О. В. Гаман-Голутвина Прошедшие в декабре 2003 г выборы в Государственную Думу отчетливо высветили ряд существенных тенденций эволюции российского политического организма. Важнейшими из этих тенденций мне предст

Вид материалаОтчет

Содержание


2. Частная собственность в некоторых сферах жизни неуместна (наука, оборона и т.п.), и поэтому эти сферы должны быть от нее защи
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   45

Таблица 9 (данные в %). 1. Если частная собственность вступает в противоречие с другими правами и свободами, то она должна ограничиваться или регулироваться

2. Частная собственность в некоторых сферах жизни неуместна (наука, оборона и т.п.), и поэтому эти сферы должны быть от нее защищены




1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

1. Согласен

66

72

55

59

61

62

64

65

67

68

72

75

76

77

Не согласен

12

17

17

23

13

8

12

14

17

12

6

6

11

4

Затрудняюсь ответить

22

11

28

18

26

30

24

21

16

20

22

19

13

19

2. Согласен

71

78

66

64

71

65

65

75

69

74

75

86

75

78

Не согласен

9

11

7

17

10

7

10

8

11

9

5

4

9

9

Затрудняюсь ответить

20

11

27

19

19

28

25

17

20

17

20

10

16

13

Расшифровка нумерации столбцов:
  1. Население в целом
  2. "Либералы"
  3. Фермеры
  4. Предприниматели
  5. Безработные
  6. Пенсионеры
  7. Колхозники
  8. Бюджетники
  9. Студенты
  10. Рабочие
  11. Председатели
  12. Офицеры
  13. Директора
  14. Управленцы



Не думаем, что эти данные требуют развернутых комментариев. При всех отличиях, порой довольно существенных, между представителями частного бизнеса и другими группами населения, реакция на обе формулировки свидетельствует о достаточно высокой степени согласия по отношению к вопросу об ограничении собственности. По сути, это согласие в оценке итогов и перспектив исторического развития России: ведь если она в свое время "миновала" тот период становления рыночной системы, когда легитимирующей идеей последней выступала слитность частной собственности со свободой и другими правами человека (благодаря чему собственность и могла восприниматься как "неограниченная" и "свободная"), то она "миновала" этот период навсегда; воспроизвести его можно разве что в воспоминаниях и идеологических иллюзиях, что мы и наблюдали в доброжелательной реакции на идею неограниченной частной собственности. Сегодня речь может идти лишь о координации права собственности с другими правами и ценностями, что, в свою очередь, требует осознания различий между, пользуясь словами крупнейшего немецкого экономиста прошлого века Ф.Листа, "частной экономикой и "национальной экономикой"45: не различая их, считая, что это одно и то же, нельзя обеспечить, кстати, и максимально свободное на данный момент развитие частной собственности.

И все же мы бы не стали преувеличивать значимость сегодняшнего согласия российского общества с "социал-либеральной" версией права собственности. Потому что по мере утверждения частной собственности и выявления ее противоречий с другими правами и ценностями, по мере того, как вопрос о ее ограничении и регулировании будет становиться вопросом о том, как именно ее регулировать, согласовывая разные интересы, будет все очевиднее, что в сознании многих людей "социал-либерализм" — это не столько коррекция крайностей либерализма "экономического", сколько перевод на современный язык (но не преодоление) "традиционно советского" мироощущения.

Едва ли ни самый тревожный симптом этого, как ни покажется странным, мы видим в поразительном единодушии всех старых элит в отношении к последним двум формулировкам при максимально высокой степени согласия с ними. Помня о различиях между позициями старых элит в других вопросах, можно предположить, что корни такого единодушия — не столько в совпадении интересов и ценностей, сколько в недостаточной проявленности общественных противоречий, что, в свою очередь, является следствием слабой укорененности частной собственности и рыночных механизмов в российском обществе.


