А. Ф. Лосев и традиции «веховской» социально-философской публицистики. К 100-летию сборника «Вехи»: 1909-2009 77

1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18

Список литературы

Алешичева Т. В документальном кино умирают дважды // Сеанс. 2007, № 32. Мирошниченко С.: детектор лжи // Сеанс. 2007, № 31. 40 мнений о телевидении. М., 1978

Сведения об авторе: Трусевич Елизавета Сергеевна, преподаватель истории кино и сценарного мастерства по кафедре истории телевидения и телекритики Высшей школы (факультета) МГу им. М.В. Ломоносова. E-mail: li-tr@yandex.ru.

Н.Ю. Замятина

конструирование образа территории: новые задачи географии

Географическая информация относительна, и может быть передана раз­личными способами, ни один из которых не нарушает истины. Способ по­дачи географической информации оказывает большое влияние на форми­рование образа территории. При этом важны выбор контекста характе­ристики географического положения, масштаба карты, точки зрения на свойства территории. Карта — важный символический и идеологический инструмент, используемый для демонстрации власти над территорией. Ключевые слова: образ территории, картография, географическое положе­ние, контекст, гуманитарная география.

Geographic information is relative, and can be transmitted in different ways, none of which is untrue. The way of transmitting geographic information affects the formation of a territory's image. The choice of context of geographic position, scale of map, view of a territory's features are essential. Map is a symbolic and ideological

instrument used to demonstrate power over a territory. Key words: territorial image, cartography, geografic position, context, humanitariam

geography.

География традиционно считается естественной наукой, оперирую­щей однозначными фактами. Идеологическое влияние географии чаще всего ограничивают рассуждениями вокруг размеров, стратегического положения и ресурсов страны («Великая мы держава или нет ?», Большие пространства России ПРОКЛЯтЬЕ или благо?»), а также изучением пред­почтений электората того или иного региона. А между тем все гораздо сложнее.

Многие географические высказывания несут в себе мощный симво­лический посыл, в первую очередь — за счет выбора определенного гео­графического дискурса. Подобно тому, как в политической теории дискур­са почти любая новость раскрывает и формирует определенный взгляд на проблему, (ведь всегда приходится делать выбор; например, между: «пов­станцы победоносно вступили в селение N» и «боевики захватили селе­ние N» — хотя речь идет об одном и том же событии), почти любая геогра­фическая информация, проходящая в эфире, также отсылает к определен­ной позиции, системе ценностей и т.д. Даже прогноз погоды несет след такого выбора, например: сказать о погоде непосредственно в Сочи ввиду туристической значимости данного пункта или все же в Краснодаре, крае­вом центре, где больше численность населения?

для формирования образа страны исключительно важен набор ее частей, актуализируемых в массовом сознании. Аналогично, частое упо­минание зарубежной страны, хоть в новостях спорта, хоть в криминаль­ной хронике, делает ее частью картины миры массового зрителя, а умол­чание — как бы несуществующей. Выбор территории для исследования, командировки, выбор новостей и их территориальное распределение — вопросы идеологически важные. Эдвард Вади Саид в своей широко из­вестной книге «Ориентализм» [Саид, 2006] указал на связь научных и даже художественных устремлений в обществе с проводившейся в соответст­вующий период колониальной политикой. Аналогично, интерес к тому или иному региону, к столице или глубинке, к той или иной окраине, ред­ко бывает случайным — и уж какими различными будут результаты. Рос­сия, «состоящая» из Колымы, Чукотки и Владивостока, Россия Сочи, Руб­левки и Петербурга, Россия Иванова, Череповца и Магнитогорска — это все абсолютно разные россии.

Формирование образа территории, его восприятие в различных кон­текстах — предмет гуманитарной географии; и ее молодой подотрасли — географии когнитивной. Рассмотрим три важнейших аспекта формирова­ния образа территории: краткую характеристику определенной террито­рии, ее географического положения и отображение ее на карте.

