Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 33. Велосипед
Часть третья. В глубоком тылу
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   85

Глава 33. Велосипед



Вовка Подымов подъехал и, выпрыгнув из под рамы, остановил свой велосипед против играющих, явно демонстрируя свое превосходство – он знал, что велосипед есть только в их семье. Руденки на него даже не взглянули, а Ленька, не понимая в какой позе на велосипеде приехал новенький парнишка, смотрел с удивлением то на него, то на велосипед. Да и было на что посмотреть: Вовка не выпускал велосипед из рук, то ли боясь, что его украдут, то ли собираясь тут же уехать на нем. Причем, он держал машину за резиновые ручки руля, для чего свои руки ему пришлось поднять выше головы.

Тут сказывались и небольшой рост Вовки, и огромный размер велосипеда. Ленька никогда прежде таких велосипедов не видел. Конструктивно он был выполнен очень просто – два колеса, цепь, педали и высоченная рама с рулем как рога у гигантского буйвола. Ленька, хоть и был немного выше Вовки, видел, что ему до педалей не достать. Как же это делает Вовка? Тот, словно услышав вопрос, повернул руль в сторону дороги, встал левой ногой на педаль, оттолкнулся правой ногой от земли и уже в движении просунул эту ногу под раму и поставил ее на вторую педаль. При этом он так изогнул свое тело и вытянул правую ногу, что стал похож на кузнечика с одной ножкой.

Выписывая несуразные движения, похожие на движения эксцентрика, Вовка быстро описал круг и снова остановился возле ребят, выдернув правую ногу из треугольника рамы. Леньке стал ясен механизм движения, но сам он не хотел пребывать в такой оскорбительной позе, будто сбоку припека. Эдик, видя, что Вовка тут свой человек, без всякого сомнения попросил его: «Дай прокатиться». На что получил неожиданный отказ: «Не, мне папка не велит». Тут Николай презрительно разъяснил: «Да, что ты у него просишь? Он никогда ничего не дает. Ему всегда папка не велит. У него зимой снегу не выпросишь! Чего приехал? Катись отсюда!»

Вовка невозмутимо изрек: «А что, нельзя? Хочу и буду стоять! Земля общая!» «Иди, вон к своему дому и стой там. А здесь не твой дом», - выступил Генка. Вовка, не ожидавший такой дружной травли от своих друзей, да еще на глазах у новеньких, наконец обиделся: «Ну, и уйду, подумаешь. Без вашего мест хватает». Он снова юркнул правой ногой под раму и, описав круг по перекрестку, поднялся на горку к воротам своего дома.

Возбуждение прошло, и все вновь сосредоточились на игре. Нарисованная мелом линия на высохшей твердой земле служила коном, на который ставилась стопка монет, составленная из ставок всех участников игры. Монеты лежали орлом вниз. На земле лежала монета самого большого диаметра, например, пятак, наверху стопки – самая маленькая, вроде копейки или десятчика. Метрах в трех от кона на земле прочерчивалась линия, за которую становился очередной игрок с битой в руке.

Битой служил увесистый стальной кружок диаметром и толщиной раза в три больше пятака. Игрок кидал биту, пытаясь разбить стопку монет так, чтобы те, разлетаясь, приземлялись орлом вверх. Такие монеты считались выигранными и сразу с земли перекочевывали в карман разбивающего игрока. Если такой фокус удавался, разбивающий продолжал играть. После чего он своей битой, ударяя по краю любой монеты, старался ее перевернуть орлом вверх. Перевернутая с первого же удара, монета становилась его добычей, а он продолжал бить дальше, пытаясь перевернуть другие монеты. Если очередная монета не переворачивалась, игра переходила к другому. При определенном навыке и умении, да еще с хорошей битой, игрок без остановки мог перевернуть все монеты и положить их себе в карман, не дав вступить в игру другим игрокам. И, наоборот, при невезении, можно было бить сколько угодно, не перевернув ни разу ни одной монеты.

Увлеченные игрой, они не сразу заметили Вовку Подымова со своим велосипедом, стоявшего чуть в стороне и смотревшего на них. Увидев его, Николай мирно спросил: «Ты опять здесь?» Неожиданно они услышали от Вовки: «Ну, если хотите, можете прокатиться по одному кругу. Папа разрешил. Только не здесь, а возле нашего дома». Николай обвел всех взглядом: «Пойдем, покатаемся?» Три глотки в один голос прогудели: «Пойдем». Сложив деньги и биты в карманы, четверка двинулась через дорогу к Вовкиному дому. Вовка поехал на вéлике.

Первым проехал круг по перекрестку Николай. Он, чтобы достать до педалей, ехал стоя, не садясь на сиденье, задранное вверх будто для великана. Эдик пытался примоститься на сиденье, но, так же как Николай, на ходу слез с него и стоя завершил свой круг. Для такого вéлика-гиганта даже Эдикиного роста не хватило. Генка попрыгал возле велосипеда и отказался даже пробовать, так как ездить под рамой не умел.

