Категориальное мышление в праве: его значение Акашкин А. Ю

Вид материала

Содержание

Использованные источники
С.В. Смирнов
Особенности применения задержания и мер пресечения в уголовном судопроизводстве

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 75

Использованные источники

1. Фоков А.П. Теоретические и практические проблемы распоряжения имуществом, находящимся в общей долевой и совместной собственности // Арбитражный и гражданский процесс.- 2003.- № 10- С.15-19.

2. См., например: Харитонова Ю.С. Особенности наследования имущества в предпринимательской сфере // Адвокат.- 2003.- №6- С.23-27.; Телюкина М.В. Глава 65. Наследование отдельных видов имущества // Законодательство и экономика.- 2002.- №11- С.18-29.

Оптимизация субъектного состава федерации

Бурбина Ю.В.

Академия права и управления ФСИН, Россия

Федеративная форма государственного устройства закреплена в различных странах, cреди них государства, занимающие лидирующие позиции в современном мире, находящиеся на разных континентах, резко отличающиеся по размерам своей территории, национальному составу. Среди федераций есть и по существу однонациональные государства (Германия), но есть и страны, где проживают десятки крупных этнических групп (Индия, Нигерия и др.). Из семи крупнейших по территории государств мира шесть Австралия, Бразилия, Индия, Канада, США и Россия, за исключением Китая, являются федеративными.

Федеративное государство можно определить как единство располагающих широким кругом полномочий - субъектов федерации, скрепленное по средствам функционирования федерального уровня власти, главной основой которого являются динамичные отношения центра и регионов.

Многие современные федеративные государства сталкиваются с проблемами оптимизации субъектного состава государства, равного правового статуса субъектов федерации. Каждая федерация состоит из субъектов, которые можно определить как административно-территориальные или (и) национально-территориальные образования, создающие один из уровней политической власти федеративного государства, обладающие всей полнотой государственной власти в пределах своего ведения и полномочий, установленных в ходе конституционного и (или) договорного процесса.

Без субъектов федерации не будет самой федерации. Однако, субъектный состав в каждой федерации имеет свои специфические черты, которые зависят от истории становления и развития федерации, от способа организации федеративного государства т.д.

В научных кругах идет активное обсуждение проблемы оптимального количества субъектов в федеративном государстве. Анализ практики федераций указывает на придел эффективности управления при более чем пятидесяти-шестидесяти субъектах федерации, так как не возможно эффективно следить за обстановкой столь большого количества субъектов федерации. Согласимся с мнением И.А. Ильин, «чем больше территория, чем многочисленнее население, чем разнообразнее составляющие его народы,…тем труднее осуществить федеративную форму государства...».[1, с.73] Однако аналогичный вывод будет справедлив и для унитарного государства.

Если сравнивать федерации по числу субъектов, то их количество в Российской Федерации в несколько раз превышает численность субъектного состава наиболее крупных федеративных государств. Так, в России, на данный момент 83 субъекта, далее по убывающей идут США – 50 штатов, Индия – 25 штатов, Бразилия – 23 штата, ФРГ – 16 земель и т.д.. С точки зрения государственного управления известны страны с гораздо большим числом административных единиц, в частности Франция, разделенная на 96 департаментов. Но она — централизованное государство, а не федерация. Соответственно, ввиду отсутствия центробежных тенденций управлять государством неизмеримо легче, учитывая, что практически все полномочия сосредоточены в центре.

Исследователи федерализма указывают на то, что большое число субъектов федерации усложняет вопрос государственного регулирования территориального развития, согласования интересов регионов, распределения федеральных ресурсов для поддержки депрессивных и отсталых территорий и т. д.. Несомненно, сохранение в России столь большого количества субъектов не целесообразно ни в экономическом, ни в политическом плане. Учитывая необходимость повышения эффективности управления государством, в 2004 г. в России был начат процесс объединения субъектов. Первоначально Российская Федерация состояла из 89 субъектов. На данный момент общее число субъектов составляет - 83: 21 республика, 9 краев, 2 города федерального значения, 1 автономная область, 3 автономных округа, 46 областей.

Однако, на наш взгляд процесс укрупнения субъектов федерации не является решением проблемы оптимизации субъектного состава Российской Федерации. Во-первых, массовое укрупнение субъектов федерации неизбежно приведет к разрушению структуры федеративного устройства, потребует создания новых жизнеспособных условий. Во-вторых, данный процесс не может снять с повестки параллельные проблемы, решение которых связано с необходимостью изменения субъектного состава России (экономическим дисбалансом, размах различий в территории, населении и развитии). Так, территория субъектов России варьируется гораздо сильнее, чем в других федерациях, коэффициент вариации превышает 17%, тогда как в других федерациях 5-7%; разница в населении Москвы и Эвенкийского автономного округа – около 400 раз; в социально-экономическом плане разница шокирующая. Например, сопоставляя среднедушевые денежные доходы между Москвой и Ингушетией она составляет 10,5 раз. Российская Федерация по размаху различий субъектов федерации по всем показателям является федерацией контрастов. В-третьих, процесс укрупнения субъектов федерации не решит проблему смешенного характера субъектов Российской Федерации.

