Модель театрального журнала для массового читателя

Дипломная работа - Журналистика

Другие дипломы по предмету Журналистика

°нибратских, но даже дружеских отношений у него в театре не было. Он был человек очень интеллигентный, хотя и жесткий - но эта жесткость никогда не переходила границу, за которой начинается хамство, унижение артистов (этим иногда режиссеры грешат). Но при всей строгости Горяева его почему-то легко было обмануть. Он по-детски верил актерам, которые пользовались этим, если надо было, например, убежать с репетиции на съемки" ("Памяти Ростислава Аркадьевича Горяева", № 48, 2007 г., Игорь Волков).

В отдельных публикациях, описывая характер человека, авторы, как бы опровергают существующее мнение о личности, которое, по их мнению, является неверным или же слишком поверхностным, чтобы можно было судить о деятеле искусства. Подобное суждение состоит из двух частей: в первой называется черта характера, которая будет опровергнута, а во второй приводятся противоположные опровергаемому качества: "Он вовсе не был нелюдим, был и обаятелен, и открыт, и отзывчив. Но за его стилизованными, фольклорно-шутейными повадками скрывалась болезненная, совершенно русская совестливость" ("Памяти Геннадия Сотникова", № 49, 2007 г., Константин Учитель). В данной цитате характер строится на антитезе: не был нелюдим - был открыт, шутовские повадки - болезненная совестливость. Этот прием может помочь читателю ярче и, в то же время, глубже представить себе духовный мир человека. Вот как характеризует автор Кирилла Лаврова: "Он человек был в полном смысле слова. Умел молчать. Умел хранить тайну. Умел дать по морде. Умел презирать. Умел вмешаться и отстоять" ("Памяти Кирилла Лаврова", № 48, 2007 г., Марина Дмитревская). В этой фразе также наблюдается своеобразный смысловой контраст: умел молчать - умел дать по морде. Вместе с тем, можно отметить определенную рифмовку фраз: Умел молчать… Умел презирать. / Умел вмешаться и отстоять… Это может рассматриваться как игровой прием, придающий тексту музыкальность.

Необходимо отметить, что в публикациях под заголовком "Памяти…" создается особый образ умершего человека как личности с неповторимыми, уникальными, присущими только ей качествами, о чем позволяют судить определенные выражения (прилагательные с соответствующим значением).

"У него был редкий дар - слушать, и слушать в этот момент только тебя, никуда не торопясь. Когда он слушал - останавливалось время, он располагал к спокойной беседе" ("Памяти Кирилла Лаврова", № 48, 2007 г., Темур Чхеидзе).

"Его эрудиция поражала - не только исключительная начитанность, но та не наносная, глубинная культура, которая ощутима в полуулыбке, в полувзгляде" ("Памяти Геннадия Сотникова", № 49, 2007 г., Константин Учитель).

"Ростислав Аркадьевич был человеком исключительно творческим и никогда не рассматривал режиссуру как способ зарабатывания денег" ("Памяти Ростислава Аркадьевича Горяева", № 48, 2007 г., Виктор Смирнов).

"Алексей Николаевич обладал уникальной способностью. Он умел радоваться ЧУЖИМ успехам. Это был истинно творческий человек, думавший в первую очередь не о себе, а о других" ("Памяти Алексея Казанцева", № 49, 2007 г., Алексей Дубровский).

Иногда в публикациях появляются эпизоды из личной жизни героя, но их функция при этом заключается в том, чтобы как можно глубже и разностороннее раскрыть характер человека, показать влияние внешних обстоятельств на внутренний мир и на творчество. Например, в материале, посвященном памяти Евгения Меркурьева, Арсений Сагальчик затрагивает моменты из личной биографии актера, тем самым обосновывая особенности его характера: "Он прожил тяжелую жизнь. Пришел работать в Театр на Литейном, а ведь самое страшное в его жизни произошло именно на этой улице, на Литейном, в Большом доме: он помнил, как увели его удивительного отца, директора крупного завода, орденоносца Петра Васильевича Меркурьева, брата Василия Васильевича. Женя остался сиротой, воспитывался у дяди, "Вась Вася", очень его любил. Его спрашивали: "Женечка, а откуда ты это умеешь". Он отвечал: "У Вась Вася научился". Но никогда он не рассказывал про свою тетю Ирину Всеволодовну Мейерхольд, по-видимому, ему было жутко неуютно в доме, и на всю жизнь у него осталось огромное количество комплексов" ("Памяти Евгения Меркурьева", № 48, 2007 г., Арсений Сагальчик).

Часто автор выражает мысли об умершем человеке, рассказывает о своих взаимоотношениях с ним, а их судьбы оказываются тесным образом взаимосвязанными: "Встречаясь почти ежедневно на репетициях, я чувствовала только одно - я люблю этого человека. И дальше всегда было только одно это чувство. Он умел внушить его миллионам - что уж одна я!" ("Памяти Кирилла Лаврова", № 48, 2007 г., Марина Дмитревская). В данной цитате говорится о личной симпатии, которую испытывал автор к человеку. Однако по большей части отношения автора и героя рассматриваются в текстах именно в плане творчества: "Мне "счастливилось" много раз быть на площадке с дядей Женей. Кем только мы друг другу не были! Даже врагами - в "Лире". Он - Кент, я - Гонерилья. Но в основном между нами была любовь: несбывшаяся (Вершинин и Маша в "Трех сестрах"), отца и дочери ("Луна для пасынков судьбы")" " ("Памяти Евгения Меркурьева", № 48, 2007 г., Ольга Самошина). Здесь описываются отношения на сцене между автором материала и его героем. Вот другой пример: "Мне посчастливилось быть рядом с Геннадием ?/p>