Ленька, сразу решивший, что под рамой не поедет, попросил Эдика подержать велосипед, пока он на него взберется. Эдик поставил велосипед на горку, встал перед ним, зажав между ног переднее колесо и, держа руль руками, предложил Леньке: «Когда устроишься и скажешь, я отбегу в сторону, а ты покатишься с горки. Наберешь скорость и крути педали». Ленька кивнул головой и полез на велосипед, который показался ему никак не ниже настоящего коня.

Ухватившись за руль и встав ногами на педали, поставленные на уровне оси звездочки, Ленька повис на раме, вдруг поняв, что длины его ног не хватит, чтобы хотя бы на миллиметр продавить левую педаль вниз. Уже не заботясь о последствиях, он крикнул брату: «Отпускай!» Эдик шагнул в сторону и, уже находясь с боку, подтолкнул велосипед вперед. Дальше все произошло так быстро, что никто ничего не понял. Велосипед устремился с горки вперед. Ленька, не дотягиваясь ногами до педалей, как сел, так и сидел изваянием на раме, уцепившись за рога гиганта и не мешая ему самому делать то, что он захочет. А велосипед, разогнавшись по гладкому спуску, врезался передним колесом в глубокий песок, мгновенно застрял, остановился и, вывернув из Ленькиных рук руль, поставил его одним рогом перед грудью летящего вперед по инерции седока.

От удара грудью об руль у Леньки перехватило дыхание и, уже летя в песок через переднее колесо, он никак не мог вдохнуть хотя бы глоток воздуха. Подбежавшие Эдик и Николай подняли неудачливого наездника и отнесли его в тень ворот Вовкиного дома. С трудом превозмогая боль за грудиной, куда пришелся удар, Ленька медленно восстанавливал дыхание. Не открывая глаз, он услышал обращенный сразу ко всем ехидный голос взрослого человека: «Ну, что, накатались? Велосипед мне хоть не разбили? Он ведь у меня еще с первой германской. И ни разу не ломался. Сделан на века. Вовка, отведи велосипед домой – похоже, уже здесь некому на нем учиться».

Когда за Подымовыми захлопнулась калитка, Эдик спросил у Леньки: «Можешь идти?» Ленька с трудом встал и заковылял домой. Идущий рядом Николай, явно не питавший расположения к владельцам велосипеда, со злостью проворчал: «Куркули несчастные. Даже не спросил, больно или нет. А сразу – велосипед не сломали?» «А почему куркули?» - спросил Эдик. «А ты сам посуди: две лошади, две коровы, телок, свиньи, куры, утки. Полон двор живности. А за ворота никогда никого не пускают, чтобы не увидели у них чего-нибудь. Их ведь уже один раз раскулачивали, а они снова разбогатели», - объяснил Николай к ним свое отношение. Он чувствовал за собой право обвинять в зажиточности кого угодно, так как у его семьи не было ни огородов, ни скотины. Только собака, которая охраняла непонятно что – разве что пустой двор, да турник во дворе. Такой безлошадный образ жизни в те времена (а позже Ленька понял, что и всегда, в советское время) считался символом чуть ли не героизма. «Гол как сокол!» Какой образ мог быть еще ярче, бесшабашнее, на все способного героя, которому, как известно, «нечего терять», то есть истинного революционера-пролетария? Вот таким бредом были забиты головы мальчишек уже с детства и подпитывались все последующие годы до конца жизни умелой советской пропагандой.

Стараясь не делать резких движений, отзывающихся в груди, Ленька слушал Николая, а сам думал о велосипеде. «У Вовки с роду больше не попрошу. Да и велик он для меня, его вéлик. А под рамой ездить не хочу и не буду. Все равно мама когда-нибудь купит нормальный велосипед, на котором педали можно крутить», - так он мечтал о собственном велосипеде, пока не уловил что-то новое в разговоре старших братьев. А мечта его так и осталась мечтой, потому что мать не в состоянии была ее осуществить, а сам он, уже учась в старших классах, сколько ни работал на рытье канав и котлованов на подряде с одной строительной организацией, так и не мог заработать нужную сумму.

