Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 77. Зимние страхи
Глава 78. Радио
Часть четвертая. Мирная жизнь
Подобный материал:
1   ...   70   71   72   73   74   75   76   77   ...   85

Глава 77. Зимние страхи



В предчувствии весны, ее главного врага, зима цеплялась за свои права изо всех сил. Но, все больше и больше слабея, пыталась навредить всем, как только могла. У нее для этого оставался последний месяц февраль, и тут уж она старалась всем напомнить о себе, идя на любые каверзы. То она низвергалась на землю непрерывным снегопадом, вываливая за несколько дней осадков больше, чем за всю зиму. То обрушивалась бесконечной вьюгой, гонящей перед собой сухой, колючий снежный песок, или закручивающейся в сбивающие с ног всепроникающие вихри.

Она то заигрывала с живущими на земле, приоткрывая небо великому светилу, чтобы оно коротко сверкнуло по бескрайним снегам, ослепив и обрадовав всех живущих красотой природы, то обрушивала на них свой гнев, напоминая о бесконечности своих сил и возможностей. Она снова закрывала небо тучами, прятала от людей солнце, опускала на землю раннюю тьму и бесновалась всю ночь, то хлопая калиткой и крышей, то прорываясь в щелях окон и труб страшным и протяжным волчьим воем.

Ленька, который в последнее время пристрастился к чтению книг перед сном, не любил таких вечеров. Его мать, принося с работы на короткое время интересные книги, требовала от Леньки быстрого их прочтения, чтобы вернуть к обещанному сроку. Днем читать было некогда, и Ленька с нетерпением ждал вечера. Обстановка полного одиночества и тишины успокаивала его после бурного дня, забитого домашней работой, ребячьими играми и решением всяческих проблем.

Здорово было остаться на два-три часа наедине с героями интересных книг, погрузиться в их мир, почувствовать себя рядом с ними, одним из них и забыть обо всем на свете. Такие вечера стали возможны после проведения электричества, когда от Леньки не требовалось экономить керосин, и главным ограничением был лишь режим дня, который мать неукоснительно соблюдала. Бывали случаи, когда он засиживался на своем сундуке за полночь, а мать, спящая в соседней комнате, как по наитию, неожиданно просыпалась, то Леньку тут же ждал выговор и безоговорочное выключение света.

Но такое случалось только в тихие, безветренные ночи. Когда же за окном и в трубах на разные голоса, то ослабляя, то усиливая какофонию звуков, начинал буйствовать февральский ветер, Ленька и сам долго не выдерживал в одиночестве. Он невольно оглядывался по сторонами, убеждался, что за его спиной никто не стоит, и пытался заставить себя снова сосредоточиться на книге. У него это плохо получалось, и он начинал чувствовать себя все более неуютно.

В памяти всплывали сцены из тех сказок и рассказов, которые были полны ночных страхов и кошмаров. Снежные бури и вихри только усиливали эти страхи и кошмары. И все эти сцены происходили над трубой их землянки, а вихри пытались протиснуть отдельных героев этих сцен в щели трубы русской печки, стоявшей прямо напротив стола, за которым сидел Ленька. Тут проплывали то на метле, то на ковре-самолете герои из «Ночи перед рождеством», то проносился, кружась над трубой, гроб с мертвецом из «Вия», то стая волков из «Белого Клыка» подступала к трубе и выла все сильнее, задрав морды к полной луне, выкатившейся на небо.

Ленька, уже никем не подгоняемый, осторожно закрывал книгу, медленно раздевался, будто хотел обмануть всех, кто наблюдал за ним через щели ставен и вьюшку трубы, и, быстро выключив свет, в полной темноте бросался на полати и прятался там с головой под одеялом. Пригревшись и почувствовав под одеялом полную защиту от всего этого мракобесия над крышей и вокруг трубы, Ленька совершенно ясно видел, как все герои страшных сцен, вдруг потеряв его из вида, в растерянности начинали удаляться от трубы, стараясь найти его в отдалении от нее.

Они разлетались все дальше, делая круги все шире и, наконец, совсем улетали, потеряв всякую надежду найти его и снова начать пугать. Ленька успокаивался и засыпал. Так проходил последний зимний месяц, пугая и радуя, замораживая и занося снегом ночью, отогревая и осаживая сугробы днем. Наступала весна 1945 года.

Часть четвертая. Мирная жизнь

Глава 78. Радио



Весна 1945 года была особенной. Казалось, это чувствовали и понимали не только люди, но и сама природа. Каждый, стремясь внести свой особый вклад в ускорение процесса прощания с суровой зимой, природа и люди, старались сделать что-то особенно запоминающееся. Природа, а она по-прежнему была и всесильна, и непредсказуема, послала на землю такое тепло, что к концу марта уже вся земля освободилась от снега, потеплело в воздухе, пригорки под солнцем покрылись ранней весенней травкой, хоть яйца крашенные катай, как на пасху в апреле.

