Пять лекций по истории россии ХХ века (Дополнения к курсу История России ХХ века)
| Вид материала | Лекция |
- Курс лекций по истории россии Часть IV история россии, 1231.5kb.
- Тематическое планирование По истории Класс, 673.59kb.
- Тематические планы лекций и практических занятий 1 курс план лекций по истории фармации, 679.07kb.
- Тематические планы лекций и практических занятий. 1 курс план лекций по истории фармации, 424.2kb.
- Рабочая программа история Мауляшевой И. И., первая квалификационная категория по Всеобщей, 638.68kb.
- Литература к курсу лекций «История русской философии» (вторая половина XIX века), 59.23kb.
- Программа история России. XX начало XXI века. 9 класс (68, 529.1kb.
- Боханов А. Н., Горинов М. М. История России с древнейших времен до конца XX века оглавление, 6455.77kb.
- Лекция 12. Эволюция Российского государства и общества в первой половине XIX века проф., 93.6kb.
- Примерная программа курса «история россии с древнейших времен до конца xvi века», 156.54kb.
О причинах распада СССР
Распад СССР и мировой социалистической системы изменил карту мира: на ней появились новые государства со сложными взаимоотношениями. Он нарушил равновесие сил в мире: вместо двух противостоящих друг другу сверхдержав осталась одна.
Если сравнивать случившееся с кровавым распадом Римской империи (полторы тысячи лет назад) за которым наступила пятисотлетняя эпоха варварства (“темные века” средневековья) или самым близким по времени для нас распадом колониальных империй Англии и Франции, то на их фоне постороннему наблюдателю распад советского государства может показаться “бархатной революцией”. К примеру, выяснение взаимоотношений между независимыми государствами - бывшими колониями Англии и Франции (после 1960) уже унесло свыше 16 млн. человеческих жизней.
Иначе распад СССР рассматривается гражданами бывшего Союза. Им оно принесло не только выход из социалистической системы, но и разрушение экономики, разрушение системы относительной социальной защищенности и, наконец, вплоть до разрушение семейных и родственных связей. Распад стал серьезной психологической травмой для всех тех (не только русских), кто гордился своей принадлежностью к величайшей империи и сверхдержаве, и кто гордился принадлежностью к ее культуре и истории. Происшедшее требовало объяснения.
Две главные версии объяснения случившегося: кризис социально-политической системы и “заговор”.
Понятие “кризис системы” возникло для объяснения причин серьезных социальных конфликтов, прежде всего революций. На примере тысячелетней истории Римской империи мы знаем, что в своем развитии социальные организмы неизбежно переживают подъемы и кризисы. В результате одних кризисов они трансформируются, в результате других – гибнут.
Не сумевшая преодолеть очередной кризис Римская империя погибла. Кризис социально-политической системы предшествовал революции и распаду Российской империи (1917). Были и другие примеры. После потери большей части своих территорий Византия трансформировалась в Содружество наций, народы которого ощущали это единство на основе единой веры (Православия) и культуры. В этих странах в церквях за литургией молились и за Патриарха Константинопольского и за императора (до 1453 г.). Постепенно в Содружество наций трансформировалась Британская империя. Условием трансформации империи в содружество является сохранение за имперским Центром культурного или морального авторитета.
Приняв в качестве объяснения причин распада СССР системный кризис, мы в свою очередь встаем перед необходимостью ответить на следующие вопросы:
– Каковы были составляющие системного кризиса?
- Можно ли было реформировать советскую систему?
- Был ли распад СССР неизбежен?
- В какой степени распад СССР был предопределен его многонациональным характером?
- Какую роль в распаде СССР сыграл субъективный фактор (личность лидера и допущенные им ошибки)?
