Диссертация на соискание ученой степени
| Вид материала | Диссертация |
- Диссертация на соискание ученой степени, 3188.43kb.
- Диссертация на соискание учёной степени кандидата юридических наук, 1614.07kb.
- М. С. Тарков Математические модели и методы отображения задач обработки изображений, 17.1kb.
- Диссертация на соискание ученой степени кандидата экономических наук, 2079.82kb.
- Диссертация на соискание ученой степени доктора психологических наук, 5248.42kb.
- Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени доктора медицинских, 907.5kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 3924.03kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 2781.79kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 2577.32kb.
- Диссертация на соискание ученой степени, 2127.42kb.
«Материальное – нематериальное». Такой тип неоднородности обычно используется с целью сатирического изображения и дискредитации объектов описания:
«Без галстука и чина,
Настроив контрабас,
Размашистый мужчина
Взобрался на Парнас»
(Саша Черный).
«Коржаков, пытавшийся остановить президентские выборы … превратился в автора бестселлера «Борис Ельцин. От забора до обеда» («Карьера». 1998. №1).
«Высокое – нейтральное». «Идейное – вещественное». Использование таких типов неоднородности приводит к снижению образа при создании различных комических характеристик, особенно, если лексические единицы с высокой стилистической окраской находятся в начале перечислительного ряда:
«И, сидя за столом, он размышлял долго о теперешнем направлении умов, о всеобщей безнравственности, о телеграфе, телефоне, велосипедах…» (А. П.Чехов).
При помощи таких типов неоднородности часто выражается авторская оценка происходящих событий и дается характеристика комической направленности:
«Она принесла с собой морозное дыхание января и французский журнал мод» (И. Ильф и Е. Петров).
«В человеке все должно быть прекрасно: и душа, и мысли, и омлет» (к/ф «Все дело в брате»).
«Масштабное – мелкое». Такой тип семантической неоднородности обычно используется с целью создания комического эффекта, часто встречается в иронических характеристиках объектов изображения:
«Там он принял обет… и ужин» (Из разговорной речи).
Используется как средство создания самоиронии:
«Мафия, маньяки, палочки (холерные), война… Это все ерунда. Мы уже привыкли. У нас все под контролем» (М.Задорнов. «От путча до Путина». РТР. 12. 06. 00).
Встречается в описании событий:
«Из большого помещения с надписью над дверью «Охотничий Зал» доносился шум многих голосов, обсуждавших не то садоводство, не то бессмертие души» (В.Набоков).
«Образное – необразное». Такой тип неоднородности обычно используется с целью создания психологических характеристик , часто ироничных:
«Женщина всегда способна отличить своего мужчину от «остальной мебели» и следить за его словами, мыслями, поступками и перемещениями» («Cosmopolitan». 1998. Май).
«Фразеологически связанное – свободное». Такой тип неоднородности может использоваться при создании экспрессивно-эмоционального повествования:
«За три недели моего отсутствия наша фирма успела разориться, и всю команду выкинули на улицу без честно отработанной зарплаты, без выходного пособия и без сожаления» («Cosmopolitan». 2000. Май);
при создании комической характеристики:
«Встала, отряхнулась, прическу поправила и сильно перед Сухаревым извиняться начала. Вплоть до предложения руки, квартиры и сердца» («Вокруг смеха». 2000. №28).
«Фразеологически связанное – фразеологически связанное». Такой тип часто используется как средство создания комической экспрессии, развлечения адресата:
«<…> другие походники с глупым выражением лица и с большим трудом закидывали свои тела в седла при помощи ленивых инструкторов» («Cosmopolitan». 1998. № 6).
Нарушение семантической однородности по нескольким типам (например, «абстрактное – конкретное», «одушевленное – неодушевленное») эффективно используются с целью создания психологических характеристик, описания психологического состояния:
«Теперь Марина панически боялась болезней, ночных хулиганов, автомобилей и самолетов, богатства, нищеты и одиночества» («Cosmopolitan». 1997. Апрель);
драматизации повествования:
«Всю дорогу он ругал на чем свет стоит свою родительницу, несчастную судьбу, идею бывшей жены завести ребенка, безденежье» («Cosmopolitan». 1999. Сентябрь).
Объединение семантически неоднородных и грамматически несочетаемых слов чаще используется в текстах комической направленности:
«Есть такие поклонники, ходят на все матчи подряд – и в дождь, и в снег, и в зал» («Теледенек. О.С.П.- студия»).
В том числе, при создании комических характеристик:
«Женщина хочет цветы, духи и замуж» («КВН». ОРТ. 21.02.99).
В комической рекламе:
«Все анекдоты в нашей стране делятся на свежие, с бородой и про Вовочку» (РТР. Реклама. 2000. Февраль).
Такой тип неоднородности часто используется как средство создания речевой характеристики:
«Я люблю Москва и тебя» («Cosmopolitan». 1997. Ноябрь).
Анализ примеров позволил продемонстрировать экспрессивно-изобразительные возможности зевгматических конструкций, важнейшая из которых – способность отображать несоответствия и противоречия. В зависимости от авторских намерений, отображение может сопровождаться комическим, трагическим, трагикомическим и драматическим эффектами.