Следующей не менее важной проблемой оптимизации субъектного состава является выбор принципа организации федерации: административного или территориального.

История федерализма свидетельствует о том, что в некоторых странах федеративная форма государственного устройства обусловлена многонациональным составом населения. Однако, практика федеративного строительства указывает на несостоятельность теории национально-территориального федерализма в решении этнических, религиозных и иных национальных проблем.[2] Государства, избравшие федерацию как способ решения национального вопроса, распались (например, бывшие СССР, Чехословакия). Межэтнические противоречия разрушили федерации в Индонезии, Южной Аравии, Йемене и т.д. В государствах, сохранивших национальную основу, развивается кризис федерализма, сильны центробежные тенденции, набирают силу сепаратистские движения (Канада, Индия, недавно преобразованная в федерацию Бельгия).

В большинстве своем современные федерации организованны в соответствии с административно-территориальным принципом (например, США, Швейцария, Германия и многие другие). Однако необходимо подчеркнуть, что многонациональные федеративные государства, организованные в соответствии с территориальным принципом так же сталкиваются с этническими, лингвистическими, религиозными и иного рода проблемами. Например, при образовании США не был учтен этнический фактор, однако у американцев немало этнических проблем, связанных с вопросами взаимоотношений «белых и черных, правами индейцев, статусом Пуэрто-Рико, и д.р.».[3, с.161] Правда, стоит отметить, что этнические проблемы, в виду территориальной организации федерации в США и других многонациональных федерациях, не угрожают национальной целостности государства, в отличие от федераций организованных на началах национально-территориального принципа. История существования многонациональных государств, наглядно демонстрирует, что ни расширение информационного поля, ни единый рынок, ни рост образовательного уровня населения не ослабляют тенденции к национальной индивидуализации, стремлению народов к этнической самоидентификации.[4] Таким образом, федерализм в большей мере способен обеспечить мир в многонациональном государстве при административно-территориальном принципе образования субъектов, однако не в каждой стране есть возможность ему следовать.

Российская Федерация является смешенной федерацией. Ее структурная характеристика как федеративного государства, отличается разнообразием форм составляющих Федерацию образований. В состав федерации входят как административно-территориальные образования (края, области, города федерального значения), так и национально-территориальные (республики, автономные округа, автономные области). Федеративная структура, состоящая из шести видов субъектов федерации, усложняет процесс организации федеративных отношений, способствует развитию асимметрии субъектов федерации, что в свою очередь указывает на необходимость реорганизации и реформирование территориальной организации Федерации в России.

В то же время, в настоящий момент, недопустимо игнорирование этнического фактора в выстраивании федеративных отношений. Россия - национальный очаг, национальный центр русского народа и всех народов Российской Федерации.[5] Исторически сложившееся этнонациональное деление государство, нельзя одним решением властных структур свести к территориальному делению. Во-первых, практически за столетний период существования различных видов национальных автономий, пусть даже их образование было надуманным и практически везде титульная нация не составляет большинство, идея национального определения «вжилась» в умы людей, стала частью мировоззрения. Во-вторых, национальные меньшинства отличаются высокой степенью этнической мобильности, не позволят «ущемления» прав своего народа. Нельзя не отметить, разобщенность «русского» народа, его аморфность, которую можно причислить к одной из черт русского менталитета во многом повлиявшую на ход истории нашего государства. В-третьих, национально-территориальные образования в составе России имеют немалый экономический потенциал, который необходимо учитывать.

Прежде чем отказаться от национально-территориального принципа организации федерации, необходимо, выработать национальную политику государства, которая «вывила» бы национальные отношения за рамки федеративных, не умоляя прав народов населяющих России. Только в этом случае в России возможен переход к административно-территориальному делению субъектов федерации.

Каждое федеративное государство стремится к оптимальному построению федеративных структур, однако их построение зависит от множества факторов, учесть которые в полном объеме удается далеко не всем федерациям.

Использованные источники

1. Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т.2. Кн.1. М., 1993.- 236с.

2. Моммен А. Федерализм и национальное государство // Полис.- 1992.- №3 (См.: СПС «КонсультантПлюс»).

3. Клайн Э. Самоопределение наций: созидание или опасная забава? // Общественные науки и современность.- 1993.- №2.- С.160-167.

4. Малахов В. Вызов национальному обществу // Рrо et Contra.- 1998.- т.3.- №.2.- С.141.

5. Алиев К. М. Российский федерализм в этносоциальном и региональном подходах. Материалы семинара «Этнический фактор в федерализации России» М., 2000. // stitut.ru./nwapa.ru

Проблемы конституционного выравнивания субъектов РФ

Бурьянова Е.И.

Невинномысский институт экономики, управления и права, Россия

Одним из основополагающих принципов федеративной государственности в соответствии с теорией и практикой мирового федерализма является равенство прав образующих любую федерацию субъектов. Это равенство должно распространяться на все субъекты Федерации и реализовываться как в отношениях отдельных субъектов Федерации с Центром, так и в отношениях субъектов Федерации друг с другом. Существование же любых форм асимметричности в федеративных отношениях должно иметь под собой серьезную историческую и (или) социально-экономическую основу.

