Диссертация на соискание ученой степени
| Вид материала | Диссертация |
- Диссертация на соискание ученой степени, 3188.43kb.
- Диссертация на соискание учёной степени кандидата юридических наук, 1614.07kb.
- М. С. Тарков Математические модели и методы отображения задач обработки изображений, 17.1kb.
- Диссертация на соискание ученой степени кандидата экономических наук, 2079.82kb.
- Диссертация на соискание ученой степени доктора психологических наук, 5248.42kb.
- Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени доктора медицинских, 907.5kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 3924.03kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 2781.79kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 2577.32kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 2127.42kb.
Размалеванные брови
И огромная нога»
(А. С. Пушкин. Эпиграмма на А. М. Колосову).
Прием комического снижения образа, заключающийся в переходе от высокого к низкому, позволяет автору подвергнуть изображаемый предмет осмеянию. Выявленные негативные черты объекта особо отчетливо выделяются на фоне позитива («взор любови» — «размалеванные брови»; «голос нежный» — «огромная нога»).
Н. Г. Чернышевский в своем исследовании «Возвышенное и комическое» указывает, что «безобразие — начало, сущность комического» [Чернышевский Н.Г.,1949]. Но безобразное становится еще более комичным, когда оно пытается выдавать себя за прекрасное. Это внешнее несоответствие внутреннему содержанию в языке часто выражается в форме зевгматических конструкций:
«Я знал давно, что подл Фиглярин,
Что совесть в нем — истертый знак,
Что он душой и рожей гадок,
Но я не знал, что он дурак...»
(П. А.Вяземский. Эпиграмма на Ф. В.Булгарина).
Фиглярин – эпиграмматическое прозвище Ф.В. Булгарина. Ф.В. Булгарин – известная особа, претендовавшая на значительность. По мнению автора, внутренне Ф.В. Булгарин ничтожен. Долгое время Булгарин был мишенью эпиграмматических насмешек. Противоречие между формой и содержанием (напыщенность и внутренняя пустота) описываемого персонажа комичны сами по себе. Но в анализируемом нами отрывке эффект усиливается за счет соединения в узком контексте семантически и стилистически несовместимых единиц («душа» и «рожа»).
Л. Тимофеев, определяя суть комического, отмечает: «Комическое в жизни — это явления, внутренне противоречивые, в которых мы отмечаем обесценивающее их несоответствие тому, на что они претендуют» [Тимофеев Л.И., 1976, с. 82].
Комическое вскрытие любого противоречия может приводить к обесцениванию ценности (в большинстве случаев, мнимой ценности), подобного рода вскрытие дискредитирует объект. Противоречие, как источник создания комического эффекта, обычно взаимодействует с другим источником создания комизма – «деградацией», приемом, подробно описанным Б.Дземидоком в книге «О комическом». «Низвержение возвышенного или серьезного до степени низкого и ничтожного» [Дземидок Б., 1974], намеренно используемое авторами, обычно осуществляется через вскрытие внутренних противоречий, несоответствий, несостоятельности. Внутренняя ничтожность, прикрываемая внешней важностью, импозантностью, респектабельностью, деланным добродушием, учтивостью, иным словом, – маской, в момент срывания этой маски, предстает как уродство (духовное, моральное и др.) и часто вызывает смех. В зависимости от намерений, а также от мировосприятия автора, вскрывающего «безобразие», смех может быть злым, резким, грубым (злая ирония, сарказм, сатира) и мягким (юмор, добродушная ирония).
Вариативность создания комического эффекта можно проиллюстрировать на следующих примерах:
«Американец состоит из улыбки, фигуры, зубов и путешествий» («Крокодил». 1997. №5).
Семантическая неоднородность элементов перечислительного ряда позволяет автору придать повествованию шутливый тон, представить изображаемый объект как комичный и в мягкой юмористической форме вскрыть суть несоответствия внешнего облика и внутреннего содержания. Образцовая внешность и внутренняя пустота описываемых объектов отображаются при помощи умело подобранных и продуманно расположенных лексических единиц, относящихся к разным семантическим сферам:
«Он постоянно думает о приличии, соответствии, уместности, нулях и именах» («Cosmopolitan». 1997. Апрель).
Комическое снижение образа осуществляется за счет перехода от лексики абстрактного типа к лексике конкретного типа. Обнажение истинной сущности описываемого персонажа (в приведенном примере дается характеристика сноба) способствует выявлению несоответствий между внешне безупречной во всех отношениях оболочки и внутренней мелочностью, ничтожностью объекта изображения (внутренняя мелочность и ничтожность отображаются при помощи лексики конкретного типа: «нули», «имена»).
Вскрытие внутренних противоречий при использовании зевгматических конструкций может стать средством создания самоиронии:
«И мы в веселом настроении с бокалами и дамами переходим в Новый 2001 год» (М. Жванецкий «Голубой огонек». 2001. 01.01).
Комическая характеристика изображаемого объекта может быть усилена, если комическому обыгрыванию предшествует высокая или положи тельная оценка данного объекта:
«За столом в таком же роде
Деликатный женский хор:
О народе, о погоде,
О пюре из помидор...»
(Саша Черный. «В усадьбе»).
Положительная оценка оказывается мнимой, что придает характеристике ироничный оттенок.
Объединение слов, принадлежащих к разным семантическим сферам, часто используется как сатирическое средство изображения, создающего единый цельный образ не только отдельного персонажа, но и действительности в целом:
«Секс и наркотики, собачки, мышки, котики, рябина красная... Вставай, страна прекрасная!» (ТВК. «Бис». 18.06.00).