Наиболее популярной среди части граждан нашей страны изначально стала версия всемирного заговора против СССР. Неизвестно, когда для объяснения причин важных исторических событий родилась теория “заговора” или «полицейская теория истории» (Я. Тазбир). Но потрясенные падением Римской империи римляне обвиняли во всем ... христиан. В XVI-XVIII вв. главными таинственными заговорщиками, стоявшими за кулисами важнейших исторических событий в Европе, считались иезуиты, а с конца XVIII в. и по наши дни - масоны. Их влиянием сторонники теории заговора объясняют такие исторические события как Французская буржуазная революция XVIII в., Февральская и Октябрьская революции 1917 года.
Иностранное влияние, сговор и заговор могут иметь отношения к коренным переменам в том или ином обществе. В истории мы можем найти не мало тому примеров. Соглашения между странами-победительницами всегда оказывали огромное влияние на судьбу побежденных стран (Ялтинский сговор). Известно, что спецслужбы разных стран финансировали (на начальном этапе) многих знаменитых деятелей ХХ веке: Муссолини получал деньги из российского посольства, Гитлера хотя и непродолжительное время финансово поддержала французская разведка. Ленин вернулся в 1917 г. в Россию при поддержке немецкого генштаба. В годы второй мировой войны японская разведка финансировала деятельность многих лидеров национально-освободительного движения стран Юго-Восточной Азии. Всю историю своего существования коммунистическая Москва инспирировала “революции” в странах Азии и Африки, материально поддерживала не только коммунистов на Западе и Востоке, но и левых террористов.
Как свидетельствует всемирная история, иностранное влияние само по себе не способно быстро и всерьез изменить общество и его культуру. История знает примеры "успешного" иностранного влияния: христианизация и исламизация целых регионов и континентов. Но это был процесс медленный, рассчитанный на столетия и успешным он становился лишь при условии вживания чужого нового в старую отечественную культуру.
Самый простой пример иностранного влияния в ХХ веке: попытки построения “социализма” и “капитализма” в бывших колониальных и зависимых странах. Ни колоссальные средства в виде “помощи” и “программ развития”, ни перевоспитание политической элиты в восточно-европейских и западных университетах не сделали эти страны ни демократическими и высокоразвитыми в европейском смысле слова, ни социалистическими по-советски.
Долгое время казалось, что примером удавшегося “заговора” иностранных сил являются страны Центральной Европы. В результате ялтинского сговора лидеров великих держав, они оказались в сфере влияния сталинского СССР и были вынуждены “строить социализм”. Но, как только ослабла поддерживающая местные режимы “рука Москвы”, это строительство прекратилось, а режимы рухнули.
Выраженное в “планах” иностранное влияние имело отношение к коренной перемене исторической судьбы современной России. Советской системе действительно сознательно навязали разрушительный для нее (прежде всего для ее экономики) новый виток гонки вооружений. Сюда можно с большой долей вероятности отнести и действия западных разведок, способствовавших углублению войны в Афганистане: ведь реакция наших властей была слишком предсказуема.
Знали ли о кознях врагов руководители СССР? Один из руководителей КГБ Ф. Бобков в своих мемуарах утверждал, что
“безусловно, знали. Практически не было ни одного плана атомного нападения, ни одной инструкции американской разведки и других спецслужб, направленных на свержение советского строя, о которых не были бы осведомлены органы государственной безопасности и, разумеется, руководство партии и правительства”.
Знали и не воспрепятствовали. Как утверждает в книге Победа американский журналист П. Швейцер, Москва “возмущалась, угрожала, но не дошла до того, чтобы изменить политику”. А давление на страну увеличивалось. 23 марта 1983 г. президент США Р. Рейган, объявив о программе стратегической оборонной инициативы (СОИ), дал толчок новому витку гонки вооружений. В том же году, не добившись вывода советских стратегических ракет среднего радиуса действия из Восточной Европы, США приступили к размещению в Европе своих ракет способных достичь любой точки европейской части СССР. Страна оказалась на пороге новой разорительной гонки вооружений.
Ю. Андропов, М. Горбачев и кризис системы.
К началу 1980-х годов наличие кризиса социально-экономической и политической системы страны ни для кого из тех, кто, размышлял о судьбе страны, не было секретом. Стало очевидным, что СССР и социалистическая система в целом проиграли “холодную войну” (и социально-экономическое соревнование) с Западом. Суть социально-экономического аспекта этой войны и характера поражения образно объяснил академик-экономист Юрий Яременко.
