесняться правлением посредством репрезентаций.

3. Главным инструментом достижения электорального успеха становится административный ресурс. Рост значения этого ресурса - "фирменный знак" выборов-2003. В случае конкуренции административного и финансового ресурсов перевес, как правило, был на стороне первого. Иерархия факторов электорального успеха (в порядке убывания значимости) выглядит таким образом: административный, финансовый, медийный и политико- технологический.

4. Налицо серьезный кризис сложившейся ранее системы парламентского и партийно-политического представительства. Одним из индикаторов этого кризиса может служить заметное снижение роли идеологической идентификации: "идеологические партии" (как левые, так и правые) отступают под напором нарочито деидеологизированных образований, осуществляющих активную экспансию по всем направлениям и действующих по принципу "хватай всех подряд". Многие участники прошедших выборов выглядели как клоны "catch all party". Результатом использования этой тактики стал провал реально действующих партий и победа политических фантомов. Вступившая в избирательный марафон с наибольшим рейтингом КПРФ потерпела сокрушительное поражение; имевшие все шансы на преодоление 5-процентного барьера СПС и "Яблоко" остались вне стен парламента, а наскоро сформированный за три месяца до выборов блок "Родина" добился оглушительного успеха. Неразвитость организационной и региональной инфраструктуры, узость членской базы и партийного актива, ослаблявшие электоральный потенциал классических партий, превратились в конкурентное преимущество.

5. Быстрыми темпами идет виртуализация российской политики. Наглядным проявлением этого тренда стало усиление тенденции, на которую уже не раз обращали внимание авторы "Полиса" (А. И. Соловьев, С. Н. Пшизова, М. Н. Афанасьев и др.): на смену программам как предметной основе коммуникации между партиями и избирателями приходят имиджи лидеров. При этом особенностью российской версии виртуализации выступает существенный разрыв между содержанием политической коммуникации и ее инструментальным воплощением: в структуре имиджей добившихся электорального успеха политиков и партий преобладают виртуальные, а не реальные достоинства. Это обстоятельство имеет смысл рассматривать в контексте дискуссии о том, насколько совместимо использование имиджей политиков и партий с идеей представительной демократии. Как известно, водораздел в этой дискуссии пролегает между теми, кто считает имидж преимущественно средством манипуляции, чреватым выхолащиванием смысла института выборов, и теми, кто видит в нем инструмент демократического контроля электората над своими избранниками. К сожалению, недавние выборы говорят в пользу первой точки зрения.

Поскольку подробно рассмотреть все упомянутые тенденции в рамках этого материала вряд ли возможно, остановлюсь лишь на одном сюжете, а именно на особенностях эволюции системы партийно-политического представительства в течение последних лет.

На мой взгляд, нынешний партийный кризис вполне закономерен. Процессы партийно-политического структурирования в современной России вызывают в памяти старый анекдот о военном заводе, перешедшем на производство колясок: сколько партий в России не создавай, все равно получается КПСС. Несмотря на внешнюю пестроту партийно-политического спектра, наша партийная система и сегодня тяготеет к моноцентричной модели, а новые политические институты формируются под влиянием традиционной политической культуры. По точному замечанию одного из аккредитованных в Москве в 1930-е годы иностранных журналистов, "режим, укомплектованный бывшими узниками и ссыльными, знает только одну форму правления и никогда не слышал о другом месте для оппозиции, кроме Сибири". Иными словами, как говаривали уже в 1970-е годы, в СССР может быть сколько угодно партий при условии, что одна у власти, а остальные - в тюрьме.

Но при всей его справедливости тезис о существовании в СССР однопартийной системы не совсем точен: хотя многопартийности в прямом смысле не было, была многоподъездность. Так, международный и организационный отделы ЦК КПСС, размещавшиеся в разных подъездах здания на Старой площади, противостояли друг другу с такой яростью, что на этом фоне меркла межпартийная борьба в западных демократиях. В эпоху перестройки "плюрализм" перекинулся на кабинеты: Е. К. Лигачев и А. Н. Яковлев руководили подотделами одного и того же идеологического отдела ЦК КПСС. Иначе говоря, в рамках однопартийной системы конкурировали различные "партии власти".

