Дипломная работа

17961. Релейная защита и автоматизация подстанции
Физика

Системы электроснабжения - это сложный производственный комплекс, все элементы которого участвуют в едином производственном процессе, основными специфическими особенностями которого является быстротечность явлений и неизбежность повреждений аварийного характера. Поэтому надежное и экономичное функционирование систем электроснабжения возможно только при автоматическом управлении ими. Для этой цели используется комплекс автоматических устройств, среди которых первостепенное значение имеют устройства релейной защиты и автоматики. Увеличение потребления электроэнергии и усложнение схем электроснабжения требуют постоянного совершенствования этих устройств. Наблюдается тенденция создания автоматизированных систем управления на основе использования цифровых универсальных и специализированных вычислительных машин. Вместе с тем широко применяются и простейшие средства защиты и автоматики: плавкие предохранители, автоматические выключатели, магнитные пускатели, реле прямого действия, магнитные трансформаторы тока, устройства переменного оперативного тока и др. Наиболее распространены токовые защиты, простые устройства автоматического повторного включения (АПВ), автоматического включения резерва (АВР) и автоматической частотной разгрузки (АЧР), используемые в установках с выключателями, оборудованными пружинными приводами.
17962. Релейная защита и автоматика электрооборудования для ТЭЦ мощностью 600 МВт
Физика
схема релейный трансформатор генератор
1. Рожкова Л.Д., Козулин В.С. Электрооборудование станций и подстанций. - М.: Энергия, 1980. - 704 с.
2. Неклепаев Б.Н., Крючков И.П. Электрическая часть электростанций и подстанций. Справочные материалы для курсового и дипломного проектирования. - М.: Энергоатомиздат, 1989. - 608 с.
3. Мазуркевич В.Н., Свита Л.Н., Сергей И.И., Стрелюк М.И. Методические указания по курсовому проектированию по курсу «Основы проектирования электрических станций и подстанций» для студентов специальности 0,301 - «Электрические станции». - Мн, 1987.
4. Электрическая часть станций и подстанций. Под ред. Васильева А.А. - М.: Энергия, 1980. - 576 с.
5. Электротехнический справочник: В 3 т. Т. 3 2 кн. Кн. 1. Производство и распределение электрической энергии (Под общ. ред. профессоров МЭИ: И.Н. Орлова (гл. ред.) и др.) 7-е изд., испр. и доп. - М.: Энергоатомиздат, 1988. - 880 с.
6. Таубес И.Р. Релейная защита мощных турбогенераторов. - М.: Энергоиздат, 1981. - 88 с.
7. Вавин В.Н. Релейная защита блоков турбогенератор - трансформатор. - М.: Энергоиздат, 1982. - 256 с.
8. Федосеев А.М. Федосеев М.А. Релейная защита электроэнергетических систем: Учеб. для вузов. - 2-е изд., перераб. и доп.-М.: Энергоатомиздат, 1992. - 528 с.
9. Релейная защита электрических систем. Методические указания к курсовому и дипломному проектированию для студентов 4-5 курсов электроэнергетического и электротехнического факультетов (специальность 0301) дневного, вечернего и заочного отделений. 3-и части. Новосибирск 1977.
10. Руководящие указания по релейной защите. Р 85 Вып. 13Б. Релейная защита понижающих трансформаторов и автотрансформаторов 110-500 кВ: Расчеты. - М.: Энергоатомиздат, 1985. - 96 с.
11. Байтер И.И., Богданова Н.А. Релейная защита и автоматика питающих элементов собственных нужд тепловых электростанций. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Энергоатомиздат, 1989. - 112 с.
12. Собственные нужды тепловых электростанций/Э.М. Аббасова, Ю.М. Голоднов, В.А. Зильберман, А.Г. Мурзаков; Под ред. Ю.М. Голоднова. - М.: Энергоатомиздат, 1991. - 272 с.
13. Правила устройства электроустановок. - М.: Энергоиздат, 1982. - 640 с.
14. Правила техники эксплуатации электроустановок и правила техники безопасности при эксплуатации электроустановок, - М.: Энергия, 1977. - 288 с.
15. Князевский Б.А., Долин П.А., Мирусова Т.П. Охрана труда. - М.: Высшая школа, 1986. - 288 с.
16. Падалко Л.П. Маныкина Л.А. Методические указания к курсовой работе по планированию основного производства в энергосистеме курса «Организация и планирование энергетического производства» для студентов специальности 0302 - «Электрические системы». - Мн, 1988.
17. Найфельд М.Р. Заземление и другие защитные меры. - Изд. 3-е, перераб. и доп. - М.: Энергия, 1975.
18. Правила технической эксплуатации электрических станций и сетей. - М.: Энергоатомиздат, 1989.
19. Долин П.А. Основы техники безопасности в электрических установках. - М.: Энергоатомиздат, 1984.
20. Кузнецов Б.В. Электробезопасность при эксплуатации электроустановок. Мн.: Беларусь, 1987.
