Ать свою книгу воспоминаний или точнее сказать, изложить свою жизнь на бумаге, у меня появлялись давно, я даже не могу сейчас точно сказать в какой год или день

Вид материала

Документы

Содержание Саки. лучший в моей жизни отпуск в крыму.

Подобный материал:

• Моя педагогическая деятельность, 24.23kb.
• Исследование развития школы №17, через изучение воспоминаний людей, связавших свою, 165.27kb.
• Лариса Александровна Леденёва подходит к нам. Для меня «классная дама» не просто учитель, 178.11kb.
• Николай Нотович Неизвестная жизнь Иисуса Христа, 1051.21kb.
• Памятка для родителей   Какой бы родитель не хотел бы сказать: «Я люблю своего ребенка, 160.72kb.
• I. Удвоение Не знаю, что делать. Имей я хотя бы возможность сказать "плохо мое дело",, 3355.48kb.
• «Смеются все и даже йоги!», 64.09kb.
• Вишнев В. Н. Безродная Н. В. Остеохондроз Профилактика и лечение Введение, 623.65kb.
• Пролог: "Хагакурэ" и я, 801.32kb.
• Старайся полюбить эти вопросы сами по себе, 4738.11kb.

САКИ. ЛУЧШИЙ В МОЕЙ ЖИЗНИ ОТПУСК В КРЫМУ.

ЦЕРКОВЬ В ФЕОДОСИИ.


В одно лето, я уже не помню точно в какое, мы как обычно поехали в отпуск в Дебальцево. Но этот отпуск запомнился тем, что у родителей начало отпусков не совпало и я с мамой, впервые за много лет поехал вдвоём. Туда мы летели самолётом до Москвы, а там необходимо было пересаживаться на поезд. Билеты отец нам купил заранее, так что наша основная задача была совершить пересадку в Москве и доехать с ЖД вокзала Дебальцево до посёлка. Но последнее было совсем лёгкой задачей, гораздо сложнее было разобраться в Москве. Отец по своей многолетней привычке, зная заранее все неожиданности, которые могут возникнуть в дороге, всегда покупал билеты, как он говорил «с запасом», чтобы было время на пересадку. Получалось всегда так, что если мы куда-то приезжали утром, то уезжали после обеда, из-за того, что поезд или самолёт мог опоздать и мы бы не успели на следующий. Так было и на этот раз. Он долго и подробно перед отпуском пытался инструктировать маму, пока она не сказала ему, что у неё голова занята другими «более важными проблемами» и ей не хочется забивать её разным мусором вроде посадок-пересадок. И предложила ему, глядя и показывая на меня: «Вот сын совсем взрослый и объясни всё ему». Не знаю, специально мама так сделала, чтобы воспитывать мою самостоятельность и приучать меня к дороге или на самом деле была так занята? Кто теперь скажет?

Поэтому основная ответственность за пересадку в Москве была впервые в жизни возложена на меня. Отец, надо отдать ему должное, всегда мог довольно чётко и ясно объяснить все сложности и особенности, поэтому он с использованием карты Москвы и схемы московского метро (а они уже давно были у нас дома, заранее купленные отцом) довольно подробно мне всё объяснил. Именно с того времени я всегда чётко представляю и держу у себя в голове схему Москвы и всех её хитросплетений линий метро. Потом он заставил меня, как он говорил, – на «зачёт» повторить ему всё несколько раз. Каждый раз он «шлифовал» мои ответы до полного автоматизма. Поэтому я, как легендарный разведчик Штирлиц, всю свою легенду по пересадке в Москве выучил на отлично и уже ночью перед сном всё представлял себе очень отчётливо. Всё прошло в той поездке отлично, просто как надо, без каких-то проблем. Мы точно по графику добрались до бабы Ани.

