Диссертация на соискание ученой степени

Вид материала

Диссертация

Содержание Зевгматическая градация Игра в кубики Зевгматическое сравнение – Зевгматическое сопоставление – Синтаксический коллаж 1.2. Принципы построения зевгматических конструкций Основным принципом построения зевгматических конструкций 1.3. Зевгматические конструкции и смежные с ними стилистические явления Пришел старик с первого этажа. Он страдает от плоскостопия и хочет поговорить о дровах». 1.4. Выводы по первой главе

Подобный материал:

• Диссертация на соискание ученой степени, 3188.43kb.
• Диссертация на соискание учёной степени кандидата юридических наук, 1614.07kb.
• М. С. Тарков Математические модели и методы отображения задач обработки изображений, 17.1kb.
• Диссертация на соискание ученой степени кандидата экономических наук, 2079.82kb.
• Диссертация на соискание ученой степени доктора психологических наук, 5248.42kb.
• Диссертация в форме научного доклада на соискание ученой степени доктора медицинских, 907.5kb.
• Диссертация на соискание ученой степени, 3924.03kb.
• Диссертация на соискание ученой степени, 2781.79kb.
• Диссертация на соискание ученой степени, 2577.32kb.
• Диссертация на соискание ученой степени, 2127.42kb.

Аккумуляция – стилистическая фигура, состоящая из ряда семантически неоднородных элементов, занимающих одинаковую синтаксическую позицию. В аккумулятивном ряду сообщение выстраивается как ряд картин, которые с трудом можно объединить в целое, т.к. элементы следуют друг за другом хаотично, с точки зрения логики изложения – беспорядочно:

«Безнадежная ситуация, громкая патриотическая музыка, герой, вдохновляющий толпу на подвиги, куча взрывов. Декларация независимости в кадре, свобода радостная у входа и аннигиляция противника атомным зарядом за секунду до ответного удара» («Комсомольская правда». 2000.

1 июля).










Аккумуляция представляет собой зевгматическое перечисление большой протяженности (семь и более элементов). Элементы аккумулятивного ряда могут являться частями разных предложений и часто имеют при себе распространители.

Зевгматическая градация – стилистическая фигура, состоящая из семантически неоднородных, но сопоставимых по какому-либо признаку членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию и расположенных в порядке их возрастающей или убывающей семантической и/или эмоциональной значимости:

«Он стоит <…>, водружая на себя дачу, гараж, земной шар и весь космос»

(А. Вознесенский).

Зевгматически трансформированный фразеологизм – стилистическая фигура, состоящая из семантически неоднородных членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию, представляющих собой фразеологические сочетания или элементы фразеологических сочетаний:

«Что наша жизнь? Игра в кубики, на нервах, в ящик» («Твой Додыр». 2000. № 15).







Зевгматическое сравнение – сравнение, включающее в свой состав зевгматическое перечисление:

«Я счастлива жить образцово и просто:

Как солнце, как маятник, как календарь»

(М. Цветаева).







Зевгматическое сопоставление – стилистическая фигура, состоящая из семантически неоднородных членов предложения, которые занимают одинаковую синтаксическую позицию и включаются в части предложения, содержание которых сопоставляется:

«Обладая исполинской силой и сравнительно небольшими размерами, бегекот часто нападает как на мышей, так и на зазевавшиеся джипы с туристами» («Твой Додыр». 2000. №24).








В зевгматическом сопоставлении семантически неоднородные члены предложения, занимающие одинаковую синтаксическую позицию, могут находиться в отношениях координации или в отношениях соподчинения с опорным словом, в котором может актуализироваться два или несколько значений (чаще всего прямое и переносное):

«Ее муж, в свою очередь, перестал стряхивать сигаретный пепел в цветочные горшки, а свои экстравагантные мнения – на головы окружающих» («Натали». 2001. Июль).

Зевгматический анаколуф – стилистическая фигура, состоящая из семантически неоднородных и грамматически несочетаемых членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию, и опорного слова:

«Делайте что хотите, но чтобы через полчаса в лесу было сухо, светло и медведь» (Г. Горин).







Синтаксический коллаж – стилистическая фигура, представляющая собой ряд фрагментов из прецедентных текстов, семантически разнородных:

Вечер был, сверкали звезды…

– Заяц белый, куда бегал?

– Чижик-пыжик, где ты был?

– Аты-баты – что купили?

– Что ты ржешь как конь ретивый?

– Лучше выдумать не мог?

(Б. Заходер)










1.2. Принципы построения зевгматических конструкций

В основе построения любой стилистической фигуры всегда лежит определенный принцип (или принципы). Определяя лингвистический статус зевгматических конструкций, также необходимо выделить принципы их построения.

Основным принципом построения зевгматических конструкций является нарушение семантической однородности в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию. При этом нарушение семантической однородности может сочетаться с нарушением грамматической сочетаемости. Отметим, что при построении зевгматических конструкций может наблюдаться и нарушение логических норм, но это происходит не во всех случаях. О паралогической основе зевгмы Ю. М. Скребнев писал: «Намеренно создаваемые логические ошибки – нарушения запретов семантического плана организации текста – лежат в основе каламбура и зевгмы, специально предназначенных для использования в юмористических целях» [Скребнев Ю. М., 1975, с. 152]. «Нарушение запретов семантического плана организации текста» бывают выражены в большей или меньшей степени. В тех случаях, когда в цепочке однородных членов предложения происходит семантическое рассогласование, приводящее к резкому переключению с одного семантического плана на другой (что может вызывать у адресата недоумение) и нарушаются логические законы тождества и непротиворечия, логическое нарушение очевидно. Если при этом в зевгматической конструкции нарушается грамматическая сочетаемость, паралогичность конструкции может становиться настолько явной, что для адресата связь элементов зевгматической конструкции может представляться невозможной. Не исключено, что в дальнейшем, при декодировании полученной информации, адресант может «вскрыть» смысл связи, показавшейся первоначально нелепой. Э. М. Береговская, характеризуя зевгму, «резкую семантическую несовместимость» называет «reductio ad absurdum» и именует зевгматические конструкции, в которых наблюдается такая резкая несовместимость, парадоксальными. Представим примеры с различной степенью семантической несовместимости:

«На счету Сильвии – самые громкие разоблачения, скандальные репортажи о личной жизни знаменитостей. Она была настоящей, отлично выдрессированной ищейкой: острое зрение и слух, цепкая память, длинные ноги, спасающие от преследователей, а также научная степень по психологии и связи в самых высоких кругах» («Караван историй». 2001. Апрель).

