Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 4. Карьер
Часть первая. Перед оккупацией
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   85

Глава 4. Карьер



На следующее утро, не удерживаемые никем, съев сваренную на воде кашу, без каких-либо приправ, Эдик с Ленькой вышли из дома. Мама ничего не сказала им в след. Да и что было говорить? Все равно их не удержишь, а дома они ей не нужны, тем более, что и она теперь свободна и может подольше побродить по окрестностям, глядишь, что-нибудь попадется съедобное. Горечь, навалившись, сковала и мысли ее и тело. Не хотелось шевелиться.

А Эдик уже за воротами сказал Леньке: «Сегодня далеко пойдем. Я давно обещал Глебу, да мама не отпустила бы». «Куда пойдем?» - Ленька посмотрел на него снизу. «В карьер. Ты там не был еще. Только не стони, если устанешь. Никто тебя одного домой не поведет, пока все вместе не пойдем. Хоть и далеко, зато интересно», - Эдик произнес, как отрезал. Ленька знал, что возражать бесполезно – ответ будет один: «Не хочешь, не ходи. Сиди дома». Ленька не хотел сидеть один дома и поэтому промолчал.

К своему положению «хвостика» старшего брата, как называли его Эдикины друзья, он давно привык. А поняв, что ни капризы, ни хныканье на Эдика не действуют, он смирился со своей участью. Попытки взмолиться, вроде: «Эдька, подожди, я устал», или: «Сейчас сяду и не пойду дальше», или «Ты меня потеряешь и мама тебя заругает», старшего брата не могли разжалобить.

Ясное осознание этого, в конце концов, оказало положительное воздействие на формирование его характера. Ленька уже с тех пор начал понимать, что жаловаться не кому, да и бесполезно. Больше того, жалобы, вместо сочувствия, обычно вызывают презрение. Кроме того, он на своем опыте убедился, что хныканье, расслабление, нахлынувшая к самому себе жалость, лишают последних сил. И тогда, хоть вались на землю и бейся об нее головой, сил не прибавится и никто не поможет подняться. Он, как младший, еще многие годы и в будущем был обречен на роль бредущего сзади. Будь то походы на рыбалку, в ночное, по грибы или ягоды – везде брат вышагивал впереди, а Ленька плелся сзади.

Эдик за руку его никогда не тянул. Правда, он его никогда и не бросал в беде одного. Однажды на рыбалке, когда они вздумали перейти на другой берег незнакомую реку и Ленька вдруг ухнул с головой в воронку, оказавшуюся на дне реки, Эдик, державший на этот раз его за руку, резко выдернул его из ямы, сам чуть не уйдя под воду. Взяв в одну руку одежду, он перевернулся на спину, велел Леньке крепко держаться за то плечо, где была рука с одеждой, и на спине переплыл на другой берег. Он здорово плавал, а еще лучше нырял. Он мог перенырнуть всю реку от берега до берега, конечно, если река не такая широкая, как Донец. Ленька потом тоже станет хорошо плавать и нырять. Но это будет не скоро. А сейчас он вынужден был вырабатывать характер с помощью старшего брата.

Зайдя за Глебом, потом за Васькой и еще за двумя-тремя парнями по пути, они двинулись вниз по реке в дальний поход. Это было значительно дальше, чем до места рыбалки, где они глушили «лимонками» рыбу, да и совсем в другую сторону. Когда они увидели терриконы, так назывались горы земли, поднятой из карьера, то ускорили шаг. Эти горы окружали огромную яму – карьер, в которую даже сверху посмотреть было страшно. Солнце еще было низким и не доставало до дна карьера. Казалось, что там бездонная, черная яма.

Все долго смотрели вниз. Глеб, видно, хорошо ориентируясь здесь, повел их вдоль края карьера, объясняя, что здесь всегда, сколько он себя помнит, добывали камень открытым способом. Раньше его поднимали наверх вагонетками, а в последние годы – машинами. Вагонетки поднимались и опускались по ровному пологому склону, на котором были уложены рельсы, а машины – по извилистой дороге-серпантину. Сейчас машин не было, а вагонетки остались. И хоть электричества нет их можно было поднимать и опускать ручной лебедкой, которая была установлена на крепком фундаменте на краю спуска.