3.2.Зевгматические конструкции как средство создания стилистических эффектов
В настоящий момент вопросы о стилистическом эффекте, как и о типах стилистических эффектов, возникающих при намеренном или ненамеренном включении в сообщение различных экспрессивно-изобразительных средств, можно считать малоизученным. Требуют решения и проблемы, связанные со способами создания стилистических эффектов. В этой связи необходимо отметить, что, поскольку эффект, возникающий при прочтении текста или его слуховом восприятии, в значительной степени обусловлен субъективными факторами и во многом зависит от мировосприятия адресата, в изучении стилистических эффектов важен интеграционный подход. Анализируя источники воздействия на адресата экспрессивно- изобразительных средств, используемых с целью создания стилистического эффекта, важно учитывать психологические факторы (особенности восприятия): восприятие любого текста всегда субъективно.
Тем не менее, в особенностях восприятия текста адресатом существует некая константа, позволяющая автору прогнозировать характер эффекта, получаемого в результате включения того или иного выразительного средства в текст. При написании текстов произведений автор, несомненно, представляет себе аудиторию, которой адресовано сообщение, и прогнозирует характер воздействующего эффекта.
В данном научном исследовании не ставилась цель разрешить все вопросы, касающиеся проблем восприятия текста и создания различных стилистических эффектов. Однако выявление и описание эффектов, возникающих при использовании зевгматических конструкций, представляется значимым. В связи с этим необходимо определить понятия «эффект» и «стилистический эффект».
В энциклопедическом словаре дается следующее определение эффекта: «Эффект – результат, следствие к.-л. причин, действий» [Советский энциклопедический словарь, 1985, с.1556].
Со стилистической точки зрения «эффект» можно рассматривать как результат, следствие использования риторических средств и приемов.
Вопрос о способах создания стилистических эффектов ставился в работах современных исследователей. Э.М.Береговская рассматривает возникновение стилистических эффектов как результат использования экспрессивных синтаксических конструкций. А.П.Сковородников рассматривает стилистический эффект как разновидность риторического эффекта. Ю.М.Скребнев акцентирует внимание на языковых механизмах создания стилистического эффекта. Представляя результаты изучения проблемы стилистического эффекта, Ю.М.Скребнев отмечает: «стилистический эффект, локализующийся в психике индивида, неизбежно уникален. Он представляет собой порождение индивидуальных ассоциаций, индивидуальной языковой компетенции. Стилистика, в свою очередь, обязана вскрыть лишь общее, коллективно значимое» [Скребнев Ю.М., 1975, с.27].
Г.А.Копнина определяет стилистический эффект как «впечатление, возникающее у адресата в результате восприятия того или иного стилистического приема» [Копнина Г.А., 2000, с. 128].
Придерживаясь точки зрения Г.А.Копниной, рассмотрим зевгматические конструкции как средство создания комического, трагического, трагикомического, драматического эффекта. Создание перечисленных нами эффектов – важнейшие функции зевгматических конструкций. В данном параграфе представлены результаты исследований по выявлению факторов, которые влияют на характер стилистических эффектов, возникающих при использовании зевгматических конструкций.
Какие же впечатления возникают у адресата при восприятии текста, оформленного зевгматически? В каких случаях зевгматические конструкции создают в тексте трагизм или драматизируют его? В каких случаях возникает комический эффект? В каких случаях введение в текст зевгматических конструкций усиливает экспрессию, но не вызывает ни комизма, ни трагизма?
Поскольку зевгматические конструкции являются языковыми моделями, при помощи которых отображаются противоречия, главный фактор, который определяет характер эффекта на адресата,– экстралингвистический.
Реально существующие противоречия, вызывающие отрицательные эмоции: скорбь, печаль, боль, гнев, тоску, отображенные адресантом при помощи зевгматических конструкций, создают в сознании адресата такие образы и картины, которые вызывают ответные переживания.
В том случае, если выявленное адресантом противоречие не вызывает негативных эмоций и воспринимается адресатом как безвредное, возникает комический эффект.
Каким будет стилистический эффект (трагический, комический, драматический) зависит от намерений создателя сообщения: можно сознательно драматизировать повествование, осуществив подбор лексических единиц так, чтобы они вызывали мрачные ассоциации. Важную роль при этом играет и постановка данных конструкций в драматический контекст. Резкая, шокирующая семантическая неоднородность на фоне контекста, рисующего мрачную картину, несомненно, будет способствовать усилению драматического или трагического эффекта. Трагического – если у адресата возникает ощущение опасности, осознания конечности всего живого.
Трагикомический эффект, «смех сквозь слезы», возникает тогда, когда вслед за смехом – реакцией, которая является результатом внезапного обнаружения и последующего уяснения сути бессмыслицы, нелепости, противоречия наступает ощущение пустоты и безысходности; в явлении, вызвавшем первоначальный смех, обнаруживается трагичность.
Трагикомизм художественных произведений – отображение переплетения трагического и комического в реальной жизни. Ю.Б.Борев, опираясь на труды исследователей комического отмечал, что сама природа служит образцом сочетания обыденного и возвышенного, шуточного и серьезного, веселого и печального. Трагическое часто становится обратной стороной комического. В этом отношении важно отметить, что в восприятии того или иного противоречия как комического или как трагического важную роль играет субъективный фактор: особое видение мира, которое в свою очередь имеет национальную, социальную, временную обусловленность.