«Женщины, мужчины, поклонники, слава – вся эта суета вот уже лет двадцать как абсолютно не интересовала Луи де Фюнеса» («Караван историй». 2001. Апрель).

«И тут началась ссора, наполненная ненавистью, усталостью и нецензурными словами» («Караван историй». 2001. Апрель).

«И когда ему подносили, долго отказывался, просил войти в его положение и печень» (В. Бахнов. «Фортуна»).

« <…> хотелось немедленно свести счеты с жизнью и со швейной фабрикой...» (Л. Плотникова. «Кувшинчик»).

Отметим, что во всех приведенных примерах наблюдается «нарушение запретов семантического плана организации текста» [Ю. М.Скребнев, 1975, с.152], рассматриваемое Ю. М. Скребневым как намеренно создаваемые логические ошибки, с целью создания стилистического эффекта. Однако характер эффекта в перечисленных примерах различный. Подробно вопросы о создании тех или иных эффектов, обусловленных типом и степенью нарушения семантической однородности, рассматриваются во II-ой и III-ей главах диссертационного исследования. Тем не менее, рассматривая вопрос о принципах организации зевгматических конструкций, и, в частности, об основополагающем принципе (нарушение семантической однородности в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию) важно акцентировать внимание на таком моменте, как нарушение норм сочетаемости в рамках зевгматических конструкций. С этой целью обратимся к трактовке такого понятия, как однородность. Авторы учебного пособия «Современный русский язык» Л. А. Новиков, Л. Г. Зубкова, В. В. Иванов отмечают: «Если в предложении есть два (или более) одинаковых синтаксических члена предложения, соединенных между собой сочинительной или бессоюзной связью, они являются однородными. <…> Однородные члены предложения <…> всегда выступают в одной и той же синтаксической функции, занимают одну синтаксическую позицию, связаны с одним и тем же членом предложения синтаксической связью подчинения или координации (если это однородные подлежащие или сказуемые) и чаще всего имеют одинаковое морфологическое выражение <…> В предложении однородные члены, занимая позицию одного члена предложения, объединяются в один структурно-семантический блок» [Современный русский язык, 1996, с. 651].
Н. С. Валгина, определяя понятие синтаксической однородности, указывает: «Синтаксическая однородность выявляется только в предложении (не в словосочетании) и определяется как тождество синтаксической позиции, а последнее возможно лишь при объединении сочетающихся словоформ в сочинительный ряд. Следовательно, однородными являются члены предложения, связанные сочинительными отношениями и занимающие одинаковую синтаксическую позицию в предложении.

В ряду однородных членов обнаруживается равноправие компонентов, их смысловая и грамматическая независимость друг от друга при условии, однако, их логической и лексической сопоставимости. Такие члены предложения связаны перечислительными, сопоставительными или разделительными отношениями. Вместе с тем, однородные члены объединяются одинаковым синтаксическим отношением к одному и тому же члену предложения. Последнее может проявляться в их соподчиненности, т.е. в параллельной зависимости от некоего третьего члена, или, наоборот, в соподчиняющей роли <…> Сочинительная связь и одинаковость синтаксической позиции возможны лишь между членами предложения, логически однозначными и лексически сопоставимыми, именно поэтому в построениях типа Выяснить все формы и трудности этой работы; Огурцы, помидоры, овощи продаются напротив; Большой выбор конфет, кондитерских изделий, вин и фруктов усматривается стилистико-грамматическая дефектность, а предложения типа Маленький сквер в центре занят пенсионерами, детьми и осенью (Г. Малт.); У нее были великолепные саквояжи и рыжие волосы (Грин) возможны лишь в художественной литературе при определенном стилистическом задании и абсолютно неприемлемы в нейтральном стиле. Слова-понятия, лексически далёкие друг от друга, могут иногда объединяться в однородном ряду и в публицистике: при необходимости подчеркнуть их контрастность. Однако и в этом случае налицо стилистическое задание» [Валгина Н. С., 1991, с. 218-221]. Элементы зевгматической конструкции объединяются в один «структурно-семантический блок», являются однородными, но однородны они формально. Нарушение семантической однородности, рассматривающееся в учебниках и учебных пособиях как нарушение нормы, дефектность становятся источником экспрессии и используется для усиления изобразительности. Итак, одно из основных условий построения конструкций с однородными членами («логическая и лексическая сопоставимость», по Н. С. Валгиной) в зевгматических конструкциях нарушается с целью создания определённого стилистического эффекта. Это дает основание утверждать, что нарушение семантической однородности в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию, является основным принципом построения зевгмы и зевгматических конструкций.

Семантическая неоднородность в данном диссертационном исследовании определяется как несовместимость языковых единиц с точки зрения норм русского литературного языка, рекомендующих не объединять в качестве однородных частично пересекающиеся понятия, понятия, находящиеся в родо-видовых отношениях, понятия, именуемые словами, относящимися к разным стилям и к разным семантичесским сферам («абстрактное – конкретное», «высокое – низкое», «одушевленное – неодушевленное», «человеческое – животное», «свободное – фразеологически связанное», «человеческое – вещественное», «масштабное – мелкое» и др.).

Грамматическая несочетаемость понимается как несовместимость языковых единиц с точки зрения норм русского литературного языка, рекомендующих не объединять в качестве однородных грамматические формы, принадлежащие к разным частям речи (инфинитив и имя существительное, наречие и имя существительное), а также синтаксически разнородные единицы (причастный или деепричастный обороты и придаточное предложение и др.).

Подробнее вопрос семантической и грамматической неоднородности рассматривается во II-ой главе данного диссертационного исследования.

