Geum.ru

Ать свою книгу воспоминаний или точнее сказать, изложить свою жизнь на бумаге, у меня появлялись давно, я даже не могу сейчас точно сказать в какой год или день

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   37

Ещё отец любил ходить ловить рыбу на первый ставок. За отпуск он бывало один-два раза в неделю, посвящал этому своему любимому времяпровождению. У него у бабы Ани хранились три удочки и небольшая коробочка с леской и крючками. Они были сделаны из обычных выломанных палок в посадке и простых поплавков из окрашенных гусиных перьев, но были дороги ему, так как были сделаны им самостоятельно. Он их как я свой велосипед в конце отпуска «сдавал на хранение» бабушке. Мне так кажется, что она никому больше не доверяла их брать, засовывая их в самый дальний угол до следующего нашего приезда. Если я говорил отцу, чтобы он взял и меня с собой, то он всегда с радостью соглашался. На рыбалку надо было идти рано утром, и отец просыпался ещё затемно без будильника. Вообще-то, он обладал удивительной способностью всегда просыпаться в тот момент, когда ему было надо. Я не помню случая, чтобы он проспал когда-нибудь или ставил с вечера будильник. Он мог и ночью определить время даже по звёздам и по своему внутреннему часовому механизму. Даже мама, зная об этом, ложась вечером спать, всегда говорила фразу, которая стала «исторической» у нас в доме: «Отец, ты смотри не проспи мне завтра на работу!» И я не припомню в жизни случая, чтобы мы вместе или кто-нибудь из нас опоздал куда-нибудь из-за того, что отец проспал. Мы с отцом тихонько собирались или на велосипеде, или пешком, взяв с собой удочки и какие-нибудь бутерброды по безлюдной дороге, ёжась от утреннего холода, сбивая утреннюю росу, ещё до восхода солнца добирались до первого ставка. Отец любил всегда рыбачить там на «своём» месте. Оно представляло собой большой, крутой берег высотой около метра, покрытый мелкой густой травой. На нём очень удобно было разложить удочки, а самому смотреть на поплавки, полулёжа на расстеленном форменном кителе, которые баба Аня хранила, как говорил отец «вечно», и которые достались ей от отца, когда он был ещё лейтенантом. Эти кителя, которых было у бабы Ани штук 5-6, разных времён – она почему-то называла своим удивительным «фирменным» словом, которое я тоже никогда раньше в своей жизни не слышал (да и позже тоже) – лапсердак. Она ценила эти кителя за их добротное качество и теплоту в прохладную погоду.

Это было удивительное время и возможность наблюдать за окружающей нас природой! Когда ты сидишь рядом с отцом, наблюдая за поплавками, неспешно о чём-то беседуя чувствовать какое-то умиротворение и тихое счастье. Сама природа, окружающая нас, зелень травы, первые крики далёких петухов в посёлке, хорошо слышимый в утреннем воздухе перестук вагонных колёс от проходящих поездов, невесомый утренний туман от воды, крики гусей самостоятельно идущих к ставку – всё это было так приятно наблюдать спокойно сидя на берегу. Такой возможности, конечно у нас не было в Сары-Озеке, и поэтому отец, видимо, тоже пытался «напиться отпуском сполна». Рыба клевала не часто – в основном, небольшие пескари и окуньки, и улов за утро составлял около десятка штук. Так что мы могли спокойно наблюдать прекрасный восход солнца, неспешно беседовать, а я даже немного, пригревшись утренним солнцем поспать, пока отец наблюдал за клёвом рыбы.

Анализируя свою жизнь и глубоко вдумываясь в такое простое понятие как – Родина, я не могу и даже затрудняюсь назвать другое место, которое бы мог считать более точным понятием для себя, чем эти ставки и те минуты тихого счастья, которые я испытывал там. Вот если закрыть глаза и попытаться ответить самому себе на вопрос, как ты можешь представить себе свою Родину. Конечно, это будут мама, отец, а ещё что? Вот у меня сразу же в памяти возникают эти ставки, и только потом бабушкин дом. Мне кажется именно вот такие места люди, и называют Родиной – имея в виду то место, где ты родился. Всё это вместе взятое – утро, ставок, утренняя роса на траве, эти простые самодельные удилища для удочек и все воспоминания связанные со ставком – это были самые счастливые минуты из отпуска, да и может быть из всего детства.