форпост в центре окраины

Географическое положение — первое, что обычно сообщается о тер­ритории, будь то в официальной справке, в телевизионном репортаже, а иной раз и в политической речи. И сколькими разными способами оно может быть выражено, не греша перед истиной геодезического положе­ния на определенной широте-долготе... Ведь по определению, географи­ческое положение означает не только указание на точку на глобусе, но и оценку: насколько удобно разместилась эта точка, каково ей по сравне­нию с соседними точками и т.д. Столичный политик, допустим, мог бы ука­зать на стратегическое положение места визита: «я рад посетить Сахалин, являющийся передним краем (рубежом, форпостом) России на дальнем Востоке». Или все же не «военизированным» форпостом, а более мирны­ми, подразумевающими экономико-культурное проникновение, воротами (допустим, в Азиатско-тихоокеанский регион)? А ведь это еще и та «самая дальняя гавань Союза», откуда «я швыряю камешки с крутого бережка». И она же, между прочим, расположена почти на широте Сочи — указание на Сочи вызовет совсем другие аллюзии...

В российской культуре сложились свои традиции характеристики гео­графического положения, свои штампы (скажем, сейчас уже почти только как заклинание используется и тезис о положении региона «на пересече­нии транспортных путей с запада на восток и с востока на запад» — такого пересечения нет разве что в туве и других действительно труднодоступ­ных местах). Характеристика географического положения подразумева­ет и определенные дискурсы (в географии — когнитивно-географические контексты [подробнее см.: Замятина, 2006]). Различные контексты связаны с «силовыми линиями» политического поля страны и по-своему организу­ют его «плюсы» и «минусы».

Нейтральный, «сухой» контекст, наиболее близкий к простой стати­стической характеристике (мы называем его планиметрическим), нередко дополняется оценкой расстояния до того или иного географического объ­екта либо положения относительно него:

Республика Карелия имеет благоприятное экономико-географическое положение (близость к центральным индустриально-высокоразвитым районам России и Западной Европы, наличие развитой воднотранспорт­ной системы), а также значительные запасы природных ресурсов²⁰.

Близость к экономически развитым районам европейской части страны, прежде всего к уралу, обеспеченность разнообразными природ­ными ресурсами, высокий промышленный потенциал, политическая ста­бильность — главные черты, определяющие инвестиционную привлека­тельность региона²¹.

такие случаи можно расценивать как переход из плоского, планимет­рического контекста описания в рельефный, где место в определенной точке пространства автоматически означает положение на той или иной символической высоте — вблизи или вдали от некой символической вер­шины. В роли «вершин» выступают промышленно развитые районы стра­ны, Москва, Петербург, зарубежные страны и др. При этом отдельные го­рода и страны наделяются собственным «весом» и сознательно или не­осознанно ранжируются в зависимости от него.

Образный рельеф России в целом можно охарактеризовать так: Рос­сия представляется своего рода западиной в окружении плато зарубеж­ных стран.. Зарубежные страны выступают как более «почетный» потре­битель продукции или сосед, чем внутренние регионы страны — иной раз даже «без разбору» внутри зарубежных стран. В некоторых случаях выде­ляются наиболее значимые зарубежные «вершины» (страны Западной Ев­ропы, промышленно развитые страны, в частности, Германия, Нидерлан­ды, Канада и др.). тем не менее, практически любая зарубежная страна оказывается поднятой на достойную высоту:

Выгодное экономико-географическое положение (ЭГП) Приморского края определяется тем, что территория края имеет непосредственное соседство — на севере с промышленно развитым Хабаровским краем, на западе на протяжении почти 1000 км с активно развивающимися Северо­Восточными районами Китая, на юге с развивающейся северной провин­цией КНДР²².

Через Алтайский край проходит автомагистраль, которая соединя­ет Россию с Монголией, и через Казахстан с Китаем, обеспечивая прямой доступ к этим новым и развивающимся рынкам²³.