17963. Релейная защита подстанции 220/35/10 кВ с разработкой электрической части подстанции и фильтра напряжения обратной последовательности
Физика

Для питания собственных нужд подстанции рассматриваются две схемы питания на одном напряжении 0.38/0.22 кВ. от двух трансформаторов собственных нужд по схеме с зависимым источником оперативного тока и схема с независимым источником оперативного тока. Недостаток схемы с независимым источником оперативного тока по сравнению со схемой с зависимым источником оперативного тока - больше эксплуатационные расходы (из-за наличия аккумуляторной батареи), большая стоимость, как самих АБ, так и сети централизованного распределения постоянного тока. В тоже время достоинством аккумуляторных батарей является независимость от внешних условий и способность выдерживать значительные кратковременные перегрузки от наложения на нормальный режим работы АБ импульсных токов включения приводов выключателей. Постоянный оперативный ток от аккумуляторных батарей применяется на крупных подстанциях напряжением 330кВ и выше, на подстанциях 110-220кВ с числом масляных выключателей 3 и более и на подстанциях с воздушными выключателями, следовательно, для питания СН выбрана схема питания на одном напряжении 0.38/0.22кВ. от двух трансформаторов собственных нужд по схеме с независимым источником оперативного тока, подключаемых к шинам РУ НН.
17964. Релейная защита понижающих трансформаторов
Физика

Газовая защита осуществляется газовым реле типа ПГЗ-22 . Повреждения внутри трансформатора, витковыми и междуфазными замыканиями, сопровождаются выделением газа и понижением уровня масла в трансформаторе. При всех видах повреждения газы, образовавшиеся в результате разложения масла и изоляции проводов, направляются через газовое реле, установленное на трубопроводе, соединяющем бак трансформатора с расширителем, и вытисняют масло из камеры реле в расширитель. В результате этого уровень масла в газовом понижается, а прикрепленные к ним колбочки с ртутными контактами поворачиваются. При этом действует предупреждающий сигнал.
17965. Религии в современном мире
Культура и искусство

Другой социологической теорией, прогнозировавшей исчезновение религии, была теория К. Маркса. В религии К. Маркс видел, прежде всего, проявление феномена отчуждения, а потому полагал, что в той мере, в какой будет преодолеваться экономическое угнетение и сопровождающие его формы превратного мира, религия будет уступать место адекватному, реалистическому пониманию общественной жизни. Для К. Маркса религия - одна из форм ложного сознания, прикрывающая иллюзиями жестокую правду, насилие и эксплуатацию человека человеком. Религия, сведенная к той единственной ее модели, в которой она направляет энергию человека на обретение царства небесного и противостоит в этом отношении социализму как построению достойной жизни уже здесь, на земле, - религия в результате перехода от классового к бесклассовому обществу, скачка из царства необходимости в царство свободы должна отмереть. С утверждением гуманных, подлинно человеческих начал в жизни общества неуклонно сокращается, подобно шагреневой коже, пространство, в котором существует религия. Между социальным прогрессом и религией существует отношение обратной пропорциональности: в той мере, в какой происходит действительно прогрессивное преобразование общества, религия ликвидируется самой социальной динамикой.
17966. Религиоведческие трактовки алхимии
Культура и искусство
17967. Религиозная и светская культуры как типы систем социального знания
Культура и искусство

Смена культурной эпохи религиозной культуры культурной эпохой светской культуры обычно обозначается термином «секуляризация». Различные исследователи вкладывают в это понятие неодинаковый смысл. Так, Т. Парсонс определяет ее как «то, что всякий орган, ориентированный скорее культурно, нежели социально, лишился законной власти предписывать обществу ценности и следить за обязательным соблюдением норм; в этом смысле можно сказать, что общество подверглось секуляризации. Ценности по-прежнему уходят своими корнями в религиозную почву. Но религия организуется плюралистическим и частным образом» . С точки зрения П. Бергера, «под секуляризацией мы понимаем процесс освобождения определенных сфер общества и культуры от господства религиозных институтов и символов. Если речь идет об институтах и обществах, относящихся к новейшей истории Запада, то здесь, конечно, секуляризация проявляется в утрате христианской церковью сфер, прежде находившихся под ее контролем или влиянием: в отделении церкви от государства, в экспроприации церковных землевладений, в освобождении системы образования из-под власти церковных авторитетов. Но если мы говорим о культуре и символах, то под секуляризацией подразумевается нечто большее, чем социально-структурный процесс. Она оказывает влияние на всю целокупность культурной жизни и идеаций. Ее можно наблюдать по снижению роли религиозной тематики в искусстве, философии и литературе, и, что самое важное по развитию науки как автономного, чисто секулярного взгляда на мир. Более того, в данном случае мы имеем в виду, что у процесса секуляризации есть и субъективная сторона. Как существует секуляризация общества и культуры, так же существует и секуляризация сознания. Проще говоря, это означает, что современный Запад порождает все больше индивидов, которые в своем отношении к миру и к самим себе не пользуются религиозными интерпретациями» . По мнению Х. Кокса, «теперь «секуляризация» обозначает исчезновение непременной религиозной обусловленности символов, на которых строится культура» . Д. Белл считает, что «В ходе развития и дифференциации современного общества мы называем этот процесс секуляризацией социальный мир религии сократился; все больше и больше религия превращалась в личное убеждение, которое допускалось или отвергалось, но не в смысле рока, а как вопрос воли, разума или чего-то другого… Когда это удается, религиозный способ миропонимания становится этическим и эстетическим и неизбежно слабым и анемичным» . Современное отечественное религиоведение понимает секуляризацию как «социальный и ментальный процесс, вследствие которого важнейшие сферы общественной жизни, культуры и человеческого сознания освобождаются от власти институтов и символов религии… в котором различные области человеческой жизни перестают переживаться как сакральные, а начинают восприниматься в качестве самостоятельных по отношению к нормам и учреждениям религии» .
