История эстрадной студии мгу «наш дом» (1958-1969 гг.) Книга вторая лица «Нашего дома» Студийцы о себе и друг о друге оглавление

Вид материалаКнига

Содержание


Николай Песков 58
Александр Торшин: «Мы состоялись потому, что в нашей жизни был наш театр» 82
Альберт аксельрод –
М.Ушац: Мы приехали на фестиваль студенческих театров в Ташкент. В день открытия фестиваля стояли у центрального входа в зал, гд
Марк розовский –
М.Ушац: Тянет! Но он любя тянет! В.Славкин
Марк Розовский.
Вариации на еврейскую тему
До ЭСТаМ.Розовский.
Илья рутберг
Илья Рутберг.
Ирина суворова
Ирина Суворова.
Юлия рутберг
«ему доверяли зрители».
Эрвин Наги.
ПАНКОВЫВладимир Панков и Евгения Арабаджи
Владимир панков
Владимир Панков.
Евгения арабаджи (панкова)
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12


НАТАЛЬЯ БОГАТЫРЁВА


ОКНА «НАШЕГО ДОМА»


ИСТОРИЯ ЭСТРАДНОЙ СТУДИИ МГУ

«НАШ ДОМ» (1958-1969 гг.)


КНИГА ВТОРАЯ


Лица «Нашего дома»


Студийцы о себе и друг о друге


ОГЛАВЛЕНИЕ


Альберт Аксельрод – человек абсолютного доверия 4

Марк Розовский – человек-легенда 6
Рутберги 13

«Ему доверяли зрители». Владимир Точилин 22

Панковы 25

Эдуард Арутюнов: ««Наш дом» - братство творческих людей» 31

Александр Вилькин: ««Наш дом»» как первая любовь» 32

Григорий Горин: «Мы дружили «домами» 34

Лилия Долгопольская: «Студия для нас – святое» 38

«Закваска явно в нём розовская». Александр Карпов 39

Оксана Кириченко и Илья Ободовский: «Эти годы были самыми

счастливыми» 42

Николай Корндорф – крупнейший композитор новой волны 47

Михаил Кочин: «Лучше студии у меня в жизни ничего не было» 48

Александр Курляндский: «Студия определяла нравственный и социальный

уровень эпохи» 50

Нина Лакомова: «Праздник, который всегда со мной» 51

Анатолий Макаров: «Я попал в хорошую компанию» 53

Эрвин Наги: «Каждый ощущал свою причастность к общему делу» 56

Николай Песков 58


Людмила Петрушевская – из актрис в литературные классики 58

Владимир Розин: «Жизнь не имеет права быть серой!» 59

Алексей Симонов: «Студия позволила сохранить живую душу» 63

Юрий Солодихин: «Не надо привыкать к поражениям» 68

Виктор Славкин и Михаил Ушац: «Студия была магнитом

для всего чистого, светлого, нового» 73

Александр Торшин: «Мы состоялись потому, что в нашей жизни

был наш театр» 82


Семён Фарада: ««Наш дом» - лучшая творческая страница в моей жизни» 84

Александр Филиппенко: «На флаге «Нашего дома» было написано:

«Эксперимент»» 87

Михаил Филиппов: «В нас живёт неугомонный дух студийности» 91

Сам себе эстрадный театр. Геннадий Хазанов 92

Алексей Шварц – Чарли Чаплин из «Нашего дома» 94

Александр Шерель: «Это было время надежды» 94


АЛЬБЕРТ АКСЕЛЬРОД –

ЧЕЛОВЕК АБСОЛЮТНОГО ДОВЕРИЯ


М.Розовский. Алик был, как и Илюша, гигант. Это была колоссальная личность, человек, которому я очень многим обязан. Я вырос без отца, и Алик порой мне отца заменял. Это был учитель и друг, с которым можно было разговаривать на любые темы. Я-то был большой разгильдяй: сначала полублатной, потом стиляга. Да, я любил театр, много читал, но разве можно было сравнить мой жизненный опыт с опытом Алика? Я получал от Алика всегда совершенно удивительную дружескую энергию помощи.

У него было потрясающее дело, за что я его очень уважаю. Вот сидим мы втроем в ресторане «Арагви» (тогда это было возможно). «Чувачки, по шашлычку?» Воскресенье, наконец-то вырвались! Алик смотрит на часы и, хотя он сегодня не дежурит, идет звонить старшей медсестре, чтобы узнать температуру всех больных и дать необходимые консультации. Ему не надо было давать клятву Гиппократа. Он сам был Гиппократ.