«Н.В.Гоголь не знает выхода из тех противоречий, которые он раскрывает в своих произведениях, и потому его смех – это смех сквозь слезы», – замечает Ю.Б.Борев [Борев Ю.Б., 1988].
В зависимости от авторского мироощущения и мировосприятия зевгматические конструкции способны выражать «полифонию бытия» [Борев Ю.Б., 1988] по-разному. В этом можно убедиться, сопоставив следующие примеры:
«Начнем с самого раннего утра, когда весь Петербург пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях и салопах, совершающими свои наезды на церкви и на сострадательных прохожих» (Н.В.Гоголь. «Невский проспект»).
В приведенном примере использование зевгмы способствует созданию комического эффекта. Достигается такой эффект за счет наличия в перечислительном ряду семантически далеких лексических единиц («церкви» – «сострадательные прохожие») и актуализации прямого и косвенного значений в опорном слове «наезды».
Н.В.Гоголь часто с целью усиления экспрессии повествования использует зевгматические конструкции, в которых в контактном соположении находятся не только семантически, но и стилистически далекие от единства лексические единицы:
«А между тем дамы уехали, хорошенькая головка с тоненькими чертами лица и тоненьким станом скрылась, как что-то похожее на виденье, и опять остались дорога, бричка, тройка знакомых читателю лошадей, Селифан, Чичиков, гладь и пустота окрестных полей» (Н.В.Гоголь. «Мертвые души»).
Семантический разнобой и нарушение стилистического единства (переход от нейтрального к поэтическому стилю) привносят в повествование драматические ноты.
В творчестве А.П.Чехова зевгматические конструкции, являясь одним из способов отображения многогранности действительности, чаще всего используются для передачи ироничного отношения:
«Я, Человечество, обязуюсь встретить и проводить Новый 1884 год с шампанским, визитами, скандалами и протоколами» (А.П.Чехов «Контракт 1884 года с Человечеством»).
В данном примере употребление формы официальных документов (не свойственное художественному стилю) в сочетании с нарушением семантического единства в перечислительном ряду создают комический эффект (ирония).
В творчестве Саши Черного зевгматическое перечисление чаще всего используется с целью сатирического отображения мрачной и ужасной, с точки зрения автора, действительности:
«Гучковы, Дума, слякоть, тьма, морошка…
Мой близкий! Вас не тянет из окошка
Об мостовую брякнуть шалой головой?»
(Саша Черный. «Желтый дом»).
Картина беспросветности и мрачной безысходности создается при помощи особого подбора лексических единиц, принадлежащих к разным семантическим сферам («абстрактное – конкретное»). Снижение образа (использующееся достаточно часто в творчестве Саши Черного) происходит за счет постановки лексемы «морошка», обозначающей конкретное понятие, в финале конструкции. Контекст способствует созданию мрачного настроя у адресата и драматизации повествования. Не случайно на фоне мрачного описания появляется вопрос:
«Вас не тянет из окошка
Об мостовую брякнуть шалой головой?».
Трагическое мироощущение автора находит отражение в стиле произведений, в частности, в художественно организованных несоответствиях, являющихся прямым отображением несоответствий, конфликтов, абсурда существующих в мире, окружающем писателя или его героя:
«Но в придачу – в придачу к этому мне чудится непорочная нежность, проступающая сквозь мускус и мерзость, сквозь смрад и смерть» (В. Набоков. «Лолита»).
Зевгматическое соединение элементов в одном ряду, лексические повторы, эпитеты в сочетании с аллитерацией и ассонансом позволяют автору передать свои ощущения, вовлечь в свои переживания и создать трагический эффект:
«… и я их нежно целовал братскими губами в сонном беспорядке венской дребедени, продаваемой с молотка, жалости, импотенции и коричневых париков трагических старух, которых только что отравили газом» (В. Набоков. «Камера Обскура»).
Трагический хаос бытия отображается в приведенных примерах через цепь хаотично сменяющих друг друга образов. Ужас происходящего, переданный В.Набоковым при помощи особого подбора лексики, особой синтаксической и ритмической организации передается и адресату сообщения.
В силу своих синтаксических и семантических особенностей, чаще всего зевгматические конструкции создают драматический или комический эффекты. Но в тех случаях, когда автор не стремится ни развлечь адресата, ни шокировать его, зевгматические конструкции обычно служат средством привлечения внимания, постановки акцента на значимой с точки зрения адресанта информации, придания тексту выразительности, высвечивания значимости противопоставляемых или сопоставляемых объектов и явлений. В таких случаях использование зевгматических конструкций не вызывает сильной психической разрядки в форме смеха, не вызывает тяжелых переживаний (боль, грусть, сострадание, печаль):
«Так, по крайней мере, поступают Гуф и Хьюго, два милых амстердамских подонка, не дорожащих ничем, кроме коллекций паспортных фото и ветра в собственных головах» («Афиша». 2000. №1).
«Вкусы Дилана там были известны: немного овощей с рыбой, чуть-чуть ЛСД и обязательно темноволосая пышногрудая красотка, или даже не одна» («Караван историй». 2001. Ноябрь).