17968. Религиозно-духовная музыка Древней Руси
Культура и искусство

Кокизы можно определить как мелодические стереотипы, выработанные в певческой практике церкви. Каждый глас имеет свой запас кокиз. Кроме того, существовали кокизы, общие для всех гласов. В зависимости от гармонического строя и мелодико-ритмического выражения кокизы имеют различное употребление. Минорное или мажорное наклонение, торжественность, скорбь, плавность или живость, величавость употребляемых попевок - все это должно было четко соотноситься с характером выпеваемого текста. Церковь стремилась к тому, чтобы усилить с помощью мелодии назидательно-дидактическую сущность песнопений. Подобное соотношение текста и мелодии предусматривалось как для отдельных песнопений, так и для целых циклов. Так, например, в напевах «страстной» и «светлой» седмиц кокизы резко отличаются друг от друга. Неодинаковы они в напевах литургии, утрени, вечерни, молебна, панихиды. Именно практика большого знаменного распева явилась той школой, благодаря которой русские распевщики смогли вырваться из рамок византийского осмогласия и создать свое национальное певческое искусство. Обращая внимание на этот факт, К.К. Розеншильд писал: «Знаменных распев с его изумительными мелодическими красотами восходит истоками не столько к религиозным гимнам Андрея Критского, сколько к русскому народному творчеству. К тому же не только при общенародном («людие»), но и при клиросном пении («лик») певчие из народа неизбежно привносили в мелос и хоровой стиль интонации и приемы, свойственные в той или иной мере мирской, главным образом крестьянской, песенности».
17969. Религиозное осмысление романа Достоевского "Преступление и наказание"
Литература

Итак, мы видим, что Раскольников испытывает душевную потребность сострадать, любить, быть с людьми и одновременно стремится отказаться от этого, сознательно отъединяясь от людей, желая быть «другим». Идея о «других», «новых людях», которым позволено «для своей идеи перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь» и которые «внутри себя, по совести» могут «дать себе разрешение перешагнуть через кровь» [Т.5, с. 262] развивается Раскольниковым в его статье и затем в диалоге с Порфирием Петровичем. Необходимо заметить, что разговор с Порфирием Раскольников начинает в крайне настороженном состоянии и на протяжении всей дискуссии пристально наблюдает за поведением следователя и Замётнова, постоянно находя для себя доказательства того, что в их репликах, мимике, интонациях «спрятано» знание о его преступлении. Он старательно разыгрывает пренебрежение и равнодушие к происходящему, одновременно анализируя каждое сказанное им самим и его собеседниками слово. Однако, в конце своей тирады о «право имеющих» вдруг неожиданно произносит слова о Новом Иерусалиме, из которых становится очевидно, что мысль о нём, вернее - его предощущение не покидает Раскольникова. На вопрос Порфирия Петровича: «Так вы всё-таки верите же в Новый Иерусалим?» Раскольников твёрдо отвечает: «Верую», столь же твёрд он в ответе на вопрос о вере в Бога, а вот в ответе на вопрос: «И-и в воскресение Лазаря веруете?» Раскольников запинается: «Ве-верую» [Т. 5, с. 262]. Вновь мы видим, что в Раскольникове идёт борьба «живого» с «неживым» - он предстаёт в этом диалоге внешне холодным и логичным, что замечает и Порфирий Петрович, и каким-то беспомощным, вдруг почувствовавшим, что для него Новый Иерусалим «закрыт» (отсюда заминка при ответе на последний вопрос), потому что он не видит возможности воскрешения для себя, и это пугает его. Именно сейчас начинает Раскольников понимать, что были «знаки», указывавшие ему на то, что «переступить» он не сможет. Напряжение и страх, переживаемые Раскольниковым во время разговора с Порфирием Петровичем, усугубляются встречей с мещанином, назвавшим его «убивцем» [Т. 5, с. 263], и приводят его в состояние физической слабости и омерзения, в котором он вдруг отчётливо осознаёт, что «заранее знал», «предчувствовал» себя, что «те люди не так сделаны», что убил «принцип», «а переступить-то не переступил, на этой стороне остался» [Т. 5, с. 344]. Возникает вопрос, какой «принцип» убил Раскольников? Судя по всему, принцип - это вопрос, поставленный им перед самим собой: переступит или нет? Не сумел он убить в себе «нового человека», душу, испытывающую потребность в Боге, но и не увидел, не понял его в себе, поэтому с новой силой пробуждается в герое злоба и ненависть: «О, ни за что, ни за что не прощу старушонке!» [Т. 5, с. 346]. Не может Раскольников простить ей её «насмешку» над его принципом, над ним самим, таким рассудочным и хладнокровным, как он думал о себе. По этой же причине он вдруг испытывает прилив ненависти к матери и сестре: «Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, подле себя не могу выносить» [Т. 5, с. 346]. Они те люди, которые вызывали в нём любовь и сострадание, а значит - пробуждали глубинное живое чувство, они «вызывали» к жизни его детскую душу, данную Богом, заставляли «рассудочность» притупиться. Осмеянный самим собой, вернее - своим рассудком: «Эх, эстетическая я вошь, и больше ничего, - прибавил он, вдруг рассмеявшись, как помешанный» [Т. 5, с. 346], он вновь видит