Пять лекций по истории россии ХХ века (Дополнения к курсу История России ХХ века)
| Вид материала | Лекция |
- Курс лекций по истории россии Часть IV история россии, 1231.5kb.
- Тематическое планирование По истории Класс, 673.59kb.
- Тематические планы лекций и практических занятий 1 курс план лекций по истории фармации, 679.07kb.
- Тематические планы лекций и практических занятий. 1 курс план лекций по истории фармации, 424.2kb.
- Рабочая программа история Мауляшевой И. И., первая квалификационная категория по Всеобщей, 638.68kb.
- Литература к курсу лекций «История русской философии» (вторая половина XIX века), 59.23kb.
- Программа история России. XX начало XXI века. 9 класс (68, 529.1kb.
- Боханов А. Н., Горинов М. М. История России с древнейших времен до конца XX века оглавление, 6455.77kb.
- Лекция 12. Эволюция Российского государства и общества в первой половине XIX века проф., 93.6kb.
- Примерная программа курса «история россии с древнейших времен до конца xvi века», 156.54kb.
7. Сохранение экономической стабильности является непременным условием для строительства гражданского общества и демократии. Вне ее это строительство просто невозможно. Об этом свидетельствует вся история мировой демократии. Это условие не было выполнено. Горбачеву по объективным и субъективным причинам не удалось сохранить экономическую стабильность в стране и тем самым предотвратить радикализацию общества. Предпринятые им шаги в области экономики не только не стабилизировали положения, но окончательно его ухудшили. В канун падения системы страна оказалась на пороге финансовой катастрофы. Сегодня специалисты пишут о рукотворности многих из возникших экономических проблем, о сознательном нагнетании трудностей в снабжении населения противниками Горбачева.
Запад, который столько выиграл от отказа СССР от великодержавной политики и гонки вооружений, фактически предал Горбачева, не оказав ему никакой финансовой поддержки. По словам многолетнего посла СССР в Вашингтоне А. Добрынина, западные эксперты оценили Горбачева как бесперспективного политика и не рекомендовали оказывать ему финансовую поддержку.
8. Благоприятная международная обстановка относится к необходимым условиям способствующим выходу из системы для стран тоталитарно-авторитарного типа. И дело здесь не только в необходимости обеспечения лояльности потенциальных военных противников, без которой никакой выход и реформы не возможны. Отказ от вооруженного противостояния, прежде всего, освобождает страну от дополнительных и обременительных для нее военных расходов, создавая резервы для проведения реформ и повышая ее экономическую стабильность.
Эпоха Горбачева неразрывно связана с принципиальными изменениями в советской внешней политике и отказе от традиционной для системы ориентации на борьбу за сохранение мировой гегемонии. Именно этот отказ сделал Горбачева столь популярным деятелем на Западе и принес ему Нобелевскую премию мира. Секрет его популярности лежит в том, что гонка вооружений, хотя и в меньшей степени, чем в нашей стране, разрушительным образом действовала на всю систему экономической жизни западных стран. По словам члена руководства Лейбористской партии и депутата Палаты общин Энтони Вечвуд-Бен, огромные военные расходы привели Великобританию на край банкротства.
Как не уставали в годы перестройки повторять нашим визитерам на Западе: ”Вы сами не живете по настоящему, и не даете жить нам. Как только вы откажетесь от политики угрозы ядерной войны, Вы начнете жить по-настоящему, мы Вам поможем”. Обещания были искренними. Но интерес к России и готовность оказать экономическую помощь исчезли вместе с исчезновением ядерной угрозой и военной мощью СССР и его союзников. Этот интерес пропал не только к СССР. По подсчетам, выполненным для Международного отдела ЦК КПСС197, уже в 1990 г. восточноевропейским странам было предоставлено кредитов в 25 раз меньше, чем в среднем за прошлые годы.
По мнению бывшего посла нашей страны в США А. Добрынина, причина падения интереса к нашим проблемам и отказ от экономической поддержки связан с ошибками допущенными Горбачевым и его командой из-за их некомпетентности. Запад готов был, и торговаться и платить за уступки.
В отношениях с СССР времен Горбачева Запад, как и прежде, руководствовался своими государственными интересами. Интересы Запада требовали ослабления военной мощи советского государства.