По его мнению, “холодная война”, как и “горячая” имеют ту же логику.
“Если война носит локальный характер, на нее посылают небольшое обученное войско. Если же война докатывается до стен столицы, вступают в силу законы чрезвычайного времени: рубят городские деревья, ломают асфальт, бросают в окопы подростков, женщин, стариков. Глядя на показатели женской занятости, ручного труда, рождаемости и смертности, владея информацией о масштабах и методах добычи сырья, Юрий Яременко говорил, что производство - эта та же война, только более медленная. На протяжении сорока лет страна тратила все свои силы на поддержание военного паритета с экономически более сильным соперником, защищаясь как на последней баррикаде. И ресурсы, и, по сути, само население были брошены на фронт холодной войны”184.
В отличие от технологически однородных экономик высокоразвитых стран Запада экономическую систему СССР характеризовал огромный разрыв между самыми современными технологиями аэрокосмического комплекса и массовым использованием ручного труда в гражданских секторах экономики и в быту185. Это и предопределило ее поражение. Окончательный приговор системе принесла начавшаяся в 70-е гг. технологическая революция в микроэлектронике (информатике и компьютеризации)186. Она не просто усугубила накапливающийся десятилетиями технологический разрыв между системами. Речь шла о вступлении западных обществ в постиндустриальную эпоху, пропуском в которую был технический прогресс во всех сферах и, как следствие, технологическая однородность экономики.
СССР продолжал оставаться сверхдержавой, способной и поддержать равновесие сил, и дестабилизировать обстановку в любом регионе мира. В то же время социалистическая система во все большей степени превращалась в пережиток уходящей эпохи.
Сложившееся положение не было секретом для вставших перед проблемой: ”что делать?” - новых генеральных секретарей правящей партии (КПСС) и нового поколения высшего руководства страны. Выбор и раньше не сводился к “делать” или “ничего не делать”. Условия противоборства двух систем не позволяли “ничего не делать”. Чаще всего это был выбор между различными (неудачными) вариантами реконструкции советской системы. Перед Ю. Андроповым и М. Горбачевым впервые (как осознанная ими) встала проблема выхода из проигрывающей соревнование с Западом социалистической системы.
Марксистское обоснование необходимости разрыва с советским вариантом социализма долгие годы разрабатывали в коммунистическом движении сначала итальянские, а затем польские и венгерские теоретики-ревизионисты. События в Чехословакии (1968) и в Польше (1980-81) уже не оставляли сомнений в необходимости такого шага. Ревизионисты открыто говорили об объективном характере общественных перемен в странах Восточной Европы.
Вот один из вариантов марксистского объяснения:
“Социализм советской модели исчерпал себя так же, как в свое время исчерпала себя социал-демократическая фаза революционного процесса, которая обнаружила свой тупик и несостоятельность крахом II Интернационала. Великая русская революция 1917 г. ... и Ленин решительным разрывом с устоявшимися догмами положили начало новой фазе, которая, в свою очередь, закончилась. Импульс... иссяк. Общества, которые возникли из нее ..., утратили способность к развитию...” (А.С. Черняев).
Андропов не только отверг возможность “выхода из системы”, но и выбрал довольно жесткий вариант “оздоровления и укрепления системы”. Его приход ознаменовался масштабной кампанией по наведению производственной дисциплины (борьба с опозданиями на работу, прогулами и т.п.187) и борьбой с коррупцией. На начавшихся с приходом Андропова “брифингах” высшее и даже среднее звено в руководстве партии и государства впервые стали регулярно информировать о положении в экономике, о масштабах и последствиях злоупотреблений и коррупции в стране.
