Юрис Леон Хаджи
| Вид материала | Документы |
- Абелес леон игнатьевич, 11950.78kb.
- Статье мы коснемся некоторых аспектов историографии отношений молодого Крымского ханства, 247.04kb.
- Л. Н. Толстого в 1880-1900-е гг. («Смерть Ивана Ильича» / «Крейцерова соната» / «Хаджи-Мурат», 190.94kb.
- Леон Уитни: «Психология собаки. Основы дрессировки собак», 2658.87kb.
- Дато Сери Абдулла бин Хаджи Ахмад Бадави, премьер-министра Малайзии и председателя, 153.2kb.
- И. С. Тургенев «Записки охотника» Н. С. Лесков «Левша», «Человек на часах» Л. Н. Толстой, 8.33kb.
- Программа ижевск 2011 Всероссийская студенческая научная конференция, 1061.95kb.
- С. Шапшал несколько слов о караимских князьях челеби, 60.08kb.
- Модель Эрроу–Дебре, 196.62kb.
- Программа тура, 258.26kb.
Кловис Бакшир хлопнул себя по лбу, внезапно что-то вспомнив.
- Как глупо с моей стороны, - сказал он. - Я совсем забыл. У моего брата вилла неподалеку. После голосования за раздел он уехал в Европу... продолжить свое образование. Я предлагаю ее вам, вашим сыновьям и остальной вашей семье.
Кловис Бакшир написал письмо на официальном бланке, разрешающее хаджи Ибрагиму посетить склад Красного Полумесяца и обзавестись продуктами, одеялами, одеждой, лекарствами и всем, что ему нужно.
- Я потрясен, - сказал Ибрагим, - но ведь меня заставили думать, что в Наблусе нет запасов для помощи.
Кловис Бакшир развел руками в знак простодушия.
- В нашей ситуации следует в первую очередь обслужить военных.
Глава четвертая
То лук, то мед. И вот мы в четверг живем в развалинах наблусской казбы, а в пятницу переезжаем на виллу. Никто из нас, кроме отца, никогда не бывал в таком прекрасном доме. Весь день женщины за своей домашней работой кудахтали от радости. Даже Агарь, ни разу не улыбнувшаяся с тех пор, как в доме появилась Рамиза, не могла скрыть своего удовольствия.
Дом принадлежал младшему брату Кловиса Бакшира, сбежавшему из страны сразу же после голосования ООН за раздел. У него, инженера, был небольшой кабинет, набитый книгами на арабском и английском, так что я очень скоро перешел из первого рая во второй.
И тогда я открыл третий! В Наблусе была гимназия - школа высшей ступени. Мне нужно было лишь выждать подходящий момент, чтобы заговорить об этом с отцом.
Через неделю после нашего переезда хаджи Ибрагим вызвал меня вечером на веранду, чтобы поговорить. Вопреки переменам в нашей жизни отец не выглядел очень счастливым.
- У меня к тебе много вопросов, Ишмаель, - сказал он.
Я сейчас же почувствовал гордость оттого, что такой великий человек, как мой отец, ждет моего совета. Восхождение в третий рай - записаться в гимназию - постоянно было у меня на уме, и может быть теперь настало подходящее время поговорить об этом.
- Можешь ты посчитать, сколько жестянок оливкового масла потребляет семья за год?
Вопрос удивил меня.
- Ну, - машинально ответил я, - может быть.
- "Ну" - это не ответ, - сказал Ибрагим. - Тысячу раз в день слышишь "ну". Слишком много "ну". Я хочу знать прямой ответ: да или нет.
- Я думаю, после того, как поговорю об этом с Агарью...
- А можешь ты сосчитать бобы, рис и другие непортящиеся продукты?
- За год? - спросил я.
- За год.
- Все, что нам нужно для питания за год и что не портится?
- Да.
- Ну, - сказал я.
- Да или нет?! - поднял тон отец.
Меня охватило мрачное предчувствие. Я учуял, чего он хочет. Я вспомнил большие кувшины и мешки с продуктами в Табе, и корзины.