Все элементы в данном зевгматическом перечислении, несмотря на их семантическую неоднородность, тесно связаны между собой. Описание представляет собой цельную картину, каждый элемент которой предстает как часть некоего единства. Семантический разнобой, намеренно используемый автором, с одной стороны, позволяет создать цельное и разностороннее описание действительности, с другой стороны, – выразить критическое отношение к происходящему. Перед адресатом в утрированной, сатирической форме предстает реальная картина. Воздействующий эффект усиливается за счет резкого перехода от шутливого к поэтическому, патетически-приподнятому тону. Парадоксальное объединение в данном примере способствует также дискредитации образа «Великой страны», некогда мощной державы.
Финальная фраза анализируемого примера (« Вставай, страна прекрасная!») представляет собой трансформированную строчку из известной и для многих священной песни «Вставай, страна огромная!». По сути эта фраза является антифразисом. Дискредитация ценностей бывшей великой страны является источником комической экспрессии, и одновременно придает тексту оттенок трагичности. Неслучайно многие исследователи комического отмечали, что комическое потенциально содержит в себе элементы трагизма. Лопе де Вега считал правомерным соединение комического и трагического, поскольку «<…> в самой действительности эти начала находятся в смешении»[Цит. по Борев Ю.Б., 1988, с. 101].
Последний пример можно рассматривать как трансформацию прецедентного текста, он представляется интересным не только в плане исследования особенностей воздействующего эффекта зевгматических конструкций, но и их способности конвергировать с другими выразительными средствами (антифразисом). Конвергенция способствует усилению прагматического потенциала высказывания.
«Для противоречий, порождающих комическое, – пишет Ю.Б. Борев, – характерно то, что первая по времени восприятия часть противоречия выглядит значительной и производит на нас большее впечатление, вторая же сторона, которую мы воспринимаем по времени позже, разочаровывает своей несостоятельностью» [Борев Ю.Б., 1988]. Применительно к функционированию зевгматических конструкций как фигур языкового комизма, данное утверждение Ю.Б.Борева можно считать обоснованным. Подтвердим его при помощи примеров:
1.«Я бросаю все свои дела, назначенные на этот день и рвусь на другой конец города с лекарствами и жилеткой для соплей спасать самого несчастного Ослика на свете» ( «Натали». 2001. Июль-Август).
В данном примере комический эффект достигается за счет того, что вторая часть конструкции, «которую мы воспринимаем по времени позже», выглядит менее значительной. Такое расположение способствует комическому снижению.
2.«Не мудрено, что с эстрады поют: каждому крестьянину дать по
лошади, каждому председателю — по морде» («Крокодил». 1991. №6). Семантическая неоднородность членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию, нарушение последовательности, наличие опорного слова, в котором актуализируются разные значения по причине одновременной связи со словами, принадлежащими к разным смысловым сферам, являются источниками комической экспрессии в приведенном примере. Но усиливает комический эффект расположение элементов зевгмы. Их перестановка приводит к утрате значительной части комической экспрессии. Сравните:
«Каждому председателю дать по морде, каждому крестьянину — по лошади».
Расположение элементов управляемой цепочки в зевгматических конструкциях зачастую играет ведущую роль в реализации авторского замысла (создание комического или трагического эффекта). Перестановка элементов может привести к эффекту, противоположному замыслу автора, либо к его потере.
Сравните варианты:
1.«Наша дочь любит розы и небритых мужчин» (ОРТ. Реклама. 1998. Декабрь).
Экспериментальный вариант:
«Наша дочь любит небритых мужчин и розы».
2.«В том же буклете она благодарит «за претворение ее мечты Бога, свою семью и своего юриста» («Соsmopolitan». 1999. Июнь).
Экспериментальный вариант:
«... она благодарит «за претворение ее мечты» своего юриста, Бога и свою семью».
Как видно из приведенных примеров, экспериментальные варианты имеют существенные отличия от реальных. В экспериментальных вариантах отсутствует намеренно создаваемый авторами комизм, экспрессивный эффект снижен или утрачен, и, что особенно важно, нарушение семантической однородности становится неоправданным, его употребление
теряет смысл в силу того, что желаемый автором результат (создание
экспрессии в повествовании, ироничное изображение объектов) не достигается.
Но не всегда комический эффект при использовании зевгматических конструкций определяется местоположением элементов.
Рассмотрим пример:
«Альбом «Межсезонье» (третий у «Несчастного случая» за два года) этот белокостюмно-штиблетный стиль представляет идеально: танго, блюзы, буги, вкрадчивый голос антигероя-любовника Кортнева, общий верхнепалубный зной. Но какой-то прохладный…» («Cosmopolitan». 1997. Июнь).
Местоположение единиц в данной зевгматической конструкции не является главным источником созданий комической экспрессии. Это характерно для всех случаев, когда целью автора является создание подробного, разностороннего, но в то же время цельного комического описания.
Увеличение количества элементов в зевгматической конструкции приводит к снижению комической экспрессии. В связи с этим Т.Л.Ветвинская отмечает: «Многочленные ряды, как правило, утрачивают ту контрастность, которая необходима для выражения логической несовместимости» [Т.Л. Ветвинская, 1987, с. 215].
