Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 42. Рынок
Часть третья. В глубоком тылу
Подобный материал:
1   ...   37   38   39   40   41   42   43   44   ...   85

Глава 42. Рынок



Утром, сразу после завтрака к ним пришли Николай и Генка. У старшего рука все еще была перевязана. В другой руке он держал черную хозяйственную сумку. «Пошли на рынок», - обратился он к Эдику и Леньке, стоявшим в нерешительности во дворе. «А что там делать?» - спросил Эдик. «Посмотрите рынок. Вы же там еще не были. Знаете, как на рынке здорово! Там есть все, что хочешь!» - уговаривал Николай. «Только за тем идти, чтобы поглазеть? Покупать все равно ничего не будем», - вяло сопротивлялся Эдик. «Мы будем покупать», - парировал Николай. Ленька, не представляющий чем заняться, помог ему: «Пошли. Рынок хоть узнаем. А когда деньги будут, сами станем ходить. Дорогу запомним».

Эдик хмыкнул: «Придумал, тоже! Чего ее запоминать? Мы с тобой уже рядом с рынком были, когда у кинотеатра кружили. Не помнишь, что ли? Ну, ладно, пошли. Ты, Лень, только майку надень, чтобы спину прикрыть». Мать ушла на работу, а с бабушкой они не разговаривали после инцидента с помидором, поэтому пошли на рынок без чьего-либо разрешения.

Та дорога к рынку, что знали Соболевы, шла через центр города и подходила по центральной улице к парадным воротам (если у рынка бывают парадные ворота). Руденки же повели их коротким путем, все время забирая вправо от улицы Повстанческой, и вывели на улицу, идущую с другой стороны рынка, можно сказать, с его «черного входа». Эта улица вся была заставлена телегами с впряженными в них лошадьми, а то и быками. К забору были привязаны, вероятно, пригнанные на продажу, коровы, овцы, козы и даже верблюды. Тут можно было увидеть ослов, ишаков и всякую мелкую живность вроде собак, кроликов, кур, индюков, голубей и множество незнакомых Леньке животных на веревочках, на коленях у владельцев, или в клетках. Эту улицу Руденки называли «заезжей».

Это был своеобразный зоопарк, которым можно было любоваться целый день. Продавцы, заинтересованные в продаже своих питомцев, постоянно демонстрировали их достоинства перед публикой. Они до блеска мыли и расчесывали шерсть крупных животных, кроликов вздергивали вверх то за уши, то за задние лапы и дули изо всех сил на их шкуры, морских свинок заставляли вытаскивать из деревянных ящичков какие-то пакетики. Возле забора, к которому были привязаны животные, валялись охапки сена, брошенного им то ли на корм, то ли на подстилку. Все это растаскивалось толпой снующих туда-сюда зевак по всей улице, делая ее похожей скорее на скотный двор, чем на центральную улицу областного города.

Но, очевидно, традиции торговли, делавшие рынок наиважнейшим, а зачастую и единственным местом удовлетворения спроса населения на жизненно необходимые товары, были столь сильны, что любой город, независимо от его статуса, позволял себе один-два квартала принести в жертву такому архаизму, каким был и остается до сих пор рынок.

Обнесенный довольно приличным, сделанным из кованного чугуна, высоким забором, рынок простирался влево и вправо от ворот на целые два квартала. По ширине он был равен одному кварталу. Зайдя в ворота с заезжей улицы и пройдя через весь рынок поперек его, можно было выйти в другие ворота сразу на парадную улицу.

Николай уже давно умолял Эдика и Леньку перестать глазеть на «весь этот цирк» и зайти на территорию рынка, чтобы купить необходимые ему лук и чеснок, за которыми его и послали сюда из дома. Но его не слышали не только братья Соболевы, но и его брат Генка. Все глазели на диковинное зрелище, раскинувшееся перед забором у ворот «черного входа» на рынок со стороны «заезжей» улицы.

Наконец, вняв его мольбам, вся компания протиснулась в ворота и оказалась перед ровными рядами прилавков открытой части рынка. Сделанный, скорее всего, по типовому проекту, рынок по своей планировке был таким же, как и сотни других рынков страны. Две трети его территории занимал так называемый открытый рынок. Он представлял из себя тянущиеся в несколько рядов прилавки с двускатными крышами над ними от дождя. Одну треть территории занимал крытый рынок. Это был огромный павильон, утопающий в полумраке и почему-то всегда прохладный внутри, даже при самой сильной яркости солнца и жаре снаружи.

