Юрис Леон Хаджи
| Вид материала | Документы |
- Абелес леон игнатьевич, 11950.78kb.
- Статье мы коснемся некоторых аспектов историографии отношений молодого Крымского ханства, 247.04kb.
- Л. Н. Толстого в 1880-1900-е гг. («Смерть Ивана Ильича» / «Крейцерова соната» / «Хаджи-Мурат», 190.94kb.
- Леон Уитни: «Психология собаки. Основы дрессировки собак», 2658.87kb.
- Дато Сери Абдулла бин Хаджи Ахмад Бадави, премьер-министра Малайзии и председателя, 153.2kb.
- И. С. Тургенев «Записки охотника» Н. С. Лесков «Левша», «Человек на часах» Л. Н. Толстой, 8.33kb.
- Программа ижевск 2011 Всероссийская студенческая научная конференция, 1061.95kb.
- С. Шапшал несколько слов о караимских князьях челеби, 60.08kb.
- Модель Эрроу–Дебре, 196.62kb.
- Программа тура, 258.26kb.
- Тогда стой здесь и не двигайся с места. Мы скоро вернемся. Идет?
Ему удалось кивнуть головой.
Становилось легче, потому что я не мог испугаться больше, чем был напуган. И по-том ко мне возвращалась храбрость по мере того, как приближались очертания входа в пещеру. Ну, а Нада не боялась. Она, должно быть, сошла с ума. До сих пор я никогда понастоящему не зависел от девчонки, но никогда не было мне так хорошо, как когда она тащила меня за руку наверх за край скалы.
- Разве не забавно! - сказала она, задыхаясь.
- Это было легко, - сказал я.
Мы стояли перед входом рука в руке. К входу в пещеру обычно приближаются с некоторой... опаской.
Я включил фонарь и подтолкнул ее идти впереди меня. Она робко пошла на цыпочках, ожидая, что летучие мыши вылетят навстречу, но их не было. Я двигался сзади и све-том ощупывал обширную комнату.
Нада вскрикнула и отскочила ко мне. Там! В углу! Куча человеческих костей.
- Ничего, - прокаркал я. - Они мертвые.
И тогда мы увидели нечто еще более ужасное. Там был огромный кувшин, он развалился, и в нем открылся скелет маленького ребенка с маленьким кувшинчиком и горсткой зерна возле его головы.
- Кто бы это мог быть, - сказала она.
Мы огляделись. На чем-то вроде каменного алтаря со следами огня были еще кости детей. Мы не знали, что все это значит, но с каждой минутой становились все смелее и дерзнули заглянуть вглубь. Мы осмотрели три зала и в каждом нашли свидетельства прошлой жизни. Там лежали десятки маленьких котелков, большей частью разбитых, сандаловое дерево, коса волос, зерно, куски ткани и корзины, нечто вроде кухонной каменной печи, домашняя утварь.
Фонарь мой начал тускнеть, показывая, что батареи на исходе.
- Здесь ничего нет стоящего, - сказал я в разочаровании. - Пошли отсюда.
- Погоди! Идика сюда, - сказала Нада, показывая на проход. Он вел в помещение столь низкое, что ей пришлось пролезть туда на четвереньках.
- Нука, Нада. Если свет погаснет, будет беда.
Мне было досадно, что она меня не слушалась, но у меня не было иного выбора, чем полезть следом за ней.
- Здесь слишком низко. Здесь никто не мог жить.
- Но они наверняка могли здесь чтонибудь прятать.
Мы дошли до слепого конца, держась друг за друга и стараясь не потерять дорогу. Я обвел фонарем вокруг, но все, что мы смогли разглядеть, была груда хвороста.
- Ничего здесь нет, - настаивал я.
- Кто-то ведь должен был принести сюда этот хворост, - сказала она.
- Ну и что?
- Погоди. Послушай, - сказала она.
- Я ничего не слышу.
- Вот там, где ты отряхивался сбоку, поворачивая.