Разъясняя позицию администрации США на переговорах с Горбачевым тогдашний госсекретарь Бейкер в своих мемуарах, вышедших в 1995 году, написал: «При всем расположении к ним198 в Белом доме определяющим мотивом в подходе администрации всегда было стремление в максимальной степени использовать отношения с Горбачевым и ослабление его позиции дома прежде всего в государственных интересах США».
Самым ярким примером некомпетентности Горбачева-Шеварднадзе является решение германской проблемы. Против поспешности в деле объединения Германии высказались все авторитетные лидеры стран Западной Европы. Но... Горбачев спешил199.
”То, что должно было быть постепенным процессом эволюции, написал в своих мемуарах Добрынин, заняло у Горбачева лишь полгода... Последствием быстрого воссоединения Германии было драматическое сужение советского выбора вариантов и значительное сокращение способности Москвы формировать свою модель приспособления к новым обстоятельствам”.
В итоге в Европе была разрушена система безопасности, а Россия встала перед проблемой вступления в НАТО не только ее бывших союзников по Варшавскому договору, но и возникших на развалинах СССР новых государств.
У этой истории был еще один аспект. За год до падения берлинской стены группа западногерманских промышленников обратилась к Горбачеву с предложением обсудить с Вашингтоном проблему объединения Германии. Было сказано, что за содействие объединению СССР может получать от ФРГ по 50 млрд. долл. в год товарными кредитами в течение 10 лет. Предложение не было принято. Объединению воспротивились консерваторы в советском партийном руководстве. Но и год спустя, когда процесс объединения уже пошел, партийные либералы (Шеварднадзе) отказались обсуждать вопрос о компенсации200.
9. С момента распада СССР тезис об имперском характере системы стал аксиомой в политической публицистике, а понятие “империя” - бранным словом. Для нашей темы важно помнить, что термин «империя» означает территориально обширное и многонациональное государство, в котором, по определению, не может быть национальных проблем. Но такая форма государства, основанная на лояльности к центру и ее лидеру может существовать только в традиционном обществе. Процесс модернизации и его успехи с неизбежностью ставят проблему переосмысления характера отношений с Центром и стимулирует поиск новых форм государственного общежития, трансформации империи в федерацию или содружество наций.
СССР, по существу, представлял собой некую форму восстановленной имперской системы, в которой Центр взял на себя обязательства по развитию окраин201. Центральная власть не заметила естественно следующего за успехами в социально-экономическом развитии закономерного роста национального самосознания местных политических элит и национальной интеллигенции. Исключающая какое-либо проявление самостоятельности жесткая централизация советской системы обострила противоречия между центром и периферией, которые только ждали возможности своего проявления.
Политика Горбачева (начиная от борьбы с коррупцией на местах и кончая возможностью проведения выборов и обновления элит) предоставила провинциальным элитам в союзных республиках такую возможность.
На эти, связанные с процессом модернизации и естественные конфликты наложились старые национальные фобии и предрассудки, взаимные национально-территориальные претензии. Советская система не знала никаких других способов разрешения социальных конфликтов кроме силовых. Отсутствие в стране гражданского общества и его институтов сделали невозможным формирование независимых от местной власти оппозиционных политических институтов, с которыми Центр мог бы вести переговоры и заключать компромиссы. А борьба с коррупцией в среднеазиатских республиках только подтолкнула местные правящие элиты к разрыву с Центром.
Первое серьезное столкновение на этой почве произошло в Казахстане в 1986 г., когда во главе республиканского ЦК вместо обвиненного в коррупции Д. А. Кунаева встал присланный из Москвы Г. В. Колбин, русский по национальности. Ситуация в Казахстане не была типичной для других, особенно среднеазиатских и закавказских союзных республик, где у власти находились местные национальные элиты. Здесь у власти находилась интернациональная (состоящая из казахов, русских, немцев, евреев), а не национальная элита, которая увидела в Колбине русского наместника из Центра. Считается, что протестующих против русского наместника студентов вывели на улицу те силы, которые не хотели уступать власть. Это не был национальный конфликт в чистом виде. Скорее это было проявление конфликта местных элит с Центром, за свою долю власти и ответственности.
События в Алма-Ате стали сигналом для остальных национальных элит, которые, как мы знаем, ожидать своей очереди не стали.