Даже, когда кончался сезон купания, то я любил приехать к ставкам на велосипеде и просто сидя на берегу наслаждаться окружающей меня природой, видом воды, одиночеством и возможности спокойно поразмышлять и подумать о чем-нибудь. Сидя с отцом на ставке, ловя рыбу, мы оба заранее знали, что наш улов особо никому не нужен. У бабы Ани кошек почему-то никогда не было, я даже не знаю почему, а по дороге домой мы всегда заходили к её подруге, которая тоже жила одна, но у неё было две кошки, которые с диким урчанием набрасывались на наших карасей и пескарей. Мы же с большим удовольствием скармливали им свой улов.

Эти минуты, когда мы с отцом были только вдвоём на рыбалке, видимо очень любил и отец. В эти минуты на ставке, отщипывая небольшие кусочки хлеба от булки, он рассказывал не спеша истории о своём детстве и жизни. Я хорошо запомнил его историю о том, как он помнил войну. Он родился в 1935 году, и к началу войны ему было уже шесть лет. Его отец – дед Иван был машинистом паровоза и работал на железной дороге, поэтому в доме был более-менее достаток, и его мать баба Юля не работала, сосредоточившись на доме и на детях. Мой отец был старшим, а кроме него ещё были две сестры-близняшки помладше. В начале войны деда Ивана сразу привлекли на работу по профессии, освободив от фронта, и он вместе с паровозами и всем ЖД имуществом Дебальцево, что можно было эвакуировать, уехал в Казахстанский город Кызыл-Орду. В разговорах с нами он часто вспоминал жаркое солнце Казахстана, бескрайние пустыни и беспрерывную работу вместе с паровозом на железной дороге. Участвовать в Сталинградской битве ему пришлось таким образом – подгоняя эшелоны к левому берегу Волги, за которой был фронт. Несколько раз ему удавалось обмануть немецких лётчиков, пытавшихся разбомбить эшелоны, то совсем останавливаясь, то максимально разгоняя эшелон на паровозе. Но один раз, не успев уклониться от бомбардировщиков, он попал под бомбёжку и его эшелон был разбит, паровоз сгорел, а он сам получил ранения осколками и был отправлен в госпиталь. Ранений всего было два: в ногу и в спину, на память о войне у него остались эти шрамы, которые я видел. После лечения он вновь вернулся на железную дорогу. И только после освобождения Дебальцево он вернулся домой из эвакуации.

Мать отца с детьми, оставшиеся в городе жили в маленькой кухоньке потому, что в доме разместились немецкие солдаты. Жили, он говорил очень голодно, и он как старший (а старшему было всего 6-7 лет) должен был собрать лебеду вдоль забора, чтобы было хоть что-то поесть. Варили еду из травы, если мать не могла что-нибудь раздобыть ещё. А затем они перешли жить к соседям, т.к. у них был маленький дом и в нём не разместились немцы, а всем вместе выживать было легче. Так как Дебальцево был крупным железнодорожным узлом, а фронт стоял рядом, то он говорил, что бомбили станцию очень часто и днём и ночью. По ночам бомбили ночные бомбардировщики, а везде была светомаскировка. И поэтому не всегда точно – и были случаи, когда бомбы попадали в стоящие рядом с ЖД и вокзалом дома. Хорошо, что их дом стоял немного подальше от центра и ЖД вокзала ближе к окраине города, поэтому и уцелел. Так они пережили два года войны. Выходить из дома лишний раз никто не рисковал, и мать строго-настрого запрещала, так как немцы иногда делали облавы в городе, на базаре, возле центра для того, чтобы угонять молодых и здоровых женщин и детей для работ в Германии. Часть женщин с их улицы попались, были увезены и до конца войны находились там. Поэтому ходить по улицам города было не безопасно и все сидели по домам и своим дворам. Когда их освободили, и вернулся отец, жить стало немного легче – дом был целый, огород засеяли. Как вспоминал отец, деду Ване разрешалось с работы принести сундучок с углём. Это было великое подспорье в жизни, так как уголь нельзя было нигде купить. А на моё, как мне казалось, простое предложение – собрать вдоль ЖД дороги, отец просто ответил, что это было Сталинское время – за такое могли и посадить и просто расстрелять, как мародёра – вот такое было время! Страшно было даже подумать, чтобы взять что-нибудь государственное – это жёстко каралось. Оказывается, людей сажали за не выход на работу или опоздание, за антисоветские разговоры и даже сомнения в построении коммунизма!