Именно эта модель и воспроизводится сегодня: "многопартийность" у нас расцветает в рамках единой структуры (кстати, расположенной в том же здании на Старой площади, что и некогда ЦК КПСС). Как здесь не вспомнить В. Ключевского: в России не было борьбы партий, а была лишь борьба учреждений. Это суждение очень точно характеризует нынешнюю ситуацию: за борьбой партий скрывается противостояние различных фракций кремлевской бюрократии, когда одно крыло курирует "Единую Россию", другое - Народную партию, а все Еместе поддерживают блок "Родина". Примеры "внутривидовой" борьбы центральной бюрократии дают и губернаторские выборы, в ходе которых конкуренция бюрократических фракций обретает форму соперничества различных кандидатов, как это было, например, в 2002 г. на выборах президента Калмыкии.

Процесс партогенеза и утверждения политических партий в качестве активных политических игроков пришелся в России на время, которое принято называть эпохой заката партий. Вместе с тем, по заключению многих экспертов, то, что мы наблюдаем сегодня, есть не столько упадок института партий как таковых, сколько кризис присущей индустриальному обществу модели массовой идеологической партии. В условиях индивидуализированного постиндустриального мира функциональные и организационные характеристики классических партий претерпели существенные изменения, что, однако, не дает оснований говорить об уходе партий из политического процесса.

Одним из следствий кризиса традиционной партийной модели стало формирование так наз. постмодернистских партий. Новое поколение партий разнообразно и чрезвычайно пестро (картельные партии, всеохватные, электорально-профессиональные, минимальные, харизматические, клиентелистские, медиа-партии, партии-предприятия и т.д.). Как отмечают эксперты, сверхзадача всех этих образований - обеспечить механизмы завоевания власти в условиях маркетизации политического рынка и виртуализации политического пространства. Сказанное относится и к отечественным партиям, что в очередной раз свидетельствует о высокой скорости политических процессов в России. Крайне показательно в этом смысле, что политико-коммерческое предприятие ЗАО "ЛДПР" было создано раньше считающегося классикой жанра "Форца Италиа" С. Берлускони.

Отличительная черта постмодернистских партий - изменение соотношения различных партийных функций. Традиционно партии выполняли функции социального представительства, политической социализации, коммуникации, мобилизации, рекрутирования политической элиты и, конечно, завоевания политической власти. В последние годы часть этих функций взяли на себя другие институты. Так, важнейшими агентами политической социализации и коммуникации выступают сегодня СМИ, что позволяет некоторым исследователям утверждать, что последние, по крайней мере в российских условиях, действуют в качестве политических партий. Этот тезис не вполне адекватно отражает ситуацию, ибо в нашей стране СМИ (как, впрочем, и партии) являются не самостоятельными политическими игроками, а "ответвлениями" реальных центров политической власти. Властная вертикаль современного российского общества подобна трехуровневой пирамиде, на вершине которой - элитные группы, принимающие стратегические решения; в основании - массовые слои как реципиенты принятых наверху решений, а в центре - группы, призванные транслировать эти решения на массовый уровень. На мой взгляд, СМИ и политические партии, наряду с многочисленной когортой политтехнологов, относятся именно к последней категории.

Функция социально-политического представительства остается в российском случае прерогативой партий, расположенных по краям политического спектра, - левых (КПРФ) и правых (СПС, "Яблоко"). Это обусловлено уже упоминавшимися особенностями социальной структуры нашего общества, прежде всего слабостью среднего класса. Что же касается такой традиционной партийной функции, как рекрутирование элиты, то ее российские партии не выполняют в принципе. Напротив, субъекты реальной власти (исполнительная власть регионального и федерального уровней, а также крупный бизнес) используют институт партий в качестве механизма внутриэлитной конкуренции (как это было на парламентских выборах 1999 г., когда соперничали "Отечество" и "Единство").