- Всего лишь скользнули камни, - сказал я.
- Ишмаель! Посветика сюда. Вот это что!
Все, что я смог разглядеть, был маленький кусочек корзины, выскользнувший из трещины вместе с несколькими камешками. Нада подняла ветку и ткнула ею в это место. И как будто внезапно открылся люк. Начали выпадать вещи! Их было много! Было очень тесно, мы почти лежали на животе. Мы не могли толком разглядеть, что это было. Я подобрался, взял палку, сунул ее в дыру, расширил ее, просунул руку и вытащил еще три металлических предмета. Фонарь опять почти погас.
- Возьми, что сможешь унести. Я заберу остальное. Пошли отсюда!
Мы вернулись в главный зал как раз вовремя. Как только мы достигли света у входа в пещеру, фонарь совсем погас. Мы разложили наши находки и уставились на них. Это были красивые вещички из металла, помоему, из меди, повсякому скрученные и изогнутые, с украшениями на них. Одна была украшена головой горного козла, а у другой, выглядевшей как корона, было кольцо с выгравированными на нем птицами. Еще два предмета были из слоновой кости, с гравировкой и множеством дырочек.
- Что это такое, Ишмаель?
- Не знаю, но думаю, что это очень важные вещи.
- Нам их не в чем нести, - сказала она. - Давай спрячем их и вернемся с корзиной.
- Нет, их могут обнаружить или украсть, - сказал я, стаскивая с себя рубашку. Я мог завернуть половину их. Что делать? Аллах, помоги мне думать!
- Ну ладно, Нада, давай твою рубашку.
Она без колебаний сняла ее, и только панталоны до колен остались блюсти ее скромность.
- Постараюсь не смотреть, - галантно сказал я, - а если взгляну по ошибке, клянусь, никогда в жизни об этом не скажу.
- Это не имеет значения. Ведь ты мой брат. И кроме того, это важнее.
Когда мы добрались до Сабри, он уже немного овладел собой. От радости легче было спускаться вниз. Когда мы готовы были уйти, мне пришло в голову, что надо что-то рассказать Ибрагиму. Я понял, что нам придется сплести небольшую ложь и поклясться друг другу хранить тайну. Впервые в жизни мне было стыдно перед женщиной.
- Нада, нам нельзя говорить отцу, что ты лазала вместе с Сабри и мной. Я мог бы сказать, что был там один, но он же понимает, что все это я не мог унести сам. Придется сказать, что мы были там с Сабри.
Ее большие блестящие глаза наполнились болью. Сабри опустил глаза. Он не мог взглянуть на нее, и я тоже.
- Ты же знаешь отца, - пробормотал я. - Он может избить меня и Сабри до смерти. Он может и тебе навредить.
Должно быть, мы сидели молча с полчаса. Нада взяла меня за руку и потом смело взяла руку Сабри.
- Ты прав, Ишмаель. Это нашли вы с Сабри. Меня там не было.
Глава девятая
Можно считать себя бедуином, верить, что ты бедуин, и пытаться жить, как бедуины. Коекому из этой породы, известной как пустынные крысы, удается выжить, но если ты не родился в пустыне, то в конце концов она высосет и высушит тебя.
Рай разрушился за несколько месяцев до моего тринадцатилетия.
Сначала была песчаная буря. Небо почернело. Сперва мы не могли понять, саранча это или песок. Нас хлестал обратный ветер из пустыни к морю, называемый хамсином, ветром с печным жаром. Все, что мы могли делать, - это лечь на землю, подставив ветру спину, и лежать так иногда несколько часов. Миллиарды песчинок болезненно хлещут тебя. Ты не можешь двинуться. Не можешь открыть глаза, песок ослепит тебя. Песок забивается в твою одежду, молотит по твоей коже и перехватывает твое дыхание.