Китай, конечно, является динамично развивающимся рынком, но гор­диться близостью к северной части Северной Кореи, к Монголии...

Еще один когнитивно-географический контекст связан с символиче­ской ролью Москвы. А как иначе оценить негласное правило указывать в официальных справках о регионе расстояние от областного центра до Москвы, если не следование традиции определять символическое поло­жение региона в негласной «табели о рангах»? Экономическая логика тре­бовала бы ориентации региона относительно всех важных экономических центров, хотя бы так:

Расстояние от Горно-Алтайска до Москвы — 3641 км, от Горно-Ал­тайска до Барнаула — 250 км, от Горно-Алтайска до ближайшей железно­дорожной станции (г. Бийск) — 100 км²⁴.

Указание расстояния только до Москвы находится в большинстве случаев за пределами экономико-географической логики. такая характе­ристика оправдана только для областей, соседних с Московской: Москва представляет для них важнейший и практически единственный «полюс» притяжения.

Но когда расстояние до Москвы составляет несколько тысяч километ­ров, отказ от соотнесений с какими-либо другими городами страны явля­ется признаком не экономико-географического контекста характеристи­ки, а скорее политического (и символического) :

Шесть часов разделяют Якутск и Москву. Два года понадобилось вое­водам П.П.Головину и М.Б.Глебову, чтобы преодолеть расстояние в 7943,5 версты в июне 1640 г. Современный лайнер ИЛ-62 за 6 часов доставляет пассажиров из Якутска в столицу России²⁵.

Расстояние от Ханты-Мансийска до Москвы — 2040 км. Террито­рия — 534,8 тыс.кв.км. Постановлением Совета Министров СССР от 10 ноября 1967 г. территория Ханты-Мансийский автономного округа при­равнена к районам Крайнего Севера²⁶ .

Всех их, пришедших со своих монотонных русских равнин в эту страш­но далекую от Москвы азиатскую дичь, поразила открывшаяся картина горной вековой тайги, сверкающих по горизонту вершин. Перед ними ле­жала Шория¹.

Впрочем, есть и обратные примеры, когда путем указания расстоя­ний до различных объектов подчеркивается наличие у территории иных, кроме Москвы и даже России, полюсов тяготения (как экономических, так, возможно, и политических):

Ближайший областной центр России — Псков — отстоит от Ка­лининграда на 800 км, до Москвы — 1289 км. А вот до многих европейских столиц расстояния сравнительно небольшие: 350 км до Вильнюса (Лит­ва); 390 км до Риги (Латвия); 400 км до Варшавы (Польша); 550 км до Минска (Беларусь); 600 км до Берлина (Германия); 650 км до Стокгольма (Швеция); 680 км до Копенгагена (Дания); 850 км до Осло (Норвегия)²⁷.

Расстояние по железной дороге от г. улан-удэ до г. Москвы — 5519 км, а до Тихого океана — 3500 км²⁸.

Символический оттенок имеют также характеристики, указывающие на положение субъекта РФ в центре (в сердце) России или, в крайнем слу­чае, какой-то ее части. Примечательно, что в основе таких характеристик нередко лежит весьма произвольная трактовка середины как геометри­ческого понятия:

Находясь в самом центре материка, область граничит с Краснояр­ским краем, республиками Тува, Якутия, Бурятия, Читинской областью²⁹.

Красноярский край занимает центр Азиатской части России ... ³⁰

Мы живем в благословенном крае, в центре России, на берегу величай­шей реки Европы³¹.

Ханты-Мансийский автономный округ расположен в серединной части России. Он занимает центральную часть Западно-Сибирской равнины³².

Ямало-Ненецкий автономный округ — это целая страна в центре Крайнего Севера России³³.