Таким образом, можно сделать следующий вывод: если автор намерен путем комического снижения дискредитировать тот или иной объект описания, сделать ставку на комический шок, а также если автор намеревается вскрыть те или иные противоречия или резко обозначить контрастирующие элементы, в таких случаях ему следует прибегнуть к конструкциям с наименьшим количеством элементов в ряду семантически неоднородных членов предложения. Необходимо произвести такой отбор элементов, который воспринимался адресатом как оригинальный, неожиданный, контрастный. Также необходимо использовать такой порядок расположения элементов, при котором последующие элементы обозначали предметы или явления менее значительные, чем предыдущие.
Сила воздействия комического эффекта зевгматических конструкций зависит от степени смысловой неоднородности. Чем неожиданнее совмещение элементов в перечислительном ряду, тем сильнее комический эффект. Сравните:
«Спасибо, как говорится, министру Павлову, ваучеризации, АО МММ, дефолту 17 августа, игровым автоматам на Таганке, где я проиграл последние 15 баксов» (ТВК. «Бис». 2000. Март).
В данном примере элементы перечисления относятся к разным семантическим сферам: «одушевленное — неодушевленное», «абстрактное — конкретное», но существует внутренняя логика в объединении несовместимых (с точки зрения норм русского языка) элементов: все они обозначают объекты или явления, которые привели описываемого персонажа к финансовой несостоятельности. Еще одна причина, по которой приведенный отрывок не вызывает сильной комической реакции, – громоздкий и остающийся незамкнутым ряд, отсутствие резкого, внезапного слома в логике повествования.
В тех случаях, когда последовательность в зевгматическом перечислении нарушается внезапно и однократно, обычно конструкция производит более сильный комический эффект:
«Здесь всегда можно получить чашку кофе и по морде» (пример из учебного пособия Е.В. Клюева).
«Жена притащила курицу, а медсестра — утку» (В. Винокур. «Аншлаг». 26.03.2001).
Теоретическое и практическое изучение источников создания комического с использованием зевгматических конструкций позволило сделать вывод, что вскрытие того или иного противоречия является наиболее существенным условием возникновения комического эффекта. Вскрытие противоречия может быть достигнуто при помощи отступления от языковых и логических норм. Дискредитация ценностей обычно сопутствует выявлению противоречий. Одним из основных противоречий, выявление которых приводит к комическому эффекту, следует считать противоречие между правильностью формы и несостоятельностью, пустотой содержания. Противоречивость, несоответствие между формой и содержанием отображаются достаточно емко при помощи зевгматических конструкций, т.к. зевгматические конструкции представляют собой синтаксические структуры, в которых форма соответствует норме, а семантическое наполнение норме не соответствует.
Непрогнозируемое возникновение элемента, нарушающего семантическое единство, первоначально приводит адресата в состояние замешательства, изумления (если нарушение ярко выраженное). Непрогнозируемый элемент воспринимается как инородный, возникает эффект обманутого ожидания. В такой ситуации часто возникает смех как ответная реакция.
Ю.Б. Борев по этому поводу отмечает: « Психологический механизм комедийного смеха, как ни странно, сродни механизму испуга, изумления. Эти разные проявления духовной деятельности роднит то, что это переживания, не подготовленные предшествующими событиями. Человек настроился на восприятие значительного, существенного, а перед ним вдруг предстало незначительное, пустышка; он ожидал увидеть прекрасное, человеческое, а перед ним — безобразное, бездушный манекен, живая кукла. Смех – всегда радостный «испуг», радостное «разочарование-изумление», которое прямо противоположно восторгу и восхищению» [Борев Ю.Б., 1988, с.83].
Психологическое объяснение возникновения комического эффекта за счет появления непрогнозируемых элементов и объединения несходных понятий представлено в работе З.Фрейда «Остроумие и его отношение к бессознательному». В своем исследовании З. Фрейд, опираясь на труды предшественников, детально разрабатывает теорию комического и, определяя суть комического, выявляет механизмы его восприятия, исследует технические приемы создания комического, в том числе и вербальные: «Издавна остроумие любили определять как ловкое умение находить сходство между несходными вещами, следовательно, находить скрытое сходство», — пишет З. Фрейд <…>, «Jean Paul», — остроумно выразил эту мысль следующим образом: «Остроумие — это переодетый священник, который венчает каждую пару. Тh Vischer продолжает: «Он венчает охотнее всего ту пару, к соединению которой родственники относятся нетерпимо» [Фрейд З., 1999, с. 17].
«Контраст представлений», «смысл в бессмыслице», «смущение вследствие непонимания и внезапное уяснение», — различные объяснения природы комического, выделяемые З. Фрейдом в качестве основных.
Раскрывая собственное понимание сути комического, Фрейд указывает на важность в создании комического соединения несоединимого. «Сгущение», «необычная связь», «бессмыслица», «модификация» рассматриваются им как «технические приемы для создания остроумного выражения». «Работа остроумия пользуется уклонениями от нормального мышления <...> видимость логичности служит удобным фасадом для ошибки мышления...» [Фрейд З.,1999, с. 67].
Перечисленные моменты рассматриваются З.Фрейдом как определяющие факторы в создании комического, и, в частности, в создании острот.
В зевгматических конструкциях соединяется несоединимое: семантически, стилистически и грамматически несовместимые элементы объединяются как однородные.
Двусмысленность, рассматриваемая З. Фрейдом в ряду технических приемов, также играет особую роль при создании комического эффекта с испльзованием зевгматических конструкций. «При двусмысленности острота не содержит в себе ничего, кроме многократного толкования пригодного к этому слова, которое дает слушателю возможность найти переход от одной мысли к другой» [Фрейд З., 1999, с.60].