Государство


В оценках россиянами государства и его роли в общественной жизни специфически либеральные ценности выделить труднее, чем в оценках других политических понятий и ценностей. И дело тут не в том, что проблемы, так или иначе связанные с государством, слабо освоены или сдвинуты на периферию общественного сознания, — напротив (читатель, знакомый с первой частью нашей работы, мог уже в этом убедиться), они находятся в самом его центре. Дело, скорее, в том, что в России человек либеральных убеждений традиционно относился к государству не совсем так, как либерал (а то и совсем не так, как либерал).

Конечно, между различными течениями в либерализме есть немало отличий в понимании сущности государства, объема его полномочий и смысла деятельности. "Экономический либерализм" предполагает ориентацию на "минимальное государство", функции которого ограничиваются исключительно защитой индивида (от насилия, грабежа, обмана) и предоставлением гарантий исполнения договоров.46 " Другой подход, соответствующий "социальной" версии либерализма, исходит из того, что государство призвано обеспечивать гражданам и некоторые "положительные блага" — прежде всего условия, необходимые для развития человеческой индивидуальности47. Однако все либералы сходятся в том, что государство нельзя рассматривать как демиурга, творца социальной действительности, как силу, определяющую и направляющую всю общественную жизнь. Тезис о ведущей роли государства в общественной жизни неприемлем для западного либерализма в любой его модификации.

В России же, благодаря известным особенностям ее истории, государство играло именно такую роль, причем даже в тех случаях, когда страна пыталась проводить либерально-демократические реформы. Это, разумеется, не могло не сказаться и на российском либерализме. И вовсе не случайно, что "государственная школа" в отечественной исторической науке прошлого века, делавшая акцент именно на роли государства как главного агента национальной истории, была создана ревностными либералами48. Иными словами, традиционный российский либерализм, возникший в совершенно иной социальной среде, нежели западный, и в значительной степени отражавший неготовность этой среды для либеральных преобразований, не вписывался ни в одну из "западных" версий либерального мировоззрения.

Изменилось ли что-нибудь в настоящее время? Насколько нынешнее общественное сознание россиян готово принять ту или иную "западную" интерпретацию либерализма вообще и соответствующее каждой из них представление о роли и задачах государства — в частности? Чтобы ответить на эти вопросы, посмотрим сначала, как население представляет себе роль государства в своей жизни с точки зрения удовлетворения трех важнейших и понятных каждому интересов — личного интереса, интереса в согласовании личного интереса с интересами других и интереса в сохранении и укреплении единства общественного целого, большой общности, в которой живет человек.


Таблица 10 (данные в %). 1. Государство интересует меня лишь в той мере, в какой служит моим личным интересам 2. Государство интересует меня лишь в той мере, в какой оно позволяет согласовывать мои интересы с интересами других людей, избегая конфликтов 3. Государство интересует меня лишь в той мере, в какой оно обеспечивает единство общества, нации





1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

1. Согласен

39

52

21

22

38

30

32

35

38

41

42

44

44

52

Не согласен

36

39

58

55

34

47

31

43

35

34

44

37

31

25

Затрудняюсь ответить

25

9

21

23

54

23

37

22

27

25

14

19

25

23

2. Согласен

60

73

47

58

15

68

55

61

57

63

58

60

66

59

Не согласен

14

16

28

21

31

13

11

15

16

15

23

19

12

13

Затрудняюсь ответить

26

11

25

21

61

19

34

24

27

22

19

21

22

28

3. Согласен

58

58

68

63

11

68

56

58

54

60

60

46

63

64

Не согласен

14

23

14

13

28

11

9

16

10

14

18

21

10

11

Расшифровка нумерации столбцов:
  1. Население в целом
  2. "Либералы"
  3. Офицеры
  4. Управленцы
  5. Председатели
  6. Директора
  7. Пенсионеры
  8. Бюджетники
  9. Безработные
  10. Рабочие
  11. Предприниматели
  12. Студенты
  13. Колхозники
  14. Фермеры



Полученные данные еще раз подтверждают уже отмечавшийся нами факт: в отношении к целям и функциям государства, если те лишены отчетливой социально-экономической окраски, различия между социальными группами почти не связаны с превалирующими в этих группах типами сознания (по крайней мере, такие различия почти не просматриваются). И это понятно. Оставив за скобками конкретное содержание интересов и ограничившись самой общей постановкой вопроса о соотношении частных, групповых и общественных интересов и роли государства в их обслуживании, можно получить лишь самую общую картину представлений людей об их взаимоотношениях с государством. Но в переходном, нестабильном обществе эти представления определяются прежде всего той ролью, которую те или иные социальные группы привыкли играть в прежнем государстве, и тем, какую роль оно, в свою очередь, само играло в их жизни.