- Да, - ответил я, запинаясь.
- Можешь ты подсчитать, сколько галлонов керосина требуется нам для готовки, освещения и отопления?
- Не смогу абсолютно точно, но примерно, - сказал я, пытаясь оставить лазейку для отступления.
- Ладно, ладно. А теперь, Ишмаель, скажи мне. Можешь ты представить все, что нам нужно, - матрацы, кухонную утварь, одеяла, мыло, спички... - все это в нашем доме в Табе? Все, что эта проклятая собака Фарук, я плюю при его имени, держал в лавке в Табе? Не то, что мы хотели бы иметь, а то, что нам необходимо. Не материал для новой одежды, а иголки и нитки, чтобы чинить старую.
- Ну, - пробормотал я.
Ибрагим свирепо взглянул на меня.
- Это в самом деле трудные вопросы, - оправдывался я.
- Я тебе помогу, - ответил он. - Главная проблема в том, поместится ли все это, вместе с семьей, в иракский армейский грузовик.
У меня как будто кровь вытекла из тела. Зачем же нам уходить с такого места? Разве мы не намучились? Но мудрость отца не ставят под вопрос.
- Я не могу ответить, не потратив много часов на подсчеты.
- Это нужно сделать до следующей субботы, - сказал он.
Четыре дня! С ума сойти! Правда, никто в нашем мире не любит давать прямой или разочаровывающий ответ, но бесполезно пытаться обмануть хаджи Ибрагима. Я в оцепенении кивнул.
- Сколько времени займет у Камаля научиться водить такой грузовик?
- Мы уже немного умеем. Поскольку перемирие скоро кончится, из Багдада прибывает много военных конвоев со снаряжением. Когда они приходят, солдаты, которые ведут грузовики, либо отправляются спать, либо уходят в казбу. Мы с Камалем часто остаемся одни, чтобы собрать группу для разгрузки. Мы нанимаем мальчишек, которые околачиваются возле ворот, и платим им сигаретами. Мы с Камалем умеем довести грузовики до погрузочного дока, а потом парковать их во дворе.
- А этот капитан Умрум?
- Он редко бывает поблизости, а когда он уходит, солдаты из его команды обычно разбегаются. Он помешан на женщинах. Отец, я не знаю, что ты задумал, но многого из того, что ты назвал, у нас на складе нет.
Отец дал мне письмо и велел читать. Оно было на бланке мэра Кловиса Бакшира, его указание дать хаджи Ибрагиму все, что ему нужно, с ближайшего склада Красного Полумесяца. На этих двух складах было все, что нам нужно. С таким письмом у нас не будет проблем.
- Это все?
- Нет, - сказал отец. - Нам нужен пулемет, четыре винтовки и несколько тысяч патронов, а главное, иракская военная форма для Джамиля, Омара и Камаля.
- Форма будет, оружие нет, - ответил я, осмелившись разочаровать его. - Склад с оружием больше не в отделе капитана Умрума, и он все время строго охраняется.
- Мы сможем обойтись без пулемета, - пробормотал он. - Раздобыть винтовки будет нетрудно. Казба кишит дезертирами - и от Каукджи, и иракскими. Все они продают свое оружие на черном рынке. Чтобы сторговаться, нам потребуется побольше сигарет.
- Табак - это можно, - сказал я, чтобы смягчить его. - А зачем нам уезжать? - выпалил я. - Почему нельзя остаться там, где мы есть?
- Скажи мне, Ишмаель, почему потвоему мы получили эту виллу?
- Потому что ты великий и уважаемый мухтар, - ответил я.
- Поля, овраги, холмы вокруг полны великих и уважаемых мухтаров, - сказал он. - Ты много раз читал мне об Абдалле. Ты знаешь, кто он такой.
- Хашимитский король Иордании.
- И как образованный юноша, ты знаешь, кто такие Хашимиты.
