Юрис Леон Хаджи

Вид материала

Документы

Содержание Конец третьей части

Подобный материал:

• Абелес леон игнатьевич, 11950.78kb.
• Статье мы коснемся некоторых аспектов историографии отношений молодого Крымского ханства, 247.04kb.
• Л. Н. Толстого в 1880-1900-е гг. («Смерть Ивана Ильича» / «Крейцерова соната» / «Хаджи-Мурат», 190.94kb.
• Леон Уитни: «Психология собаки. Основы дрессировки собак», 2658.87kb.
• Дато Сери Абдулла бин Хаджи Ахмад Бадави, премьер-министра Малайзии и председателя, 153.2kb.
• И. С. Тургенев «Записки охотника» Н. С. Лесков «Левша», «Человек на часах» Л. Н. Толстой, 8.33kb.
• Программа ижевск 2011 Всероссийская студенческая научная конференция, 1061.95kb.
• С. Шапшал несколько слов о караимских князьях челеби, 60.08kb.
• Модель Эрроу–Дебре, 196.62kb.
• Программа тура, 258.26kb.

   Размолвка персонифицировалась Игалем Аллоном, объявленном величайшим еврейским военачальником после библейских Иисуса Навина и Иоава. Как и Гидеон Аш, Аллон родился в Галилее, был из первых киббуцников и как молодой офицер Пальмаха пользовался большой любовью своих людей. У Аллона было все. Он был сочетанием примирителя, планировщика, волевого командира, воспитателя, а главное, совершенно честным и преданным человеком. Подобно другим руководителям СОИ, он знал своих людей лучше, чем большинство генералов в большинстве армий где бы то ни было. Он стал первым командиром Пальмаха, первым командиром формирований на уровне дивизии, отцом и основателем новой армии. Ему было всего тридцать лет, но чувствовалось, что ему суждено стать будущим начальником штаба, если не премьерминистром.

   Чувствовалось также, что Игаль Аллон должен продолжать командовать наиболее жизненно важным Центральным фронтом, включавшим ТельАвив, а также Иерусалим. Может быть, звезда его была чересчур яркой, потому что БенГурион отправил его в "ссылку" - командовать в пустыне Южным фронтом.

   И дело было не в том, что Аллон представлял собой серьезного политического соперника, а в том новом типе еврея, с которым Б.Г. не был достаточно знаком и с которым ему было не совсем комфортно, несмотря на годы, прожитые в Палестине.

  

   Местонахождение посадочной полосы было установлено по слабому радиосигналу, который вывел их на плиты полосы. Гидеон смылся, как только самолет приземлился в крошечном оазисе, находившемся от ЭльАриша на расстоянии видимости в полевой бинокль. Игаль Аллон и Гидеон приветствовали друг друга медвежьими объятиями, лишь чуточку менее крепкими, чем звенящая сталь.

   Аллон был само разочарование, показывая Гидеону положение своих войск. ЭльАриш находился у подножия Полосы Газы в том месте, где она переходила в Синайскую пустыню. Время запомнило сотни сражений вокруг ЭльАриша - от колесниц филистимлян до британских танков. Железнодорожная линия, огибая море, уходила к Суэцкому каналу и далее в Каир.

   - Моя разведка доложила, что прибыл двадцативагонный поезд. Египетский офицерский корпус собирается сбежать сегодня вечером. Я достаточно разрушил рельсовый путь, чтобы поезд не смог уйти по крайней мере до завтра. Но, Гидеон, мы прощупали ЭльАриш. Они не оставили ничего. Я могу взять его двумя батальонами и изолировать всю Полосу Газы.

   Гидеон хотел было отдать свой приказ о прекращении огня, но не стал этого делать.

   - Я два дня просил о встрече со Стариком, чтобы получить разрешение на атаку. Все, что я получил, - молчание. Могу я его теперь взять без спроса? - спросил Аллон.

   Гидеон не ответил. Аллон вправе сам обратиться к Б.Г., Кабинету, начальнику штаба, командованию операциями.