сон, в котором старается убить старуху, но она только хохочет над ним, и за дверью тоже слышится смех и шёпот. Его принцип осмеян, осмеян он сам, потому что, как он теперь понимает, взялся не за своё дело. Раскольников не видит в себе Бога, он не видит его вообще, он как будто забыл о Боге, поэтому он не может понять, с чем связано противоречие, раскалывающее его, называя себя «тварью дрожащей». А противоречие связано именно с тем, что в глубине его души, в его подсознании есть вера, и оговорка про Новый Иерусалим вовсе не случайность. Доказательством этого может служить и то, что Раскольников очень внимательно слушает Свидригайлова, когда тот разглагольствует о «том свете»: «Нам вот всё представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг вместо этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот вся вечность …» [Т. 5, с. 314]. Во-первых, Раскольникову легко представить такую картину и ужаснуться ей - он уже ощущал нечто подобное (его одинокое и отчуждённое существование в каморке). Но в представлениях Свидригайлова не только нет христианского понимания вечности, там нет даже и обыденных представлений об аде. Раскольников, которому, казалось бы, исходя из его деклараций, не должно быть дела до вечности, болезненно восклицает: «И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого!» [Т. 5, с. 315]. Раскольникова охватывает холод. Его «внутренний человек» не может принять таких представлений - он предчувствует Новый Иерусалим, именно предчувствует, и, предчувствуя, ищет его. Неуверенно отвечая Порфирию Петровичу на вопрос о вере в воскресение Лазаря, он всё же подсознательно ищет пути воскресения для себя. В этом поиске он и направляется к Соне. Необходимо заметить, что перед тем, как пойти к Соне, Раскольников рвёт все связи с близкими людьми и произносит слова, которые в этой ситуации кажутся знаковыми: «Что бы со мною ни было, погибну я или нет, я хочу быть один. Забудьте меня совсем … Это лучше … не справляйтесь обо мне. Когда надо, я сам приду или … вас позову. Может быть, всё воскреснет!..» [Т. 5, с. 187]. В этих словах слышится надежда, правда совсем зыбкая, на возможность воскресения. После этого разговора мы узнаём, что Раскольников отыскал дом Капернаумова - портного, в квартире у которого живёт Соня. Интересный анализ незаметного внешне действия евангельского слова на подсознание Раскольникова в данном эпизоде приводит М. М. Дунаев, опираясь на изыскания проф. Плетнёва, который считает фамилию Капернаумова символичной, что связано с общим уклоном Достоевского к символике имён. Дело в том, что в Евангелии имя Капернаум связано с фактами милосердного исцеления и прощения грехов, осиянием светом истины Божией и попранием гордыни. Таким образом, войдя в роман в качестве символа, имя Капернаумова актуализирует в сознании читателя смыслы, связанные с возможностью прощения и воскресения [Дунаев, 2002, с. 50 - 51]. Раскольников, который идёт в дом Капернаумова, не осознаёт, конечно же, что его ведёт туда потребность найти ответы на мучающие его вопросы и потребность его души - отыскать связь с Богом. Знаменательно, что в поисках комнаты Сони, Раскольников «… бродил во тьме в недоумении, где мог быть вход к Капернаумову …» [Т. 5, с. 212]. Обращаясь к религиозной символике, находим, что тьма - «противоречивый символ: не только смерти, греха, невежества, зла, но и зарождающейся жизни - тьмы материнского лона или земли, из которой прорастает семя. Поэтому тьма, мрак имеет отрицательное значение лишь в сопоставлении со светом» [Тресиддер, 2001, с. 371]. Мы видим в представленном эпизоде сопоставление тьмы со светом (первое, что увидел Раскольников, войдя в комнату Сони, - свеча), поэтому ассоциативно можем воспринимать поиск Раскольникова именно как поиск возможностей возрождения от смерти, греха, невежества и зла, которые окружают его в реальности и стремятся убить его душу. Недоумение же его - это неуверенность в том, что такие возможности существуют. И снова мы видим, что само провидение указывает Раскольникову путь: «… в трёх шагах от него, отворилась какая-то дверь; он схватился за неё машинально» [Т. 5, с. 112]. Дверь, как и окно, соответственно фольклорным традициям, связаны с символикой входа в царство мёртвых или выхода из него, в любом случае - это символ перехода в другой мир, противоположный тому, в котором существует герой [Пропп, 1986, с. 156]. Оказывается, «вход в иной мир», который интуитивно ищет Раскольников, находился совсем рядом - «в трёх шагах от него», но он не видел выхода из того царства мёртвых, в котором пребывал. На то, что Раскольников, попадая в комнату Сони, попадает именно в иной для него мир, и этот мир, действительно, - место, где Раскольников может получить возможность возрождения, указывает первое, что увидел здесь Раскольников, как было сказано выше, - это свеча: «Тут, на продавленном стуле, в искривлённом медном подсвечнике, стояла свеча» [Т. 5, с. 213]. Мы помним о том, что всё увиденное нами глазами Раскольникова, даёт возможность судить о том, что происходит в душе и сознании героя, поэтому важно, что, увидев свечу, Раскольников заметил и «продавленный» стул, и «искривлённый» подсвечник. Эти приметы «неправильного», «одряхлевшего» мира важны для Раскольникова - они могут утвердить его, с одной стороны, в правомерности его осознанного отвращения к этому миру, и показать ему, с другой стороны, возможность существования святости, живой жизни здесь, где Раскольников отрицает такую возможность, поскольку «свеча - это образ духовного света во тьме невежества, важнейший символ христианских традиций, эмблема Христа, Церкви, Благодати, Веры и Свидетельства. В более частном смысле свеча краткостью своего существования символизирует одинокую трепетную человеческую душу» [Тресиддер, 2001, с. 324]. Олицетворением такой души явилась здесь Соня, через минуту вошедшая со свечой [Т. 5, с. 213]. Раскольников видит её растерянность, невыразимое волнение, испуг и быстро отворачивается в сторону - он, видимо, страдает, оттого что замечает проявления живого чувства, ведь он всё ещё воспринимает себя как разумного человека, понявшего самого себя и думающего «донести на себя» в наказание за то, что не сумел «переступить». Раскольников охватил взглядом комнату, интересно, опять же то, что он увидел, так как увиденное героем отражается в его сознании, а для нас становится предметом познания. В первую очередь взгляд Раскольникова выхватывает стены и двери, обращает на себя внимание, что чётко обозначено: стена слева, стена справа [Т. 5, с. 213]. «В христианской символической системе значительное предпочтение отдаётся правой руке. Левое часто было заклеймено как сторона тёмная, связанная с чёрной магией», - сказано в словаре символов Джека Тресиддера. [Тресиддер, 2001, с. 345]. Кроме того, стена - символ препятствия, отделения реального мира от иномира [Пропп, 1998, с. 324], так же, как окна и двери - символы входа в другой мир в традиционных фольклорных представлениях. Таким образом, в сознании появляются ассоциации, связанные с представлением о комнате Сони как о месте, отделённом от иного мира, причём в данном случае она отделена как от мира «тёмного», так и от «правого», где, как казалось бы, возможно обрести спасение. Однако Раскольников видит, что двери, расположенные в обоих стенах, заперты. Здесь в описании сделано, на наш взгляд, важное замечание: дверь в стене слева «запертая», дверь в стене справа, «всегда запертая наглухо» [Т. 5, с. 213], что может символизировать не только отсутствие возможностей попасть как в тот, так и в другой мир, но абсолютное и вечное («всегда», «наглухо») отделение мира Сони от пустоты, царящей за правой стеной (дальнейшее описание показывает комнату, расположенную за правой стеной: «…Комната промежуточная, давно уже пустая», Соня привыкла считать её «необитаемою» [Т. 5, с. 215]. Не случайно именно в этой комнате притаился Свидригайлов - это его место, место, напоминающее ту пустоту, о которой он говорил, представляя вечность. Расположенность этой комнаты справа от комнаты Сони и её «вечная» отделённость от неё выдаёт представления о мире «правых» как о мире мёртвых, мире, лишённом света, там пусто и темно, а в комнате Сони распространяется свет от свеч - живой, святой свет. Третья стена «снабжена» тремя окнами, выходящими на канаву, само упоминание о канаве вызывает негативные ассоциации, связанные с образом глубокой длинной ложбины, наполненной нечистотами, более того, по мнению некоторых этимологов, слово «канава» этимологически связано со словом «пасть» [Фасмер, 1996, с. 456]. Таким образом, описание окон, выходящих на канаву, актуализирует отрицательные ассоциации, связанные с грязью, опасностью, возможностью гибели, что усиливается в дальнейшем размышлениями Раскольникова о судьбе Сони: «Ей три дороги: броситься в канаву, попасть в сумасшедший дом, или … или, наконец, броситься в разврат, одурманивающий ум и окаменяющий сердце» [Т. 5, с. 215]. Кроме того, Раскольников видит, что в комнате Сони нет прямых углов: «… один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь <…> другой же угол был слишком безобразно тупой» [Т. 5, с. 215]. Прямой угол - символ правильности, разумности, размеренности и верного расчёта, этого нет в жизни Сони в том смысле, в каком мыслит Раскольников о «правильности», «справедливости» истории, жизни, природных законах существования человечества. Так Раскольников, оглядывающий беглым взглядом комнату Сони, «рассказывает» читателю о своих представлениях о жизни: он видит в жизни Сони нечто нездоровое, ненормальное, уродливое, грозящее ей гибелью. Он, которого подсознание привело сюда в поисках спасения, видит теперь в себе её спасителя: «У меня теперь одна ты, пойдём вместе … Я пришёл к тебе. Мы вместе прокляты, вместе и пойдём! [Т. 5, с. 215]. Надо заметить, что, находя для себя «приметы» неправильности, уродливости Сониного существования, Раскольников всё же именно в ней стремится увидеть близкого себе человека, при этом не соглашаясь с наличием «общей точки» между ним и Свидригайловым, с отвращением отворачиваясь от Лужина, с которыми, казалось бы, исходя из декларируемых им представлений о «природном законе», руководящем жизнью и историей, должен был находить близость. Таким образом, очевидно, что в душе Раскольникова живут чувства, сближающие его с Соней, но он категорически не хочет их в себе раскрыть, прибегая к помощи