- Хашимиты из того же клана, что и Мохаммед. Они происходят из Аравии, из Хеджаза. Они были хранителями святых мест в Мекке.
- Верно, - согласился отец. - Это клан хранителей мечети. Это та кость, которую они кинули этим собакам изза Мохаммеда. Никто из них не был больше мелкого эмира, а эти титулы не оплачивались. Мы - Саиды. Мы тоже сродни Мохаммеду, прямые потомки. Поверь мне, Ишмаель, у тебя больше прав быть королем Иордании, чем у Абдаллы. Еще три месяца назад не было никакой Хашимитской династии, всего лишь длинная цепочка хранителей мечети. Эта возня с королями - изобретение британского Форинофиса, равно как и вся Иордания. Они такая же королевская семья, как очередь ослов у колодца.
Он сцепил руки за спиной, его четки пришли в движение, он быстро перечислил многие из девяноста девяти имен Аллаха и задумался.
- Нам нужно уехать, потому что как только мы назовем Абдаллу хозяином, мы навсегда станем его собаками. Чтобы остаться в Наблусе, я должен согласиться заманить моих людей с полей через мост Алленби в Амман. Абдалле нужны наши тела, чтобы заполнить его так называемое королевство. А куда я заманиваю наших людей - в страну молока и меда? Я не Моисей, и Иордания - не обетованная земля для нас. Это королевство верблюжьего навоза и песка, настолько обнищавшее, что не может прокормить лишнего рта даже на королевской коронации. Алленби - мост с односторонним движением. Если мы его перейдем, то уже не вернемся.
- Кажется, я понимаю, - сказал я, едва не плача.
- Ты должен понять! Если мы чемунибудь научились в последние месяцы с солью в глазах, так это тому, что наше увлечение братством и гостеприимством прекрасно, пока наши виноградные лозы полны сока и царит мир. А когда среди наших людей поселяется страх, они захлопывают двери милосердия у нас перед лицом. Какой дурак поверит, что чем-то будет лучше в этой пустыне за рекой? Абдалла - не мой король и не твой. У него больше врагов, чем у любого в арабском мире, поверь мне, я не могу считать это благородством.
Отец сгорбился, и лицо его отразило боль. Четки в его руках оставались неподвижными. Он вздыхал, заговорив.
- Таба, - сказал он. - Таба. Нам надо вернуться к тому, что мы знаем и любим. Мы должны потребовать обратно нашу землю, разыскать наших людей и вернуть их домой. Здесь эти идиоты будут без конца убивать друг друга, выясняя, кто правитель Палестины.
Отец взглянул на меня, глаза его наполнились горем.
- Я хотел бы вернуться в Табу хоть завтра, даже если у власти евреи.
В первый раз отец доверился мне так открыто и честно, и я никогда этого не забуду.
- Я уже думаю над планом, - сказал я.
Он положил мне руку на плечо.
- Я стал зависеть от тебя. Мы слишком много времени тратим на заговоры и слишком мало на планирование.
- Я все сделаю, - сказал я. - Куда мы пойдем?
- Последняя часть нашего бегства требует помощи нашего вымышленного друга, полковника Хаккара. Ты должен написать приказание на иракском бланке, чтобы нас пропускали через все линии и засады. Если твой брат оденется иракским солдатом, нам это удастся.
- Я начинаю понимать.
- Когда я был примерно твоего возраста, у нас в Табе была жуткая чума. Меня отослали пожить у Ваххаби. В это же время Фарука, да ослепит его Аллах, забрали христиане и научили читать. Летом наш клан всегда отправлялся из БеэрШевы и кочевал вдоль Мертвого моря. Там находится древняя еврейская крепость Масада. К северу от Масады, там, где море кончается около Иерихона, сотни, может, тысячи пещер - больших и маленьких, запрятанных на подъемах к скалам. Эти пещеры издавна служили убежищем для контрабандистов, для великих религиозных людей, разгромленных войск. Летом там прохладно. Некоторые большие, как дом. Большинство находится всего в миле или около того от моря.