На прилавках открытого рынка были выставлены еще не иссякшие запасы зимних заготовок – от солений и варений до, сохранивших в себе до такой поры ядреную свежесть, картошки, морковки, свеклы, репы, редьки, тыквы и еще, бог знает, каких овощей, что прекрасно хранят кустанайские погреба в недрах этой плодородной земли. Пройдя сквозь ряды прилавков и, очутившись перед первым из этих рядов, ближайшим к центральной улице и, значит, к парадным воротам, Ленька увидел образованный уже не на деревянном прилавке, а перед ним, прямо на земле еще один торговый ряд, равный по длине всем остальным.

Леньке сразу бросилась в глаза веселая яркость летней жизни, прямо таки излучаемая этим рядом, в отличие от тех шести или восьми рядов, под длинными крышами, которые они только что прошли. В тех рядах, на многочисленных прилавках царило какое-то унылое однообразие, представленное уже теряющими свою силу, питательную ценность, привлекательность и саму жизнь одинаковыми наборами прошлогодних овощей. В этом же ряду, прямо на земле все благоухало свежестью живых плодов степи и солнца.

Здесь была представлена во всем ее многообразии новая жизнь, которая, дай только время, вытеснит все уже отмирающее, но еще занимающее львиную долю этой драгоценной территории. Этот ряд представлял собой то, что, почему-то, у нас зовется «восточный базар». Начинала этот ряд огромная куча арбузов с ярко красными половинками на самом верху. Рядом была, не меньшая по величине, гора дынь с медово-желтыми срезами на нескольких из них.

Красные помидоры, размером с хороший кулак, огурцы, тыквы, редька, редиска, лук-порей и лук-репка, укроп, хрен, перцы зеленые и красные и многое другое, что в огороде Ленькиной бабушки только начинало набирать силу, здесь высилось горами готовой к употреблению продукции. Весь длиннющий, метров в пятьдесят, этот ряд представлял из себя непрерывную череду благоухающих свежими, манящими запахами и сверкающих неописуемым разноцветьем овощей, ягод и фруктов нового сезона.

При этом ни один из продавцов не сидел молча и неподвижно. Каждый из них что-то говорил, поливая, протирая, подбрасывая в руках свой товар, приседал и бегал возле него, будто отплясывая ритуальный танец. Ленька стал присматриваться и прислушиваться к владельцам товара. Все они были похожими друг на друга и, уж точно, не были русскими как те, что стояли за прилавками. Ленька спросил у Николая, стараясь перекричать, стоявший над рынком, общий гул: «Кто они?» «Корейцы. Они все живут в корейском поселке и считаются лучшими овощеводами», - ответил Николай, уже давно усвоивший сказанную кем-то, а теперь произнесенную им мысль.

Ленька остановился возле одного продавца, перед которым на подстилке стояли холщевые мешочки с закрученными наружу краями, полными какого-то зелья и мерными стаканами, воткнутыми в него. Рядом лежали подсушенные стебли с листьями и высохшими головками. С этого места в Ленькин нос проникала удушливая волна запаха, дурманящего и перехватывающего дыхание. Он прислушался к тому, что непрерывно повторял маленький кореец: «Клепики табатики, тулетики табатики! Пала лубли, пала лубли!»

«Что он говорит?» - снова обратился Ленька к Николаю. Тот засмеялся: «Он говорит: «Крепкий табачок, турецкий табачок! Два рубля за стакан, два рубля!» Ленька снова остановился уже возле другого торговца табаком, но не из-за его бормотания, а привлеченный его демонстрацией какого-то темно-зеленого порошка, тоже заполнявшего холщовые мешочки, но отличавшегося от табака тонким помолом и с красными вкраплениями. Хозяин брал из мешочка щепотку порошка, высыпал его на ладонь и с ладони вдыхал сначала одной ноздрей, потом другой.