Вряд ли случайно, скажем, что старые элиты (особенно военные и управленцы) заметным большинством голосов отвергают первую формулировку, а вместе с ней и любые намеки на то, что государство интересует их исключительно с точки зрения личной выгоды. Это происходит именно потому, что они сами в той или иной мере представляли и представляют государство и, соответственно, подобно своим многочисленным предшественникам в истории, не могли и не могут не считать свои частные и групповые интересы одновременно и интересами всеобщими. По той же самой причине, наверное, к четырем элитным группам в данном случае примыкает и такое непривилегированное "государственное сословие", как работники бюджетной сферы.

Наоборот, в массовых группах, где частный интерес в послесталинский период успел обособиться от государственного, где ощущение брошенности государством и недовольство им не компенсировалось, как в старых элитах, ощущением ответственности (пусть даже чисто формальной), где глубже всего укоренился "двойной стандарт" мышления и поведения, согласных с первой формулировкой оказалось больше, чем несогласных. Здесь, кстати, особенно наглядно видно, как близки друг к другу, при всей внешней противоположности, "традиционно советская" ментальность и "нелиберальный индивидуализм": группы, в которых сильны позиции "традиционно советского" типа сознания (колхозники, в какой-то степени даже пенсионеры, хотя последним, в силу большей привычки к старым идеологемам, навязывавшим представление о превосходстве общего интереса над частным, определить свое отношение к первой формулировке оказалось непросто), не очень заметно отличаются от групп, в которых отчетливее всего выражены настроения в духе "нелиберального индивидуализма" (рабочих, безработных, учащихся и студентов).

Иными причинами объясняется казалось бы неожиданная реакция на первую формулировку представителей частного сектора. Если в сознании фермеров мы обнаруживаем наиболее явную предрасположенность оценивать государство, исходя из своих личных интересов, то у городских предпринимателей несогласных с такой оценкой даже больше, чем согласных; в этом отношении предприниматели сближаются со старыми элитами, по крайней мере — некоторыми из них. Дело тут, скорее всего, в несходстве "личного интереса" фермеров и предпринимателей. И те, и другие понимают "личный интерес" как интерес непосредственный, сиюминутный49, однако для первых (вернее, большинства из них), особенно остро ощущающих свою зависимость от государства, без помощи и поддержки которого им твердо на ноги не встать, реализация такого интереса связана с государством, значительная же часть вторых, занимающихся, как правило, непроизводственной деятельностью, удовлетворяет свои сиюминутные интересы без государства и независимо от него. Городские предприниматели больше нуждаются в надежной системе обязательности и доверия, но она, похоже, в их глазах выглядит чем-то более широким и всеобщим, нежели личный интерес. К тому же они претендуют на роль экономически господствующего класса, а любой экономически господствующий класс, дабы утвердить себя политически, должен позаботиться о том, чтобы представить свой интерес как всеобщий.

Не будем, однако, закрывать глаза и на то, что предприниматели входят в число групп, лидирующих по доле сторонников первой формулировки (по отношению к ней предприниматели расколоты, как никто). Это значит, что многие из них нуждаются сегодня не только в свободе от вмешательства государства, но и в адресной поддержке и протекционизме с его стороны50. Вместе с тем не исключено и другое. Возможно, что значительная часть новой хозяйственной элиты испытывает потребность в захвате определённых сфер государства и превращении их в орудие частных интересов; потребность в своего рода "приватизации" государства. Говоря иначе, широкие слои предпринимателей, будучи реально несамостоятельными по отношению к государству, зависимыми от него, претендуют (и порой небезуспешно) на то, чтобы если и не вытеснить старые хозяйственные элиты из сферы государственного покровительства, то хотя бы занять место рядом с ними. Повторяем: речь идет именно о стремлении к захвату государства частными интересами, как это мы уже имели в коммунистической ведомственной системе, об оккупации того, что в любом либеральном обществе должно быть стоящей над этими интересами и (по крайней мере в определенных пределах) независимой от них публичной сферой51.