Когда ребята дошли до лебедки, поднялось солнце и осветило дно, заглянув в карьер. Стало все видно и не страшно. Хоть и глубоко, но вполне досягаемое даже для Ленькиных ног, открылось каменное дно карьера. Две узкоколейки ровными линиями прорезали склон карьера, соединяя низ чаши с поверхностью земли. Одна вагонетка находилась вверху, чуть ли не у самой лебедки, вторая – внизу, на дне карьера. Каждая из них стояла на своей колее. Внимательно присмотревшись, можно было понять, что лебедка была не одна. На одном фундаменте их было закреплено две – по одной для каждой вагонетки.

От той и другой лебедки через чугунные блоки к вагонеткам были протянуты стальные тросы. Тот трос, что тянулся вниз, к вагонетке, стоящей на дне карьера, весь провис, задевая рельсы. А к верхней вагонетке шел короткий, туго натянутый трос. Все было покрыто легким слоем ржавчины. В верхней вагонетке было пусто, но скамеек в ней никаких не было.

Глеб подошел к лебедке, немного потянул ручку, ослабил храповик и сбросил его с приводной шестерни, потом смело запрыгнул в вагонетку и чуть отпустил рычаг тормоза, торчавшего рядом с одной стенкой вагонетки. «Залезайте», - весело скомандовал он. Никто даже не пошевелился. «Боитесь? Тогда толкайте, сами увидите, что это не страшно», - снова сказал Глеб. Все опять не отреагировали. «Ну, вы чего? Сдрейфили?! Тогда я сам покажу вам, как это делать», - решил он изменить тактику. Глеб выпрыгнул из вагонетки, столкнул ее с места и, пока она набирала скорость на еле заметном уклоне, снова запрыгнул в нее, ухватившись двумя руками за тормоз.

Все в страхе смотрели на него, но Глеб знал, что делает. Похоже, он здесь был не первый раз. Не давая вагонетке разогнаться, он с силой тянул за тормоз и она медленно, со скрипом сползала вниз. Храповик на лебедке постукивал по шестерне, ручка крутилась вместе с ней. Когда он доехал до самого дна, вздох облегчения вырвался у всех. Васька крикнул Глебу: «А как подниматься?» «Лебедкой», - донеслось до верха. «А мы сами не сумеем», - опять крикнул Васька. «Сейчас покажу», - громко произнес Глеб. Он полностью ослабил тормоз на одной, потом на другой вагонетке и начал карабкаться по склону вверх.

Добравшись до края поверхности земли, он сел, чтобы отдышаться. Потом встал и уверенно позвал: «Вася, помогай!» К нему кинулись остальные, но он решительно остановил их: «Тут всем места не хватит. Можно только двоим, самым сильным». Гордый Василий встал напротив Глеба с другой стороны рукоятки. Глеб перебросил храповик в положение на удержание шестерни, и они начли крутить рукоятку. Вагонетка поползла вверх. Видно было, что им нелегко. Но вагонетка медленно поднималась, а наши силачи даже ни разу не остановились. Подняв одну, они проделали то же и с другой вагонеткой.

Осмелев, все парни захотели прокатиться. Но Глеб, как человек ответственный, им самим спускаться не разрешил. Он разделил всех на две группы – вышло по три человека, не считая его самого. Он сам спустил одну вагонетку, потом, взобравшись наверх, вторую. Когда все оказались внизу, Глеб признался: «На сегодня хватит – устал. Полезли вверх». Выбравшись из карьера, все повалились на согретую солнцем траву. Отлежавшись, начали подниматься. Солнце склонялось к вечеру. Пора было топать домой, тем более что дорога была не близкой. Все были голодные, но не жаловались. С некоторых пор никто не брал с собой чего-нибудь перекусить – дома не было ничего.