Как бы мы ни старались закупорить пещеру, песок находил дорогу ко всему - к нашему зерну, оружию, топливу. Песок прорывал себе норы у нас в волосах. Мы выплевывали его еще через неделю после хамсина, песок постоянно был у нас на зубах и в носу, и как бы мы ни старались убирать пещеру, он постоянно примешивался к нашей еде, попадал под ногти и внедрялся в кожу.
На смену песчаным бурям пришли крохотные вши. Они пробирались нам в брови и волосы. Мы обрабатывали друг друга бензином и ходили к источнику, но наши запасы мыла истощились, и чтобы уничтожать вшей, нам приходилось жить с бензиновыми ожогами на коже.
После бури всегда приходилось тратить дни на разборку и чистку оружия, и мы больше расходовали наши запасы, чем нам хотелось. Сала, бензина, масла, мыла, некоторых продуктов становилось все меньше, а пополнить их в Иерихоне не было возможности. Там во всем была нехватка, стократное увеличение населения и неизбежный убийственный черный рынок. Толпы, скопившиеся в Иерихоне, вскоре остались без денег и ценностей. А в пещере мы достигли той точки, когда пополнение меньше расхода. Мы попросту были не в состоянии возмещать то, что тратили. Через два месяца, а то и меньше, мы будем опустошены... до дна.
Но хуже всего было то, что сделали песчаная буря и сокращение запасов с нашими умами. Рамиза и Фатима, несчастные в своей беременности, истерично рыдали, и их постоянно тошнило. Все раздражались и ссорились изза пустяков. Подчас мы вспыхивали так быстро, что готовы были выболтать наши тайны ради победы в споре и причинить боль тому, кто вызвал раздражение в данный момент. Конечно, мы все же не выдавали наших тайн и еще глубже хоронили их в себе.
Затем пришла вода. Первый же зимний дождь и поток смел наши задерживающие воду запруды и расколол цистерну, уничтожив труд всей весны и лета. Та малость воды, которую мы собрали, была грязная и мутная, негодная для питья, и использовать ее было трудно.
Трещины в скале пропускали ручейки воды в пещеру. В сильную бурю воды набиралось по щиколотку. Сдерживать течи было невозможно, у нас поселилась сырость, и плесень начала поражать наше зерно.
Сырость принесла с собой паразитов, они набросились на наши продукты и не давали нам спать своими звуками и бросаясь на наши тела.
Обувь наша износилась до предела. Наши подошвы затвердели от лазания по скалам, страдали и кровоточили от вонзающихся острых как нож обломков. Не было ни лекарств, ни хотя бы тех деревенских трав, которыми борются с нашествиями простуды, поноса и лихорадки. Одежда стала такой ветхой, что почти не защищала от солнца и жары.
Мы посматривали на хаджи Ибрагима, когда же он скажет, что нам надо уходить, - это было бы наименьшим из зол. Даже с отцом во главе, наша воля стала крайне слабой. Уверенность и фамильная гордость, что еще оставались у нас, сменились всеобщим страхом, безнадежностью и подозрительностью.
Но что понастоящему сломило хаджи Ибрагима, так это плохие вести, поступавшие из Иерихона. Второе перемирие кончилось. И быстро последовали одно за другим: потопление флагманского корабля египетского флота, захват евреями БеэрШевы, изгнание ими египтян из Негева и даже вторжение в Синай. Остатки Каукджи и Освободительной армии отброшены за границу. Сирия изолирована в Галилее и выведена из действия, а Ливан никогда и не был фактором.
Овладеть Латруном евреи не смогли даже после двух новых попыток, зато они построили обходную дорогу в Иерусалим и удержали свою часть города.
С несчастьем, нависшим над арабами, настал час племенного сведения счетов.
Кловис Бакшир, мэр Наблуса, был убит за своим столом бандитом муфтия за поддержку Абдаллы.
В ответ Абдалла ликвидировал особым отрядом Легиона полдюжины промуфтийских мухтаров, устроил облаву на сочувствующих по всему Западному Берегу и бросил их в тюрьму в Аммане.