Парламентская кампания 2003 г. в очередной раз показала, что главной для отечественных партий (как и для их западных аналогов) является функция обретения и удержания политической власти. Несмотря на радикальное изменение своего облика (организационной структуры, методов управления и продвижения и т.д.), партии по-прежнему остаются ключевым инструментом формирования властного истеблишмента.

На рубеже 1980 - 1990-х годов монопольным субъектом партстроительства было государство (пример - история создания ЛДПР), однако довольно скоро на этом поле появились новые игроки. Ими стали возникшие в 1990-е годы олигополии, или политико-финансовые кланы. В результате политический плюрализм начал принимать форму жесткой конкуренции между упомянутыми акторами, приобретшими характер многофункциональных замкнутых самодостаточных образований квазифеодального типа. Будучи обладателями собственного промышленного и банковского потенциала, собственных медиа- империй и информационно-аналитических служб, и т.д., они обзавелись и собственными политическими партиями. Таким образом, в 1990-х годах изменились лишь формы монополии при сохранении самого этого принципа разделения политического рынка. В качестве монополистов на протяжении второй половины прошлого десятилетия выступали исполнительная власть и новые олигополии.

Полностью вписываются в этот контекст и так наз. "партии власти". По своей природе, задачам и характеру они выражают интересы не государства, а той группировки, которая в данный момент находится у власти. Именно с этим и связана их недолговечность. Ее причины не в том, что соответствующие партии создавало нелюбимое народом "начальство", а в том, что "начальство" периодически менялось. При этом его клиентела в лице партийных функционеров плавно перетекала из ДВР в НДР, из НДР в "Единство" и т.д. Тесная связь подобных партий с госаппаратом позволяет квалифицировать их в качестве картельных [см. Katz, Mair 1995].

Парламентские выборы 2003 г. в полной мере высветили тенденцию к монополизации партийно-политического поля федеральной бюрократией и оттеснению на задний план спонсируемых крупным бизнесом партий. Эта тенденция стала одним из проявлений укрепления федеральной вертикали и наступления на олигополии: прессингу подверглись не только олигархи, но и их партийные клиентелы.

До парламентских выборов 2003 г. можно было говорить о возможности двух альтернативных сценариев эволюции российской партийной системы:
  • формирование так наз. полуторапартийной системы при доминировании "партии власти";
  • становление двухпартийной системы, в рамках которой конкурируют "партия власти" и КПРФ. Сегодня очевидно, что первая альтернатива стала реальностью. Поэтому описанные выше процессы правомерно рассматривать в качестве элементов более общей тенденции - к утверждению в России моноцентрического политического режима.


Список литературы

Katz R., Mair P. 1995. Changing Models of Party Organization and Democracy: The Emergence of the Cartel Party. - Party Politics, N 1.


Осмысление парламентских выборов 1993 г. в России2

М. Макфол3


Национальный демократический институт международных отношений (НДИ), штаб-квартира которого находится в Вашингтоне, является одной из ведущих международных организаций, занимающихся проблемами развития демократического процесса в странах, находящихся на переходном этапе от тоталитаризма к демократии. Со дня основания в 1983 г. НДИ проводит свои программы в более чем 70 странах, включая Россию, Украину, Казахстан, Киргизию, Грузию и др.

Программы НДИ, проводимые в России с августа 1989 г., разделены на несколько главных направлений: методическая помощь представителям политических партий, содействие и консультации с депутатами парламента РФ, сотрудничество с представителями гражданских общественных организаций и сотрудничество с представителями органов местного самоуправления.