По дороге домой Глеб предложил сделать небольшой крюк и заглянуть на чьи-то огороды. Все согласились. Издали, увидев свисающие до земли шляпки подсолнухов, парни бросились к ним бегом. Срезав по две-три шляпки и положив их за пазухи, весело зашагали дальше. Их действия сопровождались тем воровским волнением, какое случается у любого, залезшего в чужой огород. Но их никто не остановил, хотя по всем признакам это были не колхозные поля, а ровно нарезанные и разделенные межой полосы частных владений. Некому было ни охранять, ни убирать урожай, хотя время для этого уже пришло. Где были люди, которых раньше так много мелькало на огородах, Ленька не знал.

Мама обрадовалась подсолнухам – она их любила с детства. Усевшись за стол, она сосредоточенно вынимала из шляпки созревшие черные семечки, бросала их в рот по несколько штук сразу и, ловко управляясь языком и губами, выплевывала на стол уже чистую скорлупу. Последняя вилась из ее рта до самого стола непрерывной гирляндой и укладывалась в одну горку. Причем, она не плевалась, а просто, полуоткрыв рот, бесшумно выпускала сухую змейку скорлупок, которые сами падали на стол. Ленька удивлялся ее мастерству и в дальнейшем освоил его в совершенстве, когда у них росло много своих подсолнухов.

Несмотря на расстояние, на завтра пацанов снова потянуло к карьеру. Все осмелели и хотели покататься на вагонетках. В этой затее главными участниками были Глеб и Васька, так как без их физической силы другим с вагонетками было не справиться. Старшие и не думали отказываться, тем более что Глеб пообещал ребятам показать кое-что более интересное, чем вагонетки.

Заинтересованные его обещаниями, они не возразили сначала обойти карьер на другую сторону, а потом вернуться к вагонеткам. Пройдя по окружности карьера, Глеб остановился на другой его стороне точно против вагонеток. «Это мой ориентир», - сказал он и полез по откосу на ближайший террикон. Его вершина давно осыпалась и поросла кустарником. Глеб позвал за собой только Ваську, остальным, велев ждать внизу. Скрывшись в кустах, они долго не появлялись. Потом медленно вышли из кустов, осторожно неся на руках по одному длинному снаряду. Стоявшие внизу попятились назад. «Не бойтесь, они не взорвутся», - успокоил всех Глеб.

Когда Глеб и Васька достигли подножия холма и положили свою смертельную ношу на землю, Глеб произнес: «На всякий случай, пока не подходите ко мне. Я откручу головки и тогда позову вас». Все, кроме Васьки, отпрянули, чуть ли не к соседнему террикону. Никому не понятно было, что делал Глеб. Он склонился над снарядами и что-то крутил руками. Васька стоял рядом и только смотрел. Через несколько минут Глеб крикнул: «Можно! Давайте все сюда!» Друзья кинулись к нему. Мальчишки привыкли доверять ему и теперь без страха наклонились над снарядами. Это были круглые, длиной с полметра и диаметром шесть-семь сантиметров темные цилиндры из какого-то металла.

Рядом лежали открученные головки-конусы. Глеб приподнял открытый конец и показал набитую цветными макаронинами гильзу. С трудом протиснувшись ногтями между торцами трубчатого пороха – все поняли, что это он и есть – Глеб вытянул одну трубочку. Она оказалась длиной во всю гильзу. Дальше дело пошло быстрее. Он выбрасывал трубочки пороха из снаряда, и разноцветная куча пороха росла на глазах. Когда обе гильзы были освобождены, Глеб накрутил на них головки, взял их двумя руками и, взобравшись на холм, спрятал пустые снаряды в кустах.