- И к ним можно близко подъехать на грузовике?
- Только часть пути. Остальную часть все понесем на себе. Для этого нам потребуется много веревок. После того, как мы освободим грузовик, Камаль отвезет меня в Восточный Иерусалим. Будет нетрудно избавиться от лишней армейской машины.
- А как насчет пресной воды? - спросил я, зная, что Мертвое море очень соленое.
- А ты не глуп, - сказал отец. - Там есть чудесный оазис и источник, называемый Эйн Геди, где наш великий царь Давид прятался от Саула. Недалеко есть киббуц, но я не знаю, в руках арабов или евреев он находится.
- Но разве никто больше не знает о пещерах?
- Может быть, и знают. Однако никто не отправляется на это место без припасов, и кто еще может это сделать? Что меня беспокоит, так это бедуины. Нашу первую трапезу они учуют за сотню миль. Вот почему нам нужно оружие.
- Отец, я прошу твоего... раз мы будем много месяцев жить в пещере... чтобы мне разрешили взять несколько книг.
- Книги! Переменишься ты когданибудь? Ну ладно, вилла, где мы так хорошо устроились, это дом ученого человека, который сбежал. Бери, если останется место в грузовике. И не пытайся меня обмануть. Еда нам нужна больше книг.
- Обещаю, что не обману, - солгал я. - Когда мы скажем Камалю, Омару и Джамилю о плане?
- За две минуты до того, как приведем его в исполнение, - ответил он.
Подсчет запасов был головоломной задачей. Я спал урывками то днем, то ночью. Приятная сторона состояла в том, что работать нужно было все время с отцом. Братья проявляли подозрительность насчет наших долгих разговоров наедине.
Составив список всего, что нам было нужно, я все это разыскал на складах иракцев и Красного Полумесяца. Я нарисовал карту с местонахождением продуктов, горючего, веревок - всего, что было в списке. Когда настанет время уезжать, у нас не будет задержки изза поисков вслепую на складах.
Я принес отцу несколько десятков коробок сигарет, и всего за один день он раздобыл не только пулемет, но и две винтовки, пару автоматов, боеприпасы, гранаты и динамит.
Мой план был прост. В тот день, когда мы должны будем привести его в исполнение, необходимо устранить с дороги капитана Умрума. Я знал парня, который сводничал одну очень красивую женщину, и заключил с ним хорошенькую сделку. Затем я стал говорить капитану Умруму, что видел это фантастическое создание и что она доступна. Конечно, Умрум, полный идиот, взял наживку и требовал, чтобы я раздобыл ее для него. Я заверил его, что буду изо всех сил стараться достать ее на целый день, но она весьма популярна, так что это будет трудно. Он пускал слюни, а я шевелил наживку.
Я составил такую заявку, которая прошла бы проверку в любой армии, тем более у этих болванов иракцев. Сделал и письмо от полковника Хаккара, чтобы проходить сквозь линии.
Одно меня беспокоило. Я сверился с последней военной картой и понял, что как только мы оставим Иерихон, то окажемся на предательском бездорожье, на тропе, доступной только верблюжьим караванам. Если мы вдруг попадем на песок или воду, наше путешествие там же и закончится. Все, связанное с механикой грузовика, было слабой стороной нашего плана. Говорить об этом хаджи Ибрагиму мне не хотелось, потому что всегда легче подсластить плохие новости, чем доставлять их. Чем больше я раздумывал, тем больше убеждался, что мы рискуем. Я откладывал до тех пор, пока ждать уже больше было нельзя. Когда он сообщил мне, что иорданский полковник Зияд через пару дней возвращается в Наблус, мне пришлось иметь дело с хаджи Ибрагимом, и душа у меня ушла в пятки. Глаза у меня были красные от работы, а мозг затуманен, но больше всего я боялся разочаровать его.