Человек тоже не хотел отставать от природы и своими сюрпризами удивлял других. Хоть у людей обычно не делается ничего без планов и предварительных решений, этой весной многое делалось, как и природой, вне плана и без ранее принятых решений. Но что бы не делалось, все оказывалось приятным сюрпризом. Кто-то на самом верху велел сделать так, чтобы этой весной, причем в первый же ее месяц, то есть в марте, во всех домах появилось радио. А там, где этого никак нельзя было сделать, радио должно было появиться на улице, на столбах, чтобы его все слышали.

Снова разрешили пользоваться радиоприемниками, которые прежде отбирали под угрозой наказания. Но то было в начале войны, а теперь все жили приближением ее конца. И тот, наверху, кто очень хорошо знал и отслеживал события на фронтах, хотел, чтобы и весь народ знал и радовался вместе с ним этим событиям. И все потому, что эти события уже бесповоротно вели только к одному – к победе, к успеху, к концу войны.

В один из теплых, солнечных дней, установившихся в конце марта, калитка с грохотом распахнулась, и во дворе появился прихрамывающий, но с выпяченной грудью, обвешанный мотками проводов, когтями для лазанья по столбам, сумкой с инструментами и еще, бог знает, с чем, улыбающийся связист – радист в полевой форме с туго схваченной армейским ремнем телогрейкой и заломленной набекрень шапке-ушанке. Он был в защитного цвета штанах, заправленных в кирзовые сапоги.

За ним показался паренек, явно помощник, нагруженный еще больше своего командира, и тоже в солдатской форме. Во дворе были бабушка и Ленька. Первый из вошедших зычным голосом прокричал: «Здравия желаем, мамаша! Будем радио вам ставить. И хотели бы у вас свое хозяйство оставить, чтобы оно не было беспризорным. Как, разрешаешь, хозяйка?»

Бабушка, когда хотела, легко прикидывалась глухой, как, впрочем, и слепой, и голодной, и обиженной, и самой несчастной и т.д. и т.п. Вот и на этот раз почему-то решила, что ей нужна роль глухой. «Чевой-то он хочет, ась?» - обернулась она к Леньке, повысив голос, как это делают глухие. Ленька, подыгрывая ей, крикнул прямо в ее ухо: «Радио ставить будут». «Это еще зачем? На кой оно нам? Не надо нам всякой бесовщины», - она замахала руками.

Ленька, в отличие от бабушки, хотел радио. Он был уверен, что и мать, и брат тоже хотят радио, но их не было дома, и Ленька вздрогнул от двоякого положения, в котором он оказался. С одной стороны, в доме хозяйка бабушка, а радио ставить, это и стены долбить, и провода тянуть, что без ее согласия невозможно. С другой стороны, согласиться с ней, значит и связистов восстановить против себя, и мать с братом. Надо было что-то срочно решать.

Подбежав к связистам, Ленька произнес: «Не слушайте вы бабушку. Она просто не понимает, что такое радио. Она и электричество сначала не хотела проводить, говорила: «нечистая сила сверкает». А потом так привыкла, что теперь не может нарадоваться. Так же будет и с радио. Заносите все свои провода. У нас не пропадут. Мы их в сени положим».

Связист снова заулыбался: «Ну, спасибо, солдат. Это ты верно сказал, не понимает бабушка, что такое радио. Без него и жить-то нельзя. Как вы до сих пор без него обходились, и я не понимаю. Что ж, вот поставим вам динамик, не отойдете от него». Он решительно свалил всю свою поклажу у ворот и сказал: «Пускай днем здесь лежит, а вечером занесем в ваши сени. А пока мы с помощником моим пойдем провода по столбам развешивать».

Бабушка, делая вид, что ничего не слышит, отвернулась, чтобы уж и не видеть неразрешенных ею действий, происходящих у нее на виду, прямо в ее дворе. Что такое радио, она знала, как по началу восприняла электричество, тоже помнила. Поэтому против радио она возражать не могла, понимая к тому же, что она одна уже не может решать все вопросы за семью. Но поиграть в разные, лишь ей понятные игры иногда хотелось. Вот и прикинулась не видящей и не слышащей.

А работа тем временем закипела. Ленька не отходил от связистов. Ему все было интересно в их работе, а особенно лазанье на когтях по деревянным столбам, на которых уже красовались изоляторы и провода с напряжением в 220 вольт. Эти же, для радио тянули и закрепляли значительно ниже тех, что уже висели. До конца квартала, то есть до последнего дома по их улице рабочие дошли быстро и начали от столбов протягивать провода к домам.