Другого типа конфликт разразился в Закавказье. В 1988 г. армянское большинство населения Нагорно-Карабахской автономной области Азербайджана потребовало передачи своей области в состав Армении. В результате произошли армянские погромы в г. Сумгаите, а затем и в Баку (1990). Центр и лично Горбачев, опасаясь, что передача Нагорного Карабаха Армении приведет к цепной реакции изменения границ внутри СССР, поддержали Азербайджан. Но в новых условиях эта поддержка ничего не значила. Между Арменией и Азербайджаном начался кровавый конфликт, переросший в войну (см. Приложение).
Очень показательными для того времени стали события в Тбилиси, где за годы перестройки местной интеллигенцией было сформулировано требование предоставления независимости. В апреле 1989 г. на митинге в Тбилиси были выдвинуты требования ликвидации автономий (речь шла об Абхазии) в составе Грузии и выхода республики из СССР. Новая грузинская демократия хотела национальной независимости исключительно для себя. Против демонстрантов были брошены войска, применившие слезоточивый газ и саперные лопатки. 19 человек погибли, сотни были ранены. Эти события вызвали широкое возмущение по всей стране.
События в Азербайджане и Тбилиси показали, что у центральной власти отсутствуют инструменты (кроме силовых) для разрешения возникающих конфликтов. А конфликты на «национальной» (Фергана, Новый Узень, Кишинев, Сухуми) и социальной (забастовки и беспорядки в Свердловске, Челябинске, Куйбышеве и других крупных промышленных городах) почве нарастали.
Несколько по-иному шел процесс политического и национального самосознания в республиках обладавших исторической памятью и некоей традицией существования в качестве независимых государств. В этих республиках формируются собственные и независимые от КПСС политические структуры. Сформированные в 1988 г. Народные фронты Эстонии, Латвии, Литвы выступили за восстановление государственной независимости этих республик. В ответ были созданы Интерфронты, объединившие преимущественно русскоязычное население Прибалтики. В ноябре 1988 г. Верховный Совет Эстонской ССР провозгласил свое право приостанавливать законы СССР на территории Эстонии. Верховный Совет СССР признал этот документ незаконным. В марте 1990 г. Верховный Совет Литовской ССР объявил «о восстановлении независимости литовского государства». Началось противостояние… В первой половине 1991 г. в Литве и Латвии местными прокоммунистическими силами (при поддержке силовых ведомств Москвы) были предприняты попытки вооруженного (с пролитием крови) свержения правительств Народного фронта.
Решающий удар по целостности советского государства был нанесен 12 июня 1990 г., когда высший орган государственной власти РСФСР Съезд народных депутатов провозгласил Декларацию о российском государственном суверенитете. За это решение, предопределившее дальнейший развал Союза, проголосовали как коммунисты, так и демократы. Это был важнейший сигнал для Горбачева, что в борьбе за сохранение Союза он должен изменить идеологию реформы. Не сближение с Западом, а сохранение государства могло спасти Союз и его реформы. Но Горбачев не понял или не захотел принять на вооружение патриотической идеологии.
Тем самым, распад страны стал восприниматься как естественное завершение развития системы. При этом как-то забывается, что империя - это результат длительного исторического развития, с которым связаны развитие культуры и общность исторической судьбы входивших в ее состав народов. Да и сами народы в своем большинстве, исключение составляли народы Прибалтийских республик, Молдавии (кроме Приднестровья) и Закавказья, не стремились к выходу из СССР. Власти Грузии, Литвы, Молдовы, Латвии, Армении и Эстонии высказались против проведения в их республиках референдума о судьбе Союза. Но и на этих территориях свыше 2 млн. человек проголосовало за сохранение Союза. 6 сентября 1991 г. Госсовет СССР признал независимость Латвии, Литвы и Эстонии.
Перед Горбачевым и его сторонниками стала проблема одновременного с трансформацией системы изменения характера Союза. Прежде всего, это была проблема разделения компетенции между центром и провинцией. Одновременно она решала и проблемы превращения в союзника провинциальной технократической бюрократии. Решить эту проблему Горбачев не сумел.
Советская система накануне дезинтеграции.
Ее ценности, структурообразующие факторы и социальная опора.
Выдвигая задачу выхода из системы, любой реформатор должен был учитывать ряд важных для судьбы предпринятых им реформ обстоятельств.
Во-первых, что все сообщества организованы на основе некоторого комплекса общепризнанных ценностей и представлений, разрушение которых с неизбежностью ведет к дезинтеграции общества. Такой основой в СССР был набор псевдосоциалистических ценностей и лозунгов, которые вместе с системой воспринимались значительной частью населения как действующие. К примеру, иной была ситуация в Польше, где система рассматривалась значительной частью населения как навязанная им Россией (Сталиным).