- Отец, - прокаркал я, - я должен быть честен с тобой, совсем честен. Ни Камаль, ни я не сможем провести машину в Иерихон через эти горы, тем более в пустыню. Половина иракских моторов половину времени находится в ремонте. За ними плохо ухаживают, и все они прибывают в Наблус, пройдя большое расстояние от Багдада. С учетом этого и плохих дорог, нет никакой возможности добраться до пещер без поломок. Ни Камаль, ни я не имеем ни малейшего представления о том, что делается под капотом грузовика.
Спасибо, что отец воспринял новость философски. Он сразу понял, что если в любой точке нас задержит поломка на какое-то время, то нам конец. Со всеми этими припасами, когда везде полно солдат и отчаявшихся людей, нас перебьют за час. Он побледнел.
- Я коечто придумал, - сказал я.
- Ради бороды пророка, скажи мне!
- В гараже на нашем месте работает один парень. Его зовут Сабри Салама, ему шестнадцать лет. В механике он волшебник и умеет чинить грузовики. Он бы взял запасные части от поломанных машин, чтобы чинить ими нашу. Он еще и отличный водитель. В его городе был бой, и во время сражения он потерялся со своей семьей. Его не было, когда ударили евреи, и он не смог вернуться. Он уверен, что его семья направилась в Газу. Ему отчаянно нужно выбраться из Наблуса. Я знаю, что он поедет с нами, если мы его пригласим.
Отцовское лицо превратилось в словарь подозрения.
- Он не может попасть из Наблуса в Газу, если только у него нет крыльев. Как механик, он может прожить войну князем там, где он есть.
- Сабри сказал мне по секрету, что... что... что...
- Что!?
- Один иракский офицер взял его... сделал его... принудил его... стать его... его любовницей.
Отец ударил меня по лицу. Это было больно, но я был готов к удару.
- Он не виноват. Его заставили пыткой.
Хаджи Ибрагим овладел собой.
- Как он научился своей специальности? Механика, я имею в виду.
- У его отца был гараж и пять грузовиков, они ими пользовались, чтобы грузить урожай и отвозить его в Яффо из деревень около его города.
- Какого города?
- Бейт Баллас.
- Бейт Баллас! Город жуликов! Логово головорезов муфтия!
Пусть отец изобьет меня до смерти - не могу обрекать свою семью на риск, притворяясь, что опасности нет.
- Отец, - сказал я, - ты сейчас захлопываешь дверь перед твоим ни в чем не виноватым братом, как захлопывали двери перед нами.
Я снова получил удар по лицу, и мне показалось, что голова моя отвалилась. Я хотел крикнуть ему, пусть сам ведет этот проклятый грузовик, но вместо этого просто стоял в ожидании, которое, казалось, длилось двадцать минут.
- Приведи Сабри ко мне. Я поговорю с ним.
К счастью, здравый смысл отца возобладал над гордостью. Сабри Салама не только оказался хорошим водителем, но и показал нам разницу с тем, как это делали мы. Мы решили уехать рано утром, а не ночью, ведь ночью повсюду за нами подглядывают глаза, а мы их не видим. Если уж суждено случиться поломке, гораздо лучше исправлять ее днем.
Мы выследили только что отремонтированный грузовик, но в последний момент у нас его выхватили из рук. Пришлось остановиться на грузовике, который только что совершил изнурительный переезд из Багдада. Когда его нагрузили, стало так тесно, что страшно было икнуть. Между Наблусом и Иерихоном, на пути менее чем в пятьдесят миль через горы, четырежды была авария. При каждой остановке мы нервно выставляли стража, а Сабри нырял под капот или под грузовик. К счастью, у него, кажется, всякий раз было готовое решение, и времени уходило немного.
Сразу за Иерихоном мы поехали по костоломной земле вдоль Мертвого моря. Отец стал принюхиваться, вспоминая.
- Мы уже близко. Мы близко. Смотрите, чтобы не было аварии.
- Здесь, - закричал Омар.