Поскольку объединение семантически неоднородных языковых единиц зачастую приводит к тому, что нарушается тождественность в рамках суждения, а это противоречит первому закону логики, есть основание утверждать, что в основе построения зевгматических конструкций лежит принцип алогизма. Но это касается только тех случаев, когда нарушение тождественности носит характер противоречия, т.е. в ходе суждения осуществляется резкий переход из одного смыслового плана в другой:

«Моя вдова не затрапезная, – обиженно сказал Кузя… – у нее был муж полковник и такая грудь, что вы таких грудей не видывали! А волосы! А губки!» (А. Т. Аверченко).

Ярко выраженная алогичность соединения компонентов, занимающих одинаковую синтаксическую позицию и формально представляющих единство, в приведенном примере используется автором сознательно с целью охарактеризовать особенности ментальности персонажа и создать его речевую характеристику. Смысловое единство в суждении персонажа из рассказа А.Т. Аверченко «Шутка Мецената» нарушено. При определённом стилистическом задании (создание комического эффекта, характеристика ментального уровня объекта изображения, создание речевой характеристики и т.д.) нарушение тождественности в суждении (противоречащее первому закону логики) можно считать оправданным, и мы можем характеризовать возникшее в результате нарушения законов логики явление как стилистический прием, построенный по принципу алогизма.

В своём понимании алогизма мы придерживаемся точки зрения А. П. Сковородникова, который рассматривает алогизм как принцип, лежащий в основе группы риторических приемов: «Этот принцип состоит в намеренном и прагматически мотивированном отклонении от логических норм, под которыми понимаются основные законы формальной логики и вытекающие из них частные правила, например, правила деления понятий» [Сковородников А. П., 2004, с. 42].

В тех случаях, когда включение алогизмов в суждение затрудняет понимание и вызывает помехи при декодировании информации, употребление алогичных суждений следует рассматривать как ошибку.

Г. И. Рузавин в учебном пособии для вузов «Логика и аргументация», подробно освещая вопрос о важности соблюдения законов логики в коммуникации, отмечает, что соблюдение закона тождества «обеспечивает определенность мышления». Ссылаясь на мнение Аристотеля, который отмечал, что нельзя ничего мыслить, если каждый раз не мыслить что-нибудь одно, исследователь подчеркивает: «Главным в законе тождества является требование сохранения содержания мысли в ходе рассуждения <…>» [Рузавин Г. И., 1997, с. 222]. При построении зевгматических конструкций это требование зачастую нарушается достаточно резко, сохранения содержания мысли не происходит:

«После всего пережитого он стал теряться в догадках и в толпе прохожих» («Крокодил». 2000. №7).

В приведенном примере члены предложения, занимающие одинаковую синтаксическую позицию, в смысловом отношении друг другу не тождественны. С точки зрения логики, такое суждение характеризуется как алогичное, а значит – недопустимое. С точки зрения стилистики такое суждение можно рассматривать как фигуру речи, в основе построения которой лежит принцип алогизма. Слово, подчиняющее себе семантически гетерогенный ряд, реализует вследствие алогичности разные значения.

Г. И. Рузавин указывает на то, что «если при формулировке закона тождества использовать символику математической логики, то данный закон будет выглядеть следующим образом:

А=А, либо РР» [Рузавин Г. И., 1997, с. 223].

При построении зевгматической цепочки АА во всех случаях (и в тех случаях, когда в зевгме обнаруживается резкое отклонение от логической нормы и в тех случаях, когда такое отклонение не ярко выражено):

«Мужчин губят не только водка, ДТП и вооруженные конфликты» («Деньги». 2001. №31).

«Кроме счастья, есть зима, простуды, просто невезенье…» (З. Рамазанова. «Земфира»).

В приведенных примерах элементы грамматически однородного ряда принадлежат к разным семантическим сферам, но их объединение оправдано внутренней ситуативной логикой, поэтому такие примеры мы не можем рассматривать как алогичные. Тем не менее, семантическая неоднородность – основа экспрессивности данных примеров.

Итак, намеренное объединение нетождественных элементов в суждении, рассматриваемое в логике как нарушение, является принципом построения зевгматических конструкций.

Поскольку воздействие некоторых зевгматических конструкций достигается, в том числе, и за счет экономии языковых средств, есть основания утверждать, что при построении этих фигур используется принцип языковой экономии. Этот принцип состоит в намеренной подаче материала в сжатой форме. Строя свое сообщение по принципу языковой экономии, адресант пытается кратко выразить значительное по объему количество информации. Проиллюстрируем это при помощи примера:

«Закончил институт с красным дипломом и синим лицом» ( Шутка).

Информация, заключенная в конструкциях подобного рода, подана достаточно лаконично и с точки зрения воздействия эффективно. Корректировка зевгматического объединения с целью ненарушения норм приводит к потере или снижению эффекта и увеличению объема высказывания.

Об экономии языковых средств, как об одном из признаков зевгмы, писал и Ю. М. Скребнев в исследовании по теории стилистики: «Нетрудно заметить, что одним из внешних признаков приведенных примеров зевгмы является формальная «экономия» языковых средств: элемент, с которым вступают в связь неравноценные разнопорядковые элементы, появляется в тексте лишь один раз и более не повторяется. По этой причине зевгма рассматривалась, например, в «Стилистике английского языка» М. Д. Кузнец и автором настоящего очерка в разделе, посвященном экономии синтаксических элементов, хотя при этом авторы подчёркивали чисто семантическую природу стилистического эффекта, создаваемого зевгмой. Однако вряд ли можно утверждать, что повторение «общего» элемента в зевгме вообще не встречается. В частности, явный зевгматический эффект создает следующий пример цитируемой ниже комедии Дыховичного и Слободского: «Граждане! Где чуткость? Где жалобная книга?» [196, c. 153–154].

Мнение Ю. М. Скребнева относительно повторения общего элемента в зевгме, иногда встречающегося при построении данной фигуры, можно считать обоснованным. В ходе исследования были отмечены случаи, когда общий элемент зевгмы (опорное слово) повторялся неоднократно в рамках конструкции:

«Я искала тебя годами долгими, искала тебя дворами темными…» (З. Рамазанова. «Искала»).

Наблюдения также показали, что однократное повторение опорного слова, являющегося главным по отношению к подчиняемым элементам, делает конструкцию более выразительной и стилистически яркой. Контактное соположение конфликтующих языковых единиц позволяет резче высветить противоречие, несовместимость или отобразить многогранность изображаемого объекта или явления, а возникающая при таком соположении многозначность усиливает воздействующий и художественный эффекты:

«Агнес была образованна, независима, увлекалась искусством и всеми яркими интеллектуалами, встречающимися на её пути» («Деньги». 2001. №31).