   - Если ты мне обещаешь, что не станешь атаковать, я гарантирую тебе встречу утром с Б.Г., - сказал Гидеон.

   - А если поступит приказ о прекращении огня?

   - Моим самолетом он не пришел, - солгал Гидеон. - Игаль, оставайся двенадцать часов вне своей штабквартиры. Если ты персонально не получаешь приказа, то и не можешь его выполнить. Так ведь? Ну, не раскисай. Делай, как я тебе сказал. Старика я для тебя постараюсь размягчить...

  

   Давид БенГурион был маленький непропорциональный человек. Его слишком большая лысая голова была окаймлена подковообразным венчиком снежнобелых волос, придававшим ему вид херувима. Когда спустя несколько часов прибыл Гидеон, он находился в раздраженном состоянии. Он провел хлопотный день, стараясь обеспечить выполнение прекращения огня. И все было бы в порядке, если бы не египтяне, откуда все еще доходили сообщения о боях и горячем молодом командире Игале Аллоне, требовавшем слова.

   - Ты видел Аллона? - приветствовал он Гидеона.

   - Два часа назад.

   - Тогда у него есть приказ о прекращении огня, слава Богу.

   - Я его не отдал ему, - сказал Гидеон.

   Лицо Старика побледнело, потом отразило неверие.

   - Игаль два дня пытался связаться с вами. Вы его сознательно игнорировали. Он ваш командующий на южном направлении. Он имеет право говорить с вами и с Кабинетом.

   - Что ты, черт возьми, о себе думаешь, Гидеон? Хочешь быть первым евреем, казненным за неповиновение? Ты хоть понимаешь, насколько это серьезно?

   - Игаль имеет право говорить с вами, - упрямо повторил Гидеон.

   - О чем? О разрешении уничтожить египтян? Там же еще четверть миллиона беженцев, напиханных в Полосу Газы. У нас для собственных солдат нет хлеба. Что мы будем делать с их солдатами?

   Гидеон взял со стола карандаш и сломал его пополам.

   - Как раз там египтяне в ловушке, им конец.

   - Я тебя расстреляю! Я расстреляю Игаля!

   - Ну так расстреляйте меня. Я подаю в отставку! - рявкнул Гидеон и направился к выходу.

   - Вернись, вернись. Сядь, - сказал БенГурион, понижая тон до редкого для него примирительного, но зловещего ропота. - Когда ты уехал от Игаля?

   - Я вылетел в три, как раз перед песчаной бурей.

   - Значит, ты знаешь, кто прилетел вместе с песчаной бурей сорока минутами позже? Нет? Ладно, я тебе скажу. Англичане ясно дали понять, что не намерены позволить унич-тожить египтян. В добавление к нескольким военным кораблям, вышедшим с Кипра, они направили на наши линии как предупреждение еще пять "Спитфайров".

   - Британские "Спитфайры"? Против нас?

   - Британские "Спитфайры". Да ты дослушай. Мы их сбили в воздушном бою. Теперь пытаемся разыскать летчиков. Через полчаса после этого американский посол позвонил мне и сказал, что если мы немедленно не начнем прекращение огня, то не получим ни пенни помощи. Есть у тебя хоть слабое представление, какие мы банкроты, Гидеон?

   Гидеон стукнул кулаком по столу.

   - Говнюки! - заорал он. - Почему все выламываются, чтобы спасти египтян? Где, черт возьми, все они были, когда Иерусалим морили голодом? Где? Ну, хотя бы одному я рад - что мы сбили их чертовы самолеты, да, я рад!

   Старик подождал, пока Гидеон успокоится.

   - Ну, - сказал он, - так что ж потвоему я должен делать?

   - Вот немного масла, чтобы подлить в огонь, - сказал Гидеон, бросая на стол письмо Абдаллы.

   БенГурион прочитал его и развел руками, изображая тщетность.

   - Этот Абдалла - настоящая собака. Несколько сот наших мальчиков убили при попытках захватить Латрун, а теперь он говорит нам, чтобы мы взяли Полосу Газы и держали для него! Хуцпа!