Рассмотрим, каким образом выделенные Фрейдом приемы создания комического используются при построении зевгматических конструкций.
«Папуас папуасу – друг, товарищ и корм» («Русское радио»).
В данном примере наблюдается трансформация устойчивого выражения «Человек человеку – друг, товарищ и брат». Наряду с трансформацией, как приемом создания комического, используется необычная связь между элементами перечисления «друг» / «товарищ»/ «корм». За счет правильности формы сохраняется внешняя видимость тождественности, тем не менее, семантическая однородность в перечислительном ряду нарушается. Наблюдаемая нами «унификация» (по Фрейду) — источник создания комической экспрессии.
З. Фрейд именует унификацией «создание новых и неожиданных единств» и отмечает: «Укомплектование разных элементов в единое целое унифицирует их» [Фрейд З., 1999].
В зевгме «Квалифицированная цыганка Рада Верховная (Верховная Рада — Верховный Совет в Украине) снимет сглаз, порчу, золотые и серебряные украшения» («Джентльмен-шоу». 2001.19.08) происходит унификация (создание нового неожиданного единства путем присоединения к устойчивому сочетанию «снимать сглаз, порчу» последующих элементов: «золотые и серебряные украшения»). Элементы перечислительного ряда в силу своей семантической неоднородности (тип – «абстрактное – конкретное») вступают в семантический конфликт. Трансформация (изменение устойчивого сочетания) в совокупности с нарушением семантического единства и актуализацией многозначности в опорном слове «снимет» (по Фрейду — «технический прием создания двусмысленности») способствуют созданию остроты, понимаемой Фрейдом как субъективный комизм, т.е. способность субъекта создавать комическое.
В работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» З. Фрейд рассматривает зевгматические конструкции как технический прием присоединения, квалифицируя его как разновидность унификации: «Когда Гейне рассказывает, например, в «Путешествии на Гарц» о городе Геттингене: «Вообще геттингенские жители разделяются на студентов, профессоров, филистеров и скот», то мы понимаем это сопоставление именно в таком смысле, который еще резче подчеркивается добавлением Гейне: «все они не многим различаются между собой». Или, когда Гейне говорит о школе, где он должен был перенести латынь, побои и географию», то это присоединение, которое более чем ясно благодаря тому, что «побои» поставлены посередине между обоими учебными предметами, хочет сказать нам, что мы должны распространить отношение ученика к занятиям, несомненно определяемое отношением к побоям, и на латынь и на географию» [Фрейд З, 1999, с. 76]. Ссылаясь на Липпса, Фрейд указывает, что перечисления типа «С трудом и вилкою мать вытащила его из соуса» можно рассматривать как комичные.
В ходе исследования мы обратились к трудам З. Фрейда не только по причине того, что З. Фрейдом глубоко исследованы и подробно описаны технические приемы создания комизма, но и по ряду других соображений. В частности, по той причине, что З. Фрейд рассмотрел вопрос о дешифровке языковых единиц, вызывающих смех у адресата.
Каким же образом происходит такая дешифровка?
По мнению З. Фрейда, технические приемы остроумия «обладают <...> способностью вызывать у слушателей удовольствие». «Остроумная деятельность, — отмечает Фрейд, — ставит себе целью вызвать у слушателя удовольствие». Удовольствие это достигается за счет того, что «острота обходит ограничения и открывает ставшие недоступными источники удовольствия» [Фрейд З., 1999, с.101]. При использовании остроты получение удовольствия происходит за счет того, что в обход социальных и моральных цензоров выплескиваются подавляемые эмоции, чувства. Такие технические приемы как соединение несоединимого, двусмысленность, сгущение, модификация, позволяют в иносказательной форме выразить желаемое, но подавляемое в силу социальных ограничений. Первоначально кажущееся бессмысленным высказывание действует на адресата ошеломляюще. Ошеломление, по мнению Фрейда, обычно сменяется смущением. На смену смущению приходит внезапное уяснение.
Таким образом, при определенной авторской установке, первоначально кажущееся бессмысленным или не вполне логичным высказывание, обретает смысл.
По мнению Фрейда остроумие, определяемое им как субъективный комизм, не может быть бесцельным или бесполезным, поскольку вызывает у читателя положительные эмоции.
Каким образом реализуется предложенная З. Фрейдом система дешифровки остроты в частных случаях?
Все зевгматические конструкции имеют в своем составе члены предложения, занимающие одинаковую синтаксическую позицию. В сознании адресата существует стереотип восприятия данных конструкций. Но стереотип разрушается в тот момент, когда адресат сталкивается с непредсказуемым, непрогнозируемым элементом в перечислительной цепочке. В процессе декодирования возникает помеха. При обнаружении помехи в виде непрогнозируемой языковой единицы адресат пытается осмыслить ее появление, таким образом он останавливает свое внимание на определенном отрезке текста (зачастую в намерения адресанта входит акцентирование внимания именно на данном отрезке в силу различных прагматических соображений). Затем происходит уяснение. Возникает интеллектуальное удовлетворение от осознания и постижения смысла остроты, выраженной при помощи зевгматической конструкции.