Тем самым, реформатор должен был учитывать верность системе со стороны значительной части населения, которая на практике обеспечивала лояльность ему (как главе системы) со стороны всех звеньев партийного и государственного аппарата и силовых ведомств. В этих условиях отказ от системы псевдосоциалистических ценностей означал “освобождение от присяги”, от принятых по отношению к системе, а значит и ее лидеру, обязательств со всеми вытекающими последствиями аналогичными тем, о которых Достоевский написал: ”раз Бога нет, значит, все дозволено”.
Такой высшей ценностью, по отношению к которой все оппозиционные силы в странах выходящих из авторитарных и тоталитарных систем сохраняли лояльность, были: Государство-Родина, Нация, гражданский мир. К примеру, главная оппозиционная сила Польши - Католическая церковь потратила целое десятилетие на пропаганду противопоставления партии, как не национальной, навязанной врагами силы - государству - как общенациональной ценности. И приведшее к краху социалистической системы в Польше соглашение было заключено между представителями государства (в данном случае армии), а не партии, с одной стороны, и оппозицией, с другой.
В нашей стране социалистическую идеологию системы олицетворяла партия – КПСС, и до отмены пресловутой 6 статьи Конституции СССР Горбачев, как ее генеральный секретарь, мог рассчитывать на лояльность по отношению к нему. Потом – нет. Горбачев должен был цепляться за “социализм” так долго, пока он не исчерпал своей стабилизирующей социальный порядок силы, пока на смену партийной системе власти не придет государственная система и пока сам он не приобретет в обществе новый социальный статус – лидера государства. Иначе, разрушая социалистическую систему, Горбачев рисковал быть погребенным под ее обломками.
Тем и отличаются реформаторы от революционеров, что они не разрушают “до основания, а затем…”. И как только Горбачев, не сумев приобрести действенной социальной опоры для программы выхода из системы, “изменил социализму”, он превратился в частное лицо «с заслугами перед историей».
Во-вторых, как и любая другая, советская система обладала социальной опорой, своеобразным аналогом ориентированного на буржуазные ценности и индивидуализм западного “среднего класса”. В нашей стране это были слои ориентированные на гарантируемую государством социальную защиту и уверенность в завтрашнем дне. Прогрессирующее в последнее десятилетие разложение системы, неспособность государства даже в прежнем объеме выполнять взятые на себя обязательства не разрушили существовавшей в сознании подавляющего большинства населения страны уверенности в законности таких обязательствах государства как дешевая квартира, бесплатные и доступные образование и медицина, социальная защита и социальная справедливость. Именно наличие этой массовой поддержки режима сделало тщетными все попытки диссидентов создать организованную и массовую антисоциалистическую оппозицию.
Социологические исследования массового сознания весной 1990 г. (т.е. после широкомасштабных разоблачений режима) свидетельствовали о том, что коммунизм как ценность признавался в СССР 38 процентами опрошенных, демократический социализм 57 процентами, в то время как противниками коммунизма признали себя лишь 27 процентов, сторонниками капитализма 24 процента опрошенных. В соседних Польше и Венгрии показатели были иными: у идеи коммунизма в Польше было всего 3 процента сторонников (в Венгрии - 15), у демократического социализма 30 (в Венгрии - 54), противниками коммунизма себя считали 80 (в Венгрии - 75) процентов опрошенных, а за капитализм в Польше высказались 42, а в Венгрии - 37 процентов.
У социалистической идеи в Советском Союзе существовала и несмотря ни на что продолжает существовать массовая опора. Поэтому для Горбачева вариантом выхода из системы (приемлемым для подавляющего большинства общества) был путь, по которому пошли западные социал-демократии. Но лозунг “больше социализма”, с которым первоначально выступил Горбачев, предполагал, что основы советского социализма здоровы и их можно было только улучшать. И ни один из его столпов - руководящая роль КПСС, государственная собственность на средства производства – ни разу под сомнение Горбачевым не ставился. А идея социал-демократизации партии так и не была сформулирована.
В-третьих, когда Горбачев приступил к своим реформам, созданная Лениным и Сталиным экономическая и политическая система оказалась неконкурентоспособной в исторической перспективе, но в тот конкретный момент продолжала, хотя и с большими сбоями функционировать. СССР обладал вполне реальным статусом “сверхдержавы”, т.е. (применительно к нашей теме) страны любое событие в которой приобретает международное значение, и была способна выполнять на мировой арене свои функции противовеса США. И это могло иметь огромное значение для характера и судьбы осуществляемых (и планируемых) реформ.