Через время приехал отец и родители, взяв меня, поехали в Крым, в санаторий города Саки, который располагался рядом с Феодосией. Санаторий был от Министерства обороны, поэтому отдыхали там только офицеры и прапорщики с жёнами. Сразу по приезду отец каким-то образом быстро решил все вопросы с моим размещением у бабушки, которая работала в санатории за один рубль в день. Её дом находился совсем близко с тыльным выходом из санатория. Единственным её условием было то, что я буду только ночевать и утром завтракать у неё. Приятной неожиданностью оказалось, что вместе со мной попал жить такой же парень, на один год меня младше. Мы с ним нашли быстро общий язык и сразу сдружились – вот, что значит «войсковое братство»! Вот тогда я в полной мере осознал, что у детей военных есть много общего. Того самого чего-то неуловимого, чего нет у гражданских детей. Эту разницу я уже отчётливо ощутил пожив немного в Усть-Каменогорске – как не хватало мне того, что было в Сары-Озеке – общения с единомышленниками.

Удивительно, но наши родители тоже попали жить в один корпус и быстро между собой сошлись, тем более что его отец, как и мой, был любителем рыбной ловли. А мамы, как все жёны офицеров нашли много общих тем для разговоров. Сами они были из загадочного для меня города – Балта, расположенного где-то рядом с Одессой. Мы были молоды, свободны и весь город на целый день был предоставлен нам. Вот это был настоящий отдых, о котором можно было только мечтать! Мы вставали утром, иногда в пустом доме, когда бабушка дежурила, но завтрак из яичницы с колбасой в большой сковородке всегда ждал нас на столе. А если бабушка была дома, то она сразу нам готовила что-нибудь горячее. Мы умывались, быстро ели и не спеша, шли в санаторий – а там всегда можно было найти, чем заняться. Во-первых, необходимо было показаться родителям, а они нам уж всегда что-нибудь припасали с ужина и завтрака – яблоки, апельсины, булочки и т.д., во-вторых, обязательно необходимо было зайти в павильончик, где постоянно текла минеральная вода, чтобы выпить стаканчик-другой для здоровья. Затем мы, в ожидании обеда гуляли по территории санатория или отдыхали на лавочках, лениво разглядывая отдыхающих.

Любимым нашим местом было – это территория соседнего санатория, ведь границы, как таковой между ними не было, её обозначала большая аллея. Этот санаторий был предназначен для больных, которые были с переломами позвоночника и поэтому передвигались на тележках. Никогда больше я не видел столько таких больных сразу – оказывается, это был, чуть ли не единственный специализированный санаторий в СССР для таких больных. Все здания и всё вокруг них было приспособлено для больных-колясочников, нигде на территории санатория не было лестниц, только наклонные пандусы. Глядя на таких больных, всегда неотступно в голове крутилась одна мысль – как хорошо, что я могу сам ходить на своих ногах, куда я хочу. Какое это оказывается счастье, – а мы этого просто не замечаем, привыкли. Санаторий тоже стоял на берегу солёного озера, в котором была целебная солёная грязь – ропана. Так в этих санаториях всё лечение было связано именно с этим. Этой грязью там все мазались с ног до головы, даже принимали целые ванны с жидкой грязью. Так вот на территории соседнего санатория был огромный пруд с гранитными парапетами, а в нём плавали живые парочки настоящих лебедей. Несколько пар белых и несколько удивительных пар – чёрных, они были практически ручные и никого не боялись, а наоборот, увидев какого-нибудь, сразу сами подплывали. Их все больные всегда подкармливали хлебом, который уносили с собой с завтраков, обедов и ужинов. А ещё многие больные на колясках стояли на парапете и ловили мелких рыбёшек в пруду самодельными удочками. А лебеди плавали рядом и внимательно косили глазом за всеми рыбаками. И когда кто-нибудь вылавливал мелкую рыбёшку, они с весёлым шумом собирались и ждали, когда рыбак кинет им эту рыбку. Так было весело и забавно на всё это наблюдать, что многие люди, собравшиеся вокруг, только и ждали этого. Видимо они так прижились там, что даже не улетали. Никогда больше я не видел так близко настоящих лебедей – всеобщих любимцев.