рассудка, и не может, однако, оставаться в одиночестве. Итак, придя в комнату Сони, Раскольников продолжает мысленно убеждать себя в правильности своей теории и на протяжении разговора с героиней постоянно находит для себя доказательства тому, что Соня «не в своём уме»: «Разве в здравом рассудке так можно рассуждать, как она? Разве так можно сидеть над погибелью, прямо над смрадной ямой, в которую уже её втягивает, и махать руками, и уши затыкать, когда ей говорят об опасности? Что она, уж не чуда ли ждёт? И наверно так. Разве всё это не признаки помешательства?» [Т. 5, с. 215]. Замечание: «Он с упорством остановился на этой мысли. Этот исход ему даже более нравился, чем всякий другой» [Т. 5, с. 216] подчёркивает стремление Раскольникова прийти к истине путём её интеллектуального осмысления. Как провокация в данной ситуации звучат вопросы Раскольникова: «Так ты очень молишься Богу-то?», «А тебе Бог что за это делает?» [Т. 5, с. 215]. Уверенные, больше того - горячечные, ответы Сони, демонстрирующие её святую веру, заставляют Раскольникова всё пристальнее, с «жадным» вниманием всматриваться в её лицо и он вдруг видит возможность «исхода»: «Вот исход! Вот и объяснение исхода!» [Т. 5, с. 215] - он увидел результат веры, её живое воплощение через чувство приобщения, сопереживания. А. Мень писал: «Без этого живого созерцания и живой веры любое представление о Боге остаётся мёртвой схемой» [Мень, 1991, с. 189]. Мы видим, как вновь неожиданно для самого Раскольникова в нём «заговорила» душа, данная Богом, а рассудок отступил перед силой сопереживания. Это чувство пробудило в герое «новое, странное, почти болезненное чувство» [Т. 5, с. 214]. Болезненно ощущается им разрушение его логического построения, которое он вынашивал, почти любя своё мучение, и которому только что находил подтверждения, поэтому он пытается продолжать сопротивление: «Юродивая! юродивая!» - твердил он про себя» [Т. 5, с. 215]. Не случайно только теперь, после пережитой боли и потрясения, Раскольников спрашивает о книге, которую заметил уже давно: «Это откуда? <…> Где тут про Лазаря?» [Т. 5, с. 212]. После чтения легенды о Лазаре (ниже мы подробнее обратимся к этому эпизоду) атмосфера безумия, в которую погружён Раскольников, а по его мнению, и Соня, ещё более сгущается: взгляд Раскольникова стал ещё более суров, «дикая решимость выражалась в нём» [Т. 5, с. 216], «глаза его сверкали» [Т. 5, с. 216], он вдруг осознал, что пришёл к Соне потому, что она нужна ему, но ему видится, что необходимость единения с Соней основана на их духовной общности: «Ты тоже переступила …смогла переступить. Ты на себя руки наложила, ты загубила жизнь … свою (это всё равно!). Ты могла бы жить духом и разумом, а кончишь на Сенной … Но ты выдержать не сможешь, если останешься одна, сойдёшь с ума, как и я. Ты уж и теперь как помешанная; стало быть, нам вместе идти, по одной дороге! Пойдём!» [Т. 5, с. 216]. Эти слова Раскольникова выдают не только его страстное желание помочь Соне, но и не менее страстную потребность помочь самому себе, однако он всё ещё не видит и не слышит Бога, как мечтала о том Соня, читая Раскольникову о воскресении Лазаря. Чуда, на которое уповала Соня, не произошло и не могло произойти, потому что не может быть столь скор приход к Богу. Раскольников продолжает утверждать «фарисейскую» идею спасения человечества: «Сломать, что надо, раз навсегда, да и только: и страдание взять на себя! Что? Не понимаешь? После поймёшь …Свободу и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью и над всем муравейником!.. Вот цель! Помни это! Это моё тебе напутствие!» [Т. 5, с. 216]. В этих словах Раскольникова соединяются два, казалось бы, взаимоисключающих начала: христианский и дьявольский: герой говорит о необходимости взять страдание на себя, но обрести при этом власть над «всею дрожащею тварью». Цель - помочь людям - кажется гуманной, но средства её достижения демонстрируют презрение к тем, кому необходимо помочь. Раскольников берёт на себя миссию Бога - он знает, как сделать всех счастливыми, как изгнать из мира страдание, он готов жертвовать собой, но, повторимся, жертва его рассудочная, она «пропитана» презрением к тем, ради кого должна быть принесена. Христианское понимание добра и зла лучше всего представить, прибегнув к трактовке религиозного философа. Н. О. Лосский в работе «Условия абсолютного добра» писал, что дух зла «выступает не прямо, как разрушитель и человеконенавистник, а, наоборот, как гуманист, задающийся целью создать царство всеобщего счастья, конечно, непременно на земле …» [Лосский, 1991, с. 114 - 115]. Очевидно, что тирада Раскольникова несёт в себе именно это начало - начало духа зла. Но Раскольников говорит не просто о «водворении всеобщего счастья на земле», а о «страдании», которое он готов принять. Идея страдания связана с комплексом православно-христианских воззрений, а, прежде всего - с образом Иисуса Христа, поэтому реплика: «…страдание взять на себя!» звучит отголоском оговорки Раскольникова о Новом Иерусалиме, сделанной им в диалоге с Порфирием Петровичем. В том, что эти реплики вообще прозвучали из уст Раскольникова, видится, что в душе его живо божественное чувство и даже