Через несколько секунд он начинал яростно чихать и, явно довольный произведенным эффектом, улыбался во весь рот. Прочихавшись, он закладывал такой же порошок, но из другого мешочка, сначала за одну щеку, потом за вторую и, вертя головой, демонстрировал раздувшиеся как у бобра щеки. Самым неожиданным, а для Ленькиной брезгливости, просто тошнотворным, было зрелище зеленого плевка, которое совершал в заключение продавец этого зелья прямо на землю сбоку от себя.

«Что он делает?» - опять обратился Ленька к Николаю. «Этот порошок делается из табака с перцем специально для очистки и дезинфекции полости носа и рта. Он вдыхает его в нос и от раздражения выходит вся слизь из гайморовой полости. А во рту от этого порошка гибнут все микробы», - пояснил Николай. «Но ведь он же, наверное, горький?» - удивился Ленька. «Еще бы! Хина! Но они терпят – традиции такие. И у казахов такие же привычки», - просветил его Николай.

Бахчевые культуры – арбузы, дыни, тыква, а также садовые – яблоки, груши, вишня, слива, клубника были только у корейцев. «Странно, почему только у них растут такие вкусные плоды? Разве русским не хочется самим выращивать, а не покупать их на рынке?» - подумал Ленька. Он в то время, когда находился на рынке, и понятия не имел, что делается все в его родном государстве не по принципу «хочу – не хочу» (если иметь в виду личное желание конкретного человека), а по решению и призыву Партии и Правительства (предположительно принятых тоже в интересах простого человека).

И еще он не знал, что корейцы в своем поселке, для которого, естественно, было отведено место совершенно не пригодное для какого-либо земледелия, творили чудеса, выращивая неслыханные урожаи овощей на мизерных клочках земли. Ленька, правда, стал свидетелем и участником событий, когда, лет через пять после войны, согласно какого-то Постановления Партии и Правительства стали ограничивать земельные наделы в городских усадьбах до десяти-пятнадцати соток – это вместе со всеми строениями и огородами (вероятно, либо процесс урбанизации захлестнул чьи-то умы, либо желание очистить город от скота), но зато разрешили выделение каждому работающему участка земли в загородной степи для увеличения кормовой базы семьи.

Ленькина мать к тому времени уже работала диспетчером в огромном автохозяйстве, была там на хорошем счету и ей на семью было выделено километрах в двадцати за городом на распаханной целине два больших участка, соток по двадцать каждый. Один - для посадки картофеля, второй – под бахчевые культуры. Надо отдать должное тем руководителям, которые с такой заботой о простых людях организовали для них процесс использования выделенной земли! Если бы не эта, тщательно продуманная забота, причем, не просто помощь, а именно забота, то людям от выделенной земли не было бы никакого проку.

Представить даже невозможно, чтобы его мать, тридцатипятилетняя женщина с двумя сыновьями, единственными помощниками в лице десятилетнего Леньки и шестнадцатилетнего Эдика, могла осилить всю работу на этих участках так далеко за городом. Автобаза, с исключительной точностью соблюдая агротехнические сроки, весной вспахивала за свой счет все поле, потом доставляла на своем транспорте людей на посадку вместе с посадочным материалом, два-три раза в сезон вывозила всех на прополку-окучивание огородов, осенью предоставляла бортовые автомашины и мужчин-грузчиков для погрузки и доставки по домам собранного урожая.

И если картофель в мешках, хоть и с трудом, но умещался на один борт, то под бахчевые – они ведь огромные, эти арбузы, дыни и тыквы – приходилось гонять машину два раза – такие были урожаи! А людей, как врезалось в Ленькину память, на полях было видимо-невидимо – и все это работники только автобазы. А на других, соседних полях были огородники из других организаций. И там так же было все организовано за счет государства. Лучше, или хуже, чем на автобазе, Ленька, конечно, не знал. У людей ведь тогда не было не то чтобы своих автомашин, велосипеды и те были в качестве экзотики, причем, лишь у некоторых. Поэтому без помощи организаций люди бы не обошлись.

Уже работая на производстве, с начала семидесятых годов, Ленька никогда больше не встречался с такой организованной и целенаправленной заботой о людях. Очевидно, что и само то Постановление, оказавшееся очень своевременным и полезным для изголодавшихся людей, и организация его выполнения, доведенная до скрупулезной педантичности, могут служить примером того, как, даже в масштабах гигантской страны, можно решать проблемы с умом, правда, если ум есть.