Политика Андропова получила общественную поддержку. Она (как и быстрая смерть генсека) способствовала созданию “андроповской легенды” о человеке, который “хотел навести в стране справедливость и порядок”. Однако, эта политика была направлена на лечение не причин болезни, а ее следствий. Принципиально иную оценку Андропову дает высокопоставленный мемуарист из рядов ЦК КПСС - А. С. Черняев:
”Не могу я в душе положиться на человека, который на протяжении полутора десятка лет делал подлости и наносил огромный вред стране, даже если действительно вынашивал идею - потом, взойдя на вершину власти, осчастливить народ. Иначе, мол, в наших условиях этой власти не видать”188.
Перед Горбачевым стояла возможность выбора по крайней мере из двух альтернативных программ: “программы совершенствования системы” и “программы выхода из системы”. В свою очередь последняя не исключала варианта “построения социализма с человеческим лицом”, т.е. с рыночной экономикой в социал-демократическом исполнении.
Что касается строительства в нашей стране капитализма, то он никогда не был популярен у нас: ни у правителей, ни у народа, ни у отечественных мыслителей (Л. Толстого, Ф. Достоевского), ни в XIX, ни в XX вв. Все искали для России свой путь. Русские революции 1917 г. тоже были вариантами поиска своего некапиталистического пути. Как и весь опыт советского развития. И это имело решающее значение для последующей судьбы страны.
Выход из системы как научная проблема. Условия успеха реформ. Потенциальные союзники и противники.
Становым (системообразующим) хребтом советской системы были коммунистическая партия и партийный аппарат. В советской системе партийный аппарат выполнял целый комплекс функций: от управленческих до распределительных и контрольных. В его руках находилась система кадрового обеспечения страны: государства, партии, псевдообщественных организаций (в том числе спортивных), науки, армии и народного хозяйства. От имени партии аппарат инициировал охватывающие все стороны деятельности государства и общества проекты, решения, программы, руководил организацией их исполнения и осуществлял контроль над ним. Государственные органы выступали в качестве безвластных придатков к этой мощной системе партийного аппарата. С ним была связана карьера (переход из партийного аппарата на государственную службу рассматривался как понижение). Исключение из партии было жизненной катастрофой: исключенный из партии не мог устроиться на работу по специальности.
По образному выражению английского социолога З. Баумана, авторитарная диктатура представляет собой панцирь над обществом, под которым бьется его, хотя и деформированная, но нормальная экономическая и культурная жизнь. Убери панцирь и деформированная диктатурой-корсетом жизнь через некоторое время войдет в нормальное русло. Иное дело диктатура тоталитарной партии. В ее рамках нет другой политической и общественной жизни, кроме той которую она инициирует. Разрушение всеохватывающего панциря (его роль выполняла партия) не освобождает общества, а разрушает все существующие в нем формальные структуры. Ибо и они были структурами партии, а не общества.
Тем самым проблема выхода из системы могла найти положительное решение только на пути восстановления жизнедеятельности институтов государства и общества.
История удачных реформ в недемократическом обществе свидетельствует, что непременными условиями ее успеха являются:
- сильная личность реформатора;
- наличие и сохранение у него на весь период реформ сильной власти;
- наличие у реформатора собственной команды единомышленников и политических союзников;
- разработанная и ясная обществу идеология реформ, на основе которой создается общественный консенсус и обеспечивается широкая поддержка реформ со стороны общества;
- мирная нейтрализация противников реформ;
- нейтрализация сторонников-радикалов;
- сохранение экономической стабильности в стране;
- благоприятная международная обстановка.
Для СССР существовало еще 9-ое условие выхода из системы - разрешение проблемы отношения Центра и Союзных республик, того, что в отечественной публицистике получило название проблемы «имперского характера страны».
1. От личности реформатора во многом зависит выбор пути, формы и методы осуществления реформ. В тех же случаях, когда речь идет о мирном выходе из диктаторской системы роль реформатора возрастает. Как свидетельствует опыт Испании и Польши, от него зависит обеспечение столь необходимых для успеха реформ лояльности силовых структур и стабильности власти.