Так мы проводили время в ожидании двенадцати часов. В это время открывалась столовая для работников санатория, в которой цены были даже в то время просто символическими: цена первого и второго была около 25 копеек, а хлеб, компот или кисель вообще стояли на подносах бесплатно – ешь и пей, сколько влезет! Поэтому мы «заправлялись» там под завязку, и каждый день после обеда обязательно ехали к морю купаться на городской пляж. Рядом с входом в санатории была автобусная остановка, от которой каждые десять минут отходил автобус прямо на пляж. Ехать надо было недолго – минут 20-25, зато конечная остановка была в 50 метрах у моря. И прямо с неё открывался незабываемый вид на Чёрное море и влево-вправо от неё до бесконечности, был прекрасный песчаный пляж. Идти можно было в любую сторону, и чем дальше мы отходили от автобусной остановки, тем меньше на пляже было народа. А он был везде хорош – чистый мелкий песок, на котором можно было валяться целый день! Впереди перед нами было огромное и необъятное море, по которому вдалеке плыли белые пароходы. Таким образом, мы любили, отходя от остановки подальше, «вялиться» на пляже под солнцем до изнеможения.

За несколько дней мы накупались вдоволь, сразу загорели и уже ничем не отличались от местных жителей. Родители тоже несколько раз проехали с нами, но быстро это забросили, они обычно купались в своём санаторском бассейне, в который был вход по санаторным картам. И это было им удобней, чем ездить с нами. А нам было всё равно где проводить день, но на берегу, на песчаном пляже у Чёрного моря – это был я вам скажу, не самый худший вариант! За это время я накупался в море больше чем, наверное, за всю оставшуюся жизнь. Вечером мы ехали обратно и по пути заходили ужинать в уже очень приличную городскую столовую. Там всё было очень здорово устроено – взяв еду, все выходили на большую деревянную террасу, и на свежем вечернем воздухе неспешно ели. А после столовой мы направлялись в наш или соседний санаторий, в них каждый вечер было организовано что-нибудь интересное: кино, выступление артистов или ещё что-то. После этого, мы вместе с родителями с уже слипающимися глазами шли пить вечерний кефир или молоко с булочкой. Вход в столовую был свободный и так как половина отдыхающих на это мероприятие не ходила, поэтому никто был и не против, если мы «осиливали» по несколько стаканов – там всё равно и так оставалось много. И таким образом заканчивая напряжённый и долгий день, полный впечатлений мы шли по вечерним улицам домой к нашей бабушке ночевать, чтобы упасть в кровать и сразу провалиться в сон.

Запомнилось, что именно тогда мы вместе с родителями ходили на выступление одного артиста, я хорошо запомнил фамилию этого человека – Герасимов. Он делал встречу со зрителями, читая увлекательную лекцию с демонстрацией всех своих возможностей. Он показывал удивительные вещи с человеческой памятью, быстрым счётом и заставлял «деревенеть» мышцы рук и ног у добровольцев из зала. При этом человек мог говорить и рассуждать. Удивительно, но он не мог согнуть руку, распрямить ногу, и даже мог лежать на спинках стульев, касаясь их только затылком и пятками. А на нём сидели в это время ещё несколько человек, и он не сгибался, а ещё смеялся при этом над собой. И это не было гипнозом, где всё можно было бы просто объяснить, и было бы понятно. Много раз он показывал немыслимые чудеса быстрого счёта. На огромных ученических досках добровольцы мелом писали цифры, которые называли по одной из зала. Из этих цифр – складывали четырёхзначные и их умножали, делили, отнимали и извлекали корни. Причём добровольцы считали на доске, а он, стоя позади доски – в уме. И он ни разу не ошибся, при этом всегда был первым, опережая людей на несколько минут.