   - Подумайте об этом, Б.Г. Если мы возьмем Газу, Абдалла в обмен отдаст нам Латрун и Еврейский квартал Старого Города. Больше того... когда мы начнем переговоры на Родосе, в торге это будет сильной картой. Египтяне чтонибудь дадут нам, чтобы мы позволили их войскам бежать.

   БенГурион покачал своей большой, обрамленной белым головой.

   - В конечном итоге нам нужно десятьдвадцать лет на переговоры о мире. Наш первый мирный договор должен быть именно с Египтом. В противном случае ни одно другое арабское государство ему не последует. Если теперь мы будем продолжать унижать их, то пройдет пятьдесят лет, прежде чем они будут готовы говорить о мире.

   - Унижение! Они лишь тогда заговорят о мире, когда не останется другой альтернативы. Они лишь до тех пор будут соблюдать мирный договор, пока это будет отвечать их целям. Я скажу вам, как будут благодарны египтяне, если мы отдадим им Полосу. Они превратят ее в мощную партизанскую базу и оттуда сделают тысячу набегов. За то, что отдали им Газу, мы будем платить кровью... кровью всю оставшуюся жизнь.

   БенГурион встал и подошел к окну, безучастно уставился на зелень за ним.

   - Я сейчас же повидаю Игаля.

   - Вы имеете в виду для прекращения огня.

   - Именно это я имею в виду. - Он вернулся к своему столу. - Товарищ мой, мы взялись осуществлять нашу мечту, изо всех сил надеясь создать всего лишь крохотное пятнышко - государство. Теперь у нас гораздо больше, чем казалось тогда возможным. У нас есть жизнеспособное государство. Без копейки денег, с ужасными границами, но жизнеспособное. Если мы станем заигрывать с таким слабым монархом, как Абдалла, которого сделали мишенью для убийства, то окажемся втянутыми в один за другим раунды бесконечных малых войн.

   - Но вы не прекратите этих войн, отдав Полосу Газы. Вы только поощрите египтян. Они рассчитывают на нашу мягкость и будут брать от нее все выгоды для себя, - спорил Гидеон.

   - Так мне говорили. Но мы можем воевать, только пока мы правы. И в этом должна быть наша игра. А наша энергия должна быть обращена на другое. Мы должны доставить сюда евреев из этих проклятых лагерей интернирования на Кипре. Мы должны разыскать остатки наших братьев и сестер в Европе и привести их домой. Мы должны вытащить еврейские общины из арабских стран, прежде чем их перережут. Мы должны иметь торговый флот, национальную авиалинию, мы должны преобразовать пустыню. Мир должен заговорить о наших ученых, художниках и академиках. Перед заигрыванием с арабами у Еврейского государства слишком много других приоритетов.

   - Вспомните, Б.Г., каждый раз, когда они будут делать на нас набеги из Полосы Газы, о той безрассудной цене, которую вы заплатили, чтобы спасти гордость гнилых египетских мясников.

   - Тогда найди нам других соседей, - сказал БенГурион. - Это может занять много, много времени, но у Израиля особая миссия, единственная в мире. Мы представляем интересы западных демократий... да, даже англичан, которые угрожают нам оружием, и американцев, которые грозят нам экономическим шантажом. В конце концов они почувствуют отвращение к арабам и придут к пониманию того, что без Израиля их собственное существование в опасности.

   - Сколько времени, о Боже, нужно, чтобы ваши дурацкие мечты оказались верными? Сколько нужно времени, чтобы христианская страна вложила свою судьбу в руки евреев? Я остаюсь с Игалем, - сказал Гидеон и ушел.

  

   КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

  

  

   Часть четвертая. Иерихон

  

   Глава первая

   Конец лета 1949 года

   Как-то раз, после третьего прекращения огня, отец вызвал меня на свой пост.

   - Здесь оставаться больше нельзя. Надо перебираться в Иерихон. Такова воля Аллаха.

   Аллах вовсе не поспешил принять для нас решение.