Когда великолепный генеральный замысел уничтожения евреев потерпел крах, один за другим стали возникать слухи о тайных делишках.
Первый был инициирован саудовцами, имевшими протяженную границу с Иорданией. Семья Саудов находилась в давней кровной вражде с Абдаллой. Это Сауды изгнали Абдаллу и его хашимитскую семью из Аравии. Такое не забывается. Сауды дрожали при мысли о возрастающем могуществе Абдаллы, ведь скоро он начнет вынашивать планы отмщения.
Для арабской победы всегда было первостепенным участие Арабского легиона Абдаллы, и Сауды заплатили египтянам, иракцам и сирийцам, чтобы они втянули Абдаллу в войну. Их замысел состоял в том, чтобы дать Легиону захватить Западный Берег, затем убить Абдаллу, растворить его королевство и разделить его между собой. Абдалле удалось искусно избежать убийства, а его войска сохранили за собой завоевания в Западном Береге.
Другой заговор спонсировали египтяне, захватившие Полосу Газы. Они притащили муфтия в Газу, где он и его последователи создали "Всепалестинское правительство". На самом деле египтяне считали Полосу Газы не Палестиной, а территорией под управлением военных.
Начали всплывать и всякие делишки Абдаллы. Оказывается, Каукджи все время был агентом Абдаллы. Каукджи контактировал со многими людьми муфтия, с которыми, как предполагалось, он был в общей команде. Этих людей постигла обычная судьба. За это Каукджи должны были провозгласить первым правителем Западного Берега Палестины, правящим от имени Абдаллы.
Между тем, перекрывая военные потери, в Египте, Ираке и Сирии шло полным ходом кровопускание, заточение в тюрьму министров и генералов. Режимы повсюду шатались.
Худшая для нас буря разразилась сразу с наступлением нового 1949 года. Наводнение было столь сильным, что вышло из русла вади и в десятке мест проложило дорогу к нам в пещеру. Мы оказались на дюйм от катастрофы. Камаля парализовал страх, беременные женщины бедствовали, Джамиль и Омар пустились в драку, и даже Агарь, железная женщина, была в страшном напряжении.
Однажды, вернувшись из похода в Иерихон, я сейчас же пошел к отцу, сидевшему, как всегда, в своей пулеметной ячейке, закутанный в промокшие лохмотья.
- Отец, крикнул я, - кончилось. Новое прекращение огня, но на этот раз говорят о перемирии.
Ибрагим повернулся ко мне, с его лица капала вода, и нельзя было разобрать, были это слезы из его глаз или вода.
- Отец, нам надо теперь пойти с Абдаллой?
Он засмеялся иронично, трагично.
- Нет, - прошептал он. - Никто из тех, кто принудил нас покинуть родные места, не посмотрит в лицо этой катастрофе. Им понадобится пятьдесят лет. Согласиться с победой евреев? Они этого не смогут осознать... никогда. Нам нельзя ждать, Ишмаель. Пусть вцепляются друг другу в глотку, пусть ломают друг другу кости. Они ничего не решат. Будь они прокляты за то, что навлекли на нас. У нас только одна задача. Мы будем пробираться обратно в Табу. Думай только о возвращении в Табу. Думай только о Табе...
Глава десятая
Январь 1949 года
Гидеону Ашу до некоторой степени доставляли удовольствие контакты с полковником Фаридом Зиядом из иорданской разведки. Продукт , Зияд отбросил обычайбританского милитаризма, воспитанник Сендхерста насылать чуму на встречи между арабами и неарабами. Зияд был способен добраться до смысла, не душить слабую идею в обильном соусе слов, а лозунги удерживал на минимальном уровне.
Гостеприимство их тайным встречам оказывала малоизвестная деревушка Таталь. Деревня находилась неподалеку от линии фронта вокруг Рамаллы, и некоторые ее поля вливались в территорию, удерживаемую евреями. На этом участке не было активных боевых действий, и квазиперемирие позволяло крестьянам ходить туда и обратно, чтобы ухаживать за своими посадками.