наш край

Характеристика собственно территории также подвержена вариа­циям в зависимости от точек зрения. Пожалуй, самый забавный сюжет здесь — разнообразие России. Изучение многочисленных опытов описа­ния нашей страны показывает многовековое соперничество двух взгля­дов. Первый взгляд — «с южных гор до северных морей» — представля­ет разнообразную и богатую страну, мощную империю, населенную мно­жеством несхожих народов «от Перми до тавриды, от финских хладных скал до пламенной Колхиды» ( А.С.Пушкин). другой взгляд обычно видит бескрайнюю унылую равнину, с редко встречающимся забитым населени­ем, отсутствием регионального своеобразия, да и вообще жизни. В сре­де географов последнюю точку зрения уже чуть не общепринято иллю­стрировать цитатой из А. Битова, видевшего из окна поезда, идущего по Сибири, все одну и ту же картину: болото, корова — по колено в боло­те — жует, плоско двигая челюстями... На следующий день: болото, коро­ва, жует... «Это не простор — кошмар!»

Обе точки зрения — достаточно давние. Обратимся, например, к Ни­колаю Карамзину:

«Не удивительно ли, как земли, разделенные вечными преградами Ес­тества, неизмеримыми пустынями и лесами непроходимыми, хладными и жаркими климатами; как Астрахань и Лапландия, Сибирь и Бессарабия, могли составить одну Державу с Москвою? ...надобно только мыслить, чтобы с любопытством читать предания народа, который смелостью и мужеством снискал господство над седьмою частию мира, открыл стра­ны... и просветил их Божественною Верою, без насилия, без злодейств, но единственно примером лучшего»³⁴ .

И прямо противоположной оказывается точка зрения другого клас­сика российской истории, Сергея Соловьева:

«Перед нами обширная равнина: на огромном расстоянии от Бело­го моря до Черного и от Балтийского до Каспийского путешественник не встретит никаких сколько-нибудь значительных возвышений, не заме­тит резких переходов. Однообразие природных форм ослабляет област­ные привязанности, ведет народонаселение к однообразным занятиям ... одинаковые потребности указывают одинаковые средства к их удовле­творению — и равнина, как бы ни была обширна, как бы ни было внача­ле разноплеменно ее население, рано или поздно станет областью одно­го государства...»³⁵.

Сторонники обеих позиций по-своему правы. Различие двух взгля­дов — в том, откуда и как смотреть на Россию. Сторонники разнообра­зия — как правило, люди, познававшие страну преимущественно изнутри (такую Россию пел, например, А.С. Пушкин, никогда не бывавший за гра­ницей). Не случайно эта точка зрения преобладала в периоды государст­венного могущества страны. тогда Россия осознавала себя великой дер­жавой, нередко чураясь при этом изучения зарубежного опыта. Это конец XVIII—начало XIX вв., советские годы. По-хозяйски осматривая свою тер­риторию, граждане замечали столь непохожие друг на друга тундру и пус­тыни, степи и горы, населенные «диковинными» народностями. Их в Рос­сии насчитывается примерно полторы сотни; они относятся к двум десят­кам языковых групп, исповедуют самые разные религии: христианство, мусульманство, буддизм, иудаизм, шаманизм и т.д.

Сторонники однообразия России рассматривают ее как бы глазами европейцев. По сравнению с Западной Европой огромная территория Рос­сии выглядит тягостно монотонной. Более 80% всего населения страны составляют русские, а некоторые из небольших народностей в значитель­ной мере обрусели. Основная часть населения сконцентрирована в сред­ней полосе с относительно схожими природными условиями (несколько месяцев земля покрыта снегом, лето теплое, с неустойчивой погодой) и по большей части одинаковым пейзажем: перемежающиеся березовые, оси­новые, сосновые перелески, поля и приречные луга. Между тем, напри­мер, в значительно меньшей по площади Германии, сформировалось не­сколько этнических групп немцев (баварцы, саксонцы, саарцы и т.д.), ко­торые заметно различаются между собой по культуре. Иной раз они даже с трудом понимают диалекты друг друга. территория Германии в равной мере включает непохожие горные и равнинные районы. такова ситуация и почти в каждой европейской стране.