Спустившись, Глеб предложил: «Теперь можно побаловаться». «А как?» - спросил Эдик. «А вот как. Отойдите в сторонку», - Глеб отстранил всех рукой, взял одну трубочку и отошел от других ребят в сторону. Достав из кармана спички, он поджег один конец трубочки и бросил ее на землю. Порох горел с одного конца, разбрасывая во все стороны цветные искры, а с другого дымился струйкой черного дыма. Глеб лукаво посмотрел на всех: «А сейчас – главный фокус!» Он наступил ногой на тот конец макаронины, из которого вилась струйка дыма, и плотно прижал его к земле. Лишившись выхода, дым стал скапливаться в трубке, а потом начал хлопками вырываться наружу со стороны пламени.

Хлопки, похожие на выстрелы, пламя с разлетающимися искрами – все это напоминало фейерверк. Расплывшись улыбкой, Глеб в восторге предложил: «Ну, кто смелый?! Берите по одной трубке, а я буду поджигать». Скоро вся поляна между подножием холма и краем обрыва в карьер стреляла, сверкала, дымилась трубчатым порохом. Все хохотали, орали и носились в восторге, забыв о надвигающейся на город войне.

На этот раз не хватило времени на вагонетки – жгли порох до самого вечера. Кто-то хотел остатки унести домой, но Глеб, зорко следящий за всеми, не позволил: «Ты что, хочешь нас всех заложить? Забудьте об этом и чтобы дома ни «гу-гу». Если кто-нибудь проболтается, узнаю, пожалеете. Я вам не мамочка, в угол ставить не буду. Так наподдаю, что дорогу сюда забудете. Не посмотрю, что друзья. Не обижайтесь, тут дело серьезное - война! Скоро немцы будут в городе. Я должен быть в вас уверен. Так что учитесь молчать – пригодится, тем более, что враги уже бродят по городу и прислушиваются. Иначе, не появляйтесь здесь!» Никто не обиделся на его неожиданно строгое предупреждение, но Ленька невольно вздрогнул, боясь, что все свои слова Глеб обращал, прежде всего, к нему, как к самому маленькому. Леньке было обидно, но он виду не подал, что это касается и его тоже. Прячась за спину брата, он всем показывал безразличие к происходящему. В этот момент ему хотелось быть таким же взрослым, как все.

Собрав целые трубочки пороха и не сгоревшие остатки, Глеб отнес их на холм, а потом заставил всех замести ногами следы поджогов. Сровняв все ямки и бугорки, взрытые ботинками во время веселья, парни успокоились и зашагали домой. Проходя мимо вагонеток, Глеб сказал: «Завтра покатаемся, а сегодня надо еще успеть нарезать подсолнухов» Все молча согласились.

Следующий день выдался по-летнему теплый. Стояла тишина, солнце припекало. Все весело шагали к карьеру, предвкушая веселую забаву. Подойдя к вагонеткам, Глеб остановился с вопросом: «Ну, что, покатаемся?» Васька, заглянув в карьер, предложил: «Давай подождем, пока поднимется солнце и прогреет дно карьера. А то там еще темно и холодно. А мы пока порохом постреляем. А?» Глеб согласился: «Я не против. Как остальные?» Никто не возразил, и все двинулись на ту сторону карьера.

Глеб принес вчерашние остатки трубочек и бросил их в траву. Ребята расхватали цветные макаронины и начали подставлять их концы к зажженной Глебом спичке. Опять началась стрельба, полетели искры, запахло характерным запахом порохового дыма. Все остатки быстро закончились, и Глеб спросил: «Ну, что? Еще разобрать снаряд?» «Давай, давай», - загалдели кругом. «Тогда стойте здесь, а лучше отойдите в сторону», - сказал Глеб и полез на холм. Не долго пошарив в кустах, он вынес оттуда один снаряд и спустился с ним вниз. Положив его на землю, он взмахом руки как бы отогнал всех подальше и присел на корточки возле снаряда.