Правда, идея "приватизации" государства ни в одной из групп (в том числе и среди предпринимателей) не проявляется как доминирующая. Более того, она как бы растворена в идее бесконфликтного согласования интересов, о чем можно судить по высокой степени поддержки второй формулировки. Более или менее заметно выпадают из общего ряда разве что военные, которые, отождествляя себя с государством, считают, очевидно (а их реакция на последующие формулировки показывает, что дело обстоит именно так), что у государства есть задачи поважнее, чем согласование интересов.

Означает ли это, что в российском обществе получило широкое распространение либеральное представление о том, что государство должно в первую очередь поддерживать (а в наших условиях — и создавать) всеобщую систему обязательности и доверия? Мы бы не рискнули делать столь далеко идущий вывод. Разумеется, согласовывать противоречащие друг другу интересы — это и значит обеспечивать обязательность договоров. Но люди, проголосовавшие за вторую формулировку, могли вкладывать в нее самый разный смысл. В условиях, когда интересы отдельных групп населения по отношению к друг к другу, как правило, еще не прояснились и соотносятся главным образом с мерой благосклонности со стороны государства, идея согласования интересов может накладываться в сознании многих на представление о том, что их интересы удовлетворяются плохо, а интересы других — хорошо, и вот это-то и надо ликвидировать в процессе "согласования". При потребительской структуре интересов и слабой проявленности интересов производительных, о чем неоднократно говорилось в наших публикациях в "Полисе", такое предположение по меньшей мере не лишено оснований.

О его небеспочвенности свидетельствует и широкая поддержка третьей формулировки — во всех группах, кроме учащихся и студентов, очередной раз продемонстрировавших повышенную предрасположенность к анархизму, ее приняло более половины опрошенных при, как правило, незначительной доле отвергнувших. Что это означает? Очевидно, не только стремление большинства наших граждан к общественному единству, но и то, что "работа" по обеспечению такого единства возлагается ими именно на государство. Но это очень плохо вяжется с идеей самодеятельного гражданского общества, которое посредством ему присущих средств и механизмов обеспечивает "горизонтальное" согласование интересов и тем самым — свое единство, уполномочивая государство лишь на представительство и охрану этого единства.

Если гражданское общество еще не сформировалось, а только складывается, то согласие с формулой единства общества, обеспечиваемого государством, может уживаться с самыми разными, даже взаимоисключающими, представлениями о том, что же конкретно должно представлять собой такое единство. Действительно, о чем идет речь? Об унифицирующем единообразии, на которое ориентирует "традиционно советское" мышление? О политико-правовом скреплении полностью свободных во всем остальном частных интересов, как склонны толковать общественное единство представители "экономического либерализма"? Или, быть может, о единстве на основе некоторых этико-политических целей и ценностей ("социал-либеральная" модель), с которыми должны сообразовываться остающиеся в "ведении" индивида частные интересы? В представлениях о государстве и его функциях найти ответы на эти вопросы нельзя. Ясно одно: в условиях, когда расчленение функций государства и гражданского общества еще далеко от завершения, отношение к государству и его функциям является очень слабым индикатором типологических различий в обществе.

Этот индикатор становится, правда, несколько точнее, когда мы пытаемся выяснить отношение населения к функциям государства, касающимся не столько соотношения интересов, сколько реализации определенных политических и социально-нравственных целей. Но и в данном случае межгрупповые и типологические различия не очень значительны, о чем можно судить по реакции на формулировки, представленные в таблице 11.