За своими рассуждениями Ленька не заметил, как оказался под крышей высоченного павильона. Его привели в чувство полумрак и приятная прохлада, сменившие ослепительное и знойное солнце, висящее над открытым рынком. Из конца в конец павильона, по его осевой линии тянулись две пары прилавков, за которыми торговали только мясом. За прилавками стояли продавцы, перед ними горками высились пласты свеженарубленного мяса, за ними стояли огромные колоды с воткнутыми в них топорами, а за колодами на крючках, вбитых в столбы-стойки, висели целые туши животных.

Ничего нового в процессе торговли мясом Ленька здесь для себя не открыл, за исключением того факта, что продавец мог срезать прямо с туши то место, на которое указывал ему покупатель. Отметив про себя такой момент, когда продавец отрезал от туши кусок мякоти и бросил его на весы, Ленька уже без интереса отвернулся и пошел дальше в торец павильона. Развернувшись перед банками с медом, медом в сотах, воском, прополисом, рамками, разными аксессуарами пчеловодов, Ленька пошел по одному из боковых рядов, примыкающему к длинной стене павильона.

От головокружительных запахов копченостей и колбас, развешанных на натянутых как струна проволоках, скользящих по ним, и мелькающих в руках продавца, когда он передвигал и срезал их по указанию покупателя, у Леньки потекли слюнки. Нет нужды описывать то многообразие форм и содержаний, представленных здесь владельцами собственных коптильных печей, тем более, что Ленька все равно не знал ни одного названия из увиденных мясных изделий.

Его, конечно, удивляли своими мизерными размерами тонкие колбаски, равно как и гигантские по диаметру и длине толстые поленья мясного фарша в оболочке, но он при этом понимал, что здесь демонстрируются не просто возможности использования всего разнообразия кишок, встречающихся у разных животных. Он понимал, что гурманы, вероятно, отличают эти колбасы не только по размерам, вкусу и по содержанию, но также способу и технологии изготовления.

Будучи совершенно далеким от процесса изготовления всего этого богатства и потому безразличным к истории его возникновения, Ленька, однако, не прочь был вцепиться руками и погрузиться зубами в любой из этих благоухающих кругов, мелькающих перед его глазами. Запахи буквально сводили с ума. Оставаться далее возле этого прилавка не имело смысла, кроме как для самоистязания. Ленька этого не любил и поэтому, не объясняя ничего своим спутникам, выскочил из павильона.

Но картину мелькающих в руках продавцов, скользящих по проволоке, падающих на весы копченых кругов разной толщины и разных диаметров, он запомнил надолго. И вот однажды, а точнее ровно через год, когда у него появились шальные деньги, Ленька истратил их не на что-либо другое, а именно на покупку целого круга колбасы, так прочно засевшего в его голову и не покидавшего ее все это время. Ровно то время, какое понадобилось, чтобы мечта вечно голодного мальчишки обернулась для него очередной кровью.

Уже за воротами рынка, когда вся честная компания бодро вышагивала домой, освобождаясь от гипноза увиденного, Ленька спросил у Николая: «А ты лук-то купил?» «Конечно, купил. Вот смотри: лук, чеснок, огурцы, помидоры, редиска. Все, что нужно для салата. У вас это все растет во дворе, а у нас нет. Вот мы и покупаем на рынке. Здесь все свежее, только сегодня утром сорвано с грядки. И не дорого», - он показывал Леньке раскрытую сумку. «А где же вы деньги берете, если отец на войне, а мама не работает?» - полюбопытствовал Ленька. «Как не работает? А кто шьет с утра до ночи рубашки и штаны? У мамы столько заказов, что она сама не успевает ни обеда приготовить, ни поесть. Если бы не Маша, и мы бы голодные сидели. Я же говорил, расплачиваются заказчики и мясом, и птицей, и зерном, и деньгами – у кого что есть», - уже второй раз объяснил Николай.

Ленька про себя подумал: «А у нас нет денег даже на кино или мороженое, не говоря уж о колбасе. Когда еще мама получит свою первую зарплату?» Вспомнив про историю с зеленым помидором, Ленька отметил, что Николай на рынке купил совершенно красные помидоры, какие у них еще не скоро будут. «Да, на рынке все есть! Как это получается?» - недоумевал Ленька.