Изменение структуры за счёт повторения опорного слова и возникающее, как следствие этого повторения, дистанцирование подчиняемых элементов, приводит к ослаблению выразительности: «Агнес была образованна, независима, увлекалась искусством, увлекалась всеми яркими интеллектуалами, встречавшимися на её пути».

Трансформируя зевгматические конструкции путём включения в их состав языковых единиц, употребление которых позволяет избежать многозначности (следуя языковым нормам, рекомендующим носителю языка избегать двусмысленности при передаче информации), мы убеждаемся в том, что экономия языковых средств является одним из важнейших факторов создания стилистического эффекта, поскольку воздействующий эффект при такой трансформации ослабевает.

В. А. Левашова, исследуя функционирование приема перечисления при описании языковых структур, в которых происходит одновременная реализация нескольких значений многозначным словом за счёт синтаксической связи данного слова с семантически разноплановыми элементами перечисления, указывала: «сознательное, намеренное сохранение многозначности слова в одном и том же контексте ведет к значительному увеличению объема семантической информации» [Левашова В. А., 1976]. Сознательное использование полисемии при построении зевгматических конструкций позволяет увеличить объем информации при минимальном количестве языковых единиц.

Однако следует отметить, что принцип языковой экономии при построении зевгматических конструкций используется не всегда. Его употребление характерно для построения зевгмы, в некоторых случаях данный принцип используется при построении зевгматического перечисления, зевгматически трансформированного фразеологизма, зевгматического сравнения, зевгматического сопоставления.

В ходе исследования были зафиксированы такие примеры зевгматических конструкций, в которых между элементами, занимающими одинаковую синтаксическую позицию, наблюдались контрастные отношения:

«Я рад, что не продаю семечки и телевизоры и не занимаюсь перегонкой нефти» («Телевизор». 2002. 30. 04).

Данная конструкция, несомненно, экспрессивна и эмоциональна, эффект достигается за счёт введения в высказывание контрастирующих, семантически далёких слов, но логическое нарушение в данном примере резко не высвечивается. Подобные примеры можно квалифицировать как построенные по принципу контраста. К зевгматическим конструкциям, построенным по принципу контраста, можно относить только такие конструкции, в которых автор сознательно противопоставляет понятия с целью подчеркнуть их отличие и создать яркий образ описываемого предмета или явления:

«Головокружительные интриги возникают там, где появляются большие деньги и красивая женщина» («АиФ». 2000. №49).

«<…> услада уха и глаза человека, обладающего изысканным вкусом и тугим кошельком» («АиФ». 2000. №20).

Как основанные на принципе контраста не могут быть квалифицированы зевгматические конструкции, при построении которых адресант сознательно не противопоставляет понятия, а семантическая неоднородность возникает по причине хаотичности перечисления, стремления отобразить различные грани предметов или явлений:

«Одинокие женщины, окружающие себя любимыми вещами, множеством привычек и маленьких традиций, очень счастливы» («Cosmopolitan». 2000. Январь).

Конструкции, в которых контраст не является определяющим фактором в создании стилистического эффекта, отличаются тем, что перечисляемые понятия зачастую онтологически принадлежат к одному семантическому полю, но с точки зрения норм семантической сочетаемости данные понятия принадлежат к разным семантическим сферам:

«Сейчас ищу аффирмации от Кардена. Тогда во мне все будет прекрасно: и фигура, и одежда, и настроение» («Cosmopolitan». 1998. №3);

«К двадцати годам за плечами у Мити был неудачный брак с удачным разводом, трёхлетний сын Вадик, вот уже два года называвший папой другого дядю, и несколько вялотекущих романов, не оставивших о себе особых воспоминаний» («МК». 2000. 20-27 июля).

При построении зевгматических конструкций также используется контаминация (как принцип построения). Так контаминируют словосочетания и фразеологические единицы:

«Мы любим бить людей… и бить баклуши» (Из мультфильма «Бременские музыканты»).

Фразеологизм реализует себя в тексте как целостная семантическая единица, по этой причине всякий фразеологизм вступает в связь с другими словами как неразложимое целое и выступает как один член предложения. В тех случаях, когда фразеологизм накладывается на свободное словосочетание, происходит его «насильственное» разложение, что создает тот или иной стилистический эффект (в зависимости от намерений автора и от характера контекста, в который вводится контаминированная конструкция, частью которой является фразеологизм).

В приведенном примере наблюдается контаминация двух единиц: «бить людей» и «бить баклуши». В результате контаминации происходит актуализация двух значений в опорном слове: свободного значения слова «бить»: «Бить. Ударяя, причинить боль кому-нибудь. Избивать» и фразеологически связанного значения «Бить баклуши. Праздно проводить время, бездельничать» [Ожегов С. И., 1978, с.48]. Разложение фразеологизма становится дополнительным источником создания экспрессии.

Достаточно сильный эффект (обычно комический) возникает в тех случаях, когда контаминируют фразеологические единицы:

«У красавицы Ким Бессинджер очень тонкая и впечатлительная натура. В самом деле, в Голливуде надо держать ухо востро, себя – в ежовых рукавицах, душу – на замке. Ким же, добрая душа, вечно как открытая книга…» («Телевизор». 2001. №12).

Обилие устойчивых оборотов в приведенном примере создает своеобразную языковую игру и способствует переосмыслению каждого компонента контаминированной перечислительной цепочки. Привлечение нескольких фразеологических единиц усиливает образность, так как фразеологизмы являются метафоричными выражениями. Таким образом, контаминация устойчивых сочетаний усиливает прагматический потенциал высказывания.

Следует отметить, что в тех случаях, когда зевгматические конструкции строятся при помощи фразеологических единиц, в опорном слове часто актуализируется два или несколько значений. Обусловлено данное явление тем, что фразеологически связанные и свободные компоненты зевгмы по-разному относятся к опорному слову (прежде всего в смысловом отношении):

«<…> эти самые-самые тоже через два-три года готовы уйти в отставку, в бизнес, в кинематограф или замуж» («ОМ». 1999. Октябрь).