Российская Федерация в этом смысле несколько отличается от ряда других федераций. Природа современной российской федеративной государственности в том, что она зиждется на конституционно-договорном, добровольном разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Российской Федерации. Базовым документом, заложившим принцип разграничения предметов ведения и полномочий, является Федеративный договор (договоры), содержание и положения которого вошли в Конституцию Российской Федерации.

РФ построена по принципу, который был воплощен в жизнь после событий 1917 года. В стране появились национальные образования. И когда шла работа над проектом ныне действующей Конституции, поступали и такие предложения, как, например, вывести автономии на уровень бывших союзных республик и этим значительно приподнять их статус. Это очень быстро всколыхнуло амбиции руководителей автономий и противопоставило им мнения глав краев и областей; однако этого не произошло, Конституция установила равноправие между всеми субъектами Федерации. Но это конституционно установленное равноправие, которого пока в жизни, к великому сожалению, нет[4, С.10].

Неравенства субъектов Федерации, сложившегося «по жизни», не должно быть на практике. Первые договоры, которые были подписаны в России между субъектами и федеральным центром, — это договоры с Татарстаном и Башкортостаном. Они до сих пор «у всех возбуждают нездоровые настроения, потому что, будучи подписаны в довольно острых политических реалиях, когда было сильное националистическое движение в Татарстане за отделение от России, они дали неправомерно большие преимущества и льготы этим двум республикам»[2. С. 115]. Скажем, Татарстан и Башкортостан платят примерно наполовину меньше налогов в федеральный центр.

На данном этапе (да и в обозримой перспективе) невозможно равенство субъектов Федерации, даже если бы такая идея была провозглашена конституционно. Они не равны хотя бы по этническим особенностям, численности населения, размерам территории, экономическому потенциалу и т.д. В «мировоззренческой основе» Конституции Российской Федерации также нет идеи равенства народов, ибо на данном этапе их развития (да и в обозримом будущем) оно (равенство) не может быть достигнуто по тем же объективным причинам. Поэтому в Конституции Российской Федерации устанавливается не равенство, а равноправие субъектов Федерации. Дословно пункт 4 статьи 5 Конституции Российской Федерации гласит: «Во взаимоотношениях с федеральными органами государственной власти все субъекты Российской Федерации равны»[1, ст. 5]. Это означает, что конституционно закрепляется равноправие народов и как следствие этого равноправие представляющих их субъектов Федерации. Следовательно, речь идет о том, что понятие «равенство» и «равноправие» — не тождественны.

Провозглашенное Конституцией равноправие всех субъектов РФ предполагает предоставление им равных возможностей реализации всех политических, социально-экономических и иных прав народов и каждой личности. В этой связи примечательно также положение Концепции государственной национальной политики РФ о том, что совершенствование федеративных отношений «призвано реализовать на практике конституционные принципы федерализма, особенно равноправия всех субъектов». А это во многом зависит не только от самих субъектов Федерации, но в не меньшей мере от организации власти в едином федеративном государстве.

Многие эксперты полагают, что с формированием округов создается дополнительный потенциал дезинтеграции и сепаратизма, появляются предпосылки для превращения новых округов в квазигосударства и т.д., и т.п. Выражаются опасения по поводу усиления тенденции к делению страны на семь политико-экономических и информационных пространств. Однако в той же мере правомерна и обратная интерпретация, также соответствующая теории управления: создание округов и межрегиональных «столиц» может способствовать оптимизации системы территориального управления, созданию новых точек роста и центров инноваций, поможет решить проблему административно-бюрократической гиперцентрализации, которая свойственна России.

В результате, один и тот же политический, управленческий институт выполняет по отношению к разным регионам и в зависимости от ситуации, политической конъюнктуры совершенно разные задачи.

Существенное влияние на положение дел в субъектах Российской Федерации оказало неодинаковое системное проявление кризисных явлений 90-х годов, когда регионы изначально имели разные стартовые экономические условия. В результате стала нарастать финансовая неустойчивость в субъектах Федерации, и сегодня подавляющая часть из них принимают свой бюджет с дефицитом. Разрыв в уровне социально-экономического развития регионов в расчете на душу населения по отдельным показателям достиг от 10 до более чем 100 раз.

Неравноправие субъектов Федерации порождает и негативные политические последствия, усиливается массовое движение в краях и областях за свое конституционное равноправие с республиками во всех сферах жизни. Для реализации этих требований используются разные средства — от отзыва своей подписи под Договором об общественном согласии до стремления преобразования в республики.

Бесспорно, республики в составе РФ отличаются от других субъектов Федерации тем, что, как отмечалось, они наделены статусом государств и правом иметь свою конституцию. Вместе с тем представляется, что в составе РФ на базе краев и областей могут быть образованы новые республики или региональные образования без упоминания названия подавляющего большинства проживающего в них населения. Создание таких республик диктуется не только стремлением получать равноправный статус с национально-государственным образованием, но также реальным своеобразием различных регионов России по географическим и демографическим условиям, с этнокультурной самобытностью и иными факторами[3, С. 139].