С теми домами, которые своим фасадом были на одной линии с воротами и выходили на улицу, было проще. А вот с землянкой Соболевых дело осложнялось и тем, что она была удалена от красной линии метров на десять вглубь двора, и тем, что была ниже всех домов в два раза. Да к тому же у нее отсутствовал деревянный фронтон, на который обычно прикручиваются изоляторы, чтобы на них потом подвешивать провода. Чтобы решить все эти проблемы, электрики в свое время вкопали перед землянкой специальный столбик и от большого уличного столба к нему провели электрические провода.

Радистам же не хватало высоты этого столбика и они, чтобы не вкапывать второй, к уже стоявшему прибили под углом укосину, таким образом, подняв радиоизоляторы на высоту электроизоляторов, но в стороне от них. Провозившись долго с их землянкой, главный связист сказал Леньке: «Повозились мы, брат, с вашей точкой. Много времени потеряли, но зато сделали капитально. Ты сам как считаешь? Согласен? Ну, а коль согласен, может, напоишь нас водичкой?» Ленька рад был чем-то услужить им, поэтому он с готовностью спросил: «А квасу хотите?» «Квасу? Это еще лучше будет. Давай квасу», - обрадовано воскликнул командир – связист.

Ленька принес им сразу две огромные кружки квасу, который мужики с трудом осилили. Внутри избы они провели провод быстро и подвесили черную тарелку динамика в кухне, в том же углу, где стояла бабушкина иконка на полочке. Икона, конечно, была в самом углу, а радио висело в простенке между ней и дверным косяком. Когда бабушка увидела такое «безобразие», а она следила за ходом работ и по их окончании быстро вошла в дом, то не могла прореагировать иначе, как сделал бы любой, верующий в бога.

Бабушка неподдельно искренне и театрально красиво всплеснула обеими руками и почему-то в интонациях церковного хора громко пропела: «Ах, вы, нехристи! Все ж повесили свое радие! Да с иконкою моей прямо рядышком! Это ж грех какой! Мне молиться как, а, таперича? Убирайте вы свое радие! Да и сами вы убирайтеся!» Связист, молодой, но всякое повидавший на своем веку, нисколько не растерялся и сразу начал успокаивать ее, не забывая вежливо улыбаться: «А вы, мамаша, когда молиться будете, радио выключайте. Молитва, она тишины требует. Верно ведь? А в остальное время пускай вас радио развлекает. Вот послушайте, какая музыка хорошая играет. Чай, и не слыхали такую никогда?»

«Слыхала я вашу музыку. Знаю! Чего в ней хорошего? Один шум и гром, а покоя нет», - бабушка забыла о своей роли глухой старухи и теперь играла роль оскорбленной в святых чувствах к богу. Тем временем радист подошел к тарелке и крутнул ручку громкости. На его счастье из динамика полилась мягкая классическая музыка и не очень громкая. Но бабушка все равно вздрогнула от неожиданности, махнула рукой и засеменила к выходу, ворча недовольно: «Ой, ой! Заиграли все же свою музыку бесовскую! Черти проклятые! И как она только поместилась в такой тарелке? Без колдовства здесь не обошлось. Покарает нас господь за такое святотатство».

Она еще несколько дней разыгрывала страх перед радио. Побывала у соседей. Видимо, поговорила, посоветовалась с ними. Ленька подозревал, что она даже в церковь ходила, с батюшкой поговорить. А потом вдруг начала проявлять любопытство. Забываясь, она несколько раз уже переспрашивала у Леньки наивным голоском: «Как, Ленюшка, он там помещается, в такой маленькой коробочке? Поди, крупный мужчина, ежели судить по голосу, а, поди ж ты, залез и сидит в этой тарелке?»

Ленька пытался объяснить ей, что это электросигнал идет по проводам, а в коробочке уже превращается в звук. И что никто там не сидит, но она не понимала и не верила ему. Зато однажды, когда радио почему-то надолго замолчало, бабушка, забыв прежние свои страхи, спросила у Леньки: «Ленюшка, а что это радие молчит? Уж не сломалось ли в ем чего?» Ленька сказал, что это Эдик выключил его, когда учил уроки, чтобы не мешало. «Так, ты включи его, милок, включи, а то тихо больно. Я уж попривыкла к нему. Поет ли, говорит ли, все веселее с ним. Вроде как еще кто в доме есть, окромя тебя», - она уже не кокетничала.

Ленька понял, что радио ее покорило. А когда передавали сводки с фронтов или пели деревенские песни, она даже просила сделать погромче. Теперь он часто заставал ее, прильнувшей к тарелке динамика, с напряжением вслушивающейся в тихие звуки музыки или голоса. Но, если он предлагал покрутить ей ручку громкости и не мучиться, стоя на ногах у стены, она в страхе отмахивалась от него: «Что ты, что ты! Еще сломаю чего. Кто потом чинить будет?» Ленька понял, что радио окончательно вошло в жизнь старого и по сути одинокого человека.

Часть четвертая. Мирная жизнь