Стоя спиной к натянутой веревке, он просил кого-нибудь из зала повесить портреты знаменитых писателей и поэтов в любом порядке. Всего их было около двадцати, их меняли местами несколько раз, но всегда он едва взглянув на них, снова поворачиваясь к зрителям, называл тот порядок, в котором они висят у него за спиной. Были и добровольцы, из зала желающие повторить этот трюк, но кроме огромного смеха они ничего не вызывали. Всё это очень поражало, оказывается, возможности человеческого организма так безграничны, что предела никто не знает. Вот именно после демонстрации этих опытов я стал задумываться над вопросом, что же такое человек? Интересно, каковы его возможности? А где мой предел? Из его выступления я узнал, что возможности мозга гораздо больше, чем мы используем – всего на 10-12%, он приводил примеры того, что в экстремальных ситуациях эти умственные и физические способности у людей могут проявляться. Были люди, которые перепрыгивали огромные стены, ямы, гораздо больше, чем все олимпийские чемпионы. Не знаю на кого как, а его выступление меня сильно затронуло. Я понял, что человек может всё вытерпеть и пережить – только необходима большая сила воли. Во время поступления в военное училище я часто вспоминал это выступление и это давало мне уверенность в том, что всё у меня будет хорошо – и я докажу всем, в том числе и самому себе, что я смогу всё выдержать.

Совсем близко с санаторием, буквально через улицу от дома, в котором мы жили у нашей бабушки, было ещё одно большое пресное озеро. И наши отцы организовали там рыбалку: раздобыли где-то удочки и снасти и частенько по утрам и вечерам пропадали на нём. За несколько удачных дней они наловили много крупных сазанов и ещё каких-то рыбин. Остались в архиве мои фотографии, где они радостные и счастливые держат в руках свой улов из нескольких огромных рыбин. Мамы и мы, сидя на покрывалах несколько раз наблюдали за этим. Всю пойманную рыбу складывали у нашей бабушки, а в один из вечеров она разрешила всё это приготовить и устроить «торжественный прощальный ужин» у неё в саду. Наши мамы накупили всего, что было необходимо для этого праздника и пожарили всю добытую рыбу в пруду. В тот один из последних вечеров, сидя тогда под деревьями, я действительно отчётливо для себя понял – это были мои самые счастливые дни в моей жизни. Здесь причудливым образом всё сплелось в одно: беззаботное лето, свобода действий, море и пляж, и самое приятное – товарищ, понимающий военную жизнь.

По окончании отпуска в Саках мы поехали в Феодосию, чтобы дальше добираться до Севастополя. Дорога шла вдоль моря на расстоянии 200-300 метров, а до моря везде шёл бесконечный песчаный пляж. Где-то посередине между городами, прямо на берегу моря стоял огромный памятник морякам, которые именно в этом месте участвовали в морском десанте в годы Отечественной войны. Отец, хорошо знавший историю войны, мне подробно рассказал о тяжёлых боях по освобождению Крыма от фашистов. Именно тогда я услышал от него, что не все операции нашего руководства были удачными, как написано в учебниках истории, про трагическую судьбу первого Эльтигенского десанта, который полностью весь погиб из-за того, что испортилась погода, и корабли и самолёты не смогли им ничем помочь. Просчёт состоял в том, что ошиблись метеорологи, которые не смогли точно спрогнозировать погоду на несколько дней вперёд. Об этом в то время вообще старались не говорить, и только гораздо позже, с развалом Союза и открытием архивов, кое-что разрешили обнародовать. И только тогда я поразился мужеству этих тысяч солдат-героев, бившихся до последнего, и не сдававшихся в плен даже когда кончились боеприпасы и погибших в рукопашных боях.

В Евпатории до отплытия в Севастополь у нас было много времени и мы пошли в город погулять. Мои родители, которые уже раньше были в этом городе, хорошо ориентировались в нём и мы оказались в центре города. Хорошо помню красивую набережную, выгнутую правильной дугой, а внизу до моря небольшая полоска песка и на нём огромное количество отдыхающих, которые купались и загорали. Люди прямо в плавках и купальниках бродили по набережной и по аллеям прямо в центре города. Тут было огромное столпотворение народа, в отличие от Сакского пляжа. А возле набережной была небольшая площадь и на ней, чуть поодаль от пляжа, стояла большая белая церковь с золотыми куполами. И мы, движимые любопытством, пошли в неё. Оказывается, она была действующая и там шла служба – всё было по-настоящему. Вот именно тогда я был в церкви первый раз и мне всё было очень ново и интересно: невнятный голос ведущего, мелодичное пение невидимого хора, красивые иконы, горящие свечи, запах воска и главное, – что поразило больше всего – огромное количество народа: просто стоящих, крестящихся и что-то шепчущих, вероятно, молитвы.