В этой связи следует также отметить, что зевгматические конструкции, как фигуры «языкового комизма», в которых мысль выражается в лаконичной форме, способны создавать в воображении адресата яркие образы. «Слова, не вызывающие образов, утомляют», — писал Ч. Далецкий [Далецкий Ч., 1996, с.138]. Использование зевгматических конструкций «оживляет» повествование при помощи создания образов и картин. Как средство усиления выразительности зевгматические конструкции используются обычно в тех отрезках текста, в которых необходимо сфокусировать внимание адресата, чтобы выразить авторское отношение к изображаемым событиям, комически обыграть ситуацию и акцентировать внимание на наиболее значимых деталях:
«Если мужчина врезался в чужую машину, он прежде всего заглядывает в свой бумажник, а женщина — в свое зеркальце» («Натали». 2001. Июль-Август).
Использование зевгматического противопоставления дает автору возможность противопоставить два образа (мужчина — женщина). Разница поведения в одной и той же жизненной ситуации выявляется и иронично обыгрывается автором при помощи семантически неоднородных членов предложения, которые в контексте воспринимаются как семантически оппозитивные. Первоначально их объединение воспринимается как семантически разнородное, но в ходе декодирования обнаруживается внутренняя логика. Такое объединение позволяет автору выявить особенности поведения мужчины и женщины в описываемой ситуации. Поскольку женщину более всего заботит то, как она вы глядит, а мужчину — сможет ли он расплатиться, их действия различны.
Представить действия мужчины и женщины как комичные позволяет форма зевгматической конструкции. Соединение в узком контексте семантически неоднородных членов предложения актуализирует в опорном слове «заглянуть» разные оттенки значений. Семантическая отдаленность компонентов в приведенном примере ощутима, и за счет этого ярко вырисовываются два комически обыгрываемых образа, вскрывается сущность противоположностей («мужчина» — «женщина»). Связь противоположных компонентов («кошелек» — «зеркальце») с объединяющим компонентом «заглядывает» осуществляется в разных смысловых планах. Это усиливает комический эффект.
Вопрос о декодировании языковых единиц, способных вызывать комический эффект, активно обсуждается современными исследователями языка: наиболее широкое освещение проблемы декодирования такого рода единиц представлено в работах исследователей, которые проводят анализ при помощи психологических и лингвистических методов. Н.Л. Уварова в диссертационном исследовании «Логико-семантические типы языковой игры» [Уварова Н.Л., 1986], анализируя особенности языковой игры в разговорной речи, рассматривает различные языковые формы, вызывающие комический эффект с позиций их восприятия адресатом. В своей работе она отмечает, что алогичные элементы обладают низкой степенью предсказуемости. Непредсказуемость, в свою очередь, является одним из основных факторов, участвующих в повышении экспрессивности и, в частности, в создании комического эффекта. Непредсказуемые элементы выступают в качестве помех при дешифровке сообщения адресатом. Помехи создают сопротивление в коммуникации (психологический затор), на преодоление которого требуется затратить интеллектуальную энергию. Высвобождение энергии может сопровождаться проявлением различных эмоций, в том числе и смеха, в тех случаях, когда смех, как результат языковой игры, является одной из авторских установок (отметим, что смех может быть результатом непреднамеренного использования языковых аномалий).
Современные психолингвистические исследования, посвященные проблемам природы комического, несомненно, базируются на теориях предшественников, в частности на теории Фрейда. Активная разработка вопросов, связанных с восприятием комического и вариантами его дешифровки и интерпретации, нашла отражение в трудах Т.М. Дридзе, Л.А. Киселевой, И.Р.Гальперина.
«Наше сознание уже заранее подготовлено к восприятию периодичности и узнает то, что будет в дельнейшем, исходя из того, что имело место в прошлом (если это прошлое ему известно). Это основывается на «математическом ожидании», представляющем собой точное выражение периодичности или взаимосвязанности явления», — отмечает И.Р. Гальперин [Гальперин И.Р., 1976, с. 39].
Введение непредсказуемых или обладающих низкой степенью предсказуемости элементов (например, различного рода языковых аномалий, в том числе алогизмов) приводит к «слому» при дешифровке информации. Непредсказуемость может вызвать удивление.
Т.М. Дридзе, описывая процесс дешифровки информации, содержащей помехи, делает существенное замечание: «Разумеется, возникновение помех в цепи коммуникации не должно превышать некоторых определенных пределов, в противном случае декодирование вообще неосуществимо. Высказывание будет адекватно воспринято только в том случае, если форма принципиально доступна адресату. Степень адекватности интерпретации адресатом коммуникативного намерения адресанта может служить оценкой информативности высказывания» [Цит. по Тюпа В.И., 2002, с. 35].
Что касается зевгматических конструкций, отметим, что их использование с целью усиления комической экспрессии также должно быть ограниченным. На фоне нейтрального контекста любые языковые аномалии, в том числе и зевгматические конструкции, выглядят более ярко. Перенасыщение текста зевгматическими конструкциями может привести к потере желаемого эффекта. Лишь в редких случаях концентрация зевгматических конструкций может быть уместной, стилистически и прагматически оправданной, например, в сатирических описаниях:
«Женщины тощие и грязные. Очевидно, уже вышедшие из моды, из лет и из успеха в Европе и в Штатах. Пахнет потом и скандалом» (В.Маяковский. «Мое открытие Америки»).
«И всю неделю я каталась не по горам, а от хохота, сочиняя рассказы о дорогом отеле, друзьях из Вены и холодном пунше» («Соsmopolitan». 1987. Апрель).
Подобные примеры, в которых в узком контексте встречается не одна зевгматическая конструкция, а несколько, Э.М. Береговская именует зевгматическими констелляциями.