Это человек высшей ответственности. Если Алик что-то обещал сделать, он разбивался в лепешку, но делал. Его организаторские способности и ответственность по отношению к друзьям, к делу была феноменальной. Ни у кого больше в такой степени, как у Алика, я этих качеств не видел. Именно в этом смысле Алик был и отец, и товарищ. С уходом Алика рухнула половина моей жизни. Я никому не могу это объяснить. Сколько лет его нет, а мне его до сих пор не хватает. Когда мне было очень плохо, я приходил к нему, мы с ним беседовали, и мне это помогало всегда.

В спектакле «Мы строим наш дом» у Илюши были лирико-патетические сцены, а у Алика - сопливо-многозначительные. Алик, как и Илюша, был притчей во языцех, потому что у него было какое-то болезненное чувство красоты. Он видел красивое во всем. «Посмотри, как красиво!» - из уст Алика звучало по семнадцать раз в день. И мы уже, зная эту его внутреннюю потребность, юмористически откликались на нее. Я звонил ему в четыре часа утра на гастролях в Астрахани в номер и, услышав хриплый спросонья голос, говорил: «Алик, подойди к окну, посмотри, как красиво! Какой рассвет!» В ответ взрыв эмоций: «...Твою мать! Зачем разбудил?» Злая, конечно, была шутка, но удержаться от подначки было трудно.

Алик был красавец. Он был красив библейской еврейской красотой. Недаром его потом взяли вести КВН. Из него прекрасный конферансье мог получиться. Он всегда очень четко выражал свои мысли. Лучше, чем я, журналист, который волновался и комплексовал. И только по поводу чего-то важного, в чем я был убежден, я не думал о том, как я выгляжу, и случался выплеск. Ребята иногда говорят: «Розовский кричал». Я ни на кого не кричал, а эмоционировал. Алик был в этом смысле железный. «Все равно я всех перекричу», - говорил он. Поскольку Алик был лирически настроенный человек, он первым начал бороться с репризами. В авторской группе по этому поводу были большие споры…

И.Рутберг. Алик был интеллектуальным центром мединститута. Горин и Арканов – его воспитанники… Когда мы скандалили по ночам, обдумывая спектакль, у Алика была функция держать мысль. И он железной рукой не давал нам завихриться и уйти с того, с чего начали. Алик блистательно умел держать мысль, продвигать её. А с его темпераментом – стремительно продвигать. Импровизации тогда беспощадно вырезались цензурой, и Алик старался вывести такую импровизацию, которую не вырежут. Ой, грустная задачка! А надо было быть весёлым. И никто так не справлялся с этой сложнейшей задачей, как Алик.

Алик окончил институт и очень быстро стал в высшей степени авторитетной фигурой в медицине. Он пошёл в не исследованную тогда область медицины - реанимацию, в лабораторию Неговского. Работал в больнице в районе Шаболовки. Однажды что-то нам надо было написать для спектакля. «Старик, - сказал Алик, - я сегодня ночью дежурю. Приходи, только имей в виду, что я буду отвлекаться на больных. Кофе приноси с собой». И вот маленькая комната, шириной не больше двух с половиной метров, длиной метров семь, заставленная громоздкими приборами. Посередине кушетка. Между кушеткой и приборами едва может уместиться нога. Около часа ночи мы встретились, сели на кушетку, которая была и столом, и стулом. И только стали что-то придумывать, колдовать – везут больного. Какой-то мастер цеха, то ли электрошок, то ли авария. По дороге помер. Привозят и кладут на эту самую кушетку. Я втискиваюсь между приборами, а Алик немедленно начинает искусственное дыхание, разные процедуры. У него не было времени обходить кушетку, чтобы дотянуться до многочисленных приборов, и он перепрыгивал через больного! И так – всю ночь. К утру человек жил. Через месяц он выписался, привёз в отделение тачку коньяку. Ему говорят: «Вы с ума сошли, здесь же больница!» А он: «Если вы со мной не выпьете, я умру!»… В ту ночь мы так ничего и не написали.

В.Славкин: Алик Аксельрод был для нас ребе, гуру, человеком абсолютного доверия. Человеком, которого никто ни в чём не мог подозревать. Всё, что он говорил, было для нас абсолютно.