В июне 1992 г. НДИ открыл постоянное представительство в России. Вы можете связаться с НДИ в Москве по телефону (095) 956-63-37, факс (095) 241-23-66; адрес: 121099, Москва, Малый Каковинский пер.,2/6, к.П.

Данная статья продолжает цикл публикаций НДИ в журнале "Полис" (см. "Полис", 1993, №№ 2-6; 1994, №№1-4).

От редакции. В 1993-1994 гг. только в рамках сотрудничества с Национальным Демократическим Институтом Международных Отношений (США) в нашем журнале было опубликовано около десятка статей, подготовленных специалистами с мировыми именами и достаточно популярно отражающих особенности и опыт грамотной организации избирательного процесса, проведения предвыборных кампаний, начального этапа обустройства деятельности парламента, опыт, который накоплен за столетия в западных демократиях.

Утверждение института демократических выборов — важнейший аспект становления демократического политического режима. Вместе с тем приходится признать, что попытка проведения таких выборов в 1993 г. в России оказалась малоудачной; их анализ даже в первом приближении выявляет множество элементарных промахов как со стороны организаторов избирательного процесса (в т. ч. разработчиков соответствующей процедуры), так и его непосредственных участников, соревновавшихся за депутатские мандаты. Опыт, приобретенный простыми избирателями, тоже вряд ли можно назвать позитивным и благоприятствующим будущей стабильности политической жизни в России.

Время новой избирательной "лихорадки" еще не подошло, однако по проходящим то здесь, то там "одиночным" выборам разных уровней видно, с каким маниакальным упорством воспроизводятся ошибки. И через год с небольшим, в исходе новых избирательных кампаний всероссийского масштаба, всем участвующим в них сторонам уже трудно будет сказать: нас не информировали, не предупреждали, мы не сумели, не предполагали и т.п.

Профессиональным политологам хорошо известно, что господствующая в момент принятия избирательных правил и процедур политическая сила непременно будет стараться обеспечить известные преимущества для себя. Это аксиома политической конкуренции. С точностью "до наоборот" провели подобное мероприятие реформаторские политики, вроде бы закрепившие свое общественно-политическое лидерство после октябрьских событий 1993 г. Большинство участвовавших в первых выборах партий и коалиций продемонстрировали "блестящее отсутствие" элементарного внимания к грамотной организации предвыборной борьбы и коалиционной тактике в начале легислатуры. Вряд ли следует ссылаться на то, что и политики, и избиратели России проходят только первый класс в "школе демократии". Если даже и так, то веемы оказались в этом "классе" нерадивыми учениками, а эта нерадивость может дорого стоить будущим поколениям россиян и нашим соседям за пределами российских границ.

Потому редакция "Полиса" предлагает вернуться к анализу опыта первых российских выборов, написанному американским специалистом по избирательному процессу, сотрудником московского отделения фонда Карнеги и консультантом НДИ Майклом Макфолом.

Автор материала, предложенного НДИ, весьма верно указал на некоторые тактические ошибки в организации самих выборов, на промахи в ведении избирательной кампании и пытается предугадать их следствия для развития демократического процесса в нашей стране. Поскольку материал подготовлен американским экспертом, он в немалой степени обращен к тем аспектам, которые тревожат иностранных наблюдателей, справедливо полагающих, что от выбора в пользу того или иного варианта развития политического процесса переходного типа в России во многом зависят судьбы мировой политики в целом.


Новые выборы — не за горами... Хотелось бы, чтобы и законодатели, и исполнители, и партийные политики, и, наконец, главные участники данного процесса — избиратели отнеслись к этому важнейшему событию в политической жизни любой страны более взвешенно, компетентно, грамотно, ответственно.