Осуществление региональных преобразований субъектов Федерации станет возможным в более благоприятных социально-политических условиях. На данном же этапе развития Российской Федерации наиболее безболезненным путем обсуждаемых преобразований для установления конституционного равноправия статуса всех ее субъектов могло бы стать переименование краев, областей в республики, в составе которых останутся автономные округа. Но многие из них в силу малочисленности титульных наций могут быть преобразованы в культурно-национальные автономии. Это будут республики всех проживающих на их территории народов, подобно тому, как Российская Федерация является суверенным государством всех проживающих в ней народов.

Таким образом, симметричный конституционный статус и равноправие субъектов Федерации являются взаимосвязанными принципами образования и функционирования федеративного государства. При непродуманном поощрении асимметрия может усугубить неравенство субъектов и, как следствие неравенство граждан России, межэтнические противоречия, поставив под угрозу целостность общества и государства. Однако главная опасность для сохранения единой и неделимой Российской Федерации кроется не в установлении симметричного конституционного статуса субъектов Федерации, а в консервации существующей асимметрии, составляющей политико-правовую основу фактического неравноправия между ними. В этом плане создание семи федеральных округов можно считать первым этапом начавшегося укрупнения ныне существующих 8 субъектов Федерации. Субъектами Федерации станут равноправные регионы (с историко-географическими названиями), представляющие собой моно- и многонациональные сообщества, объединяющие ряд областей национально-территориальных образований.

Использованные источники

1. Конституция РФ 1993г. Официальный текст, – М.: 2008 – 29 с.

2. Варламова Н. Конституционная модель российского федерализма. // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. – 1999. - №4. – С. 115- 120

3. Королев С.А. Генезис российского пространства и проблемы федерализма. // Россия и современный мир. – 2001. - №33. – С. 139- 141.

4. Карапетян Л. Субъекты Федерации: проблемы выравнивания конституционного статуса // Полис. – 2000. - №5. – С.10-12.

Суверенная демократия в правовом и политическом измерении

Бутовичев Д.В.

Ульяновский государственный университет, Россия

(юридический факультет, 4 курс)

Науч. рук.: С.В. Смирнов

В последнее время часто приходится слышать новое как для правоведов, политологов, так и для простых граждан словосочетание – «суверенная демократия». И произносится оно из уст видных государственных деятелей: председателя Конституционного суда Российской Федерации В. Зорькина, председателя Государственной Думы Б. Грызлова, помощника Президента В. Суркова, а также многих политиков, экспертов, учёных.

Естественно, состоит оно из понятий совсем не новых ни для науки и практики, ни для массового сознания. Однако использование данных терминов именно в таком сочетании заставляет задуматься над научным исследованием конструкции, ибо наука пока оставалась в стороне. Встаёт актуальный вопрос: «Что представляет собой суверенная демократия в правовом и политическом измерении?» Для того, чтобы на него ответить, необходимо: во-первых, определиться, что мы понимаем под демократией и суверенитетом, во-вторых, выяснить, насколько совместимы данные категории с точки зрения права и политики, в третьих, изложить краткое содержание новой конструкции.

Сущность суверенитета состоит в самостоятельности субъекта общественных отношений. В ч.1 ст.3 Конституции Российской Федерации закреплён народный суверенитет, т.е. народ (как совокупность граждан, ассоциированных в едином государстве),[5] полноправно осуществляет власть. Но сложные формы современных общественных отношений не позволяют ограничиться непосредственным правлением. Они порождают представительную форму реализации власти народа – государство, которое должно реализовывать общие интересы. В современной политической и правовой теории суверенитет (без дополнительных определений) понимается как верховенство государственной власти внутри страны и независимость её на международной арене. [1, с.135; 2, с.213] Он считается неотъемлемым признаком государства. По словам В.Н. Матузова, понятие «суверенитет» имеет для государства такое же значение, что и понятие «права и свободы» для человека. [6, с.53]

Что же касается демократии, то дело обстоит сложнее. Перечисляя её различные признаки, учёные и публицисты не сходятся в едином мнении по поводу их точного перечня и приоритета. Однако сущность демократии трактуется, в основном как одна из форм политического режима, отличительным признаком которого является правление большинства при признании, соблюдении и защите прав человека в данном государственно-организованном обществе. Соответственно, указываются такие признаки как: плюрализм (идейный и политический), экономическая свобода, религиозная толерантность, гражданское общество и т.д. [3, с.195] Всё это вытекает из принципа: «Государство и др. общественные институты существуют для человека, а не наоборот».

Соединяя суверенитет и демократию в единое целое, получаем дословно следующее: «политический режим самостоятельного народа (государства), основанный на правлении большинства при приоритете прав человека». Это, конечно, не единственно возможный вариант формально-логического толкования суверенной демократии, однако с перестановкой терминов в данной формуле суть её радикально не изменится. Очевидно, что такого рода интерпретации не достаточно, чтобы в полной мере исследовать наш предмет и решить поставленные задачи.