Все попятились назад, а Васька, на правах бывалого, вернулся к Глебу. Тот, подняв на него голову, ничего не сказал и начал осторожно откручивать головку. Проделав все так же, как вчера, Глеб подозвал всех к себе и быстро распотрошил гильзу. Накрутив на пустой цилиндр головку от снаряда, он бегом отнес его наверх и спрятал в кусты. Веселье продолжалось еще больше часа. Пороха было много – хватило всем и опять осталось, как вчера, не меньше дюжины трубочек.

Солнце, поднявшись высоко, давно уже грело дно карьера. Глеб повернулся к вагонеткам: «Пошли!» Все двинулись за ним. Уже подошли к лебедкам, и Глеб остановился возле рукоятки одной из них, когда кто-то заметил: «А Васька где?» Всем понятен был смысл вопроса – именно Васька с Глебом поднимали вагонетки. Разом обернувшись назад, ребята увидели оставшегося на месте товарища. Он сидел на корточках, склоненный над землей и не смотрел в их сторону. Они заорали на разные голоса: «Васька!» Тот поднял голову и помахал им рукой. Тогда кто-то опять закричал: «Иди к нам!» Но тот отмахнулся ладошкой так, что стало ясно, он не хочет. Что его так увлекло, с такого расстояния не было видно. Решил, наверное, дожечь весь порох.

«Что же, не ждать ведь его всем», - вздохнул Глеб. «Давай, Эдик, попробуем с тобой поднять вагонетку», - произнес он с сомнением. Эдик молча, но решительно ухватился за рукоятку лебедки. Глеб проверил, правильно ли установлен храповик, встал по другую сторону и скомандовал: «Начали!» Леньке показалось, что вагонетка поднимается даже быстрее, чем тогда, когда с Глебом крутил лебедку Васька. Видно было, что Эдик изо всех сил старается не уступать Глебу. Глеб, конечно, был сильнее, но Эдик, хоть и худой, был жилистый и цепкий. Все получилось. Подняли обе вагонетки, и потом Глеб по очереди спустил всех ребят на дно карьера.

Никто не спешил подниматься наверх. Все стали обследовать дно карьера. Еще видны были свежие следы зубьев экскаватора, грызущего скалу. В каких-то местах осыпался желтый песок, там камня не было. Кто-то нашел кварцевые вкрапления. Раньше здесь никто из ребят не бывал – не пустили бы – поэтому теперь рассматривали все с большим интересом. Кто-то стал набивать камнями карманы. Глеб попытался остановить его: «Брось! На реке лучше можно найти. Там гладкие, обтесанные, красивые гальки, а здесь все острые, грязные и бесформенные».

Так они бродили по ямам и дорогам, которых было множество на дне карьера. Кто-то даже карабкался по противоположному склону, густо поросшему травой. Там, явно, давно не было разработок. А, в общем, ничего интересного не было: ни экскаваторов, ни машин – все уехали отсюда. Кто-то обнаружил стекающий по склону чистый ручеек воды и позвал: «Кто хочет пить? Вода чистая. Идите сюда». Никто не откликнулся. Все разомлели под лучами палящего не по-осеннему солнца, постепенно утрачивая интерес к новым открытиям в этом каменном мире.

Вдруг воздух потряс сильнейший взрыв. Все разом обернулись, задрав головы в сторону Васьки. Он стоял на краю обрыва во весь рост и, протянув правую руку к ним, кричал: «Глеб! Глеб!» Вместо левой руки из белой рубахи свисала красная тряпка – обрывок рукава. Леньке показалось, что из него во все стороны брызжет кровь. Не сговариваясь, все бросились к Ваське. До верха было далеко, но Глеб очутился там раньше других. Ленька же вообще никак не мог взобраться один – ему попался крутой склон, он соскальзывал вниз по оголенным мокрым камням, падал, ударялся коленями и локтями об их острые углы. Слезы текли по его щекам, но он помнил, что все заняты делом поважнее, чем у него, поэтому молчал и забирался по склону карьера наискосок, все дальше от Васьки, в сторону вагонеток.