И все же Ленька всегда верил, что велосипед у него будет. И хорошо, что верил. А как жить без мечты? Даже безнадежные разговоры с матерью не лишали его этой мечты. Мать же со своей принципиальностью не оставляла у него никаких надежд, когда Ленька, забывшись, снова возвращался к своей просьбе. Разговор обычно происходил по одной и той же схеме: «Мам, купи вéлик». «На какие шиши?» «У всех есть, а у нас нет». «У меня нет денег на вéлик». «А ты займи, потом отдашь». «Ишь ты, займи! Брать легко, отдавать трудно». «Почему?» «Потому что!» «Ну, почему?» «Никогда не занимала и не буду. Тебе тоже не советую. Оставайся всегда независим ни от кого. Рассчитывай только на себя. Не проси, не унижайся и не завидуй. Жить легче, сознавая, что ты живешь по своим средствам». «А почему другие могут купить, а мы нет?» «Видно, плохо работаем, коль не можем заработать на все, что нам хочется. А жить-то надо по средствам. Обрати внимание, по своим средствам, а не по чужим. Как в народе говорят, по одежке протягивают ножки. Соблазнов много. И этого хочется, и того. Только начни занимать, не остановишься. А отдавать кто будет? Своих денег нет, значит, чтобы вернуть долг одному, надо взять новый долг уже у другого, или украсть. Нет, это не для нас. Долги надо отдавать. Это дело святое. Не даром говорят, что долг платежом красен». «А если у нас никогда своих денег не будет, тогда как? Значит, мы ничего и покупать не будем?» «Почему же не будет? Вот ты вырастешь, выучишься и будешь зарабатывать деньги. Тогда все и купишь». «Это еще когда будет? А сейчас что, жить без велика?» «Пойми ты, вéлик это еще не самое главное, из-за чего надо залезать в долги. И без него можно прожить. А привыкнешь на любую ерунду брать взаймы, решишь, что самому и работать не надо – пошел и взял деньги в долг. Только тем, кто не работает, и в долг не дают». «Почему не дают?» «Знают, что он не вернет – он же не работает и денег не зарабатывает. Эх, ты еще мал, чтобы понять, что жизнь взаймы – это проявление слабости и полной беспомощности. Не стимулирует такая жизнь на борьбу, лишает веры в себя. А почему? Потому что без труда деньги получаешь. Не чувствуешь их ценности истинной. Нужно преодолеть много трудностей, чтобы получать большие деньги. Человек, в особенности, мужчина, должен уметь бороться за место в жизни, чтобы чего-то добиться и самоутвердиться на этом месте. У мужчины много ответственности в жизни. А в нашей семье пока мужчин нет. Я одна и за мать, и за отца. А нам надо новый дом строить – землянка падает. Ты даже не представляешь, сколько надо денег на дом. Брус, доски, шифер, работа и многое другое. Страшно подумать. А ты – вéлик! Придется пока обходиться без него».

Так и жили на мамину зарплату в 600 рублей. Со своими принципами и гордостью она и на работе материальной помощи никогда не просила. Разве что само начальство к великим праздникам премировало ее. Да и то не деньгами, а вещами. Так было принято. То швейную машинку подарят, то отрез ей на платье, или на костюм детям. Таких подарков за всю жизнь было немного – на пальцах рук можно сосчитать. Несмотря на отповеди, получаемые от матери за свои приставания с покупкой вéлика, Ленька мечту свою не оставлял.

Надо сказать, что, преследуемый долгие годы этой детской мечтой, Ленька, уже будучи женатым и имеющим ребенка, все же не удержался и купил велосипед. Сам, на свои деньги! Отличный спортивный велосипед, с пятью скоростями, но… кататься на нем одному было уже не интересно, скучно и некогда. Да и для выезда на нем за город, а жил он к тому времени уже в Свердловске, надо было минут тридцать, не меньше. Не в состоянии позволить себе такую роскошь, как трата своего драгоценного времени, Ленька через некоторое время продал новенький велосипед за полцены и успокоился, наконец, навсегда покончив с преследовавшей его долгие годы детской мечтой.

А в тот момент, когда они шли после неудачного урока езды на велосипеде от Вовки Подымова, Леньку привлек вопрос, заданный Эдиком Николаю: «А где ваш отец?» «Он на войне. Письмо от него пришло. Пишет, что лежит в госпитале. Его сильно ранило в живот и после госпиталя он приедет домой. Или насовсем, или только подлечиться, не знаю. Он шофер. На мине подорвался, а в кузове снаряды были, так его всего осколками продырявило. До войны он возил на машине зерно на кустанайский элеватор. На несколько дней уезжал – пока до колхоза доедет, пока назад вернется – целая неделя пройдет.

Хоть он и редко бывал дома, зато жить было легче. Он из рейсов привозил то целого барана, то несколько мешков пшеницы, или проса. А то привезет себе бурдюк кумыса, а нам казахские сладости – ремшик или курт. Шкуры выделанные привозил на сапоги и зимние полушубки для всех. Хорошо было. У нас ведь нет никаких огородов, так отец из колхозов привозил все овощи. А теперь одна мама шитьем всю семью кормит. Она всех в округе обшивает. С утра до вечера шьет. А расплачиваются кто, чем может – кто молоком, кто курицей, кто зерном или мукой. Вот так и живем. Вернулся бы отец, легче бы стало», - Николай закончил свою печальную повесть-воспоминание о довоенной жизни. Эдик с Ленькой молчали – им тоже было о чем вспомнить, но они не любили говорить об этом.

Часть третья. В глубоком тылу