В один из отпусков, когда я стал постарше, я стал свидетелем разговора бабы Юли и отца, когда она рассказывала ему о том, что недавно приезжала к своим родителям, жившим рядом по улице в гости женщина из Франции. Она в годы войны попала в облаву и была угнана на работы в Германию молодой девушкой. Там она познакомилась с таким же парнем из Франции, полюбила его и после войны вышла за него замуж. Стала жить вместе с ним там, а сюда к родителям приезжала в гости. Тогда на мой по-детски наивный вопрос:

- Почему же они там так долго мучаются? И не переезжают сюда? Ведь там капитализм? – отец с бабой Юлей переглянулись и ответили:

- Потому что там жить лучше! – и это меня тогда очень сильно удивило. Как так можно, когда все наши газеты и телевидение утверждают, что там все мучаются и «загнивают»? А счастливо люди живут только у нас в СССР? Только потом отец мне разъяснил подробности этого вопроса.

Сразу после освобождения отец пошёл в школу. Про школу отец очень часто вспоминал, рассказывая одну историю, которую он хорошо запомнил. Однажды, когда он, учился в школе, то сделал в диктанте ошибку в слове «пичужка», написав его через «е». Учительница по русскому языку оставила его и других учеников после уроков и заставила «исправляться» тем, что необходимо было написать ошибочные слова – 100 раз! С тех пор он это слово запомнил на всю жизнь.

Часто он вспоминал, что у него в доме была одна «железная» обязанность. Ранней весной родители обязательно покупали маленького поросенка, и он пока ещё было холодно на улице жил у них сенях, а когда теплело, его переводили в сарай, где отец всегда держал кроликов. Их держали всегда, хоть и не много и это было его обязанность ими заниматься. Поэтому его по утрам мать будила, и до школы он должен был собрать мешок травы, которой пока он был в школе мать кормила поросёнка и кроликов. Второй мешок травы он должен был набрать после школы и уже сам покормить поросёнка и кроликов. Это необходимо было делать, как он говорил, каждый день, без каких-то выходных. Так было всё детство, ведь он был старшим. Поросёнка резали поздней осенью, сало солили, а мясо старались сохранить на всю зиму, ведь на этом и жили – морозили и закатывали в банки. Дед Ваня из-за того, что работал на ЖД, то пропадал на ней дни и ночи, ведь было тяжёлое время восстановления после войны. Очень часты были ночные и дневные вызовы вне плана. Но, конечно жизнь была всё-таки легче, чем у мамы, у которой отец погиб на войне. Но это не значит, что его детство прошло в роскоши и радости. Не надо забывать про огород и сад, который тоже требовал много времени.

Дом отца стоял на самом углу улиц, был угловым и имел два адреса: с одной стороны это была улица Ленинградская (как сейчас помню!) так было написано на прибитой к дому табличке, а с другой стороны какая-то другая – уже не вспомню сейчас. От этого был огромный плюс – трава, поэтому росла вдоль забора и с одной стороны и с другой. А когда она не успевала вырастать, он шёл в огород рвать сорняки между рядов картошки. Ещё на меже между соседями рос огромный дуб – от него всегда была тень возле летней кухни, а площадка перед ней всегда была завалена желудями. Сколько лет этому дереву никто не знал, даже дед Ваня, отец вспоминал, что когда он был маленьким, то дуб уже был таким и за прошедшие многие годы не изменился. Жёлуди тоже шли на корм поросёнку, которого кормили всё лето до осени. А в голодное время войны, так говорил отец, когда есть совсем было нечего оказывается их собирали, очищали и варили из них кашу, чтобы не умереть с голоду.