   Пещера превратилась во всеобщую беду. Паразиты и дожди быстро сокращали наши запасы. Главная полость протекала в десятках мест, сырость и холод поселились в наших костях, запах плесени - в ноздрях. Чтобы бороться с затхлостью, приходилось все время поддерживать сильный огонь, но временами вода находила себе путь сверху, гасила костер, и пещера превращалась в коптильню. Бывало, что во время разбушевавшейся бури нам приходилось выходить наружу, чтобы не задохнуться от дыма.

   В большинстве мелких ответвлений, ведущих к нашим личным нишам, низкие места затопило, пройти стало невозможно, и всем нам пришлось жить и спать в одном общем помещении.

   Однажды во время бури Рамиза поскользнулась и упала на острые камни, сильно ушиблась, и у нее случился выкидыш. Да и едва ли выжил бы младенец в наших условиях. Следом за Камалем Рамиза была слабейшей среди нас и довеском к нашему бремени. Мы изобразили, как требовалось, печаль по поводу утраты, но горевали мы недолго.

   Нагромождались и прочие беды, но одно, главное, твердило нам, что пора уходить: нам становилось голодно. Но что же нам делать с нашим бесценным арсеналом? Оружие всегда было первым предметом торговли, и окажись мы в серьезном денежном затруднении, смогли бы продать здесь винтовку, там - пистолет. Но такой человек, как хаджи Ибрагим, так просто не расстается со своим оружием.

   Мне было поручено найти для оружия подходящее временное хранилище гденибудь поближе к Иерихону. По голым холмам вокруг города ползли вверх палаточные городки. Со стороны, противоположной морю, за Иерихоном поднималась цепь крутых скал, очень похожих на местность вокруг нашей пещеры.

   Наверху одной из этих скал, всего в нескольких милях от города, находился греческий христианский монастырь Святого Георгия. Никто лучше греческих монахов не умеет прятаться от мира. По главному пути от Иерусалимской дороги к монастырю едва ли можно добраться пешком. Со стороны Иерихона монастырь не виден. Я подумал, что если сумею вскарабкаться на скалы под монастырем, то смогу найти и надежное место для оружия.

   Вырыть траншею или яму для тайника невозможно, земля в пустыне такая твердая, что даже покойников обычно не зарывали, а накрывали пирамидой из камней. Если бы я и попытался копать землю, тайник тотчас же обнаружили бы бедуины. Значит, надо найти какуюнибудь нишу или небольшую пещеру, до которой смог бы добраться наш ослик Абсалом. В одиночку я не мог взяться за дело, поэтому мы с отцом обсудили, кому еще можно доверить. Я лично хотел, чтобы это была Нада, но не осмелился сказать об этом. Очевидным выбором был Сабри, но до конца мы ему не доверяли. Порешили на Джамиле.

   В течение нескольких следующих ночей мы с Джамилем в полночь покидали Кумран, чтобы впотьмах миновать Иерихон и лагери близ него и к заре оказаться наверху в скалах под монастырем Святого Георгия.

   Я был разочарован, когда узнал, что монастырь находится на вершине утеса, называемого Горой Соблазна. Это то место, где, как считают христиане, Иисус провел сорок дней в пустыне в борении с сатаной. Я был совершенно уверен, что настоящая пещера Иисуса и Давида - это наша пещера возле Кумрана. Христиане и евреи ошибаются насчет многих исторических мест, особенно могил святых и пророков. Они не знали, где на самом деле были похоронены Моисей и Самуил, пока Мохаммед не получил слова от Аллаха, открывшего настоящие места. Так что столетиями христианские паломники ходили вовсе не туда, куда надо.