Перед началом анализа данной конструкции необходимо отметить, что на правовую составляющую обращают меньше внимания, нежели на политическую. Видимо, сказывается то, что она более обсуждается политиками и экспертами, нежели юристами (как учёными, так и практиками). А зачастую вообще не проводится разграничение между правовыми и политическими аспектами суверенной демократии. Данное обстоятельство вызывает трудности, которые, как правило, обусловлены лишь терминологическими проблемами.

Мы предлагаем сразу определиться, где право, а где политика. Для этого необходимо разграничить наш предмет по принципу: желаемое не всегда соответствует действительному.

Правовым (или формальным, или юридическим) будет то понимание суверенной демократии, которое закреплено нормами права, т.е. как некой идеальной модели, к построению которой следует стремиться. В этом смысле справедливы будут слова тех, кто считает суверенитет присущим демократии по определению, в т.ч. и председателя Конституционного суда Российской Федерации В. Зорькина с его формулой: «Демократия российская суверенная, а суверенитет демократический. Иное есть искажение Конституции». [4] Это можно объяснить, следующим образом.

Известно, что выделяют два вида демократии: непосредственную и представительную. Обратимся к субъектам. В первом виде это народ, а по Конституции Российской Федерации, он, как уже отмечалось выше, обладает суверенитетом. Аналогично и государство в представительной демократии, являясь субъектом, обладает суверенитетом. Следовательно, формально демократия предполагает суверенитет как признак, и никак иначе.

Таким образом, словосочетание «суверенная демократия» в юридическом понимании – не более, чем оксюморон, лишенный правового смысла, ибо демократия в дополнительных определениях не нуждается. [4]

Иначе дело обстоит с политическим подходом. Политическим (или реальным, или фактическим) мы считаем то понимание, которое можно характеризовать как истолкование и оценку существующих достижений в определённой области на основе сравнения с заданным правовыми нормами идеалом.

Именно в таком понимании было сформулировано помощником Президента Российской Федерации В. Сурковым данное словосочетание, и практически сразу подхвачено идеологами Единой России. Последние и возвели суверенную демократию в ранг актуальных вопросов, поставив её во главу угла своей программы. Лето 2006 года прошло под знаком горячих дискуссий (как правило, заочных) по данной проблеме. Эта полемика вылилась в немалое количество публикаций. Но главным результатом стал Круглый стол на тему "Суверенное государство в условиях глобализации: демократия и национальная идентичность", где ведущие политические силы нашей страны фактически признали суверенную демократию в качестве единственно возможного политического режима в условиях глобального мира и продолжающегося агрессивного демократического транзита в страны третьего мира и постсоветского пространства. [4]

Что же есть суверенная демократия в политическом понимании? Ответ на этот вопрос предполагает определение сущности указанного понятия. Здесь мнения экспертов и политиков находятся в диапазоне от «политический режим» до «национальная идеология». Говорят и о перспективах суверенной демократии быть забытой, или даже стать прикрытием для авторитарных преобразований.

Среди принципов суверенной демократии выделяют такие как: либерализм, патриотизм и движение к западной модели политического режима с учётом национальных особенностей России.

Средством достижения суверенной демократии большинство экспертов и политиков видят укрепление экономики, в т.ч. развивая концепцию «энергетической сверхдержавы». Кроме того, не забывают и про военную мощь страны как основу сохранения авторитета и суверенитета на международной арене. [4]

Таким образом, суверенная демократия в политическом понимании – словосочетание, в котором дополнительное определение демократии не является сужением данного понятия, а напротив – расширяет его, указывая на необходимость для России иметь реальный суверенитет.

В правовом же понимании, как уже отмечалось выше, суверенная демократия не имеет смысла.

Использованные источники

Головистикова А.Н. Теория государства и права: учебник для вузов / А.Н. Головистикова, Ю.А. Дмитриев. – М.: Эксмо, 2005. – 589с.
Мухаев Р.Т. Теория политики: учебник для студентов – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – 623с.
Политология для юристов: курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. – М.: Юристъ, 2002. – 774с.
Пришли к согласию: стенограмма Круглого стола (на тему "Суверенное государство в условиях глобализации: демократия и национальная идентичность") // Российская газета. – 2006. – №197 // .
Садовникова Г.Д. Комментарий к Конституции Российской Федерации (постатейный) – М.: Юрайт-Издат, 2006 // СПС «КонсультантПлюс».
Теория государства и права: учебник для вузов / Под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. – М.: Юристъ, 2001. – 771с.

Особенности применения задержания и мер пресечения в уголовном судопроизводстве

Бушная Н.В.