Время от времени наезжавший иорданский отряд советовал деревенским убраться с полей и сидеть дома. Вскоре после этого в парке вблизи оставленного наблюдательного пункта шуршала машина с Зиядом.
Через несколько минут с еврейской стороны приближалась одинокая фигура, подавая сигнал фонарем. По ответному сигналу Гидеон приближался и входил в пост.
На столе его ожидала бутылка "Джонни Уокер Черный Ярлык", который Гидеон видел лишь в такие дни на встречах с Зиядом. Гидеон вошел, и Зияд наполнил стаканы.
- За наших английских наставников.
Гидеон приветственно поднял стакан.
- Только что решено, Зияд. Остров Родос согласован как сам согласилсяместо для переговоров о перемирии. Ральф Банч посредничать. Абдалла в Аммане будет информирован не позже чем через час.
- Тогда первой будет говорить с вами Иордания, - сказал Зияд нетерпеливо.
- Нет, кажется, это будут египтяне, - ответил Гидеон.
- Ты обещал, что переговоры мы начнем первыми.
- Я обещал постараться. Я и старался. Но добиться успеха не смог.
- В этом же нет смысла. Египетская армия полностью разбита. Территорию удерживаем мы. И мы должны говорить с вами первыми.
- К сожалению, действующие силы все еще рассматривают Египет в качестве главной арабской страны.
- Они же дрались как бабы!
Гидеон пожал плечами.
- Когда начнется эта конференция? - спросил Зияд.
- Через неделю или дней через десять. Помоему, упоминалось тринадцатое января.
Полковник Зияд покрутил свой стакан, отхлебнул, проворчал:
- На сколько вы сможете установить прекращение огня с египтянами?
- Не очень надолго, - сказал Гидеон, зная, что должен лететь в Негев и отдавать приказ лично.
- Египтяне готовы к поражению, - сказал Зияд. - Два дня, самое большое три, и они сдадут вам Полосу Газы вместе с половиной своих войск.
- У нас нет замыслов относительно Полосы Газы, - сказал Гидеон.
- Только не надо играть со мной в эти арабские игры, - сказал Зияд с оттенком раздражения. - Иордания должна иметь у себя Полосу Газы и доступ к морю через израильскую территорию.
- Я вижу, вы, джентльмены в Аммане, уже составляете планы на будущее.
- Королевство имеет только один выход к морю - в Акабе. При желании Египет сможет заставить нас отказаться от него. Мы не можем зависеть от их милости. У нас должен быть порт в Газе.
- Зияд, об этом должны были подумать англичане, когда создавали эту мешанину в Восточной Палестине. Кроме того, разве вы сами не путаетесь в том, кто ваш союзник и кто враг?
- Ты хочешь, чтобы я сказал? Ладно, я скажу. Египет нам больше враг, чем Израиль. Ты знаешь, зачем нам нужна Газа. Мы также знаем, чего вы хотите взамен, и мы готовы вести дела.
- Если ты собираешься просить нас захватить Полосу Газы и держать ее для вас, то мы намерены взамен просить вас о мирном договоре. Не о передышке, не о перемирии, а о мирном договоре. А ты знаешь, что Абдалла недостаточно силен, чтобы заключить договор, даже если он этого захочет.
Работа с новым еврейским государством через территориальные взаимосвязи была весьма привлекательна для Абдаллы. В экономическом отношении он склонялся в пользу сотрудничества с евреями. Как "молчаливые" партнеры, Израиль и Иордания заставили бы Египет, Ирак и Сирию как следует подумать, прежде чем предпринять новую попытку нападения. В конце концов, евреев и Абдаллу искусственно заставили быть врагами.
Мирный договор? Громоподобно смелая мысль. Но это будет залогом смерти Абдаллы. Абдаллу объявят не арабом, парией, прокаженным. Даже его собственный Легион может обратиться против него. Нет, столь смелого шага делать нельзя.