   Взбираться нужно было осторожно, так как вокруг монастыря находилось множество наблюдательных пунктов. Месяцы, проведенные у Кумрана, как следует научили нас ходить по руслам вади и узким каньонам. Мы с Джамилем применили это искусство, чтобы незаметно скользить, подобно парочке ящериц под цвет скал. На четвертый день Джамиль позвал меня наверх к расселине с устьем, наверно, в два фута высотой. Она выглядела обещающе. Вблизи не было ни тропы, ни дороги, место не видно от монастыря сверху, и мы смогли бы уговорить нашего Абсалома подняться сюда. Мы пролезли внутрь. Отверстие было слишком мало, чтобы вместить все наше оружие, но трещина образовывала узкий туннель восемнадцать на двадцать футов шириной. Он привел нас к другой расселине в несколько квадратных футов. Мы огляделись, не будет ли где течи в случае дождя, и ничего не нашли.

   Той же ночью мы нагрузили Абсалома для первой из четырех ходок, чтобы переправить наш арсенал. И опять мы проделали наш путь до наступления дня, а потом бились много часов, пролезая туда и обратно во вторую расселину, оставлявшую нам лишь несколько дюймов.

   Устроив тайник, мы освободили пещеру у Кумрана от всего, имевшего ценность. Большую часть запасов перенесли на спинах мужчин и на головах женщин. Даже Фатима, с двухлетним малышом на руках и на шестом месяце беременности, взяла ношу.

   Абсалома нагрузили слегка, оставив место для отца, чтобы он ехал верхом. Выглядел он не столь благородно, как на эльБураке. Мы тащились за ним, образуя потрепанную, жалкую цепочку духовно выжатых человеческих существ. Подошвы нашей обуви были заткнуты газетами. Омару и Камалю пришлось обернуть ноги тряпьем. Через милю у всех, кроме отца, ступни кровоточили. Меня поражали Фатима, она была сильная как мужчины, несмотря на свое состояние, и Нада, которая в самом деле шествовала высокая и царственная как королева, пока мы вразброд двигались к Иерихону. По правде сказать, это было скорее ползание, чем ходьба. Агарь утратила свою пухлость, кожа на ней висела, и она была очень слаба. Когда ей уже во второй раз стало плохо, отец милостиво позволил ей иногда садиться ненадолго на Абсалома.

  

   Возле Иерихона возникли два основных палаточных городка. На северной окраине города были развалины древнего Иерихона и источник, называвшийся ЭйнэсСултан, течение которого создало оазис, сделавший возможным возникновение Иерихона почти десять тысяч лет назад. Теперь источник обеспечивал водой тысячи перемещенных лиц. Еще два лагеря возникли чуть подальше к северу вдоль шоссе.

   Другая территория - АкбатДжабар, к югу от Иерихона, наступала на склоны голых холмов по направлению к подножию Горы Соблазна. Здесь формировался лагерь, который находился гораздо ближе к нашему тайнику, и мы решили остановиться в нем.

   Ни дежурств, ни какойлибо организованности. Десятки тысяч ничем не занятых людей слонялись бесцельно. Ни туалетов, ни кухонь, ни больниц не было. Лишь приходили из Аммана одиночные грузовики Красного Полумесяца. Распределением палаток, продуктов, одеял, лекарств ведала неимоверная бюрократия, над которой уже главенствовал черный рынок. Еду нам швыряли как куриной стае. Получить воду - значило простоять в очереди большую часть дня в ожидании водовозной машины, а она частенько вовсе не приходила или уходила сухой, когда половина очереди еще оставалась ждать. Первые две недели мы спали на земле, и нам пришлось пережить два сильных ливня.

   Наконец, из Дамаска пришел конвой с припасами. Нас заставили выстроиться вдоль улиц и приветствовать едущих громкими криками, а киносъемочная группа запечатлевала все это на пленке. Прежде чем чтонибудь раздали, нам пришлось три часа слушать речи о том, что сионисты довели нас до всего этого и что арабские братья спешат нас спасти. Детей поместили вокруг грузовиков с продуктами, и по сигналу кинооператора все должны были протянуть руки и кричать, как нищие.

   Нам удалось достать спальные матрацы и армейские палатки на шесть человек. Выяснилось, что ни из одной арабской страны никакого груза не было, все это - подарки из разных стран мира через Международный Красный Крест.