преклонение перед самой идеей страдания, однако сознание его не может принять столь очевидное для него противоречие - мысль продолжает сопротивление. Раскольников чувствует прилив новых сил в те моменты, когда от него требуется сосредоточение мысли: если по приходу к Порфирию Петровичу после разговора с Соней он весь дрожит от страха и напряжения, уверяет себя в том, что назвавший его «убивцем» мещанин был только плодом его воспалённого воображения, призраком, то после извиняющегося визита «вчерашнего человека», узнав, что у Порфирия нет никаких доказательств виновности Раскольникова, он чувствует в себе сильнейшую энергию, готов к «борьбе», «он с презрением и стыдом» вспоминает «о своём малодушии» [Т. 5, с. 262]. «Борьба», мысль о которой бодрит Раскольникова, - это борьба интеллектов, рассудков: Порфирия и Раскольникова. В этой «борьбе» Раскольников чувствует себя как будто «на своём месте», потому что есть «интересная работа» для его рассудка. Тогда как в общении с Соней и просто в её присутствии он мучается - чувства подступают к нему. Отчётливо контраст между самоощущениями Раскольникова в моменты, когда необходима работа интеллекта, чёткие логические умозаключения, и, напротив, когда его одолевают не поддающиеся анализу чувства, виден при сопоставлении следующих друг за другом сцен, которые мы условно назовём: «Поминки Мармеладова» и «Разговор с Соней после поминок». Во время поминок Раскольников очень логично доказывает присутствующим невиновность Сони в воровстве, в котором её обвиняет Лужин, и, наоборот, виновность Лужина, мерзостность его расчёта. Придя же к Соне, Раскольников чувствует вдруг растерянность, энергия покидает его - он должен сказать Соне, кто убил Лизавету, которая, по словам Сони, «Бога узрила». Во время разговора с нею Раскольников всё ещё пытается «проверить» правоту своей теории, задавая Соне вопросы о том, какое решение приняла бы она, будь в её руках судьба Лужина, Катерины Ивановны, детей. Раскольников, который уже не раз продемонстрировал нам своё умение мыслить логически, доходить в своих аналитических размышлениях до самых глубин человеческого сознания (он очень точно просчитал расчёт Лужина, тогда как Лебезятников, например, не мог понять его поступка), не может не понимать, что задавать такой вопрос Соне после случившегося во время поминок и после того, как она узнала об отказе Катерине Ивановне и детям в квартире, не честно: Соня потрясена случившимся, и её ответ может быть не адекватен её убеждениям. Однако потребность разума Раскольникова - утвердиться в собственной правоте не считается со средствами, которыми это может быть достигнуто, поэтому, когда Соня отвечает, что «промысла божьего» знать не может [Т. 5, с. 434], Раскольников раздражается, потом его одолевает мрачная тоска и, наконец, он ощущает «едкую ненависть» к Соне [Т. 5, с. 434], как будто одно упоминание о Боге для рассудка Раскольникова является уже поводом «оскалить» зубы. Важно, что приступ ненависти следует сразу за словами Раскольникова о прощении: «Я это прощения просил, Соня …» [Т. 5, с. 216] - разум взбунтовался против прорвавшихся чувств. Но приступ этот оказался как никогда коротким: стоило Раскольникову взглянуть в глаза Соне, увидеть в них любовь, как ненависть исчезла. Во время этого разговора, где Раскольников рассказывает Соне об убийстве, разум, пожалуй, впервые отступает так надолго, чувства в виде очищающих слёз прорываются наружу. Особенно интересно рассмотреть один эпизод этого диалога Раскольникова и Сони:
17970. Религиозно-культурный конфликт в Риме. Оргиастические формы культа Диониса - вакханалии
Культура и искусство

В чем видели опасность приверженцы старины? На этот вопрос дает ответ передаваемая Ливием речь консула, хотя и не вполне подлинная, но, несомненно, сохранившая основные аргументы того, что действительно было произнесено: «Квириты! Еще ни разу, ни на одном народном собрании эта торжественная молитва богам не была до такой степени уместной и необходимой. Она должна вам напомнить о том, что именно этих богов ваши предки завещали чтить обрядами, жертвами и молитвами, (3) а не тех, которые словно фурии своими бичами гонят к всяческим преступлениям и к разнузданному распутству умы, ослепленные превратными и чужеземными суевериями. (4) Я, право, колеблюсь, о чем умолчать, а что изложить обстоятельно и подробно; если от вас утаить часть правды, то вы отнесетесь к моим словам с пренебрежением; а если всю правду открыть до конца, то среди вас, пожалуй, начнется паника. (5) Знайте, что бы я ни сказал вам, это будет ничтожно в сравнении с тем ужасом, с той страшной опасностью, о какой я упомянул; но я постараюсь сказать достаточно, чтобы остеречь вас. (6) С давних времен по всей Италии, а теперь уже и у нас в Городе, справляют в разных местах вакханалии: не сомневаюсь, что об этом вы знаете не по слухам, но по грохоту и завываниям, которые по ночам оглашают весь Город; (7) но я совершенно уверен, что никто из вас не знает, что такое вакханалии. Одни думают это обряд богопочитания, другие в них видят дозволенные игры и увеселения, но как бы то ни было, по общему мнению, участвуют в них немногие. (8) Что касается числа их участников, то оно