Так он и учился до десятого класса в одной школе, в которой пошёл в первый класс, единственное, что в 9-10 класс им добавили учеников с посёлка. Так они и учились вместе с мамой в одном классе как обычные одноклассники. А встретились они уже позднее, когда отец приехал в отпуск к родителям после окончания военного училища. В городе был единственный, ДК железнодорожников, где организовывали танцы для молодёжи, куда мама приехала с подружкой тоже, будучи в отпуске у бабы Ани. Она в то время ещё оканчивала медицинский институт, так как в медицинском всегда учились очень долго. Только после этой «исторической» встречи они стали встречаться и планировать что-то на будущую жизнь. Так вот оканчивая школу и проходя медицинскую комиссию в военкомате, офицер – работник военкомата предложил всем поступить в военное училище. Все задумались, а отец со своим другом решили попробовать. Выбор был большой, но остановились на артиллеристском в городе Калининграде, бывшем немецким Кенигсбергом. В то время (а это было в 1953 году) – военный человек, была уважаемая профессия, ещё свежи были воспоминания о войне. В войсках служил офицеры и сверхсрочники, которые принимали участие в Великой Отечественной войне. А артиллеристы в войсках это всегда были интеллигенты-интелектуалы, т.к. профессия подразумевала много вычислений, знания математики и быстрого счёта. Все задачи были связаны с вычислением координат на карте, угломером и делениями прицела. Единственным недостатком учёбы в военном училище того времени было то, что выпускники офицеры выпускались через три года, без высшего образования. Таким образом, он окончил своё училище в 1956 году. Из воспоминаний отца о военном училище я запомнил немного. Эту территорию СССР отобрало у Германии после войны и назвало Калининградской областью. Там была прекрасно развитая немцами инфраструктура: дороги, коммуникации, были хорошо отстроенные дома с красной черепицей, и сам город был старинно-немецкий. Эта область существует до сих пор как бельмо на глазу, с ней нет сухопутного сообщения из России, и там многие жители чаще бывают в Польше, Германии, чем в России. Существует целая государственная программа, по которой детей и школьников оттуда специально вывозят в Россию, чтобы они имели представление о своей стране, а не ориентировались на Запад.

Само военное училище располагалось в бывшем немецком военном артиллеристском училище, и оно было построено по их проекту в форме фашистской свастики. Но всё было продумано с немецкой педантичностью и обстоятельностью. Стены двухэтажного здания были толстые, всё было сделано под одной крышей: первый этаж – хранилище боевой техники, автомобили, гаубицы, пушки разных систем, а также спортивный зал и столовая. Второй этаж – жилые помещения и учебные классы для занятий. Можно было жить целый день, неделю не выходя на улицу, кроме зарядки. Со второго этажа, где жили курсанты, были лестницы прямо в помещения с техникой, которые располагались прямо под ними. Это было здорово придумано – по тревоге все курсанты за считанные секунды оказывались там, где нужно по боевому расчёту нигде не бегая. Учили хорошо, климат был очень тёплый, зимы не холодные и кормили, что было немаловажно в то время очень хорошо. Схема обучения была такой: в одной роте три взвода, каждый на год младше. Таким образом, получалось в роте три взвода разных курсов, старший взвод – был сержантами на младших курсах, и это позволяло вырабатывать хорошие командные навыки ещё в училище. Навыки и знания, полученные им в училище, всегда меня поражали. Отец сколько я помню, всегда очень хорошо ориентировался, даже на незнакомой местности, легко мог указать направление на север и другие части света. Очень просто и точно мог указать расстояние на местности, и даже пройденное расстояние на машине без спидометра и конечно время в любой момент, даже не имея часов, с точностью до десяти минут. А на рыбалке, когда мы вместе ездили на реку Бугунь ночью, проверяя кормаки (приспособления для ловли рыбы), он по положению на небе звёзд Большой Медведицы – определял точное время. Несколько раз в жизни я, не веря ему, доставал свои часы и проверял слова отца – и удивлялся тому, с какой точностью он это делал.