Выбор точки зрения важен не только для создания образа страны, но и отдельных ее регионов. Проведенное нами [Замятина, 2006 и др.] об­ширное исследование официальных сайтов субъектов РФ позволяется выделить одну из типичнейших стратегий характеристики региона; мы на­зываем ее почвеннической.

Это древняя стратегия характерна для традиционных культур. Содер­жание ее по сути сводится к фиксации самого факта существования дан­ного места. Утверждается также, что оно одно является «хорошим», «пра­вильным», а с культурологической точки зрения — даже единственно су­ществующим, реальным местом. Комплекс представлений о своем месте обычно включает легенду о происхождении (основании) места; обычно ее героем является некий конкретный основатель места. Нередко вместо ле­генды об основании или наряду с ней существует легенда о происхожде­нии места (в ней также есть главный герой, обычно — знаковая фигура народной мифологии; можно привести десятки примеров легенд, начи­нающихся так: «Ехал как-то царь Петр по нашей земле.». При этом содер­жательные характеристики собственно места обычно разработаны сла­бо: по сути весь образ места за пределами «основания» сводится к набору стандартных характеристик. так, например, проведенное нами исследова­ние характеристик субъектов федерации, размещенных на их официаль­ных сайтах, в значительном числе случаев сводится к формуле: «у нас ду­шевные, работящие, гостеприимные люди, красивая природа и благодат­ная, щедрая земля, богатая на грибы, ягоды, плоды и таланты».

Другой полюс — детально разработанная мифология города, како­вой могут «похвастаться» города с развитой, длительно существующей го­родской культурой — допустим, Рим, Париж и др. В России лучше всего разработан образ Санкт-Петербурга.

Образ места первого типа обычно характерен для относительно замк­нутых, в значительной мере традиционных сообществ — это «автохтон­ные образы». Напротив, детально разработанные образы городов неред­ко бывают результатом интенсивно переживаемого «вживания» в чуждую культуру, в значительной мере это плод культурного труда мигрантов, как было показано В. топоровым на примере формирования образа Санкт-Пе­тербурга в русской классической литературе [топоров, 1995].

Между этими двумя полюсами находится абсолютное большинство современных городов. В силу объективных процессов урбанизации, ми­граций «село—город» и «город — город», в силу увеличения информаци­онных контактов в той или иной степени разрушается автохтонный образ благодатной земли. В столкновении с сотнями других территориальных образов просто благодатное, красивое, с щедрой природой и добрыми людьми место буквально теряет свою уникальность, а вместе с ней — от­части и идентичность. Между тем развитие полноценного образа требует времени, а главное — интенсивной культурной жизни, для которой у ме­стного сообщества нередко просто нет адекватных человеческих ресур­сов. Возникает ситуация смысловой трансформации.

В процессе модернизации, глобализации, столкновения разных куль­тур в картине мира определенного сообщества могут возникать несоответ­ствия и «провалы». Они чреваты серьезными стрессами, поскольку целост­ность и ясность системы смыслов окружающего мира — важнейшее и не­отъемлемое условие нормального развития человеческого общества. Как правило, смысловой (мировоззренческий) стресс снимается путем дострой­ки картины мира за счет новых стереотипов, новой идеологии [Гирц, 2004].

Аналогично, смысловой «ремонт», достройка образа города в меняю­щемся поле смыслов окружающего мира — важнейший элемент обеспе­чения «ясности» города как среды, важнейшей характеристики городско­го «интерфейса».

В переломные эпохи «пробелы» в картине мира целых сообществ обычно заполняются идеологией, наскоро, в форме штампов и стереоти­пов, но закрывающих смысловые «дыры» окружающего мира.

Аналогично, в переходные для города моменты возникает потреб­ность в целенаправленном формировании имиджа города (по сути — в особой городской идеологии). Ситуации, в которых имидж города стано­вится актуальным, связаны с достаточно быстрым вхождением города в новое информационное поле:

1. Город располагается на территории нового освоения, и основная часть населения — приезжие.
   