Успешный переход от диктатуры к демократии в Испании после смерти диктатора Ф. Франко (1892-1975) был обеспечен союзом умелого реформатора премьера Суареса с харизматическим лидером189 - королем Хуаном Карлосом I. Король обеспечил стабильность власти и лояльность силовых структур, премьер – соглашение между главными социально-экономическими силами страны. У генерала В. Ярузельского в Польше не было харизмы общенационального лидера, но была поддержка со стороны главных национальных институтов: Католической церкви и армии.
Если исходить только из буквального анализа деятельности М. Горбачева за время перестройки, то складывается впечатление (и оно подтверждается большинством исследователей и сподвижников Горбачева), что никакой программы (в смысле комплекса идеологического обоснования, методов и средств для достижения перспективной цели) у него не было. Весь период нахождения у власти он продвигался вперед как бы “на ощупь” и большую часть отпущенного ему историей времени (до 1988 г.) пытался “реформировать социализм”.
Но есть и другой вариант трактовки политики Горбачева. Один из руководителей Международного отдела ЦК КПСС Р.П. Федоров убеждал меня в том, что Горбачев хотел трансформации системы. Выход из системы он видел в социал-демократической альтернативе. В пользу такого предположения говорит и позднейшее свидетельство самого Горбачева о разговорах посвященных “прогнившей системе” с Э. А. Шеварднадзе в декабре 1984 г. в Пицунде и выбор некоторых помощников: прежде всего имевших репутацию партийных либералов и тайных сторонников социал-демократической ориентации в рядах КПСС: А.С. Черняева и Г.Х. Шахназарова.
Что касается оценки личности М.С. Горбачева, то ему не удалось создать команды, способной разработать политику поэтапной трансформации системы и обеспечения неприкосновенности его личной власти. К примеру, генерал Ярузельский такую программу поэтапного перехода власти в руки оппозиции имел. Для гарантии мирного характера передачи власти (и тем самым трансформации системы) для него был создан обладающий большими полномочиями пост президента страны.
2. Наличие и сохранение на весь необходимый период сильной власти у реформатора - это гарантия того, что развитие событий не выйдет из-под его контроля, не вызовет анархии в экономике, и не приведет к гражданской войне между сторонниками и противниками реформ. Это особенно важно в стране, в которой отсутствует гражданское общество и демократические институты. Как заметил еще в начале XIX века французский политический мыслитель А. де Токвиль (1805-1859), попытка реформирования системы слабой властью ведет к революции. Именно поэтому, одной из стоящих перед реформатором задач является обеспечение лояльности силовых структур. В случае ослабления власти он становится либо жертвой борьбы в высшем руководстве (как между сторонниками и противниками реформ, так и между радикальными и умеренными сторонниками реформ), либо жертвой вызванной критикой существующей системы радикализации масс. Сохраняя контроль над армией и МВД, осуществили мирный выход из социалистической системы и сохранение непрерывности власти генералы В. Ярузельский, Ч. Кищак и Сивицкий в Польше190.
Не следует забывать, что в нашей стране, в отличие от Испании и, частично, Польши, отсутствует традиция и культура рыночных отношений. В нашей стране, как и во времена А.С. Пушкина191, в условиях отсутствия общественных структур в качестве реформатора централизованной экономики может выступать только государство.
Горбачев ничего не сделал для сохранения лояльности по отношению к нему, как главе партии и государства, со стороны силовых структур, партийного и государственного аппарата192. Более того, он и возглавляемые им реформаторы не воспрепятствовали огульному очернению деятельности этих структур, что привело к деморализации их сотрудников, а в дальнейшем к ослаблению государственных институтов и государства как такового.
3. Наличие у реформатора союзников обеспечивает успешность реформ. Именно таким был опыт Испании, где основой перехода от авторитарной диктатуры генерала Ф. Франко к демократии было соглашение между представителями армии, промышленников и власти (умеренными из нового поколения франкистов), с одной стороны, и политической оппозицией, с другой. Это соглашение силовых структур, власти денег и политической власти с оппозицией обеспечили непрерывность и стабильность власти, проведение подлинно свободных выборов как основы для перехода страны к демократии. Этот опыт был учтен польскими генералами, соглашение которых с оппозицией под контролем армии и католического епископата привело страну к мирному выходу из системы.