Таким образом, окончив Калининградское военное артиллеристское училище, он попал служить лейтенантом в Закарпатье, в посёлок Белокоровичи. О тех годах службы он как-то мало мне рассказывал но, помня свои лейтенантские годы, хочу сказать, что кроме тяжёлой смены караулов, нарядов, занятий и учений, ни о чём другом и вспомнить нечего. Затем в интересах службы он был переведён в посёлок Медведь Новгородской области, к этому времени он уже встретился с моей мамой и они поженились. Но так как маме рожать в посёлке было очень проблематично, поэтому она к моменту появления меня на свет приехала к бабе Ане. И только поэтому место моего рождения по паспорту и свидетельству о рождении – город Дебальцево Донецкой области Украинской ССР, а теперь «самостийной» Украины.

Ещё интересным в отпуске было, когда я подрос и отец брал велосипед у своего отца «на прокат» мы ездили вместе с ним почти каждый день по его выражению «изучать родной край». Он с вечера планировал маршрут, иногда рассказывал свои истории из воспоминаний детства связанные с каким-нибудь событием с тем, куда мы поедем. И наутро не спеша, зная, что у нас в запасе целый день, мы выезжали на велосипедах и по полевым дорогам, тропинкам и вдоль железнодорожных насыпей ехали, просто наслаждаясь природой, отпуском и хорошей погодой в разные места. Каждая поездка была в разные места. Один раз это была «Каменная балка», где родители отца сажали огород после войны. Это было очень далеко от города, раньше туда ходили пешком или ехали на поезде, затем шли от станции. Отец даже на теперь запаханном колхозом поле показывал примерное место, где им выделяли землю, и он в своём детстве туда ходил неоднократно с родителями сеять, полоть и убирать урожай. Когда я заинтересовался таким вопросом, а как же отсюда вывозили урожай, он просто пояснил, что в несколько заходов, такой же ручной тачкой, как у бабы Ани. Балка представляла собой причудливо извилистый овраг с каменными склонами, глубиной 3-4 метра, где по дну бежал маленький ручей, а через небольшие расстояния друг от друга были родники с холодной и чистой водой.

В другой раз мы ехали в другую сторону от города, и отец показывал мне посадку из деревьев между полями, которые он высаживал, будучи ещё школьником. Надо пояснить, что его время учёбы пришлось на время, когда нашей страной руководил Н.С.Хрущёв. Про него теперь помнят только то, что он заставлял сеять кукурузу. Но те люди кто жил при нём помнят, что он сделал и много хорошего, полезного для страны – стал строить дома (которые сейчас называют хрущёвками), запустил спутник, встречал Гагарина и очень сильно поднял сельское хозяйство. Одним из его правильных решений было – посадка деревьев, огораживающих поля, которые бы защищали от ветра, задерживали снег на полях и не давали ветру и воде вымывать драгоценный чернозём с полей. Так вот в то время, в субботы и воскресенья все школьники со своими лопатами привлекались к высаживанию этих посадок деревьев вдоль полей. Он показывал мне несколько мест, где он тоже принимал участие в этом деле. Деревья, конечно, давно выросли с тех времён (ведь прошло около 20 лет), превратились в хороший лес, который теперь казалось, рос здесь всегда. Он не мог конкретно показать то или те деревья, которые посадил лично он, но хорошо помнил те участки, которые были выделены школе и их классу. Вот и осталась память на долгие годы, и он всегда говорил, что своё дерево он в жизни посадил, да и не одно. В такие минуты, когда он как бы встречался со своим детством, показывая это всё мне, казалось он вновь, превращался в того школьника и как на машине времени возвращался в те времена. Вчерашние истории обрастали новыми воспоминаниями и подробностями и самое странное, что это было мне интересно и как-то захватывало. Видимо отец мог так увлекательно об этом рассказывать, что вроде бы такие простые вещи на первый взгляд представлялись интересными и захватывающими. Как жаль, что я теперь также как он не могу показать своим детям что-то из своего детства. Ведь действительно, что и где мне показывать? Всё моё детство прошло теперь, так получается в чужой стране, а место где я родился и провёл все отпуска с родителями, теперь вообще оказалось за границей. Вот ведь как бывает – раз, и ты мгновенно оказался за границей никому не нужный. Два идиота Горбачёв и Ельцин в своё время не смогли поделить власть, а пострадали как всегда простые люди. Все реформы, которые делали в нашей стране эти деятели в интересах простых людей, как нам говорили, лучше бы вообще не начинали и не проводили.

