Практика сюрреализма

Статья - Культура и искусство

Другие статьи по предмету Культура и искусство

ам, а значит вольного или невольного отступления от догматов сюрреалистической веры, столь дорогих Бретону. Отступления в сторону принципов аморфных, уклончивых, непоследовательных.

Вновь это подобие теоретического манифеста, точнее говоря, иллюстрация к тезису. Надя книга о себе. Бретон с величайшим презрением пишет в ее начале об устаревшей претензии выводить на сцену персонажей, отличных от авторов. У него же намерение рассказать о нескольких наиболее заметных эпизодах собственной жизни, эпизодах, которые введут в мир внезапных сопоставлений, ошеломляющих совпадений, в мир неожиданного и случайного, в мир фактов чистой констатации, о выполняющих роль сигнала. Растерянным свидетелем этих фактов именует себя писатель, и в их некоммуникабельности усматривает особенное и несравнимое наслаждение.

Чудесное в повседневном. Все в Наде вроде бы досконально. Приложены даже фотографии тех парижских улиц и зданий, той повседневности, которая вот-вот станет сюрреальностью. Достоверность подтверждается ежеминутно: Можно быть уверенным во встрече со мной в Париже, после полудня, на бульваре Бон-Нувель, между типографией Матен и бульваром Страсбург.

Но прогуливающийся Бретон замечает относительность этой безусловной реальности, находит двойное дно. Вот вывеска на одном отеле читается, если рассматривать ее под иным углом зрения, совсем иначе.

А вот 4 октября прошлого года, пройдя улицу Лафайет, Бретон увидел молодую женщину, очень бедно одетую. Бретон заговорил с ней. Это была Надя, получившая имя от русского слова надежда. Перед нами демонстрация объективного случая, философской по значению случайной встречи. Далее документальность сохраняется: датируются последовавшие встречи с Надей, точно указываются адреса, места встреч, приложены фотографии. Девушка оказывается со странностями то страх какой-то ее охватывает, то задумчивость необыкновенная, то приговаривает она что-то не вполне понятное, то рисует сюрреалистические картинки. Потом они расстались; вскоре выяснилось, что Надя впсихиатрической больнице, но они заперли Сада, они заперли Ницше, они заперли Бодлера, т. е. ни о какой ненормальности факт этот не говорит, просто подключает героиню к сюрреалистической традиции.

Итак, мы узнаем сюрреалистическое чудесное в пов седневном. Но тайна в Наде не плод автоматиче ского письма; еще дальше, чем "Растворимая рыба", произведение отошло от этой доктрины Бретона. Даже эффекты внезапных сопоставлений и ошеломляющих совпадений больше декларированы Бретоном, чем осуществлены. В соответствии с теорией нового этапа, этапа 30-х годов, Бретон ищет пункт, в котором стирается граница реального и нереального реальность парижских улиц освещена светом той странности, которую излучает Надя. Однако история с Надей, рассказанная достаточно традиционно, вне техники автоматизма, может быть воспринята просто как роман, как история кратковременного увлечения необыкновенной и по всем признакам ненормальной девушкой. Если забыть, что она иллюстрация к теоретическим опусам Бретона, растворявшим искусство прозы в теории сюрреалистического образотворчества.

Первый образец прозы Луи Арагона роман Анисе, или Панорама (Anicet ou le Panorama, 1921). Позже Арагон скажет, что Анисе был написан до сюрреализма. Появление романа Арагона в ту пору, когда впервые было заявлено о несовместимости сюрреализма и романа, кажется особенно неуместным. Этот факт еще одно пояснение грядущего разрыва Арагона с сюрреализмом: Арагон-художник был предназначен для создания романов, а это свое предназначение он смог выполнять только вопреки сюрреализму, контрабандой или после открытого отхода от сюрреализма.

Заметим, что Анисе, или Панорама обнаруживает то особое предпочтение, которое отдавал Арагон искусству, поэзии, и тот дух дадаистского озорства, игры, что сказывается и в его теоретических трудах, и в его поэзии. Герой романа Анисе (Анисе это я, признается позже Арагон) вдруг оказался поэтом, а понято это было тогда, когда Анисе в своем поведении обнаружил склонность к малоприличным крайностям. Тем паче эта склонность проявляется тогда, когда Анисе вступает в кружок почитателей Мирабеллы (символ современной красоты, по комментарию Арагона), я право на то, чтобы созерцать ее, добывает ограблением парижских музеев и сожжением награбленных художественных шедевров на верху Триумфальной арки. Затем он оказывается на пороге преступления, готов убить мультимиллионера, ставшего мужем Мирабеллы, а до того вступает в банду, что поделать, красоте требуются деньги, но их-то у Анисе нет. Впрочем, понятие о преступлении не свойственно герою он ведь художник, он порвал все социальные связи, стал над обществом, над моралью. Он все делает не как люди.

Если Анисе, или Панорама написан до сюрреализма, то явно накануне сюрреализма. Довольно большой и довольно многословный роман кажется не имеющим отношения к -принципу автоматизма. Но в нем содержится социально-нравственная и философская основа, на которой формировался сюрреализм, он показывает человека, который мог стать и становится сюрреалистом. Дух анархизма, культ любви, власть желания все это мы найдем вскоре в сюрреализме. Вызывающее поведение Анисе говорит, ?/p>