Отметим, что И. В. Пекарская, классифицируя орнаментальные языковые средства, при рассмотрении зевгмы указывала на тот факт, что зевгма строится, в том числе, и по принципу контаминации [Пекарская И. В., 2000, с. 89].

Итак, зевгматические конструкции – синкретичные стилистические фигуры, которые могут строиться одновременно по нескольким принципам:

• Нарушение семантической однородности в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию;
  
• Нарушение грамматической сочетаемости в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию;
  
• Алогизм;
  
• Контраст;
  
• Языковая экономия;
  
• Контаминация.
  

Нарушение семантической однородности – ведущий принцип построения зевгматических конструкций. Нарушение грамматической сочетаемости, алогизм, контраст, языковая экономия, контаминация – факультативные.


1.3. Зевгматические конструкции и смежные с ними стилистические явления


В системе стилистических ресурсов русского языка существует ряд стилистических приемов, смежных с зевгматическими конструкциями по тем или иным признакам. Зевгматические конструкции близки каламбуру, поскольку как при их построении, так при построении каламбура (если быть более точными – при построении каламбура, воздействие которого основано на полисемии) особую роль играет актуализация многозначности. Но актуализация многозначности в зевгматических конструкциях осуществляется в рамках заданной языковой модели. Каламбур, понимаемый традиционно как «шутка, основанная на смысловом объединении в одном контексте либо разных значений одного слова, либо разных слов (словосочетаний), тождественных по звучанию» [Санников В. З., 1999, c. 491] в меньшей степени обусловлен структурно.

Сравните:

«Лучший выход из кризиса в России – аэропорт Шереметьево» (М. Задорнов. «Задорная компания». 6. 11. 2000);

«Ничто так не красит женщину, как доброта, обаяние, верность и хорошая помада» (Шутка).

И в первом, и во втором примере важную роль в создании комического эффекта играет вскрываемая при помощи контекста полисемия. В первом примере актуализация многозначности в слове «выход» (существительное) происходит за счёт включения в высказывание неожиданной, непрогнозируемой адресатом языковой единицы «аэропорт Шереметьево». Неожиданное включение наряду с полисемией является источником создания комического эффекта. Столкновение прямого («место через которое выходят») и переносного («способ разрешить трудность, выйти из затруднения») значений слова [Ожегов С. И., 1978, c. 114] позволяет представить трудноразрешимую ситуацию как комическую.

Во втором примере раскрытие полисемии глагола «красит» происходит за счёт присоединения к глаголу семантически неоднородных компонентов управляемой цепочки однородных членов предложения, противопоставленных по типу «абстрактное – конкретное» («доброта» / «обаяние» / «верность» /«хорошая помада»). Глагол «красить» реализует следующие значения:

«1. Покрывать или пропитывать краской

2. Украшать» [Ожегов С. И., 1978, с. 247].


Э. М. Береговская, исследуя особенности экспрессивного синтаксиса, касается вопроса каламбурообразования и делает при этом следующее заключение: «Единственным требованием к каламбурному контексту является его способность, так или иначе, обеспечивать возможность одновременной двойной семантической интерпретации» [Береговская Э. М., 1984, c. 56]. Проявление двойной интерпретации имеет место в структурно не обусловленном каламбуре. В структурно обусловленных зевгматических конструкциях двойная интерпретация имеет место, но не является обязательным условием построения данной фигуры. Случаи, когда в зевгматических конструкциях создается двойная интерпретация, мы можем характеризовать как структурно обусловленный каламбур, или зевгматический каламбур. Отметим также, что каламбур имеет комическую направленность, а зевгматические конструкции способны создавать не только комический, но и другие стилистические эффекты.

Поскольку алогизм используется как один из факультативных принципов построения зевгматических конструкций, можно выделить ряд признаков, сближающих эти конструкции с другими фигурами, построенными по принципу алогизма. Среди таких фигур следует отметить анаколуф как фигуру, основной особенностью построения которой является «неупорядоченность отношений между частями предложения или его членами» [Клюев Е. В., 1999, с. 256]. Нарушение морфолого-синтаксической сочетаемости, являющееся основой построения анаколуфа, часто приводит к тому, что анаколуфная конструкция воспринимается адресатом как бессвязная, в которой отчетливо выявляются нарушения грамматической сочетаемости и логики изложения. Нарушение грамматической сочетаемости часто используется как средство создания речевой характеристики персонажа:

«Папа и вы – мама!

Еще раз повторяю: Мы – одна команда, мы – семья. И если вдруг сегодня я что-то вдруг не сделал, то я должен быть уверен, что это за меня сделает кто-то другой.

– Это кто же интересно этот кто-то другой мне.

– Не важно. Кто-нибудь»

(«О.С.П. – студия». ТВК. 2000. 03).

Морфолого-синтаксическая несочетаемость элементов конструкции часто сопровождается семантической неоднородностью, в том числе и в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию:

«Пришел старик с плоскостопием, на первом этаже, с дровами» (Из к/ф «Люди и манекены»).

Желая в более краткой форме изложить информацию, персонаж опускает важные с точки зрения логики и соблюдения норм русского языка элементы. Построенная по принципу языковой экономии конструкция воспринимается как бессмысленная – возникает комический эффект. Исправление имеющихся в тексте нарушений приводит к увеличению объема высказывания и потере комического эффекта:

« Пришел старик с первого этажа. Он страдает от плоскостопия и хочет поговорить о дровах».

Приведенный пример показывает, что нарушение грамматической сочетаемости, сопровождающееся нарушением семантической однородности, является основой построения гибридной фигуры (зевгматический анаколуф). Отличие зевгматического анаколуфа от иных анаколуфных конструкций состоит в том, что в зевгматическом анаколуфе семантико-грамматическое рассогласование наблюдается в ряду членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию:

«<…> эдак все можно выдумать: есть нехорошо, спать нехорошо, нос нехорошо, рот нехорошо» (Тэффи).

Зевгматический анаколуф, как и зевгма, возникает в результате стремления к языковой экономии. Появление таких конструкций в разговорной речи в большинстве случаев квалифицируется как ошибка, в художественных текстах и в текстах СМИ – как стилистический приём (при определенном стилистическом задании): «Никто во дворе под гармошку и в волейбол не собирается» («О.С.П. – студия». ТВК. 03. 2000).