Мы приехали в древний Кумран, который теперь был всего лишь кучей камней. Отец искал глазами неприступную стену утесов и ущелий со стороны моря. Он выбрал для въезда первое же русло вади, потому что сухое ущелье могло быть для нас чем-то вроде дороги. Мы углубились в него. Через полмили нам пришлось остановиться совсем близко от устья каньона. Грузовик встал намертво, мы и сами были едва живы, задыхаясь от пыли и нестерпимой жары.
Быстро темнело. Нам придется дождаться дня, чтобы поискать хорошее убежище. Мне было всего лишь двенадцать лет, но я уже был арабским полководцем.
Глава пятая
Поднялись мы вместе с солнцем. Сабри тут же отправился работать - чинить грузовик. По его мнению, машина совсем плоха.
Джамиля оставили стеречь провизию, женщин и Сабри. Четверо остальных мужчин - себя я отношу к мужчинам с осторожностью - стали карабкаться по длинному крутому склону по направлению к входу в каньон в поисках подходящей пещеры. Для меня это был великий день: в первый раз я нес ружье.
Через несколько сот футов русло вади выходило на высокое плато. Мы двинулись в каньон с огромными скалами, много тысяч футов высотой, нависавшими по обе стороны от нас. Углубившись на полмили, мы нашли вход в другой каньон и решили разделиться. Я остался с отцом, а Омар и Камаль пошли в развилку.
У меня были часы, которые мне дал Гидеон Аш, и у Камаля были часы, спасибо иракцам. Я предложил согласовать время встречи, но Ибрагим не доверял часам. Он показал на солнце и велел нам повернуть обратно к развилке и обсудить наши находки, когда оно достигнет полуденного положения на небе.
Еще через полмили мы с отцом стали обходить пещеры, но ничего подходящего не нашли. Большей частью они находились в скалах на высоте нескольких сотен футов, что делало доступ крайне трудным или невозможным. Мы подошли к другой развилке. Отец решил продолжать двигаться по основному вади, а меня отправил в показавшийся в тупике миниканьон. То, что мы разделились, оказалось серьезной ошибкой. Когда я подошел к кажущемуся тупику, он вдруг открылся в другую ветвь каньона, а когда я попытался повернуть обратно, то понял, что попал в лабиринт.
По мере того, как солнце садилось, стены каньона, казалось, сдвигались друг к другу. Я отхлебывал из фляжки и твердил себе: не паниковать. Через час я понял, что ковыляю по кругу, не могу сориентироваться и не знаю, где выход.
Видно, я всетаки поторопился назвать себя мужчиной и теперь чувствовал себя маленьким мальчиком. Не паникуй, продолжал я твердить себе. Солнце скользнуло в послеполуденное небо. Я начал кричать и свистеть, но собственный голос смеялся надо мной, отражаясь эхом от стен.
Скалы были такие высокие, что солнце исчезло, и когда жара спала, я понял, что приближается вечер. Мои яростные крики не принесли никакого ответа, кроме эха. Я сел на землю, закрыл лицо руками и собирался было заплакать, когда взглянул наверх.
Мне показалось, что я увидел пещеру, находившуюся всего в пятидесяти футах или около того над скалой. Я побежал по каньону, чтобы разглядеть получше. Так и есть! Надо мной была очень большая пещера! Мне так хотелось оказаться тем, кто найдет пещеру, что страх мой немного прошел.
Путь наверх был отвесный, но мои руки и ноги были словно когти. Я пробирался наверх как паук. Знакомый запах достиг моих ноздрей. Это был трупный запах. Я повис на скале, стараясь определить, лезть ли мне наверх или спускаться вниз.
Давай, Ишмаель, увещевал я себя, поднимайся. Я добрался до маленького выступа возле отверстия. И снова испугался, понастоящему испугался. Моя рука инстинктивно затряслась, когда я включил фонарь и приблизился к отверстию. Луч открыл обширную полость, во много раз больше нашего дома. Я ощупал светом стены. От главного помещения отходило несколько коридоров. У меня не хватило смелости идти дальше, ведь я уже заблудился в каньоне и мне не хотелось заблудиться еще и в пещере.