В четвертых, основой советской системы была Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС). Именно она поддерживала жизнеспособность системы, одновременно являясь и ее позвоночником и ее панцирем-корсетом (Бауман): партия слившаяся с государством. Критики КПСС в своих совершенно справедливых обличениях исходили из того, что она была не столько политической партией, сколько структурообразующим элементом системы и, борясь против нее автоматически разрушали систему. Это было главной целью новой российской антисоциалистической демократической оппозиции. Но они не учитывала, что под панцирем-корсетом, которым партия охватывала страну, отсутствовала нормальная общественная жизнь, отсутствовали нормальные экономические и общественные связи, на основе которых легко воссоздается гражданское общество и что вместе с партией разрушалась и вся государственная и хозяйственная структуры, включая армию, МВД, систему государственной безопасности и ... социальной защиты. Как очень точно сказал выдающийся польский борец с коммунистической системой Я. Куронь: “разрушая систему, мы разрушали общий дом, в котором живем”.
Опыт “братских стран”, в данном случае был иным. К моменту краха системы правящая в Польше ПОРП уже не была ни структурой власти, ни партией (ее общественные связи были разрушены в период “Солидарности”). Поэтому ее исчезновение с политической арены было совершенно безболезненным. Аналогичной была ситуация с ВСРП в Венгрии. Да и сама роль марксистской партии в этих странах была иной, чем в СССР.
В годы, когда марксистские партии в Венгрии, и в Польше были у власти, работа в партийном аппарате была лишь ступенькой перед восхождением к реальной власти в государственной системе. Иначе было в СССР, где в роли ступеньки на пути к карьере в партии могла выступать служба в государственном аппарате или контролируемых ею псевдообщественных организациях (комсомоле, профсоюзах). Иным, чем в СССР, был и опыт Испании, где на момент смерти Франко правящая партия - “фаланга” также не была системообразующей силой.
В этих условиях ни в Венгрии, ни в Польше, ни в Испании исчезновение формально правящей партии не грозило параличом нормальному функционировании страны. Ибо под сковывающим развитие страны панцирем диктатуры партии (армии в Испании) существовали (хотя и деформированные) общественные и экономические связи. Иной была ситуация в СССР, где разрушение партийной системы означало на какое-то время паралич властной структуры и, как следствие, разрушение государства (СССР) и экономической системы. Но самым печальным последствием разрушения панциря-корсета было распадение неструктурированного (не организованного в добровольные объединения) общества. Горбачеву не на кого было опереться.
Поэтому задачей номер один для Горбачева как разрушителя сталинской системы – было воссоздание дееспособности государственного аппарата и тем самым – государства. И надо признать, что на этом пути им были допущены не только ошибки. Трудно сказать, кто был инициатором этого процесса, но в последние годы советской власти благодаря Горбачеву (прежде всего выборам и создавшейся атмосфере перемен) мы обязаны формированием независимой от Центра провинциальной политической элиты, созданием дееспособного провинциального государственного аппарата, в руках которого власть будет сосредоточена до конца 90-х годов (весь период президентства Б. Ельцина). Эта провинциальная политическая элита добилась провозглашения независимости бывших союзных республик, также как другая ее часть не допустила распада Российской Федерации.
Этапы разрушения номенклатурной системы: от попыток экономических реформ к политическим. Рождение новой элиты.
“У Горбачева, когда он начинал, написал Г.Х. Шахназаров (он занимал должность помощника генерального секретаря, а потом президента), не было целостной и “развернутой вглубь” программы. В этом корни столь странного выбора целей - антиалкогольная кампания и совершенствование машиностроения, борьба со спекуляцией и открытие простора для кооператоров, гласность, свободные выборы, парламентаризм и укрепление исполнительной власти, рынок и восстановление плановых хозяйственных связей, партия авангардного типа и социал-демократизация КПСС. Едва ли не каждый последующий шаг власти направлен на то, чтобы отменить предыдущий или, по крайней мере, сгладить его последствия”.
Эта лишенная внутренней логики политика, не принося положительного, то есть созидательного эффекта, разрушала систему. А из исторического опыта известно, что ничто так не революционизирует (раздражает) массы, как разрушительное экспериментирование.