М.Ушац: Мы приехали на фестиваль студенческих театров в Ташкент. В день открытия фестиваля стояли у центрального входа в зал, где он должен был проходить. Из-за угла выехала машина и сбила человека, переходившего улицу, прямо под ноги Аксельроду. Алик не растерялся, подошёл к ближайшему фонтанчику, помыл руки и оказал пострадавшему первую помощь. Мужчину увезла «Скорая», а мы поспешили в зал. Фанфары - и начался фестиваль. А вечером все газеты описали этот случай. В этом эпизоде - весь Алик.

В первом спектакле «Мы строим наш дом» играли все трое наших основателя. Аксельрод - положительного героя. Он патетически читал Маяковского: «Мы всех зовём, чтобы в лоб, а не пятясь, критика дрянь косила». И выскакивал Лёша Шварц: «Труд создал человека, труд его и погубит»...

А.Курляндский. Алик Аксельрод был очень светлый человек. Два или три раза я обращался к нему по поводу лекарств, врачебной помощи, и он откликался с большим желанием помочь, подсказать, сделать всё, что в его силах. Он был замечательным ведущим КВНа, очень обаятельным. У него был темперамент, внутренняя энергетика.

А.Шерель. В Алика были влюблены все наши девчонки. Он был элегантен, вегда в пиджаке, жилете. Очень похож на Яхонтова.

В.Панков. Алик Аксельрод самым большим учителем был для нас, потому что он был чуточку старше нас и чуточку мудрее. Он был очень доброжелательным и всегда прочитывал то, что автор ему приносил. А ведь есть режиссёры, которые даже и не открывают текст, им всё время некогда. Алик Аксельрод - и в этом его большая заслуга - уже после первого спектакля понял, что мы растём, что мы уже не студенческий театр. И он придумал замечательную вещь - поиск темы, которая отражала бы веяние времени. Это носилось в воздухе, ещё об этом не писали газеты, но Алик говорил: «Я это чувствую кожей». Мы собирались на авторские сборы в «деревне Аксельродовке», как мы называли деревянный дом на Беговой улице.

Е.Арабаджи. Алик Аксельрод дал жизнь КВНу вместе с Муратовым и Яковлевым. А сколько ещё он мог бы сделать! Он был лидером, за которым хотелось идти. И мы шли за ним. У Алика был потрясающий импульс зажигать людей. Я как актриса и женщина хотела играть у Алика. Моя дочь правильно как-то заметила, что это был этический стержень всего нашего коллектива. Это был камертон вкуса, таланта, достоинства. Он был бесконечно уважаем всеми. Мы в его присутствии не могли позволить себе даже как-то не так одеться. Однажды в Новый год мы заявились в красивых платьях. Он тут же сказал: «Так, девоньки, красиво одеваемся?» Мы ведь одевались всегда, как на сцену: чёрный свитер, белый воротничок. Это было стильно, мы к этому привыкли, по этой униформе нас узнавали…

Но Алик никогда не был диктатором, хотя к его мнению мы всегда прислушивались. А его обаяние, чувство достоинства! Он был замечательный врач, очень ответственный человек. Творчество пронизывало и его основное дело - медицину. Он спасал больных, которые без него бы погибли. Он мог во время репетиции сбежать вниз, к телефону, чтобы в 12 часов ночи спросить, как себя чувствует такая-то больная. И если надо - срывался и летел в больницу. Когда ушёл Алик, это был для нас сокрущающий удар. Ушла надежда на спасение, потому что мы знали: какая бы с тобой ни приключилась беда, Алик спасёт. Надёжнее и в медицинском и в человеческом плане никого для нас не было.


МАРК РОЗОВСКИЙ –

ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА


У Марка Розовского много достоинств. Он обаятельный, сердечный и щедрый. Он обладает острым чувством справедливости – недаром был членом Комиссии по помилованию при Президенте России до самого её закрытия. А ещё он демократичен и одинаково приветлив со всеми: от уборщицы в своём театре и простого зрителя – студента или учительницы - до великих мира сего – людей искусства, политиков, которых часто можно увидеть на его спектаклях. Ему свойственно обострённое чувство локтя и умение дружить, недаром к нему так тянутся люди, и для каждого у него найдётся тёплое, неказённое слово, так что человек чувствует, что он для Розовского – единственный. Счастливое свойство. Харизма!