Ставропольский институт им. В.Д. Чурсина, Россия

Выполнение задач уголовного судопроизводства может быть сопряжено с необходимостью ограничения прав граждан путем применения предусмотренных законом мер процессуального принуждения. Меры процессуального принуждения применяются во всех видах судопроизводства. Но в уголовном судопроизводстве, где речь идет о преступлении и уголовной ответственности, где противодействие правосудию может приобрести крайние формы, меры процессуального принуждения по необходимости применяются достаточно широко и могут затрагивать основные права и свободы личности.

До недавнего времени категория «меры уголовно-процессуального принуждения» использовалась в юридической литературе как учебное и научное понятие. В уголовно-процессуальном законодательстве РСФСР данный термин не применялся. В УПК РФ законодатель не только стал оперировать понятием «принуждение», но и выделил в его структуре соответствующий раздел IV «Меры процессуального принуждения», а также провел классификацию, назвав: задержание, меры пресечения, иные меры процессуального принуждения.

Не всегда и не по всем делам следователи и дознаватели имеют дело с добровольным исполнением их требований, которые они предъявляют в связи с расследованием уголовного дела, выполняя возложенную на них обязанность по изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступлений. Для преодоления сопротивления лиц, совершивших преступление, также для обеспечения реализации задач уголовного процесса, указанных в ст. 6 УПК РФ, и применяется процессуальное принуждение. Сказать, что установление события преступления и изобличение виновных в совершении преступления проходит в режиме безразличного отношения к правам и законным интересам лиц, заинтересованных в исходе дела, значит исказить законодательную регламентацию предварительного расследования как особого вида деятельности по борьбе с преступностью [1].

Как уже говорилось, закон делает возможным ограничение конституционного статуса человека и гражданина, если это необходимо для решения задач уголовного судопроизводства, но при этом дает четкое представление об основаниях и процессуальном порядке этого вторжения.

Государственное принуждение связано с существенным ограничением установленных Конституцией Российской Федерации прав и свобод человека и гражданина, поэтому в уголовном процессе оно допустимо лишь в строго установленных законом случаях, при соблюдении соответствующих гарантий законности их соблюдения, а также законности и обоснованности применения. По мнению В. А. Михайлова, основное назначение мер уголовно-процессуального принуждения - обеспечить оптимальные условия для доказывания и достижения истины по делам, способствовать проведению в жизнь принципа неотвратимости ответственности и раскрытия каждого преступления, чтобы создать благоприятные условия для реализации других задач уголовного процесса [2]. Однако, на мой взгляд, нельзя ограничиваться лишь этими назначениями. Помимо указанных следует добавить обеспечение соблюдения прав и законных интересов граждан, соблюдение принципа презумпции невиновности, равенства прав участников уголовного судопроизводства и другие не менее важные принципы.

Общим для всех мер уголовно-процессуального принуждения, в том числе и мер пресечения, является их осуществление независимо от воли и желания лица, в отношении которого они применяются. Однако не всегда требуется применение мер уголовно-процессуального принуждения, поскольку лица, в отношении которых эти меры могут применяться, не только не препятствуют должностному лицу исполнять свои обязанности с целью достижения поставленных перед ним целей, но и зачастую добровольно и сознательно выполняют предписания норм права. В то же время сама возможность принудительного исполнения этих мер придает им объективно-принудительный характер [3]. Необходимо учитывать тот факт, что наличие законной возможности применения принуждения побуждает лицо действовать в соответствии с нормами права.

Меры уголовно-процессуального принуждения ограничивают конституционные права и свободы граждан, поэтому нужны твердые процессуальные гарантии, которые бы обеспечивали их законность и обоснованность. В правовом государстве имеет значение то, насколько применение мер процессуального принуждения вызвано действительной необходимостью ограничения прав граждан. Цели уголовного судопроизводства должны достигаться при наименьшем ограничении прав и свобод граждан. Конституция РФ, действующее уголовно-процессуальное законодательство устанавливают важные процессуальные гарантии этого. Применение той или иной меры процессуального принуждения должно быть основано на оправданности ее применения в строгом соответствии с целями, установленными законом, и только в случаях, когда эти цели обусловлены материалами уголовного дела с учетом особенностей конкретной меры.

Учитывая разнохарактерность мер уголовно-процессуального принуждения, их применение возможно только при наличии тех оснований, которые законодатель предусмотрел для каждого вида таких мер: задержания, мер пресечения, иных мер процессуального принуждения.

Рассмотрим основания, предусмотренные действующим уголовно –процессуальным законодательством для задержания и избрания мер пресечения.

Основания избрания мер пресечения - это обстоятельства, которые связаны исключительно со свойствами лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении противоправного деяния, с его моральными, этическими и социально-нравственными мировоззрениями. Их проявление выражается в виде конкретных действий, поступков, высказываний, которые являются действиями, относящимися лишь к поведению подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления. Эти действия характеризуют его с положительной или отрицательной стороны по отношению к основаниям избрания мер уголовно-процессуального пресечения [4]. Уголовно-процессуальный закон закрепляет, что мера пресечения может избираться, если есть достаточные основания полагать, что обвиняемый:

скроется от органов предварительного расследования или суда; 2) может продолжать заниматься преступной деятельностью; 3) может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу; 4) для обеспечения исполнения приговора.