На наличие в языке экспрессивно-изобразительных моделей, в которых могут совмещаться синтаксическая, морфологическая, семантическая неоднородность членов предложения, объединенных одинаковым синтаксическим отношением к одному и тому же члену предложения, указывала и Э. М. Береговская: «В управляемой цепочке – при полной или почти полной морфологической однородности полная синтаксическая неоднородность или, наоборот, полная синтаксическая однородность при полной морфологической неоднородности, что влечёт за собой резкую семантическую несовместимость <…>» [Береговская Э. М., 1984, c. 71].

К семантически смежным с зевгматическими конструкциями фигурам можно отнести и антанаклазу (антанакласис). Но в данном случае необходимо внести уточнение: антанаклаза близка зевгматическим конструкциям, в которых происходит актуализация многозначности в опорном слове.

«Antanaklasis означает по-гречески отражение и представляет собой прямой повтор фрагмента речи. Однако, полностью воспроизводя данный фрагмент внешне, антанакласис не предполагает внутренней близости между формально одинаковыми фрагментами <…> смена значения осуществляется говорящим настолько стремительно, что последствием чаще всего оказывается комический эффект, как некоторое – едва ли не противоестественное – удовольствие от осознания того, что человека можно так легко одурачить.

Модель: партия была, есть и будет есть.

Пример: Ученье – свет. Свет выключили.

Очевидное в примере смещение значения слова «свет» – с переносного (свет как символ) на прямое (свет как электричество) – позволяет переосмыслить одну часть сообщения на базе сведений, полученных из другой части <…> » [Клюев Е. В., 1999, c. 204].

Зевгму и антанаклазу сближает не только актуализация многозначности как один из признаков обеих фигур. И в зевгме, и в антанаклазе происходит нарушение закона тождества, требующего, чтобы любое понятие и суждение оставались теми же самыми по своему содержанию и смыслу, т.е. тождественными сами себе [Рузавин Г. И., 1997, c. 222] в ходе рассуждения. Резкое смысловое переключение нарушает последовательность в изложении:

«О, сколько они выносят на своих плечах! Вот мой бывший муж вынес из нашей квартиры и телевизор, и все шкафы, когда уходил» («Натали». 2001. Июль-Август) – пример зевгмы.

«Из форточки дуло, Штирлиц захлопнул её – дуло исчезло» – пример анатанаклазы Е. В. Клюева.

В основе стилитсического эффекта приведенной выше зевгмы лежит переключение с одного значения на другое: «вытерпеть» – «неся, доставить наружу» [Ожегов С. И., 1978, с. 108]. Выражение «выносят на своих плечах» носит устойчивый характер [Фразеологический словарь русского языка, с.95]. В сознании адресата существует определенный стереотип восприятия этой конструкции, повтор главного слова «выносят» в окружении иных, не прогнозируемых адресатом лексических единиц, в узких рамках микроконтекста позволяет автору переключить внимание на иной предмет и комически обыграть ситуацию: выставить объект изображения в нелепом и смешном виде. Поскольку в анализируемом примере смысловой переход осуществляется от высокого к низкому – происходит ярко выраженная дискредитация объекта.

Резкий смысловой сдвиг (подмена одного содержания другим) – признак, объединяющий зевгму и антанаклазу. Различие между данными фигурами заключается в том, что для антанаклазы не является обязательным условием наличие семантически неоднородных членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию.

К структурно смежным с зевгматическими конструкциями стилистическим приемам мы относим и незевгматическое перечисление, отличительной особенностью которого является семантическая однородность элементов перечислительного ряда. От простого перечисления зевгматическое перечисление отличается ярко выраженной семантической гетерогенностью структуры. Обычное перечисление по своей структуре относительно гомогенно. А. А. Бернацкая, характеризуя перечисление как универсальный синтаксико-семантический приём, отмечает, что все элементы перечислительного ряда характеризуются принадлежностью к одному логико-понятийному классу либо предметов, либо признаков, либо действий [Бернацкая А. А., 2003, с. 460-463]. Элементы зевгматических конструкций принадлежат к разным логико-понятийным классам.

Чем более далеки друг от друга в семантическом отношении элементы перечислительного ряда, тем отчётливее в нём проступают признаки зевгматической перечислительной конструкции:

«Время, память и любовь» («Натали». Июль – Август. 2001. Заголовок статьи).

««Четыре пера» и три героя: Судан, офицеры и честь» («Домовой». 2002. №10. Реклама кинофильма «Четыре пера»).

Мы не случайно, разграничивая простое и зевгматическое перечисление, подчеркнули, что простое перечисление по своей структуре относительно гомогенно. Г. И. Рузавин, раскрывая суть закона тождества, отмечал: «<…> в реальном мире все вещи и явления подвержены изменениям и никакого абсолютного тождества не существует» [Рузавин Г. И., 1997, с. 222]. Тем не менее, ярко выраженное, резкое, иногда шокирующее нарушение тождественности для воспринимающего текст всегда ощутимо:

«О грёзы! О слёзы!

О розы! О козы!

Любовь, упоенье и ра-до-стный труд!»

(Саша Чёрный. «Бодрый смех»).

В данной зевгматической перечислительной цепочке компоненты противопоставляются по типам «абстрактное – конкретное», «высокое – низкое».

Экспрессивно-изобразительный эффект зевгматических перечислений усиливается за счёт включения в перечислительную цепочку компонентов, появление которых адресат не прогнозирует. Часто это происходит путём трансформации прецедентных текстов (пословиц, поговорок, изречений и других известных носителям языка единиц коммуникативного уровня):

«Ночь. Улица. Окно. Компьютер» («Комок». 2000. 17 октября).

«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. И в окне два человека» (Современный шансон. Любаша).

Зевгматическое и обычное (не нарушающее логических и языковых норм) перечисления сходны не только в структурном, но и функциональном отношении. И зевгматический, и незевгматический тип перечисления используются для повышения динамизма и напряжённости повествования, создания ритма. При раскрытии эмоционального и психологического состояния персонажа, при создании наглядного изображения зевгматическое и обычное перечисление также используются достаточно часто и весьма эффективно.