Он обладает бойцовским характером. Вся его жизнь – это утверждение права мыслить, чувствовать и работать так, как диктует сердце и совесть, а не так, как предписано властями. Это утверждение права на личную свободу (при этом, им никогда не попирались права других людей). «Жить не по лжи» – этим словам, воспринятым им в юности как призыв к действию, Марк Розовский следует и сегодня. Пускай трудно, и, наверное, больно бывает и страшно, и руки опускаются (хотя усталым и раздражённым зритель его не увидит). Вокруг него постоянная круговерть. Он сам как сгусток реактивной энергии, и всё, что попадает в его поле, тут же подхватывается суматошным вихрем. А результат этой сумасшедшей гонки и отказа от элементарного комфорта – поесть хотя бы по-человечески, не на бегу – спектакли, пьесы, статьи, воспитанные им студенты. И собственные дети, которых трое, и двое внуков. И всё он делает, максимально выкладываясь, спрашивая с себя по большому счёту.

Хотя Марк Григорьевич, конечно, не подарок. Иной раз в театре стёкла дрожат от его крика. Через секунду гроза пронеслась, и он снова улыбается свой ласковой, беззащитной улыбкой. Да, вспыльчивый. Но всё равно добрый, трогательный, немного сентиментальный, солнечный человек.

И.Рутберг. На факультете журналистики МГУ Марк Розовский был первым человеком, без него не обходился ни один капустник. Он всегда очень много писал – умно, смешно, остро. Регулярно публиковался. Но душевных сил и времени студии отдавал ничуть не меньше, она продолжала быть главным делом его жизни. В последние годы работы студии она прочно ассоциировалась в общественном мнении с именем Марка Розовского. Представление о студии формируется на основе той продукции, которую она выдаёт в мир. У Алика на первом месте была серьёзнейшая медицина. И после своего великого спектакля «Пять новелл в пятой комнате» он продолжал кипеть в нашем мозговом котле, но сам продукцию не выдавал. Я после спектакля-пантомимы «Восхождение» готовился к защите диплома. В это время продукцию выдавал один Марк. Из нас троих он самый последовательный фанат театра. Именно поэтому у него сейчас есть свой театр.

В.Розин. Как режиссёр мне ближе всех Розовский. У него удивительное режиссёрское чутьё. У Алика и Илюши была ещё и другая деятельность, а у Марка это было делом жизни. Хотя доверяли мы полностью всем троим.

Ю.Солодихин. Розовский вложил в студию заметно больше, чем остальные. Аксельрод уже почти ничего не ставил, а появлялся лишь для того, чтобы пройтись рукой мастера. Илюха занимался пантомимой. Лучшие спектакли: «Вечер русской сатиры», «Вечер советской сатиры», «Макс-Емельян» – поставил Марк. В то время как спектакль-пантомима застопорился, «Тра-ля-ля» плохо пошло… Неплохой спектакль был «Пять новелл в пятой комнате». Но «Макс-Емельян» был гениален!

Л.Долгопольская. Я называла Розовского «мой любимый реж». Это лучший режиссёр в Советском Союзе! У него есть великолепная черта. Если он видел, что актёр принёс какую-то свою идею, он никогда от этого не отказывался. Марк прекрасно чувствует актёра. С ним было легко работать. Хотя он довольно строгий.

В.Панков. У Розовского было замечательное качество. Мы в шутку называли Марка «формалист»: он всегда искал интересную форму. В одном спектакле был антивоенный номер, и Марк надевал кастрюлю на голову – чисто студенческий, капустнический приём. Но постепенно его поиски стали углубляться. Большое достоинство Розовского - поиск нового театрального языка. Я это знал понаслышке, а моя жена Евгения пропустила через собственную кровь. Актёры тогда начинали этот язык изучать в спектакле «Целый вечер как проклятые». Судить можно по результату - успех у спектакля был большой.

У Розовского был вкус на форму, и своими поисками формы он заразил и нас. В «Холстомере» он угадал архетипическое. История коня - это история русского крестьянина. Он эту тему предчувствовал, попал - и все ахнули! Вот почему спектакль «История лошади» я считаю лучшим спектаклем ХХ века. А начался он в «Нашем доме».

С.Фарада. Марк Розовский - удивительный режиссёр. Я у него снимался в фильме «Концерт Высоцкого в НИИ» в роли Махони… Если бы «Наш дом» не закрыли, мы первыми поставили бы «Историю лошади». Это потом Розовский поставил пьесу в БДТ, которую выпустил под своим именем Товстоногов. Сейчас я думаю, что, наверное, он имел какое-то право на это, но с тех пор у него подпольная кликуха «Конокрад»... В творческом портфеле нашей студии было и «Преступление и наказание», которое Розовский поставил и в Риге, и у себя в театре «У Никитских ворот».