Вступив в должность генерального секретаря и фактического главы государства, Горбачев продолжил начатую Андроповым борьбу с коррупцией и кадровые чистки в среде высшего и среднего звена партийного аппарата. Они психологически подготовили аппарат к резким движениям нового генерального секретаря: смещениям, отставкам, решениям и постановлениям. При этом новый глава партии столкнулся не столько с пассивным сопротивлением высшего партийного аппарата (оно было), сколько с его неспособностью ни инициировать, ни адаптировать новые идеи и действовать в соответствие с ними.
Аппарат - важнейший элемент любой системы власти. От его качества зависит жизнедеятельность системы, в том числе и способность к ее реформированию и самореформированию. Бюрократизация аппарата в нашей стране, превращение его сотрудников в чиновников-винтиков несло в себе моральную деградацию их как личностей. Убийственную характеристику высшему звену партийного аппарата дал уже цитируемый Шахназаров.
“Мыслящие, небесталанные и даже незаурядные люди со временем утрачивали свое “я”. Послушными исполнительными винтиками системы становились не только референты, инструкторы и другие “нижние чины”, но и секретари ЦК, члены политбюро, а во многом и сам ... всемогущий генеральный секретарь...”.
Аппарат всегда неизбежно бюрократичен и состоит из “винтиков”. Беда в том, что все стороны жизнедеятельности общества управлялись аппаратом, чего быть не должно. Затратная экономика с дутыми цифрами стала первой и перманентной жертвой бюрократизации общественной жизни. Другой жертвой этого процесса стала сама партия.
На первом этапе Горбачевым был серьезно обновлен высший эшелон партийного руководства. К началу 1987 года по подсчетам американской газеты “Вашингтон пост” было заменено 70% членов Политбюро, 60% секретарей областных партийных организаций, 40% членов ЦК КПСС брежневского ”набора”. В свою очередь новые первые секретари осуществили чистки среднего и нижнего звена партийного аппарата: в Москве ее первый секретарь Б.Н. Ельцин за один год сместил практически всех секретарей городских райкомов и руководство городского партаппарата.
Но результаты этой кадровой политики были неутешительны. Согласно правилам номенклатуры (система подбора кадров в СССР), на вершину партийной иерархии можно было подняться только пройдя соответствующую школу в нижнем и среднем партийном звене и приобретя соответствующие навыки мышления и поведения. И Ельцин, и другие поставленные Горбачевым партийные секретари не могли включить в систему власти принципиально новых людей. Именно поэтому, не разрушив кадровую систему партии, нельзя было начинать реформы.
Особенностью осуществленных Горбачевым кадровых перемен был приход к власти технократов. Среди первых секретарей обкомов - этих подлинных хозяев советской системы - к началу 1989 г. высшее техническое образование имели более половины - 53 процента (в 1976 г. этот показатель составлял 41 процент). Гораздо более существенным в этом обновлении было то, что если раньше подавляющее большинство из них к началу своей партийно-комсомольской карьеры успевало поработать по специальности 2-3 года, то теперь среди первых секретарей значительно больше стало подлинных представителей технократии, а иногда и непосредственных руководителей индустриальных гигантов. Среди членов политбюро и секретарей ЦК КПСС появились люди никогда не работавшие в партийном аппарате. Типичным советским технократом был и новый глава правительства Н. Рыжков, из 35 лет своей служебной карьеры только три года проработавший в партийном аппарате.
Итоги первых лет перестройки были плачевными. Примененные Горбачевым командно-административные методы реформирования системы не принесли желаемых результатов. Не помогло и обращение Горбачева к крупнейшим авторитетам советской науки. Ни Т. Заславская, ни А. Аганбегян, ни кто другой из академиков-экономистов – авторитетных критиков системы – не смогли предложить власти действенной программы выхода из кризиса. Они оказались малополезными для конструктивной работы. Дело в том, что все представления об экономике – в том числе и у представителей оппозиционной власти науки – вращались в рамках социалистической политэкономии, т.е. науки о несуществующем. Представления о рынке, рыночной экономике и ее взаимодействии с политикой у советской экономической элиты оказались нереалистичными, книжными. Подтвердилась мудрость старой американской поговорки: “Кто не работал в бизнесе, тому никакие книги не помогут”.