Комическое по своей природе глубоко социально. Смех существует только в человеческом обществе. Недаром Плиний Младший говорил: «когда же смеюсь, веселюсь, играю, я — человек». Не случайно существует и шутливое определение человека: «животное, которое смеется». «Человек — единственное существо, которое может и смеяться, и вызывать смех, или, точнее, человеческое, общественное содержание есть во всех объектах комедийного смеха», — пишет Ю.Б. Борев [Борев Ю.Б., 1988, с. 78].
Таким образом, подробное освещение вопроса о функционировании зевгматических конструкций как комических языковых фигур невозможно без учета данных психологии и социологии.
При помощи зевгматических конструкций авторы могут высмеивать, критиковать и тем самым «уничтожать» негативные социальные явления при условии, что адресат в состоянии воспринимать юмор (для этого необходимо хорошее владение языком и наличие языкового чутья у адресата).
« Смех — чрезвычайно доходчивая и заразительная форма эмоциональной критики, предполагающая сознательно-активное восприятие со стороны аудитории», — указывает Ю.Б. Борев [Борев Ю.Б., 1988, с. 82].
Высмеивание, обличение человеческих пороков возможно в различных формах: в форме юмора, иронии, сатиры, сарказма. Анализ собранных языковых фактов показал, что в этом отношении зевгматические конструкции обладают большими возможностями. Зевгматические конструкции широко используются в эпиграммах, сатирических описаниях, иронических характеристиках, юмористических рассказах, пародиях:
«Как счастлив Простаков — все в свете он имеет:
Прекрасную жену, прекрасных лошадей;
Сервиз серебряный, собак, толпу людей;
Душ тысячью пятью иль более владеет
А также не пуста и денежна сума.
Чего ж не достает? — Безделицы! — Ума»
(Б. К. Бланк).
В данной эпиграмме зевгматическое перечисление соединяет понятия, относящиеся к разным семантическим сферам. Такое сочетание обнажает внутреннюю взаимосвязь перечисляемых понятий: все вышеперечисленное принадлежит некоему Простакову — объекту осмеяния. Дискредитация объекта описания достигается за счет «столкновения» в перечислительном ряду семантически неоднородных элементов, причем ни один из перечисленных элементов сам по себе не обладает отрицательной коннотацией. Тем не менее, намеренное уравнивание человека, животных, неодушевленных предметов позволяет автору выразить свое негативное отношение к объекту критики, для которого обладание всеми пере численными благами — всего лишь предмет престижа, способ удовлетворения амбиций. Средством усиления критики можно считать использование вопросно-ответной конструкции:
«Чего ж не достает? — Безделицы! — Ума»
Объект авторского осмеяния имеет все, что необходимо для того, чтобы прослыть человеком счастливым. Поэтому отсутствие ума не играет существенной роли и никак не может омрачить жизнь описываемого объекта (Простакова). Для таких, как Простаков — ум, в сравнении с жизненными благами, приносящими удовольствие, — безделица. С точки зрения стилистики, анализируемая эпиграмма представляет собой интересный случай конвергенции зевгматического перечисления и антифразиса.
В данном примере обличить, обнажить социальный порок помогает контраст, используемый в зевгматическом перечислении и в антифразисе. Ум не рассматривается как безделица, но в нашем примере наблюдается «употребление слова в значении, противоположном обычному», что является основным признаком антифразиса.
Рассмотрим другой пример:
«Я совместил в себе, предавшись пессимизму,
Закат, луну, подтяжки, гром, омлет,
Дыхание весны, моря, китов и клизму»
(И. Игнатьев. «Эпиграмма Саше Черному»).
В данном примере уравнивание абстрактного, конкретного, одушевленного, неодушевленного служит средством дискредитации творчества Саши Черного и выявляет одну из особенностей его пессимистических произведений – намеренное столкновение высокого и низкого, с акцентом на низком.
Достаточно часто зевгматические конструкции используются в авторской речи для создания иронической характеристики того или иного персонажа. «Иронии не свойственна никакая другая техника, кроме техники изображения при помощи противоположности», — отмечал З. Фрейд [Фрейд З., 1999, с.81]. Использование зевгматических конструкций с целью передачи ироничного отношения к сообщаемому – прием, часто встречающийся в творчестве Гоголя. Семантическая неоднородность элементов перечисления, используемая писателем при описании жизненных реалий, достаточно ярко позволяет отобразить особенности изображаемого:
«Агафия Федосеевна носила на голове чепец, три бородавки на носу и кофейный капот с желтенькими цветами» (Н. В. Гоголь. «Мертвые души»).
Сочетание дополнений «чепец» — «три бородавки» — «кофейный капот с желтенькими цветами» создает юмористический эффект, позволяет автору представить перед читателем яркий образ героини и передать авторское отношение (ироничное). В приведенном примере дополнения управляются одним словом — «носить», соответственно они вступают с ним в одинаковые отношения (объектные) и имеют один тип связи (управление). Но с точки зрения норм русского литературного языка сочетание глагола «носить» и существительного «бородавки» невозможно. Обратимся к значению глагола «носить»:
«Носить — обычно продолжительное время иметь на себе что-либо, ходить каким-либо образом одетым, причесанным, украшенным и т.п. Надевать на себя что-либо, украшать себя чем-либо по принятой моде» [Ожегов С.И., 1978, с.383].
Бородавка же, являясь дефектом кожи человека, не может быть носима, т.к. ее невозможно ни надеть, ни снять. Таким образом, ярко выраженная семантическая несовместимость одного из элементов перечислительного ряда с главным словом «носила» служит источником создания комической экспрессии.