Потенциальными союзниками Горбачева на пути кардинальных реформ (и, при известных условиях, выхода из системы) были: технократическая по происхождению, взглядам и способу осуществления власти хозяйственная, государственная и партийная бюрократия, идущая на смену старому аппарату (сконцентрированная в научно-исследовательских институтах и комсомольских комитетах) “технократическая” молодежь и, наконец, демократически настроенная интеллигенция193.
Особую группу потенциальных союзников составляла технократическая провинциальная бюрократия, чьи возможности и стремления осуществлять власть современными методами и быть ответственными хозяевами на местах вступали в противоречие с ориентированной на жесткую централизацию командно-административной системой. Эту проблему политологи называют «децентрализацией ответственности», которую Горбачев не сумел осуществить, да и не пытался.
Горбачеву не удалось надолго найти общий язык ни с одной из этих групп. На время это удалось Б. Н. Ельцину.
Наиболее слабым элементом среди потенциальных союзников Горбачева была демократическая, гуманитарная по существу, интеллигенция. Лишенная в условиях советской системы возможности конструктивного участия в управлении страной, она оказалась неспособной мыслить реальными интересами общества и государства. В отличие от прагматически ориентированных технократов, способность критически оценивать систему не дополнялась у демократической интеллигенции разработкой сколько-нибудь конструктивных вариантов решений выхода из системы и опытом конструктивной деятельности. Демократы предстали перед обществом неспособными воспринимать чужие аргументы и живущими в иллюзорном мире истериками. Они не имели реалистической программы и не обладали пониманием ситуации в стране. Кроме того, все они были «западниками».
4. Широкая поддержка реформе (или отсутствие сопротивления, что в некоторых типах общества равноценно поддержке) со стороны общества предполагает существование разработанной и ясной обществу идеологии реформ, на основе которой создается общественный консенсус (общественное согласие). Без понимания (целей и цены реформы) и поддержки реформ снизу они не бывают ни прочными, ни удачными. Но эта поддержка не должна выражаться в формах, грозящих дестабилизацией государства и анархией. Между верхами и низами должен существовать консенсус относительно общих и незыблемых конструктивных ценностей. Ими могут быть как ценности, которые необходимо защищать, так и ценности, которые необходимо созидать.
К первым относятся: сохранение единства страны, непрерывность и стабильность власти, т.е. недопущения анархии и гражданской войны (как в Испании после Франко или в Польше в постсоветский период); ко вторым – мирная социально-экономическая трансформация и демократизация системы (как в Испании и Польше).
Как свидетельствует опыт удачных трансформаций, в основе консенсуса лежит одобренный обществом договор, заключенный между осуществляющей трансформацию системы властью и ее потенциальными союзниками, с одной стороны, и конструктивной оппозицией, с другой. В противном случае разное понимание целей и задач реформ может привести к нарушению общественного согласия и радикализации масс (со всеми вытекающими последствиями).
Соглашение между властью и обществом в нашей стране было невозможно из-за отсутствия в ней институтов гражданского общества, с которыми власть могла бы начать диалог и заключить формальное соглашение. Не было и практики обращения к народу за активной поддержкой. Последний раз к народу (3 июля 1941 г.) обращался Сталин: ”К Вам обращаюсь я, друзья мои”. Привычка власти ”принимать решения за народ” и вера в неограниченную временем пассивную лояльность народных масс по отношению к власти подвели Горбачева.
В политической системе стран реального социализма не было места для конструктивной оппозиции194, как не было места и для существования гражданского общества с его независимой от государства жизнью. Не было в этих странах места для свободной деятельности человека ни в экономической, ни в политической, ни в культурной сферах. Отсюда слепая вера в государство-защитника народа и неспособность самостоятельно защищать свои интересы у большей части общества. В этих условиях в оппозиционную и политическую превращались любые формы проявления индивидуальной или коллективной инициативы, расходившиеся с директивными указаниями правящей партии. С выросшим на этой почве диссидентством, которое было борьбой действующих в условиях общественного вакуума одиночек, связано рождение отечественного варианта демократической интеллигенции.