Конечно, до этого я был с родителями в Москве, посещал Кремль, а там мы заходили в церкви на его территории. Мы были в Архангельском, Успенском и Благовещенском соборах. Но это всё было как бы составной частью экскурсии, и мы посещали их просто из любопытства, чтобы набраться впечатлений и всё там напоминало больше обычный музей. Прямо скажу, что меня ещё с ранних лет абсолютно не впечатляли все эти изображения и мутные лики всех святых на старых (да и на новых тоже) досках. Хоть я и русский человек и вроде бы всё это увиденное должно вызывать у меня большую бурю восторга, – ну просто не впечатляет это меня вообще! Это я заметил за собой давно, но думал, что с годами может быть пройдёт и хотя бы появиться интерес. Но видно этого не случилось, даже когда мы с Людой внимательно осмотрели все собрания икон в знаменитой Третьяковской галерее и поэтому картины художников мне более интересны и симпатичны, чем разные иконы. Когда я смотрю на них у меня в голове постоянно так и вертится простой прагматичный вопрос: «А тот, кто это рисовал, сам-то видел его? (В смысле тех, кого нарисовал). А если он сам не видел тех, кто жил тысячу лет назад, как же он их нарисовал? Фотографий в то время не было, прижизненных портретов никто не рисовал, наскальных рисунков и статуй не сохранилось. Выходит это просто красивая мазня – плод воображения обычного заурядного художника. Вот вопрос, так вопрос – без ответа».

А в тех местах, где мы жили: в Сары-Озеке, Дебальцево, Усть-Каменогорске церквей не было, или мы туда не ходили и об их существовании я не знал. Отец и мама оба были членами КПСС и у нас никогда в доме не было ничего такого имеющего к этому отношения: ни иконок, ни книг, никогда даже не велось каких-то разговоров на эту тему. У нас в семье, в отличие от многих других, никогда не было даже такого понятия о «двойной морали»: когда одна секретная, правда для себя – так сказать для «внутреннего пользования», а совсем другая для всех других. Всегда к религии было однозначное отношение – это дурман мозгов. Сам образ жизни в военном гарнизоне, среди офицеров и прапорщиков даже не предполагал ничего другого. Конечно, я знал, что этот мир религии существует где-то, но он как бы существовал где-то далеко от нас, параллельно нам и с нашим не пересекался. И самое главное я верил в то, что это удел каких-либо уж очень древних старушек или каких-то совсем глухих отдалённых районов нашей страны. Но когда я увидел, что действующая церковь стоит и работает прямо в центре города Феодосии и в неё свободно ходят разные люди, среди которых очень много молодых, и видно было, что они верят в бога по-настоящему – это меня сильно поразило и удивило.

До этого я совсем не встречался этой стороной жизни. Правда, один раз в Сары-Озеке был случай, когда мы ещё маленькими пацанами копались у себя под домом занятые своими делами. Нас было трое, а мимо нас по дорожке проходила какая-то бабушка. Она остановилась возле нас и, достав из своей сумки протянула нам каждому по крашенному яйцу и простой конфетке с необычными для нас словами: «Христос воскрес!» Мы с недоумением глядели на неё не понимая, что же ей надо от нас и что нам надо дальше делать. Так, не дождавшись от нас ничего, кроме обычного в таких случаях культурного: «Спасибо», покачав головой, пошла дальше. Только дома, когда я рассказал об этом маме, узнал, что сегодня оказывается большой религиозный праздник – Пасха. Но она строго настрого меня предупредила, чтобы больше я никогда не брал ничего от кого-то чужого, ведь неизвестно ещё что там может быть.