В конце 80-х гг. страна вошла в острый финансовый кризис, который сопровождался драматическими экономическими последствиями. Жертвой “ускорения” стали миллионы советских людей, которые на опыте повседневной жизни убеждались, что снабжение товарами народного потребления и продовольствием не улучшилось, а ухудшилось.
Процедура замены одних партаппаратчиков на других ничего не дала. Реакция аппарата на горбачевские призывы была естественной: имитация бурной деятельности. Подозрения, что Горбачев не ограничится имитацией реформ, а пойдет на разрушение системы возникают у аппарата лишь в январе 1987 г., когда на очередном (январском) пленуме ЦК КПСС он заявил о необходимости политических реформ.
Горбачев признал неудачу своих реформаторских усилий и заявил о необходимости перестройки политической системы. “Коренной вопрос реформы... касается разграничения функций партийных и государственных органов” – заявил он в феврале 1988 г. Было принято судьбоносное решение о принципиальном изменении характера выборов и о проведении их на альтернативной основе, то есть на основе соперничества двух и более претендентов на каждое место в выборной системе всех уровней власти. Тотальная демократизация всех сфер управления обществом, согласно новой реформаторской стратегии, должна была разрушить командно-административную систему, укоренить состязательность во всех сферах жизни, создать естественные механизмы динамичного развития общества.
Именно после этого пленума активизируется сопротивление в среде высшего и среднего партийного аппарата. Осенью 1987 - весной 1988 г. прозвучала публичная критика политики Горбачева. С “левых” позиций, как сторонник радикальных реформ, выступил первый секретарь горкома партии Москвы Б. Ельцин (окт. 1987 г.). От имени противников реформ (“справа”) выступила со своим письмом “Не могу поступаться принципами” на страницах “Правды” Н. Андреева (13 марта 1988). “Письмо” было поддержано партийным аппаратом, как в Москве, так и в провинции. Горбачев ответил старым большевистским методом: публичным осуждением на Пленуме ЦК КПСС и на страницах газеты “Правда”.
Проблема нарастающего внутрипартийного кризиса не была разрешена на путях демократизации и гласности, а загнана в глубь. Тем самым партия была исключена как инструмент реформирования или демонтажа системы, а другого инструмента у Горбачева не было. Более того, в целях дискредитации своих противников и создания общественной поддержки своей политики он стимулирует усиление критической роли СМИ.
Два направления характеризуют деятельность СМИ в этот период: разоблачение бюрократии (партийно-государственного и хозяйственного аппарата) как врага реформ и разоблачение прошлого системы. Эти направления мгновенно приобрели все худшие качества советских пропагандистских кампаний. И это естественно. Н. Бердяев, а еще раньше А. Токвиль, обратили внимание на то, что революции осуществляются людьми старого мира и старыми методами.
Для разоблачительного этапа в истории горбачевских реформ характерно обращение к прошлому, в котором искали корни всех бед. Там же искали и новых героев. Парадоксально, но таким “героем” демократической интеллигенции стал один из лидеров и идеологов большевиков периода становления советской диктатуры и одновременно ее жертва Н. Бухарин. Именно он в истолковании перестроечной публицистики и историографии предстал олицетворением демократической альтернативы сталинскому режиму в 1920-30-х гг.
Необратимость реформ наступила только после того, как прошли выборы, и как следствие, появился действующий парламент, а власть начала перераспределяться между Союзом и республиками, партией и органами государственной власти. К сожалению, этот процесс перераспределения полномочий осуществлялся не как часть продуманных реформ по демонтажу системы, а как борьба за власть.
Выборы не были в полной мере демократическими. Тем не менее, они были самым революционным шагом на пути разрушения системы. Их результатом был раскол высшего этажа партаппарата, на способных выиграть выборы и тем самым (хотя бы на время) и на неспособных к этому. В самое ближайшее время “способные“ покидают партаппарат и вслед за президентом переходят на выборные должности в государственной системе, тем самым создавая принципиально новую в советских условиях и независимую от партийного аппарата власть202.
Происходит перемещение центра власти из ЦК КПСС в президентские структуры, а в дальнейшем в провинцию. Горбачев не сумел возглавить этот процесс и договориться с новой властью на местах. В результате он проиграл.
Параллельно с началом политических реформ Горбачев приступает к серьезным переменам в системе управления экономикой (упразднение отраслевых отделов ЦК КПСС, усиление роли министерств). Наряду с ослаблением контроля партии над экономикой начинается создание альтернативной (“комсомольской”) экономики, выросшей преимущественно из центров научно-технического творчества молодежи. Тогда же принимаются и принципиальные решения об использовании денег партии.