Поскольку неожиданность является одним из источников создания экспрессии при использовании зевгматических конструкций, такого рода конструкции обычно способствуют созданию эффекта обманутого ожидания. На этот факт указывает в своем исследовании, посвященном проблемам экспрессивного синтаксиса, и Э.М.Береговская: « <…> зевгму можно трактовать как фигуру, в которой запрограммировано «обманутое ожидание» (в смысле М.Риффатера). Обычно читательское ожидание нагнетается в пределах абзаца, главы, произведения, а тут оно и нарастает, и разрешается в пределах одного словосочетания. Зевгма – самая лапидарная форма реализации эффекта обманутого ожидания» [Береговская Э.М., 1984 с.91].
Резкие, неожиданные повороты в высказывании, переходы из одной семантической плоскости в другую ломают устойчивые представления адресата, меняют привычный ход мыслей, разрушают прогнозы и установки, которые играют важную роль при декодировании адресатом любой информации. Привычные ожидания не оправдываются: на месте ожидаемых и уместных с точки зрения адресата единиц оказываются непрогнозируемые. При дальнейшей дешифровке, в сопоставлении с контекстом, состояние временного психического затора проходит, устанавливается ход мыслей автора, часто угадываются его намерения (явные или скрытые). Эффект обманутого ожидания при декодировании сообщений, в которых информация подается в зевгматической форме, возникает практически во всех случаях. Но сила этого эффекта может быть разной. Сравните:
«Счастья, здоровья, веселья,
Котлет, пиджаков и любовниц,
Пищеваренье и сон –
Пошли нам, серое небо!»
(Саша Черный. «Новая цифра»).
«Сегодня в Кремле Президент принял представительницу ОБСЕ и военную доктрину» («Вокруг смеха». 2000. №29).
«Выпускной бал, вся она в белом: платье, танце и вине» («Крокодил». 1999. №3).
«Женщина всегда следит за собой и за мужем» («Крокодил». 1999. №9).
Сила эффекта обманутого ожидания при использовании зевгматических конструкций зависит от того, насколько резко противопоставлены друг другу в семантическом плане семантически неоднородные элементы конструкции.
Эффект «обманутого ожидания»», являясь «запрограммированным» в конструкциях подобного рода, возникает как при создании комического, так и при создании трагического и драматического эффектов.
3.2.1. Зевгматические конструкции как средство создания комического эффекта
Создание комического эффекта – одна из основных функций зевгматических конструкций. Неслучайно В.П.Брандес характеризовала зевгму как «… фигуру языкового комизма» [Брандес М.П., 1993], а Э.М.Береговская отмечала: «Когда речь идет о стилистической роли зевгмы, прежде всего, приходит на ум обширная область комического, одним из словесных средств которого зевгма является» [Береговская Э.М., 1984,с.79].
Чтобы наиболее глубоко осветить вопрос о функционировании зевгматических конструкций как фигур, обладающих комическим потенциалом, необходимо определить, что мы будем вкладывать в понятие «комического».
Комическое как философская, эстетическая, лингвистическая категория изучается со времен Аристотеля. В настоящий момент существует достаточно много исследований, посвященных проблемам комического, масса теорий комического самой различной направленности (психологической, философской, социальной и др.), но практически все исследователи сходятся во мнении, что суть комического составляет некий «разлад», противоречие.
Комическое по своей природе динамично: будучи явлением социальным (ведь только в человеческом обществе существует смех), комическое меняется от эпохи к эпохе, в ходе изменений, происходящих в социуме. Но неизменным остается то, что противоречия, несоответствия, аномалии могут при определенных условиях вызывать комический эффект. Условия эти обозначены еще Аристотелем в его сочинении «О поэзии», где он указывал, что смешное не должно приносить страданий: «Смешное – частица безобразного. Смешное – это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющие страданий и вреда, как, например, комическая маска. Это нечто безобразное и уродливое, но без страданий» [Аристотель, 1998, с.1070].
Страх, страдание, сострадание препятствуют возникновению смеха. Эту мысль развивает в своей работе «Возвышенное и комическое» Н.Г. Чернышевский: «область всего безвредно-нелепого – область комического» [Чернышевский, 1949, с.185]. С нелепым, безобразным, противоречивым человек сталкивается часто. Мир соткан из противоречий, несоответствий. Несоответствия, являясь составляющей бытия, способны вызвать и смех и слезы. Смех – в том случае, если эти несоответствия не приносят вреда, не вызывают сострадания или воспринимаются отстраненно (например, за давностию лет); печаль, грусть, ощущение неотвратимости смерти, – в том случае, если выявленные противоречия угрожают нашей или чьей-либо безопасности.
В комических и трагических произведениях противоречия отображаются по-разному: в трагических произведениях – через переживание, в комических – через смех.
В настоящий момент, в исследованиях о комическом наблюдается тенденция к объединению различных теорий комического в единое целое. Различия в трактовке комического объясняются тем, что комизм рассматривался исследователями с разных точек зрения. Об этом говорит в своей работе «Комическое, его виды и жанры» Т.Б.Любимова: «… теории комического смеха <…> представляют собой не разные концепции смеха, а концепции разного смеха и разного комического. Точнее говоря, они напоминают ту сетку и меридиан, что наносятся на карту, чтобы ею можно было пользоваться, но сама поверхность, остается причудливой и многообразной» [Любимова Т.Б. 1990, с.25].
Б.Дземидок [Дземидок Б., 1974] многообразие концепций комического сводит к шести типологическим моделям:
1. Теория негативного качества и превосходства субъекта познания комического над объектом (Аристотель, Т.Гоббс, К.Уберхорст).