Сатирическое высмеивание нравов того или иного социума также очень часто осуществляется за счет использования зевгматических конструкций:
«Я, Человечество, обязуюсь встретить и проводить Новый 1884 год с шампанским, визитами, скандалами и протоколами» (А.П. Чехов. «Контракт 1884 года с Человечеством»).
Форма официальных документов, намеренно выбранная автором для создания юморески, в сочетании с семантической неоднородностью элементов перечисления, создают комический эффект и являются средством выражения авторской оценки нравов чиновничьей среды.
Как средство обнажения и обличения социальных пороков, зевгматические конструкции достаточно часто используются в произведениях сатириков, например, Саши Черного. Вот как описаны мучительные метания «исписавшейся популярности»:
«Нет, не сдамся... Папа — мама,
Дратва — жатва, кровь — любовь,
Драма — рама — панорама,
Бровь — свекровь — морковь... носки!»
(Саша Черный «Переутомление»).
В. Маяковский наряду с метафоризацией, гротеском, гиперболизацией, особым подбором сниженной лексики часто использует зевгматические перечислительные цепочки как сатирическое средство, дискредитирующее объект изображения:
«... он скажет:
«Желаю,
чтоб был
мир
огромной
замочной скважиной.
Чтоб, в скважину
в эту
влезши на треть,
Слюну подбирая еле,
смотреть
без конца,
без края смотреть
в чужие
дела и постели»...» (В. Маяковский. «Сплетни»).
Или: «<...> право называть себя Америкой Соединенные Штаты взяли силой, дредноутами и долларами» (В.Маяковский. «Мое открытие Америки»).
С целью сатирического изображения объекта зевгматические конструкции используются и в творчестве И. Ильфа и Е. Петрова: «Он обещал на съезде, что родит роман и сына» (И. Ильф. Из статьи Я. Лурье «Летит кирпич»). Сатирический образ в приведенном примере вырисовывается при помощи семантически неоднородных компонентов, объединенных сочинительной синтаксической связью. Средством усиления эффекта в данном примере является актуализированная за счет семантической несовместимости многозначность опорного слова «родит».
Использование зевгматических конструкций позволяет, не прибегая к прямому порицанию, косвенно выразить ироничное отношение к объекту изображения или к описываемому социальному явлению и тем самым вызвать у читателя определенное (обычно негативное) отношение к объекту сатиры:
«И поскольку от усталости, славы и денег ему «снесло крышу», за его слова и на его телефонные звонки отвечает мистическая личность по имени продюсер» («Cosmopolitan». 1997. Июль/Август).
В сатирических описаниях, включающих в себя зевгматические конструкции, чаще всего подбираются слова нейтральные, сами по себе не вызывающие комического эффекта. Источник комической экспрессии – семантическая неоднородность, которая может сопровождаться полисемией опорного слова. Полисемия как усилитель комической экспрессии, может актуализироваться не только в главном слове, но и в других элементах зевгматических конструкций: «Меняю квартиру и жену 40 лет на две по 20 в разных районах» («Крокодил». 1996. №11).
Столкновение в узком контексте слов, относящихся к разным семантическим сферам («одушевленное – неодушевленное»), актуализирует в опорном слове «меняю» разные значения («отдавать свое и получать вместо него другое» и «разменивать») [Ожегов С.Ю., 1978]. Такая актуализация в сочетании с нарушением семантической однородности служит источником комизма, средством усиления возникающего комического эффекта является последующая шокирующая игра нескольких смыслов: «на две по 20 в разных районах». Семантически неоднородные элементы, будучи зевгматически объединенными, оказываются втянутыми в смысловые отношения с соседними членами предложения, что способствует возникновению двусмысленности.
Зевгматические конструкции, будучи стилистическими фигурами, основной особенностью организации которых является сжатость, лаконизм (чаще всего зевгматическая конструкция разворачивается в пределах одной фразы), становятся основой построения коротких юмористических рассказов, характеристик, комических текстов на открытках:
«Улыбок и погремушек,
Разных чудесных игрушек,
Радостных мелочей
И… бессонных ночей!
(Открытка «С прибавлением!»).
Будучи включенными в широкий контекст, зевгматические конструкции резко выделяются на общем фоне и становятся своего рода мини-произведениями, обладающими особым смыслом и относительной законченностью:
«Новое платье, ласковое море и нежный поклонник сделают ваши волосы пышными и пушистыми» («Cosmopolitan». 1997. Ноябрь).
«Женщина одновременно может принимать пищу, поздравления, ванну и мужчину» («Вокруг смеха». 1998. Март).
Особенности синтаксической организации и семантического наполнения зевгматических конструкций можно сопоставить с особенностями кратких выразительных изречений, например, афоризмов. Многие зевгмы можно характеризовать как афоризмы, а в случаях, когда они способствуют созданию комического эффекта, – комическими афоризмами:
«Вакса чернит с пользою, а злой человек – с удовольствием» (Козьма Прутков).
В юмористических текстах чаще употребляются зевгматические конструкции слабого типа. Такие конструкции не обладают выраженной саркастической тональностью. Приведем примеры: «В результате удалось установить: на пленуме были пивные фуршеты, пресса и телевидение, доклад, и резолюция, и известные политические деятели» («Крокодил». 1995. №29).