Баба Аня жила на посёлке и общаясь с такими же своими соседями-сельчанами с возрастом, конечно, тоже стала прислушиваться к их разговорам о боге. Хотя она и не была яростной фанаткой, но как-то стала признавать его существование. У неё даже в изголовье кровати была большая старинная икона в широкой, потемневшей от времени деревянной раме. Но она была спрятана от глаз, а так у неё в доме никогда ничего не было и не висело. И я был невольным свидетелем постоянных диспутов мамы и бабы Ани вечерами на крыльце в Дебальцево. Моя мама как могла систематически разубеждала её, постоянно споря с ней на тему – есть ли бог или нет? Хорошо помню, как она настойчиво спрашивала бабу Аню о том, если он есть, то где же он живёт? Бабушка, видимо слабо подкованная в этих вопросах, не зная твёрдого ответа на этот вопрос, сначала отвечала, что в космосе. На это моя мама сказала, что космонавты там уже давно летают и никого не видели. Тогда бабушка взяла выше сказав, что, наверное, на Луне. И это мама парировала тем, что на Луну уже не один раз слетали американские астронавты и никого там не нашли. Не зная уже как отвязаться от мамы, бабушка сказала, что его не видели, потому что он очень маленький. Но и на это мама убила её своим доводом наповал – раз он маленький то его, наверное, уже американские астронавты раздавили своими космическими башмаками. И поэтому отсюда вывод – его уже точно на свете нет!

Я когда слушал эти разговоры, не вмешивался в их спор, но всегда мысленно поддерживал маму – твёрдо зная, что религия это просто «опиум для народа». И любые события, которые происходят в жизни можно подтвердить фактами и примерами, а можно и опровергнуть, главное – хорошо их подобрать и систематизировать. Конечно, доказать то что есть ли жизнь после смерти и где, никто не может. Все это довольно условно. Все эти рассказы о том, что будет потом с нами, похожи на те же условности построения коммунизма, которыми нас пичкали с детства.

Меня с детства, еще, когда я первый раз об этом услышал, взволновал один простой вопрос: «Если наша основная цель построения коммунизма – «нашего светлого будущего», в том, чтобы воплотить в жизнь лозунг – Каждому по потребностям и от каждого по способностям! То, что же это за жизнь будет?» Выходит один честный человек будет вставать рано утром и идти на работу, условно говоря «мешки ворочать», надрываясь и гробя своё здоровье, довольствуясь малым, потому что он такой честный и воспитанный. А другой – хитромудрый, с мелкоуголовным воспитанием ни черта не делая, нигде не обучаясь и не работая, будет хорошо спать, обжираться чёрной и красной икрой, ездить на хорошей машине, валять дурака и красиво жить – ведь ему всё это будет предоставлено по праву. Ведь коммунизм построен для всех! А кто же тогда захочет работать дворником? Или на грязных работах? Или рисковать своей жизнью? Что же за жизнь тогда такая наступит – всякое быдло и отребье, которое сейчас презирается нормальными людьми, будет жить красиво, а самые честные, нормальные и добросовестные люди будут скромничать и довольствоваться малым? Вот вопрос, на который надо было себе ответить. Спрашивается – хочу ли я такой жизни? Нет, я такой жизни и такого коммунизма для всех не хотел! Хорошо и достойно должен жить тот, кто много работает. По мне лозунг «кто не работает – тот не ест!» намного ближе и понятней. Поэтому в идею построения коммунизма, как и веру в бога, который всегда всем поможет, я с детства как-то верил слабо. Хорошо, что с этой красивой сказкой люди покончили в девяностых годах, и сама жизнь расставила всё по своим местам. Но в основные ценности жизни – здоровье, хорошее образование, хорошую работу и нормальный круг общения людей – в это я поверил с детства, глядя на своих родителей, которые всего в этой жизни добивались сами – своим нелёгким и тяжёлым трудом, живя и проводя молодость в далёких гарнизонах. И это оказалось той самой реальной правдой, подтверждённой годами жизни, без всяких сказок о боге и коммунизме.