2. Теория деградации. Суть данной теории заключается в том, что источником комического чаще всего является деградация ценности (низвержение возвышенного или серьезного до степени низкого и ничтожного). Основные представители данной теории – А.Бейн и А.Стерн.
3. Теория контраста. (Т.Липпс, Г.Гефдинг). Сторонники данной теории в качестве основы комического рассматривают контраст. «Действие контраста, на котором основано смешное, возникает оттого, что внезапно сталкиваются две мысли или два впечатления, из которых каждое само по себе вызывает чувствование, но так, что одно разрушает, что построило другое» [Цит. по Дземидок Б., 1974].
4. Теория противоречия. (А.Шопенгауэр, Г.Гегель, Ф.Ницше, Ф.Фишер, Ю.Борев и др.). Одним из основоположников данной теории был А.Шопенгауэр. В его работе «Мир как воля и представление» изложена суть теории, именованной впоследствии Б.Дземидоком теорией противоречия.
«Источником смешного, – пишет А.Шопенгауэр, – всегда служит парадоксальное и поэтому неожиданное подведение предмета под понятие, в остальном ему гетерогенное, и феномен смеха означает, таким образом, всегда внезапное понимание несоответствия между такими понятиями и мыслимым в нем реальным объектом, т.е. между абстрактным и созерцательным. Чем больше и неожиданнее в воспроизведении смеющегося это несовпадение, тем громче будет его смех» [Шопенгауэр А.,1993, с.181].
5. Теория отклонения от нормы. (К.Грос, К.Мильтон, Нейхем). По мнению большинства исследователей, считающих отклонение от существующей нормы основой комического, не все явления так или иначе отклоняющиеся от нормы, от стандарта можно отнести к комическим. Так, Тшинадлевский отмечает, что «деформация кажется смешной лишь в том случае, если она не затрагивает наше индивидуальное чувство безопасности, не обладает, пусть даже мнимым, элементом потенциального вреда, угрожающего тому, что представляется наблюдателю дорогим и близким или даже безразличным» [Цит. по Дземидок Б., 1974]. Рассуждения Тшинадлевского, как мы видим, развивают рассуждения Аристотеля о потенциальной безвредности комического.
6. Теория пересекающихся мотивов. (К.Грос, Г.Бергсен, З.Фрейд, Н.В.Луначарский и др.). Теория, определяемая Б.Дземидоком как теория пересекающихся мотивов, объединяет концепции исследователей, в чьих научных трудах пересекаются несколько мотивов, объясняющих сущность комического. «В теории Карла Гоббса, – пишет Б.Дземидок, – мы можем выделить два главных мотива: мотив отклонения от нормы и мотив превосходства познающего субъекта над объектом познания комического. Гоббс различает субъективное и объективное условия познания комического. Субъективное условие он усматривает в нашей эстетической позиции, которая определяет собой концентрацию внимания и интерес к внешнему виду объекта. Объективным условием познания комического является какой-либо нелепый, превратный (er Kehrt) объект, к которому мы относимся с чувством превосходства при условии, что он не возбуждает при этом слишком сильного сочувствия и страха. Нелепым, превратным Гоббс считает все то, что отклоняется от нормы: искажение видовых признаков объекта, нецелесообразный жест и т.д.» [Дземидок Б., 1974, с.51].
Проанализировав существующие концепции комического, Б.Дземидок приходит к выводу, что «источник комического <…> надлежит конкретизировать применительно к различным формам комического и модифицировать в случае надобности исправлениями и оговорками» [Дземидок Б., 1974].
Рассматривая функционирование зевгматических конструкций в современном русском литературном языке с точки зрения создания комической экспрессии, мы ориентируемся на концепции Аристотеля, А.Шопенгауэра, З.Фрейда, К.Гроса, а также на концепцию российского исследователя Ю.Борева, который отмечал: «При всем многообразии типов, форм, оттенков комического, при всем его национальном и историческом своеобразии сущность его всегда одна: оно выражает общественно ощутимое, общественно значимое противоречие, несоответствие явления или одной из его сторон высоким эстетическим идеалам. Комедийный смех казнит несовершенство мира, очищает и обновляет человека и утверждает радость бытия» [Борев Ю., 1988, с.93].
Исследование любого языкового явления, в частности стилистических фигур, требует комплексного, интегрированного подхода. Так, применительно к исследованию зевгматических конструкций, необходимо рассмотреть данное явление с точки зрения философии как учения об общих принципах бытия и познания, основных законах природы и общества, отношении человека к миру и особенностях его мышления.
Поскольку мысль человека оформляется при помощи единиц языка, глубокое изучение того или иного языкового явления предполагает рассмотрение вопроса о специфике отображения тех или иных мыслительных операций посредством использования того или иного языкового средства.
Все, что происходит в действительности, осмысляясь индивидуумом, отображается при помощи языковых единиц. Изучение особенностей функционирования определенного типа языковых единиц требует знания основных законов бытия.
При изучении зевгматических конструкций, как одного из средств создания комического эффекта, мы неизбежно затрагиваем вопросы восприятия зевгматических конструкций адресатом, способы декодирования информации, излагаемой в форме зевгматических конструкций. Таким образом, психологический аспект в решении поставленных нами задач немаловажен.