Объединение семантически неоднородных лексем в единое целое сближает зевгматические конструкции с оксюмороном и катахрезой.

И. В. Пекарская, характеризуя оксюморон и катахрезу, отмечает: «В нашем понимании, и та, и другая реалии являются семантическими фигурами. Более того, считаем целесообразным рассматривать катахрезу как разновидность О.

Обе фигуры являются маргинальными, так как строятся одновременно по принципам семантической контаминации, алогизма и контраста. <…> Сам О. можно понимать широко (как стилистическую фигуру, в которой существительное определяется прилагательным, не соотносимым с этим существительным по значению, вступающим с ним в семантическое противоречие)» [Пекарская И. В., 2000 (а), с. 148-149]. Соединение несоединимого в узких рамках микроконтекста, нарушающее логические нормы и нормы русского литературного языка, характерно для катахрезы, оксюморона, паралогической зевгмы (зевгмы, при построении которой намеренно нарушаются логические нормы). Отличие наблюдается в способе паралогического объединения: в зевгматических конструкциях алогичная связь наблюдается между членами предложения, занимающими одинаковую синтаксическую позицию. В оксюмороне наблюдается алогичное соединение определения и определяемого (наиболее часто встречающийся тип оксюморона): «некрасивая красавица», «близкая даль». В катахрезе также присутствует противоречие. По мнению Е. В. Клюева, катахреза синтезирует «несколько смыслов в одном образе <…> Ряд: отважный защитник остановившегося века; запоздалый аргумент молчания; буриданов осёл неразборчивости <…>» [Клюев Е. В., 1999, с. 188-189].

В силу своей синкретичности (построение основано на разных принципах) зевгматические конструкции, оксюморон и катахреза имеют общие черты: алогичность, контрастность, семантическую неоднородность. Отметим также, что тексты, создаваемые по перечисленным нами моделям носят окказиональный характер, они «творимы и представляют собой продукт авторского словотворчества». В дальнейшем данные тексты могут стать воспроизводимыми языковыми единицами.

Близость данных фигур обнаруживается и в том, что нелогичное, парадоксальное объединение позволяет по-новому представить то или иное явление, событие, факт, объект. При построении оксюморона рождается новое понятие (на базе старых), столкновение конфликтующих элементов в зевгматических конструкциях и в оксюмороне вскрывает противоречия и позволяет обнаружить неизвестное в известном.

Сочетание контрастных по значению слов в оксюмороне, сочетание противоречивых, но не контрастных по природе слов в катахрезе, сочетание семантически неоднородных, иногда контрастных, иногда вступающих в противоречие слов в зевгматических конструкциях – признаки, дающие основания полагать, что зевгматические конструкции, оксюморон и катахреза близки друг другу по своей лингвостилистической природе:

1. «Ты, женщина в белом, косящая стебли,
   

мышцами смуглая, в работе наглей» – катахреза

(В. Хлебников).

2. «Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
   

В тяжёлых, нежных наших лапах?» – оксюморон

(А. Блок).

3. «Годы, люди и народы – зевгма
   

Убегают навсегда…»

(В. Хлебников).

Первый пример содержит катахрезу («мышцами смуглая»). Элементы данного объединения не являются контрастными, но они несовместимы: определение смуглый используется в сочетании со словами «кожа» или «человек» («смуглая кожа», «смуглый человек»), сочетаемость слова «смуглый» ограничена. Нарушение сочетаемости данного определения рассматривается как окказионализм или ошибка. В приведённом примере – окказионализм. Сочетаемость слова «мышцы» с определениями также достаточно устойчива: «сердечная мышца», «кольцевая мышца», «дельтовидная мышца», «скелетная мышца» и т.д. Поскольку мышцы представляют собой «органы тела животных и человека» [Советский энциклопедический словарь, 1985, с. 848], при естественных условиях они не могут быть напрямую подвергнуты действию солнечных лучей так, как кожа, представляющая собой «наружный покров тела животных и человека» [Советский энциклопедический словарь, 1985, с. 596], которая под воздействием солнца становится смуглой.

Таким образом, объединение неконтрастных, но, тем не менее, несовместимых по своему значению слов окказионально. Включение выделенного ненормативного объединения в текст используется авторами сознательно. Причины такого включения выявляются путем анализа контекста.

В стихотворении В. Хлебникова (1-ый пример) речь идёт о смерти, но автор избегает прямого наименования данного явления, прибегая к иносказанию, и описывает смерть в своём видении и понимании. Все реалии, которые, так или иначе, попадают в поле зрения и описания также преломляются через авторское мировосприятие, приобретая своё, окказиональное, наименование: «женщина в белом» – смерть, «косящая стебли» – смерть. В данном словосочетании слово «стебли» – те, кого косит смерть, имеет значение «люди». Поскольку стихотворение наполнено трагическим пафосом и «написано мрачными красками», образ смерти представлен как нечто тёмное (несмотря на то, что одета она в белое (традиционно смерть представляется в белом)). Использование цветового эпитета «смуглый» в данном контексте вполне уместно, так как слово «смуглый» значит «тёмный», если взять во внимание внутреннюю логику произведения, хотя такое словоупотребление первоначально воспринимается как аномальное.

Это особенность всех паралогизмов (как стилистических приемов), которые используются с определённым стилистическим заданием: они содержат скрытый смысл, который не всегда открывается при первом прочтении. Иносказательный, закрытый для сугубо логической трактовки образ, создающийся авторами-символистами, приближает адресата к «скрытой реальности». Обращение в этой связи к поэтике символизма неслучайно: иррационализм, хаос, беспорядочность, крушение и гибель невозможно постичь через рациональное. Чем сильнее разлад и дисгармония, тем более деструктивные формы и средства подбираются авторами для их передачи.

В оксюморонном сочетании «в тяжёлых, нежных наших лапах…» как противоречивое можно рассматривать соединение определений «тяжёлый» и «нежный». Слово «тяжёлый» в данном контексте использовано в переносном значении: «Тяжёлая рука у кого-нибудь (перен.: наносящая сильные удары)» [Ожегов С. И., 1978, с.752]. Слово «нежный» имеет следующие значения: «1. Ласковый, проявляющий любовь. 2. Приятный, тонкий, негрубый» [Ожегов С. И., 1978, с. 369].