В следующий раз, после нескольких таких поездок, мы замахнулись с ним на дальний поход к загадочному озеру в сторону посёлка Чернухино. Озеро находилось очень далеко и к этой поездке мы серьёзно подготовились. Отец предусмотрительно с вечера осмотрел наши велосипеды, где надо было смазал, что-то подкрутил, подкачал колёса, собрал в сумку велоаптечку, запас еды, так как дорога предстояла на целый день. Конечно, сам я сейчас дорогу туда не вспомню, но этот яркий день я хорошо запомнил. Мы проехали дальний ставок, перешли железнодорожную насыпь и поехали вдоль глубокой балки заросшей густыми деревьями, и что хорошо запомнилось, в ней очень было много дубов – вся тропинка была завалена желудями, которые весело шуршали под колёсами велосипеда, а по окраинам росли дикие яблони (кислицы) и дикие груши (дички). Был хороший солнечный день, и мы ехали вдоль балки – тропинка шла в тени деревьев, а рядом простирались бескрайние поля и степи, а сверху огромное синее небо. Дорога шла по безжизненным местам, людей было почти не видно и это ощущение того, что ты как путешественник двигаешься ещё по неизведанным местам, к какой-то загадочной цели не покидало меня. Ехали мы не торопясь, в своё удовольствие. Иногда тропинка круто спускалась вниз балки, и мы оказывались в её самом низу. Кроны больших и густых деревьев смыкались где-то над нами вверху, и мы были в густой прохладной тени от них, затем она вновь поднималась наверх, но уже с другой стороны балки. Несколько раз мы останавливались у маленьких родничков с прохладной водой, бьющих из склонов балки, чтобы попить и передохнуть. Через довольно большое время пути тропинка как-то неожиданно спустились вниз, и мы долго ехали уже между деревьями – видимо она стала очень широкая. И вдруг, как-то неожиданно для нас в очередной раз, сделав петлю между деревьями, мы выехали на большую поляну, заросшую густой зелёной травой, а перед нами появилось огромное озеро необычное тем, что оно было большое и всюду из него торчали голые стволы мёртвых деревьев. Оказывается, его создавали специально, перегородив балку плотиной, и вода затопила деревья, которые никто не вырубил. Хорошо и ярко врезались мне в память те радостные минуты, когда мы спокойно сели рядом на поляне и наслаждались видом на это чудо природы – огромное озеро, вокруг окружённое зеленью травы и деревьев, а сверху ярко синее небо с облаками, отражающееся от ровной глади воды. Такие места, наверное, должны любить художники и фотографы для печати фотообоев. Мы не спеша, перекусили, радуясь тому, что достигли своей цели. И я более красивого места, абсолютно безлюдного и с ощущением какой-то нетронутой природы больше не видел в жизни. Обратный путь нам показался гораздо ближе и уже был знакомым, поэтому мы ехали спокойно, просто наслаждаясь красивыми видами Донбасской степи с чувством выполненного долга и радуясь тому, что мы смогли наконец-то доехать туда, куда давно планировали.