2. Быстрая урбанизация, связанная с притоком в город большого чис­ла мигрантов.
   
3. Быстрое усиление информационной открытости города в сочета­нии с увеличением миграционной подвижности местных жителей (грубо говоря: появились возможности для эмиграции): происходит смещение в восприятии города от «малой родины» к «одного из возможных мест жи­тельства».
   

4. Город выходит на рынок капитала, услуг и рабочей силы как реаль­ный и потенциальный объект для инвестиций и миграций.

В первых трех случаях необходимо создать «внутренний имидж» го­рода для обеспечения более полноценной городской среды. Последний случай — классический для западного маркетинга и брендинга. Заметим, что едва ли не во всех городах современной России в последние десяти­летия наблюдается сразу несколько из вышеназванных признаков необ­ходимости разработки имиджа города, и местными силами обойтись мож­но далеко не всегда.

у карты родины

Карта — альфа и омега географии, как говорил один из основателей отечественной экономгеографии Н.Н. Баранский. Но роль карты выходит далеко за пределы собственно географии: не даром многие вожди и, как принято выражаться, харизматические лидеры, не раз публично выступа­ли у карты Родины. Ленин был запечатлен у карты не раз, с картой его свя­зывает легенда о презентации планов ГОЭЛРО: якобы во всей голодной Москве пришлось выключить электричество, чтобы на карте Родины во время речи Ильича зажглись лампочки на местах будущих электростан­ций. Если это так, то это был, безусловно, сильный PR-ход.



Картина Л. Шматько «В. И. Ленин у карты ГОЭЛРО. VIII Всероссийский съезд Советов. Декабрь 1920 г.»


Плакаты изображали у карты и Сталина:



Плакат В.И. Говоркова «И засуху победим!». 1949.




Контуры стран изображаются на флагах и гербах, в произведениях искусства в знак символической значимости вновь обретенной или вож­деленной территории (так, флаг Кипра как бы заклинает о единстве ост­рова). Вальтер Беньямин был поражен обилием карт РСФСР, продававших­ся в столице молодого советского государства буквально на каждом шагу. долгий проход камеры по карте страны служит прологом к кинофильму «Начальник Чукотки».

Мы можем признать карту мощнейшим символическим инструмен­том. Обращаясь к карте, политик делает мощное послание аудитории: ма­нипуляции с картой символически замещают, моделируют его власть над реальным пространством. Прочертив линию на карте, политик символи­чески овладевает реальной страной. В этой связи очень показательным жестом был выход к карте президента В.В. Путина в апреле 2006 г., по мел­комасштабной карте показавшего, как надо провести газопровод в обход Байкала. Примерно этого и ожидает от правителя мифологизированное сознание народа, сочинившего легенду о единственном изгибе прямой железнодорожной магистрали «Москва-Петербург» в том якобы месте, где карандаш императора Николая, чертившего на карте по линейке, спо­ткнулся о его же торчавший монарший палец. Как правитель провел, так и будет! (На всякий случай, отметим, что на самом деле изгиб Николаевской железной дороги был связан с особенностями местного рельефа. Но уж очень живуча эта легенда!)

Между тем сам подбор карты играет огромное значение в формиро­вании образа территории. ту же Лкутию, скажем, можно показать на круп­номасштабной карте: огромное полупустое пространство, с редкими по­селками, жмущимися к могучим рекам. а можно просто закрасить контур этой исполинской республики на фоне контура всей россии или даже на глобусе — и впечатление будет совсем иное: не так, как от одной шестой части суши, конечно, но посыл «широка Лкутия родная» будет передан.

Или, допустим, Новгородскую область — можно отобразить просто как рядовой регион, с маленькой «кляксой» озера, можно — зажатой ме­жду Москвой и Петербургом, насаженной на «вертел» Октябрьской желез­ной дороги (если изобразить транспортные магистрали чуть поярче), а можно буквально «поставить в один ряд» со странами Западной Европы.