Зияд вытащил конверт с королевскими знаками, но не запечатанный.
- Прочти, пожалуйста, а потом я его запечатаю.
Досточтимому Давиду БенГуриону,
Премьерминистру, Государство Израиль
Высокочтимый друг и противник:
Мы вели трудную и кровопролитную войну, не всегда в наших взаимных интересах и не всегда с большой убежденностью. К сожалению, остается много нерешенных вопросов. Поскольку возможно несколько правд относительно одной и той же ситуации, а подразумеваемое непостоянно, когда переходишь из одного состояния к другому, настоятельно требуется спокойное сотрудничество между нами в будущем.
Как вы можете подозревать, мы не всегда вполне свободны действовать независимо, поэтому мы должны быть терпеливы. Терпение в конце концов одержит верх. Однако невысказанные слова и ненаписанное понимание могут иметь такую же силу, как и незначащая бумага о перемирии. Понимание такого рода могло бы дать нам долгий период мира и развития.
Я заклинаю Вас поэтому завершить Ваше завоевание Полосы Газы с тем, чтобы устранить общего врага и мыслить в терминах передачи нам контроля в будущем. Это гарантирует аннексию мною Западного Берега и нам обоим - величайший шанс на сосуществование.
Отдайте Полосу Газы дьяволу! Но ради Бога не позвольте владеть ею египтянам.
С величайшей искренностью и восхищением,
я остаюсь
Абдалла
Гидеон поднялся на борт ожидавшего его "ПайперКаба" на маленькой взлетной полосе, построенной немцами неподалеку от монастыря Распятия в Западном Иерусалиме.
- В ТельАвив? - спросил пилот.
- Нет. По направлению к командному посту на Южном фронте.
- Где это, черт возьми?
Гидеон несколько минут повозился с картой и очертил необозначенное футбольное поле в Синае в нескольких милях от ЭльАриша.
- Где-то там есть посадочная полоса. Есть у вас радиочастота?
- Да, но передатчик слабоват.
- Ну ладно, дадим им вызов и получим точное расположение, когда окажемся доста-точно близко.
Самолет сделал три круга, чтобы набрать высоту над Иерусалимом, и снизился в коридор между глубокими ущельями по обе стороны. Когда внизу показалась плоская земля, они повернули влево к Негеву. Первый же намек на песчаную бурю начал швырять маленький самолет. У Гидеона, верхом на лошади храбрейшего из мужчин, побелели костяшки пальцев. Летчик засмеялся. Ему приходилось в гораздо худшую погоду спускаться на парашюте в отдаленные киббуцы с множеством боеприпасов и продуктов.
- Держись за сидение, Гидеон. Сейчас начнутся скачки.
Окончание войны оживляло в умах давние философские расхождения между БенГурионом и его военачальниками. Хотя Б.Г. был пионером болот Палестины начала века и лидером ее большой политической борьбы, коечто он вынес и из польских гетто.
БенГурион питал естественное еврейское недоверие к военщине, потому что она всегда сулила репрессии. С одной стороны, он был не вполне доверял еврейской способности воевать. А с другой стороны, опасался высшего еврейского военного истеблишмента. Новые парни из Пальмаха, Хаганы, а теперь из Сил Обороны Израиля олицетворяли разрыв между поколениями.
Многие новые военные почувствовали, что Старик достиг своей вершины, когда объявил Декларацию независимости Израиля. Он рано отстранился от младотурок Пальмаха и Хаганы, более доверяя политическим решениям, чем оружию. Он придерживался старой теории, что ни одна маленькая страна не должна воевать, не имея поддержки от более крупной силы. Поскольку это не было возможно, он сделал выбор в пользу политических решений. Он обычно пререкался со своими офицерами, жаждавшими создания более крупных военных формирований и больше денег для армии. Военные считали, что новое государство должно иметь крепкую еврейскую армию для защиты своих границ.