Филэллинизм, греко-римские отношения и проблема преемственности культур

Информация - История

Другие материалы по предмету История

и освобождения не было никогда, разные силы лишь использовали его в своих целях.

Для самого римлянина понятие свободы было неразрывно связано с исполнением долга. Libertas - это не безграничная свобода до анархии, а единство прав и обязанностей. В её основе лежала консервативно-аристократическая дисциплина. Свобода не абсолютна, а всегда относительна, она обязательно соотносится с общественными интересами, а римская libertas вообще не является точным эквивалентом современному слову "свобода". Рим считал, что имеет моральное право требовать от греков помощи в войне и подчинения. Нельзя упрекать римлян в лицемерии, они могли искренне верить, что несут грекам именно такую "свободу". Рим автоматически стал патроном Греции, что было обычным и "правильным" в социальной жизни римской общины. Полисы получили свободу государств-клиентов. Они были свободны вести дела так, как желал Рим, а сама "свобода" являлась замаскированным вассалитетом.

В этом плане libertas во многом совпадает с греческим понятием єл. єи0еріос. В период эллинизма и auxovofiia использовались в царских декретах для обозначения внутреннего самоуправления городов или освобождения от повинностей, постоя войск и т.п. Селевк II наградил свободой (єл. єи0єрау) и освобождением от налогов жителей Смирны (OGIS.228. II.7-9). В том же смысле часто использует эти термины Полибий. Получается, что греки не разделяли и не противопоставляли между собой эти два понятия, привыкнув жить в самоуправлении под римской гегемонией, как раньше - под властью эллинистических царей.

Попытки приписать заслугу освобождения Греции одному Фламинину, называя побудительным мотивом его филэллинство, - просто наивны. Поклонение консула всему греческому весьма проблематично. "Под всей этой утонченностью и изысканностью таилась железная натура римлянина, хитрость, безжалостность, жестокость". Римский ум, облечённый ли в иностранные одежды или нет, всегда был сконцентрирован на своём государстве и народе. Жесткая политика Фламинина к "врагам" не дает оснований считать его сентиментальным. Неслучайно Ахайя, претендующая на независимость, - объект "постоянных дипломатических диверсий" проконсула. Он демонстрировал филэллинизм, потому что был убеждён - это соответствует римским интересам.

Фламинин настаивал на освобождении, исходя из соображений политического момента. При всём его честолюбии невероятно, чтобы он "заботился о славе больше, чем об отечестве". Исследователи, считающие главным филэллинизм, просто упрощают и обедняют ситуацию, замалчивая сложное положение в Греции, беотийский кризис, недружелюбие греков, продвижение Анти-оха. Нельзя вырывать событие из контекста явлений. Если консул и желал добра эллинам, то лишь лояльным и в тех пределах, в каких это было не в ущерб Риму. Напоминая грекам, что их свобода добыта римским оружием, он рекомендовал пользоваться ею "умеренно" (Liv. XXXIV.49.8). Возможно, в какой-то степени им двигало и честолюбие - лестно объявить свободу целому народу, но такое желание не могло быть основанием для комиссии десяти, а один Фламинин ничего не решал. Для сената главным аргументом была польза отечества. Любовь к грекам у него была менее сильна, чем стремление к владычеству над соседями. Ни проконсул, ни сенат никогда не думали приносить римские интересы в жертву абстрактному филэллинизму.

Так называемый "филэллинизм" меньше всего можно переводить буквально, как "любовь к грекам", это скорее любовь к эллинской культуре. По образному определению М.Е. Сергеенко отцовское наследие оставалось священным для самых горячих поклонников Греции.Г. Колен справедливо считает, что данному течению вообще трудно дать характеристику. Не существовало и единой группировки филэллинов. Более того, под определение филэлли-нов попадают противопоставляемые им "экстремисты", т.е. сторонники аннексии. Например, Квинт Фабий Лабеон принес щедрые дары делосскому храму, Гней Манлий Вульсон воевал с галатами под лозунгом обеспечения безопасности малоазийских греков, есть данные о дружбе семей "экстремистов" и эллинофилов. Среди филэллинов были не только яркие личности, но и пустые модники, по вине которых именитые римляне "стали враждебно относиться к увлечению эллинством" (Polyb. XXXIX.12).

Вообще эллинская образованность уживалась с гордым осознанием своих римских корней. Лучшая часть нобилитета воспитывала детей в правилах дедовской чести, некоторые семьи считались образцами как древней порядочности, так и нового образования. При этом не следует забывать - "вся система римского воспитания была направлена на развитие обостренного чувства патриотизма".

Необходимо учитывать социальную и "национальную" психологию человека древности, для которого деление на "своих" и "чужих" всегда очень чётко. Цезарь неоднократно употребляет nostri (De bell. gall.І. П.15.6, 24.5, 25.6.) вместо других, даже более уместных определений. Чужой - это любой, кто не является членом "нашего" полиса, civitas, племени. Чужой - всегда враг. Неслучайно в древнейшем латинском языке слово hostis означало и иностранца и врага.

Приходится говорить не просто о сдержанном отношении, но о преступлениях филэллинов против эллинов. Любопытно сравнить оценки историографии с фактами, приводимыми источниками. Разница между ними столь ошеломляющая, что возникает мысль - а читал ли историк сами источники?! Сципион, друг греческой культуры, вёл в Сицилии эллинский образ жизни (Liv. XXIX. 19), в то время, как е