Как показало изучение уголовных дел, в 25 % случаев следователи, дознаватели, суды при вынесении постановления об избрании меры пресечения не указывают основания принятия этого решения.

Что же это такое - основания избрания меры пресечения?

В научной и учебной литературе встречаются различные ответы на поставленный вопрос. Так, например, И.М. Гуткин [4] в качестве оснований называет: привлечение лица в качестве обвиняемого; наличие данных, указывающих на необходимость ограничения свободы обвиняемого (ст. 97 УПК РФ).

Другие авторы называют в качестве оснований следующие обстоятельства:

1) установление факта совершения преступления;

2) установление конкретного лица, в отношении которого в предусмотренной законом форме и порядке вынесено постановление о привлечении в качестве обвиняемого;

3) наличие в уголовном деле достаточных доказательств, позволяющих полагать, что обвиняемый: может скрыться от дознания, предварительного следствия и суда; может продолжать заниматься преступной деятельностью; может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу или наличие достаточных оснований полагать, что применение меры пресечения объективно необходимо для обеспечения исполнения приговора.

Таким образом, согласно приведенной точки зрения для применения меры пресечения необходимо наличие совокупности всех трех вышеперечисленных обстоятельств, установленных с помощью достоверных фактических данных, т. е. доказательства.

По моему мнению, нельзя согласиться ни с одной из этих точек зрения. Обоснованием тому служат следующие доводы:

без установления факта совершения преступления не может осуществляться уголовно-процессуальная деятельность, до возбуждения уголовного дела не может применяться ни одна из мер пресечения;
не всегда участие в процессе обвиняемого обусловливает применение к нему меры пресечения.

Эти два обстоятельства, на мой взгляд, необходимо рассматривать как обязательные условия избрания мер пресечения.

Аналогичной точки зрения придерживается Ю.Д. Лившиц, который утверждает, что привлечение лица в качестве обвиняемого, предъявление ему обвинение, обстоятельства, дающие возможность считать определенное лицо подозреваемым, сами по себе еще не являются основанием для применения мер пресечения [6]. Основанием для избрания меры пресечения следует считать любые фактические данные, указывающие на отмеченное в ст. 97 УПК РФ поведение обвиняемого (подозреваемого).

Законодатель не раскрывает понятие «наличие оснований полагать». Приведенный текст по своему смыслу свидетельствует о предполагаемой опасности совершения обвиняемым противоправных поступков, перечисленных в ст. 97 УПК РФ.

Таким образом, основаниями избрания мер пресечения являются указанные в законе обстоятельства, подтвержденные такой совокупностью доказательств, которая дает возможность обоснованно предположить, что лицо, находясь без воздействия меры пресечения, может совершить одно из указанных в законе действий [7].

Задержание, как одна из мер процессуального принуждения, может применяться в отношении лица, совершившего общественно опасное деяние, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы. Непосредственными основаниями задержания будут являть следующие:

1) когда лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения;

2) когда потерпевшие или очевидцы укажут на данное лицо как на совершившее преступление;

3) когда на этом лице или его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления;

при наличии иных данных, дающих основание подозревать лицо в совершении преступления, если это лицо пыталось скрыться, либо не имеет постоянного места жительства, либо не установлена его личность, либо если следователем с согласия руководителя следственного органа или дознавателем с согласия прокурора в суд направлено ходатайство об избрании в отношении указанного лица меры пресечения в виде заключения под стражу.

От оснований задержания следует отличать мотивы, среди которых традиционно выступают обоснованные предположения о том, что лицо может совершить другое преступление, воспрепятствовать осуществлению уголовного судопроизводства, уничтожить следы преступления, оказать воздействие на потерпевших и свидетелей, противодействовать уголовному преследованию в иных незаконных формах [8]. Закрепляя в законе понятие «мотив» задержания, указывая на необходимость его отражения в протоколе задержания, законодатель не раскрывает данного понятия, что приводит к различному толкованию данной нормы закона. Не соглашаясь с приведенной выше точкой зрения, считаем, что мотивом задержания является подозрение лица в совершении им преступления. Именно такой подход к сущности рассматриваемого понятия позволит ответить на вопрос, почему изначально лицо подвергается задержанию?

В соответствии с ч. 2 ст. 22 Конституции РФ срок уголовно-процессуального задержания составляет 48 часов. В то же время формулировки соответствующих статей УПК РФ не позволяют однозначно трактовать момент начала исчисления срока задержания.

С одной стороны, необходимо соблюсти конституционные права подозреваемого. Например, в соответствии с ч. 2 ст. 48 Конституции РФ каждый задержанный имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента задержания, а ч. 3 ст. 49 УПК РФ говорит о допуске защитника «с момента фактического задержания лица, подозреваемого в совершении преступления». С другой стороны, законодательные изменения влияют на профессиональные интересы органов предварительного расследования. «В условиях активного противодействия защитника и его клиента органы расследования должны перестраивать методы своей работы, чтобы обеспечить возможность собирания доказательств в более короткие сроки. Здесь важен каждый час» [9].