   Настала очередь настоящих трудностей. Большинство перемещенных лиц составляли люди, бежавшие группами - вся деревня, племя или клан. Самая желанная земля в АкбатДжабаре была та, что ближе к Иерихону. Поскольку никаких властей не было, начались споры изза места. У больших групп, состоящих в основном из мужчин, было доста-точно сил, чтобы захватить лучшие участки. А мы - маленькая семья, отрезанная от своих кланов. По воле Аллаха они находились где-то в Ливане. Были и другие "разлученные" семьи вроде нашей, и хаджи Ибрагим быстро занялся их розыском с тем, чтобы объединить их под своим руководством. Положение отца привлекло к нему внимание нескольких сотен семей. Они знали его как мухтара Табы, и его авторитет вырос, когда стало известно о нашей эпопее в пещере у Кумрана. По поручению своих новых сторонников он застолбил участок. Его назвали Табой по примеру других племен, давших имена своим участкам по названиям своих родных деревень.

   Сначала мы попытались построить жилище из глины, но дожди не позволили ему как следует высохнуть, и каждый раз во время дождя наша лачуга протекала. И мы ушли под холст.

   Хаджи Ибрагим спал в одной палатке с Агарью и Рамизой. Другую шестиместную палатку разделили занавесками на три части. Омар, Джамиль, Сабри и я были в одной части; Фатима, Камаль и их дочка - в другой; свой крошечный уголок был и у Нады. Когда все матрацы укладывали на ночь, места для прохода не оставалось.

   Бедуинская палатка делается из шкур и меха животных и выдерживает самую суровую погоду. А наши палатки из Италии были сделаны из тонкого холста, не годного для данной цели. Они так протекали, что мы оказывались как будто посреди русла вади, заполненного мчащимся потоком. А когда прекратились дожди, они стали грохотать от пыльных бурь, как будто их осыпали дробью из ружья, и летом солнце разложило все, что от них осталось.

   В первый год никто не избежал свирепой дизентерии. Холера и тиф пронеслись через АкбатДжабар, как смерть со своей косой. Много детей отправилось к Аллаху, в том числе и маленькая дочь Камаля и Фатимы, умершая от простуды. С эпидемиями приходилось справляться единственному врачу из Иерихона и еще одному, бежавшему из Яффо, да нескольким медсестрам. На их попечении было больше пятидесяти тысяч человек в пяти лагерях вокруг города. Имевшейся вакцины даже близко не хватило бы на всех нас, и прививки делали лишь самым сильным кланам и тем, кто давал самые крупные взятки.

  

   С наступлением лета самой большой нашей бедой стала жара. , а когда задувал изЛишь изредка было меньше девяноста градусов . Вместе с мухамипустыни хамсин, доходило и до ста тридцати население АкбатДжабара достигало миллиардов. Их пропитанием были наши болячки и открытые канализационные стоки, и вдобавок ко всему появились огромные кровожадные комары. Мы соорудили из глины навес, давший нам еще чутьчуть места, но об уединении не могло быть и речи. Ни деревца не росло в АкбатДжабаре, и играть можно было разве что на широких дорожках нечистот, протекавших через лагерь вниз к Мертвому морю.

   Немало видений ада описано в Коране. Если собрать их все вместе, наверно и получится нечто похожее на АкбатДжабар.

  

   Больше всего меня потрясало то, как большинство людей относилось к этому аду. Нам говорили, что как добрые мусульмане мы должны принимать нашу участь как волю Аллаха. Нежелание хоть чтонибудь предпринять делало АкбатДжабар местом жалкого существования. Мой отец руководил, он боролся, у него была гордость. Большинство же из нас было просто собаками, клянусь именем Аллаха.

   О, они конечно жаловались. С утра до ночи мало о чем говорилось кроме несправедливости изгнания и туманных намерений вернуться, и разговоры о возвращении были полны детских фантазий. Война кончилась, и мы знали, что условия в лагерях вокруг Аммана не лучше, чем в АкбатДжабаре. К нам поступало мало помощи, а та, что поступала, редко исходила из арабских стран.