Учитывая тот факт, что при построении зевгматических конструкций могут нарушаться законы логики, и это является одним из источников создания комической экспрессии, необходимым и значимым, с нашей точки зрения, является определение характера логических нарушений. Таким образом, осуществляя интеграционный подход, мы в своем исследовании опираемся на законы логики.
Выявляя суть комического, мы уже указывали на тот факт, что комическое динамично, и то, над чем мы смеемся, меняется от эпохи к эпохе. Изменения, происходящие в обществе, отражаются на выборе приемов и форм комического. Поэтому при описании зевгматических конструкций как комических фигур, анализируя те или иные примеры, необходимо учитывать исторический контекст.
Важен также и социальный аспект. Поскольку использование или неиспользование тех или иных стилистических фигур напрямую связано с политическим, культурным, языковым состоянием общества (в частности, со свободой или несвободой проявлений, в том числе языковых), при описании зевгматических конструкций с точки зрения создания при их помощи комического эффекта, необходимо коснуться вопросов состояния общества на разных этапах.
По мнению многих ученых, занимающихся исследованием комического как философской, эстетической и лингвистической категории, комизм имеет национальную специфику: «Особенности национального своеобразия культуры каждого народа заключается не столько в его одежде и кухне, сколько в манере понимать вещи. Эта манера понимать вещи отчетливо проявляется в национально окрашенных формах комизма» [Борев Ю.Б.,1988, с.90].
Рассматривая функционирование зевгматических конструкций в современном русском литературном языке, и, в частности их комическую функцию, мы касаемся национальных особенностей использования данных моделей, хотя зевгматические конструкции и, в частности, зевгма, являются языковой универсалией, что было отмечено Э.М.Береговской [Береговская Э.М., 1984].
Таким образом, в изучении зевгматических конструкций, как комических фигур, необходимо опираться на данные риторики, психологии, логики, философии, социолингвистики.
Определив, что мы будем понимать под комическим, очертив круг концепций комического, в рамках которых рассматриваются зевгматические конструкции как фигуры, обладающие комическим потенциалом, а также наметив подходы в изучении зевгматических конструкций как форм реализации комического, приступим к анализу языковых фактов.
С целью максимального воздействия на адресата, с целью создания комической экспрессии, дискредитации объекта описания чаще используются конструкции сильного типа и конструкции, в которых наблюдается резкое нарушение логических законов (паралогические зевгматические конструкции):
1.«Видали ль вы, как по вечерней набережной шагает нарядная стая отдыхающих дам? В сердцах – огонь, в глазах – призыв, в зубах – сигарета
( «Cosmopolitan». 1999. Июль).
2.«Она была разъярена, взбешена и в измятом халате» («Маруся». 2000. Октябрь).
Для создания мягких иронических описаний и характеристик чаще используются зевгматические конструкции слабого типа:
1.«Я нанял себе дачу около города Сумы на реке Псле. Место поэтическое, изобилующее теплом, лесами, хохлами, рыбой и раками» (А.П.Чехов).
Нарушение семантической однородности (типы – «абстрактное – конкретное», «одушевленное – неодушевленное») в данном примере выражено неярко, но, тем не менее, оно уловимо и способствует созданию мягкой иронии.
2. «Три фазана, свежая икра, итальянский певец, живые стерляди, знаменитый художник, земляника, два генерала, великолепный осетровый балык, известный писатель» (А. П. Чехов. «Подпись к рисунку»).
В данном примере перечисление построено хаотично, но резкого столкновения не происходит в силу того, что перечислительный ряд состоит из множества элементов и остается незамкнутым, его можно продолжить. Объединение далеких по семантике слов внутренне оправдано, т.к. для героини рассказа (хозяйки дома) два генерала и известный писатель являются такими же «угощениями» на званом вечере, как осетровый балык и земляника. Неярко выраженное, но, тем не менее, существенное отступление от норм семантической сочетаемости, придает повествованию ироничный оттенок. Отметим, что элементы перечислительного ряда, принадлежащие к разным семантическим сферам, можно противопоставить как «одушевленное – неодушевленное».
Сопоставление явлений человеческого мира и мира животных также играет свою роль в создании комического эффекта с одновременным выражением авторского мнения:
«Не в обиду будет сказано мужчинам, детям и животным, но только в женщине красота, опасность и тайна присутствуют всегда и сочетаются в самых невообразимых комбинациях» («Дочки-матери». 2000. №7).
Смежное расположение семантически неоднородных элементов, в отличие от дистантного, резко выявляет контрастность объединения, что способствует созданию ярко выраженного комического эффекта:
« Обожаю маринованные огурчики и блондинов» («Натали». 2001. Июль-Август).
От того, как расположены неоднородные элементы в перечислительной цепочке (дистантно или смежно), зависит и сила воздействующего эффекта.
Комизм может усиливаться и за счет актуализации многозначности слова, по отношению к которому неоднородные элементы управляемой цепочки находятся в положении соподчинения:
«Полуоткрыв и рот, и входную дверь, он смотрел в солнечную щель» (В.Набоков. «Лолита»).
Яркая картина, возникающая в воображении адресата, выписывается при помощи соединения членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию, семантически неоднородных по типу «анатомическое – неанатомическое» и опорного слова, в котором одновременно актуализируются разные значения: «Открыть –
- Поднять крышку, раздвинуть створки чего-нибудь. О.сундук,
О.дверь, О.окно.