В гл. 12 УПК РФ, посвященной задержанию подозреваемого, базовой формулой является «момент задержания» (ст. ст. 92, 94, 96 УПК РФ). Однако без соответствующих уточнений конкретизировать это положение трудно. Его могут понимать по-разному. Например, исчислять начало срока задержания с момента захвата на месте совершения преступления, или с момента доставления лица в органы милиции, или же с момента подписания протокола задержания. Так, например, по мнению А.А. Чувилева [10] и др. ученых начальным моментом уголовно - процессуального задержания является составление протокола задержания. С точки зрения В.Н. Григорьева [11] таковым является физический захват лица (момент фактического лишения свободы), а вот мнению Х.В. Бопхоева момент фактического задержания – это момент потери лицом возможности свободного передвижения [12].

Уточнить формулировку можно исходя из смысла ст. 5 УПК РФ, закрепляющей основные понятия, используемые в УПК РФ. Формулировка дополняется определением «фактическое». В п. 11 названной статьи говорится, что задержание применяется «на срок не более 48 часов с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления». Далее законодатель объясняет словосочетание «момент фактического задержания». Это – «момент производимого в порядке, установленном настоящим Кодексом, фактического лишения свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления». Но лишение свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления, реально и при захвате подозреваемого на месте совершения преступления, и при доставлении лица в милицию. Иначе говоря, п. 15 ст. 5 УПК РФ не решает проблему толкования. Нужны более весомые аргументы. По мнению Е.С. Березиной, «отражение в УПК права частных лиц на фактическое задержание подозреваемого не только приведет в соответствие Уголовный и Уголовно – процессуальный кодексы, но и внесет ясность относительно отправной точки исчисления срока задержания» [13].

Порядок задержания предусмотрен ст. 92 УПК РФ. По смыслу ее ч. 1 следует отличать доставление от задержания. Устанавливаемый в этой норме 3-часовой срок, не позднее которого должен быть составлен протокол задержания, аналогичен 3-часовому сроку в административном праве. Он необходим для установления личности подозреваемого, поскольку в протоколе задержания подозреваемого требуется указать фамилию, имя, отчество, дату рождения, место рождения и другие данные. Кроме того, ч. 1 ст. 96 УПК РФ требует от дознавателя, следователя уведомить родственников подозреваемого о его задержании. За этот срок необходимо установить наличие основания для задержания, т.е. обоснованное подозрение в совершении преступления плюс возможность назначения наказания в виде лишения свободы. Жесткость срока «...не более 3 часов...» определена законом как гарантия соблюдения прав лица, доставленного в правоохранительные органы. Таким образом, ни «доставление», ни тем более «захват на месте преступления» не могут считаться началом отсчета срока задержания.

Подводя итого, важно отметить, что с принятием УПК РФ многое изменилось: взгляд законодателя на отдельные вопросы, институты уголовно - процессуального права, однако не всегда новеллы достаточно точны, конкретизированы и удобны к «употреблению», что на практике ведет к неоднозначному толкованию, нарушению закона либо его неприменению вовсе. Избежать этого возможно лишь при грамотном профессиональном подходе законотворца к своему делу, позволяющему говорить о востребованности и эффективности принятого закона.

Использованные источники

1. Даньшина Л.И. Возбуждение уголовного дела и предварительное расследование в уголовном процессе России: Учебное пособие для вузов.- М.: Издательство «Экзамен», 2003. – С.99.

2. Михайлов В.А. Методологические основы мер пресечения. – М., 1998. – С. 6.

3. Петрухин И.Л. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение. – М., 1986. – С. 8.

4. Трунов И.Л., Трунова Л.К. Меры пресечения в уголовном процессе. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003. – С. 84.

5. Гуткин И.М. Актуальные вопросы уголовно-процессуального задержания. – М.: Академии МВД СССР, 1980. – С. 37.

6. Лившиц Ю.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе.- М.: Юридическая литература,1964. – С. 9.

7. Уголовный процесс: Учебник для вузов / Под ред. П.А. Лупинской. – М.: Юрист, 1995. – С. 213.

8. Уголовно – процессуальное право: Учебник для юридических вузов / Под общ. ред. В.И.Рохлина. – СПб.: Изд – во «Юрлитинформ», 2004. – С. 192.

9. Абдрахманов Р. Проблемы уголовно – процессуального задержания // Законность. – 2003. - № 3. – С. 21.

10. Чувилев А.А. Институт подозреваемого в советском уголовном процессе. – М., 1968. – С. 119.

11. Григорьев В.Н. Задержание подозреваемого. – М., 1999. – С. 78 – 79.

12. Бопхоев Х.В. Фактическое задержание и доставление лица, задержанного по подозрению в совершении преступления // Российский следователь . – 2005. - № 5. – С. 5.

13. Березина Е.С. Проблемы правовой регламентации фактического задержания подозреваемого // Российский следователь. – 2008. – № 15. – С. 34.

Blog

Категориальное мышление в праве: его значение Акашкин А. Ю

Содержание