В силу этих причин в СССР не было обладающей авторитетом организованной политической оппозиции и заключать соглашение о консенсусе до реформы политической системы и созыва I съезда народных депутатов СССР (1989) было не с кем. Не было ясности и относительно конечных целей реформ, во имя которых могло быть заключено соглашение.
Здесь следует напомнить об одном политическом эксперименте, организованном руководством КПСС и КГБ в период перестройки. Речь идет о попытке создания под надзором партийных органов и органов КГБ сети дискуссионных клубов, которые объединяли бы как партийных, так и беспартийных участников. От парткомов выделялись специальные люди, перед которыми ставились задачи вести в клубах и среди образующихся обществ контрпропаганду. Из этих дискуссионных клубов и выйдут в дальнейшем видные деятели российского демократического движения. Тогда же была предпринята попытка создания подконтрольной власти «оппозиционной партии». Ею оказалась ЛДПР (см. Приложение). Таким путем власть формировала систему «демократических организаций», с которыми в дальнейшем планировала вступить в «диалог».
Создаваемые таким образом «демократические силы» были одновременно и пугливы и агрессивны. Это проявилось в тревожные дни путча ГКЧП (19-21 авг.1991), когда новоявленные демократы должны были сделать выбор195.
На состоявшихся в эти годы сессиях Верховного Совета СССР, заседаниях ЦК КПСС и на съезде КПСС Горбачев боролся с противниками внутри партии, используя для этого закулисные аппаратные методы. В результате, “он выиграл все сражения и проиграл войну”. Альтернативного выхода из этой ситуации Горбачев не нашел: ему не удалось ни сохранить лояльность властных структур, ни обеспечить массовой и конструктивной поддержки своих реформ.
В свою очередь “демократия”, “рынок”, “капитализм” – эти извращенные советской пропагандой понятия – не могли стать основой консенсуса. Как показали последующие события в стране, именно созданный советской пропагандой стереотип буржуазной демократии и капитализма с их коррупцией, безработицей, преступностью, рэкетом, отсутствием внимания к культуре, науке, образованию, здравоохранению были восприняты значительной частью общества и, прежде всего “демократическими лидерами”, как норма, как необходимый этап, через который должно пройти наше общество. Именно такое восприятие дороги к рынку и демократии у новых руководителей страны обусловило политику правительства Е. Гайдара и сменившего его В. Черномырдина.
Ральф Дарендорф - один из авторитетных сегодня западных политологов старшего поколения - применительно к новой ситуации в странах Центральной и Восточной Европы писал о том, что демократические институты можно создать за один-два года, рынок - лет за десять-пятнадцать. Но для построения демократии этого недостаточно. Иное дело создание гражданского общества, в основе которого лежит консенсус относительно незыблемых и всеми разделяемых не только политических, но и моральных ценностей. На его создание понадобится не менее 40 лет. Ни демократия, ни рынок, продолжал Дарендорф, не создают моральных ценностей, но вне их ни демократия, ни рынок, ни гражданское общество существовать не могут.
Этого, к сожалению, в нашей стране не осознали ни теоретики, ни строители “нового общества”. Может быть поэтому «демократия» сегодня в нашей стране отождествляется с неприкрытым казнокрадством, взяточничеством и коррупцией.
В наших условиях общественное согласие было возможно на основе программы трансформации системы с целью построения общества с социал-демократической идеологией и рыночной экономикой. Для этого существовала потенциальная социальная база. Другой основой общественного согласия был патриотизм. Но Горбачев проигнорировал оба основания для создания общественного договора.
Одной из причин не заключения общественного договора в нашей стране было отсутствие у общества ясности относительно цены и целей осуществляемых реформ. Не было ясности и в стане реформаторов, а в обрушившимся на массы потоке информации деструктивные материалы и призывы (“разрушить до основания, а затем...”) превышали конструктивные.