- Разомкнуть, раскрыть что-нибудь сложенное, сомкнутое. О.глаза, О.
книгу» [Ожегов С.И., 1978, с.432].
Неожиданная связь в перечислительном ряду актуализирует несколько значений многозначных слов и слов, имеющих омонимы, что обычно способствует комическому обыгрыванию явлений: «Время закаляет характер, дружбу и пиво» («АиФ». 2000. №47).
В приведенном примере глагол «закалить» реализует несколько значений. Разные значения данного глагола актуализируются за счет неожиданной связи элементов перечислительной цепочки друг с другом и с опорным словом. Неожиданная связь «освежает» стертый смысл переносного значения опорного слова, поскольку сочетание «закаляет пиво» является окказиональным.
В результате окказионального объединения неоднородных элементов возникают новые, неожиданные семантические связи и ассоциации.
закаляет
характер дружбу пиво
Столь разные по своей семантике дополнения, вовлекающие в
окказиональную связь опорное слово, вскрывают новые оттенки значений. В результате глагол «закалить» приобретает следующие значения: «придать стойкость» (характеру), «увеличить крепость» (дружбы и пива), «улучшить вкус» (пива), «сделать более прочным» (характер, дружбу).
Такой же процесс семантической трансформации происходят и в следующем примере:
«Общее понижение спроса и падение курса не коснулись одних только статских советников, пряники же, самовары и невесты стали падать в цене и залеживаться» (А. П. Чехов).
Данный пример демонстрирует нам, как нарушение семантической однородности между управляемыми звеньями перечислительной цепочки («пряники» — «самовары» — «невесты») приводит к одновременной актуализации значений и оттенков значений в двух языковых единицах («падать в цене» и «залеживаться»).
Источником комической экспрессии в данном примере является
полисемия опорных слов, в которых актуализируются разные значения (прямое и переносное).
Отклонение от норм семантической сочетаемости, использующееся при построении зевгматических конструкций, — один из основных источников создания комической экспрессии. С точки зрения грамматики и стилистики, считается недопустимым «соединение в качестве однородных членов вещественно неоднородных (несопоставимых) понятий, например: «изучать математику и сорта грибов», <...> (порознь каждое дополнение сочетается с управляемым словом, но по смыслу они далеки друг от друга) <...> Нельзя сочетать в качестве однородных членов видовые и родовые понятия <...> в перечисление не должны входить скрещивающиеся понятия, т.е. понятия, частично совпадающие по своему объему (студенты и москвичи, женщины и редакторы)... следует избегать конструкций, в которых управляемое слово может быть отнесено в разные ряды однородных членов, например: «Он добивался отпуска без сохранения содержания и путевки»... при попарном сочетании однородных членов предложения или по признаку смежности, сходства или по принципу контраста (со специальным стилистическим заданием), не должно быть случайных сочетаний <...>, не сочетаются инфинитив и имя существительное: «Я люблю игру на рояле и петь».., недостатком предложений с однородными членами нередко является их громоздкость — наличие чрезмерно большого перечисления». [Розенталь Д.Э., 2001, с. 293].
Нарушение этих норм русского литературного языка в прагматических целях может служить источником создания комической экспрессии.
Обратимся к примерам:
«Досуг в семье проводили по-разному: муж выжимал штангу, а жена — белье» («Крокодил». 1968. №13).
Недопустимое с точки зрения норм русского языка объединение несопоставимых, вещественно неоднородных понятий, создает комический эффект. Наличие определенного стилистического задания (в данном случае – создание комического эффекта) оправдывает отступление от существующих языковых норм.
Поскольку в анализируемом примере каждое из звеньев управляемой цепочки сочетается с опорным словом, но, будучи несовместимыми семантически, звенья перечислительного ряда вступают с ним в разные смысловые связи, опорное слово актуализирует в себе следующие значения:
«Выжать —
1. Сжимая, сдавливая, извлечь, заставить выйти наружу. Сжав, сдавив, удалить жидкость, влагу.
2. Спорт. Медленно поднять штангу, гирю и т.п. от груди вверх, выпрямляя согнутые руки» [Ожегов С.И., 1978].
Наличие вскрытой полисемии в совокупности с противопоставлением, построенном при помощи лексем, относящихся к разным семантическим сферам, а также компактность конструкции, позволили автору в сжатой, лаконичной форме подчеркнуть несоответствия, существующие в реальной действительности, а именно – представить семейные противоречия. Рассмотрим другой пример:
«И тут Ржевский, набитый валютой и ликованием, колонулся»
(«Крокодил». 1997. №1).
Сочетание лексических элементов, относящихся к разным семантическим сферам («абстрактное – конкретное»), актуализируя разные значения опорного слова «набитый» (обладающий ценностями, в данном случае — валютой, и преисполненный чувств, в данном случае — ликованием), создает ярко выраженный комический эффект. Нарушение норм русского литературного языка в объединении семантически неоднородных элементов при первичном прочтении воспринимается как достаточно резкое, но дальнейший анализ выявляет связь между звеньями перечислительной цепочки: ликование (абстрактное понятие) является следствием обладания конкретными ценностями, а именно — валютой. Таким образом, зевгматическое объединение, нарушающее нормы, позволяет не только создать экспрессивный (в приведенном примере — комический) эффект, но и выявить связи между предметами и явлениями, объединение которых изначально воспринимается как мнимое.