Он помнил, что там пологий спуск, сухой склон, протоптаны дорожки, и при подъеме можно даже держаться за тросы вагонеток. Ленька успокаивал себя мыслью, что он успеет добраться до верха, пока они что-то сделают с Васькой. Он не знал, что они сделают, но был уверен, что Глеб знает, что нужно делать. Да и оказаться там вместе со всеми он не хотел, потому что ему было страшно от одного вида оторванной Васькиной руки. А если они сейчас унесут Ваську, а его забудут? Ведь Ваську надо быстрее в больницу нести. Эти мысли мелькали в его голове, пока он карабкался наверх. Нет, он должен успеть. А если не успеет, Эдик ему поможет забраться, он ведь не бросит его одного. Мама ему задаст, если он вернется без брата. Наконец, Ленька ухватился за фундамент лебедки.

Когда он распрямился, то увидел ребят, приближающихся к нему. Впереди шагал Глеб, в руках он держал концы двух жердей, соединенных какой-то брезентовой лентой наподобие носилок. Сзади одну жердь держал Эдик, вторую Вовка. На носилках лежал белый, как его рубаха, Васька. Левая рука выше локтя по самое плечо была замотана какими-то тряпками и завязана веревкой. Все было красным от крови. Подходя к лебедке, процессия не остановилась. Глеб твердо произнес: «Будем меняться на ходу и двигаться как можно быстрее, иначе он потеряет много крови». Все промолчали и ускорили шаг.

Ленька невольно оказался в хвосте, но, несмотря на усталость, засеменил быстрее обычного, переходя с шага на бег. Двигались так быстро и так были удручены случившимся, что не заметили, как оказались на окраине города. Подошли к зданию школы. Не Эдикиной, а совсем другой, но похожей на ту, где он учился, и зачем-то пошли к ее воротам. Глеб шагал уверенно прямо к зданию школы. Подойдя к закрытым дверям, Глеб постучал. Никто не открывал. Он постучал сильнее. За дверью раздался недовольный голос: «Кто там?» «Это я, Глеб. Открывай, дядя Коля, скорее», - взмолился Глеб. Дверь нехотя заскрипела.

«Что у вас?» - спросил голос из полумрака. «Ваське руку оторвало. Доктор нужен», - пояснил в нетерпении Глеб. «Как же это?» - запричитал голос. «Пускай, пускай нас скорее, дядя Коля. Крови много уже потеряли», - Глеб толкнул дверь всем корпусом и протиснулся с носилками вовнутрь коридора. Эдик с Вовкой, держа носилки, вошли за ним. Перед остальными дверь закрылась. «Вам не надо сюда», - произнес голос. Все остановились и стали ждать.

Ждали недолго – появились все трое ребят. Васьки с ними не было. Ясно, что его оставили в школе. Кто-то спросил: «Ну, как Васька?» «Доктор сейчас осматривает его. Сказал, что будет делать операцию. Какую, не сказал. Только выгнал нас и велел прийти завтра», - Глеб устало опустился на крыльцо. Все уселись рядом. Помолчали. Потом Глеб рывком встал и объявил: «Пошли по домам. Надо отдохнуть. И чтоб никому ни слова!» Молча разошлись в разные стороны.

Двигаясь за братом, Ленька несколько раз порывался спросить его о Ваське, но не знал какой вопрос задать, чтобы самому было ясно, чего он хочет узнать. Наконец, он сформулировал то, что хотел: « А где Васька взял снаряд?» Эдик неожиданно спокойно и коротко ответил: «На холме, в кустах». Леньке этого было явно мало. Он заволновался: «Но ведь Глеб ему не разрешал?» Чтобы Ленька больше не мучил его, Эдик сказал ему все, что тот так не вовремя захотел узнать: «Ему никто не разрешал. Он взял снаряд без разрешения, а как с ним обращаться, не знал. Вот и доигрался». «А что теперь будет?» - Ленька уже стал раздражать его своими вопросами. «Не знаю. Отстань, и так тошно, да ты еще здесь», - в сердцах повысил голос Эдик. До дома шли молча.


Часть первая. Перед оккупацией