«Настроившись на долгий разговор, приготовив права, милую улыбку и обезоруживающий взгляд, я сидела и ждала обычного: «Нарушаете, гражданочка» («Cоsmopolitan». 1999. Декабрь).
Особенности построения и смыслового наполнения зевгматических конструкций создают достаточно широкий диапазон для их комического употребления: от мягких юмористических характеристик и описаний до резких, обладающих заостренной, критической направленностью сатирических, саркастических.
Поскольку, в связи с переменами, происходящими в действительности, меняется характер комического, комическое использование зевгматических конструкций также изменяется. В.В. Виноградов считал, что в русской литературе «принцип присоединительного сочетания слов и фраз, по смыслу далеких, но при неожиданном сближении образующих противоречивый и — вместе с тем — единый сложный, обобщенный и в тоже время вполне конкретный образ лица, события, «кусочка действительности» [Виноградов В.В., 1981] открыл А.С.Пушкин. Далее В.В.Виноградов отмечает, что в дальнейшем в своем творчестве такой принцип активно использовал Н.В.Гоголь. За истекший период (начало XIX – начало ХХI столетия) характер употребления зевгматических конструкций, как фигур языкового комизма, менялся в зависимости от изменений, происходящих в обществе.
Активно использовавшиеся во времена Пушкина и Гоголя для усиления критической, сатирической направленности, а также для создания иронических характеристик и описаний зевгматические конструкции, начиная с 60- ых годов ХХ - го столетия, стали употребляться значительно реже. Использование таких конструкций в творчестве Достоевского, Толстого можно считать единичными. Авторы учебного пособия «История русской литературы ХIХ века» отмечают: «В сознании читателя и демократической критики эпохи 60-ых годов литература была не столько «изящной словесностью», сколько фундаментом и основой духовного бытия нации. Литература — не игра, не забава, не развлечение; русский писатель относился к своему творчеству по-особому; оно было для него не профессией, а служением» [История русской литературы XIX века, 1987, с. 12]. В условиях усложнения общественной жизни, усиления конфронтации и политической борьбы менялся язык художественной литературы. Игра языковыми единицами с целью увеселения и развлечения встречалась не так часто. А поскольку основной сферой употребления зевгматических конструкций является сфера комического, их использование становилось все более редким. В тех случаях, когда авторы с тем или иным стилистическим заданием, прибегали к использованию таких фигур, их потребление редко носило игровой, увеселительный характер. Сравните:
«И рогоносец величавый,
Всегда довольный сам собой,
Своим обедом и женой»
(А.С. Пушкин «Евгений Онегин»).
В данном примере дается юмористическая характеристика объекта описания.
«<...> в это время подошел камергер с острыми и приятными замечаниями, с прекрасным завитым на голове хохлом» (Н.В. Гоголь. «Невский проспект»).
В данном примере мы можем наблюдать, какую роль играет использование зевгматических конструкций в выражении ироничной авторской оценки.
«... и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами» (Л.Н. Толстой «Война и мир»).
В данном примере (Л.Н. Толстой «Война и мир») зевгматическая конструкция используется с целью повышения экспрессивности текста, ее включение способствует созданию яркого образа, но выраженного комического эффекта не возникает.
В конце 80-ых годов ХIХ века общественная ситуация в России резко изменилась. Накал политической борьбы усиливался, происходила активизация революционного движения, пошатнувшиеся общественные устои находились на грани крушения. Многие представители интеллигенции, включая и писателей, считали, что в сложившейся ситуации требуется разрешение конфликта. Критическая направленность произведений писателей той поры зачастую становилась обличительной. Обличение негативного достигалось разными способами, в том числе и при помощи комических приемов, в частности, при помощи иронии и сатиры.
«Все мною написанное забудется через 5-10 лет; но пути, мною проложенные, будут целы и невредимы», — писал А.П. Чехов. В творчестве Чехова абсурд и хаос окружающей действительности предстал в новой форме, а методы отражения грубости, нелепости, в чеховской прозе заметно отличаются от предшествующей литературной традиции, хотя можно провести параллели и с творчеством Гоголя, и с творчеством М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Сходство обнаруживается в том, что и Чехов, и Гоголь, и Салтыков-Щедрин обличали социальные пороки при помощи смеха.
В письме к Плещееву А.П. Чехов писал: «Цель моя — убить сразу двух зайцев: правдиво нарисовать жизнь и кстати показать, насколько эта жизнь уклоняется от нормы». Уклонения от нормы в реальной действительности были отображены в творчестве Чехова при помощи уклонения от языковых норм. Пошлость, ничтожность, абсурд, нелепица блестяще переданы через авторскую речь и речь персонажей при помощи различного рода алогизмов и при помощи зевгматических конструкций. Использование зевгматических конструкций А.П. Чеховым являлось одним из основных средств создания иронических описаний и характеристик:
«Пробило 12 часов дня, и майор Щелколобов, обладатель тысячи десятин земли и молоденькой жены, высунул свою плешивую голову из-под ситцевого одеяла и громко выругался» (А. П. Чехов).
Обострение общественных противоречий в конце ХIХ — начале ХХ веков достигло наивысшей точки. Это нашло отражение в творчестве писателей и поэтов. Мрачная действительность представала перед читателем в заостренно-критических, абсурдных, трагикомических формах и отражала упадочническое, пессимистическое, скептическое, всеотрицающее настроение писателей той эпохи.
Так, в творчестве Саши Черного трагично-скептическое мировосприятие выражено в форме критики:
«Ведьмы, буки, черные сотни,