Правила русской грамматики рекомендуют носителям русского языка
при попарном сочетании однородных членов предложения подбирать их по
признаку смежности, но нарушение именно этого правила способствует созданию достаточно сильного комического эффекта, иногда — шокирующего. Именно контактное соположение, сталкивание «лицом друг к другу, — по выражению Е.В. Клюева, — конфликтующих понятий», способно вызвать комический эффект:
«Дама может разогреть ужин и мужчину» («Вокруг смеха». 1998. №3);
«Ну, потом-то мужчина берет себя и вилку в руки» («Cosmopolitan». 1999. №5).
В последнем примере комизм, созданный за счет нарушения норм сочетаемости контрастирующих единиц перечислительного ряда, усиливается за счет того, что один из членов данного ряда является элементом фразеологического сращения («брать себя в руки»). Разрушение фразеологизма путем введения в его состав семантически инородного элемента («вилка») служит дополнительным источником комизма и средством привлечения внимания адресата. Актуализация свободного и фразеологически связанного значений существенно усиливает стилистический эффект.
Нарушение грамматической однородности в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию, также обычно рассматривается как ошибка, но при определенном стилистическом задании (имитации разговорной речи, создании комического эффекта, или и того и другого одновременно) используется достаточно часто:
«Я тоже хочу Тургенева и выпить, — проговорила она всею утробою» (В. Ерофеев. «Москва-Петушки»).
В данном примере недопустимое с точки зрения норм русского литературного языка сочетание существительного и инфинитива служит средством создания комической экспрессии, а также используется как средство стилизации под разговорное просторечие, характеризуя персонажа через речь.
Появление в ряду однородных членов предложения слов, обозначающих одно и то же явление или предмет, также создает комический эффект и имитирует речь персонажа:
«И требуем полной свободы и равноправия для воровства и кражи, и пусть все, что нехорошо, считается хорошо» (Тэффи).
Как комичное воспринимается и объединение пересекающихся или частично пересекающихся понятий:
«Требуем свободной любви, чтоб каждый мог жениться, и тайное равноправие полового вопроса для дам, женщин и детей» (Тэффи).
Такое объединение часто используется с целью имитации речи, в частности детской, как в последнем примере.
Громоздкость перечислительной конструкции, рассматривающаяся с точки зрения языковой нормы как недостаток, часто используется авторами как средство создания различных эффектов, в том числе и комического.
Обычно в конструкциях подобного рода в той или иной степени нарушается и семантическая однородность единиц перечислительного ряда:
«Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой — греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая — пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый — перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая — ножку в очаровательном башмачке, седьмой — галстук, возбуждающий удивление, восьмой — усы, повергающие в изумление» (Н. В. Гоголь. «Петербургские повести»).
Семантический разнобой в нарочито растянутом перечислительном ряду создает живописную картину Невского проспекта, где, по ироничному замечанию Н.В. Гоголя, «проходит главная выставка всех лучших произведений человека». Если, следуя норме, такое предложение «для большей доходчивости... разбить на несколько самостоятельных предложений по принципу логической близости между собой отдельных однородных членов» [Розенталь Д.Э. ,1974, с. 296], то в художественном отношении текст «проиграет». Именно соединение в рамках единой конструкции понятий, семантически неоднородных по типу «анатомическое неанатомическое», позволяет автору создать юмористическое описание «движущейся столицы Невского проспекта». Перечислительный ряд в анализируемом примере построен так, что в воображении адресата за счет смены движущихся друг за другом кадров создается некий единый образ, запечатлевающий многоликость описываемого объекта. Недаром В.А. Левашова называет перечисление «словесной живописью» и сравнивает его с кинематографом [Левашова В.А.,1976].
Мягкий юмористический оттенок (легкая авторская ирония) возникает за счет появления лексем, принадлежащих к разным семантическим сферам в процессе развертывания перечислительного ряда, не обладающего семантической законченностью и синтаксической закрытостью.
Комический эффект, возникающий в анализируемом отрывке, сопровождается эффектом незаконченности. Эффект незаконченности возникает обычно как следствие семантической и структурной непредсказуемости в ходе перечислительного развертывания, отсутствия показателей закрытости ряда.
Создание комического эффекта через раскрытие тех или иных противоречий используется достаточно часто. Выявление и подчеркивание несоответствий между прекрасным и безобразным служит эффективным средством создания комического.
Во всех видах искусства используется прием изображения прекрасного на фоне безобразного. На фоне прекрасного безобразное кажется еще более уродливым, нелепым и смешным (если не заключает в себе потенциального вреда для адресата).
Каким же образом противоречие, как источник комического, действует в языке? На примере зевгматических конструкций это можно представить следующим образом: резкое столкновение лексических единиц, обозначающих с одной стороны предметы или явления из сферы прекрасного и вызывающие у адресата положительные эмоции, а с другой стороны – лексических единиц, обозначающих предметы или явления безобразные, отталкивающие, вызывают при определенных условиях и в определенном контексте смех. Такой прием активно используется в русской литературе и публицистике со времен А.С. Пушкина:
«Голос нежный, взор любови,
Набеленная рука,