5. В условиях разрушения системы от способности мирной нейтрализация (ослабление позиций) противников реформ зависит характер (мирный или немирный) трансформации системы, в том числе и возможность избежать (в случае обострения) гражданской войны. Любая реформа наталкивается на сопротивление тех, кто заинтересован в ее сохранении и консервации. История выработала несколько методов борьбы с ними. Большевики и их наследники среди российских радикалов конца ХХ века исходили из того, что “без слома стоящих на страже старой системы сил не удастся никакая реформа”. По иному эту проблему решали испанские и польские реформаторы, для которых было важно выяснить “условия”, на которых противники были готовы принять новую систему.
В Испании, ликвидируя созданную генералом Франко систему, реформаторы из рядов правящей партии («фаланги») боролись с франкистскими институтами, а не с людьми их представляющими. Более того, испанские реформаторы компенсировали своим противникам потерю реальной власти, найдя для старой политической элиты достойное место (экономические и политические синекуры) в новой ситуации. Тем самым был устранен личностный момент в противостоянии сторонников и противников режима. Этот опыт был учтен властями (генералами) и пришедшей им на смену антисоциалистической оппозицией в Польше. В Польше не было “охоты за ведьмами”. За лишившимися власти политическими противниками из рядов ПОРП победители оставили не только пенсии и “нажитую собственность”, но и возможность заниматься политической деятельностью.
В нашей стране безусловными противниками реформ были: партийная, государственная и хозяйственная бюрократия старого (не технократического) типа, поглощавший ресурсы страны военно-промышленный комплекс (ВПК) и его представители в политической системе. К противникам реформ демократы-радикалы отнесли не только саму многомиллионную КПСС, но и стоящие на страже системы силовые структуры (МВД и КГБ), а так же руководство армии.
Горбачеву не удалось действенно нейтрализовать старый партийный бюрократический аппарат. Знаток системы, он сумел лишить власти своих противников из среды старой высшей бюрократии. Попытка обновления высшего партийного аппарата не дала результата. Слишком скромными были кадровые ресурсы. Номенклатурная система подготовки кадров до конца СССР блокировала доступ к власти новых людей (и новых идей). Быстрое падение личного авторитета не позволили Горбачеву воспрепятствовать разложению и дезориентации силовых структур.
Разрушение в результате дискредитации в СМИ авторитета традиционных носителей власти в стране (партийных структур, аппарата МВД и КГБ, дискредитация армии) и их дезориентация привели к ослаблению способности центральной власти контролировать положение в экономике и в стране в целом, чем, прежде всего, воспользовались хорошо организованные криминальные структуры196.
Потенциальным противником трансформации системы был рабочий класс.
В рецензии на книгу Горбачева о новом мышлении известного американского специалиста по проблемам развития СССР Джорджа Кеннана о противниках горбачевских реформ говорится следующее:
Как промышленные рабочие привыкшие к тотальной безответственности, уважающие полную успехов деятельность предприятий, в которых они работают, привыкшие к выполнению только минимальной работы в течение трудового дня, уверенные, что их не могут выгнать с работы, а если даже они и будут уволены, то их будет ожидать работа в другом месте – как такие люди могут относиться к лидеру, который говорит им, что пришло время, когда они должны будут работать тяжело и хорошо и тд. Как орды административной бюрократии, во многих случаях в два раза многочисленнее чем это необходимо, могут реагировать на политику правительства, постулирующую, что они излишни и вскоре должны будут заняться чем-либо другим. А общественное мнение привыкшее платить за самые необходимые продукты – хлеб, молоко, мясо и квартирную плату и чего еще, даже не крохи от тех цен, которые за эти вещи должны платить люди на Западе. Как могут они реагировать на известие, что цены на эти основные продукты вскоре будут значительно повышены и что они должны с этим согласиться, поскольку в некоем мглистом будущем им благодаря этому будет жить лучше» (The New York Review of Books, 21.01.1988).
6. Необходимость нейтрализации сторонников-радикалов была связана с такой характерной особенностью демократического сознания в СССР как его разрушительный, а не созидательный пафос