Соединение противоречивых по своему значению смысловых единиц нарушает второй закон логики (закон непротиворечия), который Г. И. Рузавин называет «законом недопущения противоречия» [Рузавин Г. И., 1997, с. 226]. В математике данный закон называется принципом непротиворечивости [Рузавин Г. И., 1997, с.226]. Принцип непротиворечивости в соединении понятий «нежный» и «тяжёлый» нарушается. Тем не менее, именно данное нарушение позволяет автору глубже раскрыть смысл описываемых им объектов (России-Скифии и россиянина-скифа, чей дух соткан из противоречий, сосуществующих в единстве).

Несоблюдение требования непротиворечивости в рамках суждения наблюдается и в соединении слова «лапы» со словом «нежный».

Слово «лапа» обладает следующим значением: «Стопа ноги или вся нога у животных, а также прост., о руке человека» [Ожегов С.Ю., 1978, с. 291].

Помета «просторечное» указывает на то, что слово «свойственно массовой городской разговорной речи» [Ожегов С. И., 1978, с. 12]. Будучи эмоционально-экспрессивной лексической единицей, данное слово создаёт определённую окраску и содержит элемент оценки. Семантика данного слова такова, что сочетаемость его с другими словами ограничена определённой сферой: поскольку слово используется как грубое (в переносном значении, как в использованном нами примере), то сочетаться оно должно со словами, близкими ему по своей лингвостилистической природе. Тем не менее, контекст произведения «Скифы» «сглаживает» противоречивость, поскольку оно построено при помощи контрастирующих элементов.

Как стилистические фигуры, при построении которых может использоваться принцип контраста, зевгматические конструкции близки антитезе. Сходство зевгматических конструкций и антитезы наблюдается, прежде всего, в том, что и в зевгматических конструкциях, и в антитезе использование слов, принадлежащих к разным семантическим сферам, играет важную роль с точки зрения воздействия на адресата. Объединение контрастирующих понятий в рамках единой конструкции и в зевгматических конструкциях, и в антитезе помогает адресанту не только усилить воздействие на адресата, но и отобразить противоречивость описываемых реалий и событий.

Отличие антитезы от зевгматических конструкций состоит в том, что в зевгматических конструкциях слова из различных понятийных сфер объединяются, автор стремится представить их как часть единства, а в антитезе противопоставляемые элементы разводятся. На противоположности акцентируется внимание. При построении антитезы автор сознательно представляет понятия или явления как противоположные: «<…> живые антитезы легко доступны каждому, рассыпаны повсюду; день и ночь, сытые и голодные, расчет и страсть, статьи закона и нравственные заповеди, вчерашний учитель нравов – сегодняший арестант, торжественное спокойствие суда – суетливая жизнь за его стенами и т.д., без конца; нет дела, в котором бы не пестрели вечные противоречия жизни» (П.Сергеич).

В зевгматических конструкциях, как и в оксюмороне, как и в катахрезе, по сути гетерогенное подается как гомогенное: «Блеск солнца, шум экипажей, лошади, светлые пуговицы – всё это так поразительно ново и не страшно, что душа Гриши наполняется чувством наслаждения и он начинает хохотать» (А. П. Чехов).

Отображение внутренних и внешних противоречий – одна из основных функций зевгматических конструкций и антитезы. По этой причине антитеза и зевгматические конструкции часто взаимодействуют в тексте. В частности, зевгматические конструкции включаются в рамки антитезы: «Есть сноб – есть проблемы, нет сноба – нет Багам, бриллиантов, раутов, капризов и «Мерседесов» («Cosmopolitan». 1997. Апрель).

1.4. Выводы по первой главе:

• Стилистические фигуры, при построении которых семантически неоднородные (или семантически неоднородные и грамматически несочетающиеся) члены предложения, занимающие одинаковую синтаксическую позицию, объединяются как однородные, определяются как зевгматические конструкции
  

• Структурные варианты зевгматических конструкций можно представить следующим образом:
  

Опорное слово, в котором актуализируется несколько значений или оттенков значения	+	цепочка семантически неоднородных членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию.
Опорное слово, в котором не актуализируется нескольких значений или оттенков значения	+	цепочка семантически неоднородных членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию.
Отсутствие опорного слова		цепочка семантически неоднородных членов предложения, занимающих одинаковую синтаксическую позицию.

Графически это можно представить так:

• Существует ряд дополнительных (факультативных) признаков, которые характерны для разных типов зевгматических конструкций: наличие опорного слова, актуализация многозначности в опорном слове, возрастающая или убывающая семантическая и/или эмоциональная значимость элементов семантически гетерогенного ряда, грамматическая несочетаемость, наличие фразеологических единиц и фрагментов прецедентных текстов в семантически гетерогенном ряду и др.
  

В зависимости от наличия или отсутствия факультативных признаков выделяются следующие типы зевгматических конструкций: зевгма, зевгматическое перечисление, аккумуляция, зевгматическая градация, зевгматически трансформированный фразеологизм, зевгматическое сравнение, зевгматическое сопоставление, зевгматический анаколуф, синтаксический коллаж.

• Опорное слово в зевгматических конструкциях может выступать в качестве субординатора, подчиняя себе семантически неоднородные члены предложения, формально представленные как однородные. Опорное слово и семантически гетерогенный ряд также могут находиться в отношениях координации, в том случае, если опорное слово является сказуемым, а семантически неоднородные члены предложения, относящиеся к нему, являются подлежащими.
  
• За счет семантического несоответствия подчиненных элементов в опорном слове могут актуализироваться разные словарно зафиксированные значения.
  
• Нарушение семантической однородности – основной принцип построения зевгматических конструкций. Нарушение грамматической сочетаемости, алогизм, контраст, языковая экономия, контаминация – факультативные признаки.
  
• К смежным с зевгматическими конструкциями стилистическим явлениям относятся каламбур, анаколуф, антанаклаза, незевгматическое перечисление, катахреза, оксюморон, антитеза. Основаниями для объединения данных фигур по смежности служат такие факторы: общность структурных признаков, общность семантических признаков.