Выборы декабря 1993 г. — поворотный пункт на пути России к демократии. В ходе этих выборов, как и во время недавних выборов в других странах бывшего коммунистического мира, избиратели продемонстрировали свою неудовлетворенность и разочарование в политике поборников радикальных рыночных реформ. Однако, в отличие от других посткоммунистических государств переходного типа, российские избиратели провели в парламент не только партии, связанные с прежним коммунистическим строем, но и Либерально-демократическую партию В.Жириновского — правоэкстремистскую организацию, отстаивающую "третий путь", отличный как от коммунизма, так и от демократии. Значение этого голосования протеста было временно и частично перекрыто результатами референдума по конституции, поскольку новая российская Конституция предоставила президенту и его правительству чрезвычайно широкие полномочия, отведя новому парламенту заведомо второстепенную роль. Тем не менее, подъем правого экстремизма в России делает надежды на демократическую консолидацию страны еще более зыбкими, чем когда-либо прежде.

Победа В.Жириновского на парламентских выборах в декабре 1993 г. создает значительную угрозу национальной безопасности США, одну из наиболее сильных за весь период после окончания холодной войны. Недооценка важности этих выборов и неспособность переосмыслить позицию Запада по отношению к России были бы величайшей ошибкой американской (и западной в целом) внешней политики, подобной попытке умиротворить фашистского мятежника в Германии 60 лет тому назад.

Конечно, Жириновский получил меньше четверти голосов по пропорциональной системе; его партия находится в меньшинстве в Думе и практически не представлена в верхней палате нового российского парламента. К тому же, как уже говорилось, недавно принятая Конституция отводит парламенту относительно незначительную роль в управлении страной. Более того, на состоявшейся после выборов пресс-конференции Жириновский радикальным образом смягчил свою риторику, что позволяет предположить, что он стремится к работе в составе коалиционного правительства или конструктивной оппозиции. "Неполность" победы Жириновского в сочетании с новой Конституцией и изменением риторики лидера ЛДПР заставляет многих полагать, что ситуация в России не столь уж и серьезна.

Однако те, кто занят подсчетом мест ЛДПР в парламенте или радуется принятию новой российской Конституции, упускают из вида действительный смысл и значение прошедших выборов. Жириновский, экстремист (какой бы смысл в это понятие ни вкладывался), получил наибольшую долю голосов, поданных за оппозицию. Начав с краткого, но красочного спектакля во время президентской гонки 1991 г., он в ходе последних выборов закрепил свои позиции, представ основной альтернативой нынешнему руководству. Жириновскому нет нужды играть в парламентские игры. Завоеванный им статус депутата обеспечил ему трибуну для мобилизации общественной поддержки, позволяющей претендовать на пост президента в 1996 г. — цель, на достижение которой будет в ближайшие 2 года направлена вся его энергия. Тот факт, что он располагает лишь фракцией меньшинства в слабом парламенте, в настоящее время полностью отвечает его сиюминутным интересам: он может критиковать правительство, не принимая на себя никакой ответственности за его действия.

Возможно, еще более важно то, что электоральный успех Жириновского сделал праворадикальные идеи чем-то вполне приличным, допустимым в российской политике. После выборов 1993 г, все политические деятели нынешней России, включая Б.Ельцина, были вынужденны перейти на более националистические позиции, как на словах, так и на деле. Подвижки в российском политическом спектре создают благоприятные возможности для будущих воинствующих националистов, даже если карьера самого Жириновского подойдет к концу.

Победа Жириновского на президентских выборах 1996 г. нанесла бы серьезный ущерб политической стабильности в России и составила бы угрозу интересам национальной безопасности США — у Гитлера не было ядерного оружия. Исследователям, равно как и практическим политикам, чрезвычайно важно поэтому понять причины, определившие исход выборов 1993 г., и осознать его прямые последствия для россиян и западного мира. В настоящем очерке я в общих чертах обрисую обстоятельства, обусловившие успех Жириновского и провал реформаторских партий и блоков. Во второй части очерка будут рассмотрены те последствия, которые данный исход выборов может иметь для нового российского правительства, нового парламента и для будущего демократии в России.