Момент принятия решения о “деньгах партии” является сигналом принятия руководством страны решения о “выходе из системы”. В 1988 году начинается номенклатурная приватизация “государства государством” (министерства, главки, тресты превращаются в концерны). По мнению социолога О. Крыштановской, которая исследовала процесс становления новых собственников, именно на этом этапе и произошла основная приватизация государственной собственности.
Вот как описывают этот процесс известные социологи О. И. Шкаратан, Ю. Ю. Фигатнер (статья Старые и новые хозяева России):
Бывшая номенклатура сейчас, в основной своей части, интенсивно трансформирует свое обладание властью, дававшей право присваивать государственную собственность, в обладание частной собственностью. Этот процесс начался в 1987—1988 гг. Так многие первые кооперативы были использованы для приватизации партийной, комсомольской и государственной собственности. Через очень короткий период кооперативы преобразовывались в малые предприятия, владельцами которых стали вчерашние секретари региональных партийных комитетов и другие представители властвующей элиты. Этот процесс усилился с созданием в стране системы коммерческих банков. Российская печать, особенно после августа 1991 г., опубликовала немалое число документов, подтверждающих этот завуалированный грабеж нации под видом приватизации государственной собственности. Организаторами этого процесса выступали секретари ЦК КПСС, в частности Е. Лигачев и О. Шенин. В одном из документов ("О неотложных мерах по организации коммерческой и внешнеэкономической деятельности партии") прямо говорилось: "Конечная цель, по-видимому, будет состоять в том, чтобы наряду с "коммерциализацией" имеющейся в наличности собственности планомерно создавать структуры "невидимой" партийной экономики, к работе которой будет допущен очень узкий круг лиц, определяемый Генеральным секретарем ЦК КПСС или его заместителем..." (Известия).
Переход политической провинциальной элиты из партийного аппарата в государственные органы имел огромные последствия для судьбы СССР и России. Тем самым была обеспечена столь необходимая для осуществления реформ непрерывность власти на местах. За немногим исключением именно этим выигравшим первые выборы людям и сегодня принадлежит власть, как в России, так и во вновь образованных независимых государствах. Доля новых людей в их среде невелика, хотя и с каждым годом увеличивается. “Неспособные” оказались на свалке истории и только некоторые из них продолжают свое политическое и профессиональное существование в рамках компартии и созданных на ее деньги структур. Даже руководство возникшей КПРФ составляют относительно “новые”, профессионально более пригодные к современной политической борьбе люди.
Активизация политической жизни в провинции, в том числе в союзных и автономных республиках имела не только положительные стороны (формирование структур гражданского общества, формирование провинциальной политической и бизнес-элит). В паре с ней шло ослабление центральной исполнительной власти. Оба эти процесса позволили проявиться самым опасным врагам демократии и реформ - национализму и сепаратизму (об этом см. выше п.9).
Попытки старого партийного аппарата (ГКЧП) приостановить эти процессы лишь ускорили их. Неудача предпринятого центральным аппаратом переворота стимулировала переход инициативы к политическим лидерам России (Ельцин) и на места.
Точку в этом процессе поставила встреча глав государств России (Б.Н. Ельцин), Белоруссии (С.С. Шушкевич) и Украины (Л.М. Кравчук) в Беловежской пуще. Принятая ими Минская декларация от 8 декабря 1991 г. объявила об образовании Содружества Независимых Государств (СНГ). За этой встречей последовала встреча глав провозгласивших независимость государств в Алма-Ате, в своей Декларации от 21 декабря 1991 г. провозгласивших:
“С образованием Содружества Независимых Государств Союз Советских социалистических Республик прекращает свое существование”.
Распался Советский Союз. Возникла угроза дезинтеграции России.
Источники
Гриневский Олег. Перелом. От Брежнева к Горбачеву. – М., 2004.
Черняев А.С. Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям. – М., 1993.
Шахназаров Г.Х. Цена свободы. Реформация Горбачева глазами его помощника. – М.,1993.
Литература
Игрицкий Ю.И. Россия в меняющемся мире: геополитические последствия системной трансформации. М., 2000.
Пихоя Р.Г. Советский Союз: История власти, 1945-1991. – М., 1998.
Согрин В. 1985-1991: Реалии и утопии новой России // Отечественная история. – М., 1995. – N 2.
Приложение I