Будучи уже взрослым и по роду своей работы, объездившим всю его необъятную страну, Ленька в обязательном порядке бывал на центральных рынках всех посещаемых им городов. Никто их так, естественно, не называл – «рынок». Базар, а не рынок! А, учитывая, что по всему Югу страны, если двигаться с Запада на Восток, центральные рынки были еще и городской достопримечательностью, то не посетить их нельзя было никак. Рынки городов Украины, Кубани, Дона, Ставрополья, Северного Кавказа, Южного Казахстана, Республик Средней Азии и Приамурья – все отличались от рынков северных городов страны огромным разнообразием товара и, особенно, всяческих овощей, фруктов и бахчевых культур.

Между собой же все эти рынки скорее походили друг на друга, чем отличались. Некоторые отличия, естественно, были и между ними, но происходили они скорее от особенностей местного климата, что делало некоторые продукты фирменной принадлежностью и даже гордостью именно этого края. Например, всем известно, что самые вкусные гранаты растут только в Азербайджане, так же как лучшие арбузы – в Астрахани, а лучшие дыни – в Узбекистане и Туркмении, хотя и то, и другое, и третье растет везде из названных территорий. И эти знания не обижают представителей разных территорий – у них и так есть, чем гордиться – своим, принадлежащим только их истории, их традиции, их пристрастию.

Так вот, уже взрослого Леньку, всякий раз, при виде такого рынка занимал один и тот же вопрос: «Почему все эти рынки называются «Восточный базар»?» Разве они есть только на Востоке? Нет, они даже в его стране растянулись на десяток тысяч километров в цепочку рынков, разных по величине, но не уступающих друг другу по богатству и экзотике содержимого их прилавков. И это только в его стране, где большая часть территории является Северной и потому на ней не растет ничего из того, что украшает так называемые «Восточные базары». Что уж говорить тогда о других странах, расположенных на более южных широтах, чем его страна?

Да, таких стран в мире большинство! И там растут не то чтобы арбузы и дыни, а всякие кокосы и бананы, манго и киви, причем, в таком изобилии, что их хватает, чтобы завалить рынки всего мира, сделав их «Восточными базарами». Вот в чем разгадка – в чьем-то желании и инициативе! Или их отсутствии! То есть, возвращаясь к фантастическим возможностям инициативы, вечно сдерживаемой железным принципом «хочу – не хочу», которым имели право руководствоваться только те же Партия и Правительство, нельзя не вспомнить еще одного из принятых ими замечательного Постановления. К сожалению, выпущенное с большим опозданием, оно упустило многие годы добровольного труда инициативных и изобретательных людей, с большим энтузиазмом откликнувшихся на это Постановление.

Речь идет о Постановлении, разрешившем создание садовых товариществ и выращивание в частно-инициативном порядке любых экзотических культур. Это было уже в семидесятые годы после подъема целины, когда вся распаханная (то есть «поднятая») земля перешла колхозам, включая и те картофельные и бахчевые участки, которые так выручили после войны голодных горожан. Получив право на четыре сотки садового участка, люди начали выращивать, наряду с привычными овощами, фрукты, ягоды и бахчевые культуры. У самих садоводов развился интерес, появились знания и воспиталась культура земледелия.

С распространением в стране садоводства рынок стал и на Севере все больше походить на «Восточный». А уж в девяностые годы, когда пришла перестройка и открылись границы для экзотических фруктов, само понятие «Восточный базар» утратило свой первоначальный смысл и стало забываться. И причем очень быстро! А почему? Да потому, что происхождение его было навязано искусственно и не имело никакого отношения к Востоку.

Оно просто оправдывало и прикрывало беспомощность и нежелание тех чиновников, в чьи обязанности как раз и входила задача снабжать страну всем тем, что растет на земле и уже давно доступно было всем странам света, кроме его, Ленькиной страны. Вот и придумали слова «Восточный базар». Вроде как, возможный быть только на Востоке, но никак не на Севере. А раскрыли границы и «Восточные базары» естественным образом появились на самых Северных широтах и его страны.

Часть третья. В глубоком тылу