Е. Петровская. Антифотография.
Методическое пособие - Культура и искусство
Другие методички по предмету Культура и искусство
ений. Ибо их собственное время образует лакуну (ощущение конца истории?), куда и устремляется прошлое, а оно, объединившись с настоящим, обнаруживает смысл обоих. Подразумеваемый референт - это непрекращающаяся работа по освобождению времени прошлых присутствий, и ничего кроме этой работы в нем нет.
Вернемся еще раз к рассматриваемым сериям. Напомним: выше мы сказали, что референту Михайлова связан с временем и что позднесоветская частная жизнь уловлена им в ее специфичности. Как это можно проинтерпретировать? Подобно топосам, времена образуют палимпсест. Они одинаково неподвижны. Утопическая мечта реализована в не предвещающем перемен настоящем. Настоящее, в свою очередь, лишено какого-либо проективного взгляда - оно банально, стало быть, исчерпано. Единственное, о чем ему остается мечтать, это о частной жизни, то есть о самом себе. Но два эти времени соответствуют в точности двум типам социальной связи, какие прежде мы и пытались
\ BorisMikhailov. Unfinished Dissertation, p. 175.
72 антифотография
разграничить. Утопическое время - это время публичных пространств, которые, ироническим образом, выставляют напоказ его обветшалость и упадок, тогда как настоящее - это время частной жизни, которая ограничена, а то и замкнута собственным коротким промежутком. Но в этом ограниченном горизонте настоящего и происходит то, что внешне выглядит бессобытийным, незначительным, однообразным. Это время, вынесенное на поверхность: оно простирается, заполняя собою пространство. Ведь другого времени нет - перед нами простор настоящего. Такое время не переходит в память, оно как будто прикреплено к самой поверхности вещей и видимого мира в целом. И если Б. Гройс, выявляя основную направленность Михайловских работ, говорит об эротизме несовершенства*, то мы предложили бы шире взглянуть на проблему: несовершенство отнюдь не в неспособности конкретного человека соответствовать образу с советского плаката\". Несовершенство - имманентный признакчаст-ного в качестве того, что сторонится любых готовых форм, включая формы социальные. В позднесоветском опыте это получает еще и видимое воплощение: советское и выходит на поверхность как серое (выходит из самих его недр), оно объективирует то, что объективации, казалось бы, не поддается. Серое Михайлова указывает одновременно на оба эти состояния: оно улавливает невидимое - энергии частного, всегда антиидеологические, даже если непрерывность нормы и не нарушена ими, — и вместе с тем фиксирует переход этих энергий в план зримого,
\ Boris Grays. The Eroticism of Imperfection. - In: The Hasselblad Award 2000. Boris Mikhailov (Dance 1978). Goteborg: Hasselblad Center, 2000, pp. 74-77.
\" Ibid., p. 76. Кстати, мера условности плакатных героев этого времени вряд ли предполагала соответствие: идеальный образ был настолько схематичен, что идеологическая реклама просто не идет ни в какое сравнение с рекламой коммерческой, вопреки тому оптимистично-прозападному утверждению, какое делает об этом Гройс.
[борис Михайлов]: аффект времени 73
наличного. То, что отпечатывается - вопреки идеологии, но также и здравому смыслу, - содержит в себе неизбежный оттенок гротеска. Этот невольный гротеск, гротеск про-явления, и обнажает те самые структуры чувства, которые объединяют теперь уже и их, и нас. Объединяют силой общего места.
Современная художественная] традиция заговорила возвышенно о среднем и даже о плохом...*, — констатирует не без облегчения Михайлов*. Что, добавим от себя, приводит к пересмотру героичесних концепций: нет больше уникального момента, но нет и такого архива, который сохранял бы, санкционировал, а в конечном счете и порождал указанную уникальность. Если что и сохраняется, то в основном ненужные вещи, те, что неловко зависают на границе бытия и небытия\". В этом смысле открытость архива превосходит все возможные ожидания: его тотальный демократизм приводит к отрицанию самой идеи ценности. Отныне архив - это мусор, то есть вместилище всего, что не имеет мандата на существование в культуре. А это и есть обрывки частного, но частного, утратившего свой определяющий критерий: оно больше не познается как оборотная сторона гения, самих его произведений - их-то хранит, узаконивает и приумножает архив. (Собственно, этим статусом, статусом произведения, он последовательно и стратегически направленно наделяет лишенное формы: дневниковые записи, маргиналии, заметки, конспекты и проч.) Частное, повторим, не стоит в оппозиции к чему бы то ни было: это есть торжество социальных энергий как таковых. И современное искусство как раз становится таким его архивом - перетолкование, но и реализация идей, провозглашенных Александром Родченко.
Так же как меняется понятие архива - коллективная память замыкается на самой себе, вернее, на своих ближайших матери-Bons Mikhailov. Unfinished Dissertation, p. 75.
\" См.: Борис Гройс, Илья Кабаков. Диалоги (1990-1994). Общ. редакция и вступ. статья Е.В. Петровской. M.: Ad Marginem, 1999. Диалог 8, особ. с. 109-
74 антифотография
альных формах, - видоизменяются и условия фотографирования: самые интересные точки современности (вспомним снова А. Родченко) сменяются Михайловским блуждающим взглядом: этот взгляд фиксирует случайное, частичное, нелепое. Если вдруг им открывается красота - лица, взгляда, человеческой фигуры, - то в ?/p>