измеряется уже многими тысячами, но чтобы вас не слишком пугать, поясню, кто эти люди. (9) Большую часть их составляют женщины, с которых, собственно, и началось это зло. Затем уподобившиеся им мужчины, растленные и растлители, исступленные, обезумевшие от ночных оргий и попоек, грохота барабанов и собственных воплей. (10) Сейчас преступное сообщество бессильно, но оно набирает силу с устрашающей быстротой, ибо численность его растет со дня на день. (11) Ваши предки не разрешали даже благонамеренным гражданам самовольных, неорганизованных сходок, кроме разве что трех случаев: когда знамя, водруженное на вершине крепости, созывало граждан с оружием в руках для проведения за городом центуриатных собраний; когда трибуны назначали сходку плебеев; и когда сходку созывали должностные лица. И везде, где бы ни собиралась толпа, ваши предки считали необходимым присутствие законного ее предводителя. (12) Как после этого вам следует относиться к сборищам, которые устраиваются по ночам и в которых женщины участвуют вместе с мужчинами? (13) Если бы вы знали, в каком возрасте юношей приобщают к этим нечестивым таинствам, то вы бы не только пожалели их, но вам было б стыдно за них. Неужели, квириты, вы полагаете, что, дав такую клятву, юноши могут служить в вашем войске? (14) Им ли, прошедшим школу разврата, вы захотите доверить оружие? Неужели, покрытые позором и бесчестием, они будут отстаивать на поле брани часть ваших жен и детей?
17971. Религиозно-нравственное учение Л.Н. Толстого
Философия

Такие требования кажутся человеку на первый взгляд невозможными, выражающими отречение от самой жизни. Однако таковыми они представляются только с внешней, отрицательной стороны. Их положительный, жизнеутверждающий смысл обнаруживается, когда человек обретает благо любви. Здесь Толстой впервые в рамках своей системы подходит к понятию любви, наиболее тесно и органически связанному с заповедью непротивления. На протяжении всей последующей эволюции учения он постоянно обращался к рассмотрению соотношения любви и непротивления, их ценностной значимости и иерархии. В итоге он вывел определенную форму взаимосвязи любви и непротивления, которая в целом имела следующее выражение: Непротивление есть неизбежное условие любви. Если человек отказывается от идеи непротивления, то тем самым подрывает корни любви, ибо непротивление питает любовь, способствует увеличению энергии любви. Вот почему везде, где Лев Николаевич размышляет о сущности и природе любви, он, так или иначе, затрагивает вопрос о непротивлении. Его учение о любви имеет самое прямое непосредственное отношение и к принципу непротивления злому. В работе О жизни он рассматривает любовь как единственно возможный способ разрешения основного противоречия жизни, избавляющий человека от бессмысленной борьбы с другими за свое личное благо, от обмана наслаждений, от безрадостности и мучительности страданий и, наконец, от страха неминуемой смерти. Чувство любви ведет человека к тому, чтобы отдать свое существование на благо других людей, сделав ненужной борьбу с ними, наполнив пустоту животных наслаждений совершенной радостью самоотречения, облегчив и просветлив страдания, развеяв иллюзию смерти как величайшего зла. Толстой пытается определить природу любви как высшего блага жизни. Человек может обрести любовь только в результате разумного осознания жизни: разум указывает человеку один путь - любовь. Таким образом, для него чувство любви есть проявление деятельности личности, подчиненной разумному сознанию. Такая деятельная любовь выражается прежде всего в предпочтении других существ себе. Отсюда Толстой приходит к различным вариантам определения любви. Главным родовым признаком при этом является самоотречение. Истинная любовь всегда имеет в основе своей отречение от блага личности и возникающее от этого благоволение всем людям, Любить - значит делать доброе. Любовь - только тогда любовь, когда она есть жертва собой и т. д. Характерно при этом, что на данном этапе развития принципа непротивления Лев Николаевич ставит обретение блага любви в полную зависимость от следования принципу непротивления злому, ибо, прежде чем человек будет в состоянии любить, т. е., жертвуя собой, делать благо, «ему надо перестать ненавидеть, т. е. делать зло». Толстой устанавливает самую непосредственную зависимость между любовью и непротивлением через состояние самоотречения, самопожертвования. Непротивление злому необходимо предполагает возможность жертвы своей жизнью. Эта жертва только тогда будет рассматриваться и переживаться как нечто положительное и ценное, когда она будет сопряжена с любовью. Любовь обнаруживает иллюзорность смерти и стоящих за ней страданий и мук, придавая позиции непротивления более высокую ценностную значимость, чем возможность потерять жизнь. В данном случае Толстой обосновывает и оценивает ситуацию непротивления не по признаку страдания, боли, мучения, смерти, а по степени проявления любви и ненасильственного участия в судьбе ближнего. На этом основании он строит свою аргументацию в пользу абсолютного следования закону непротивления, отступление от которого не может быть оправдано никакими соображениями.
17972. Религиозные идеи романа "Мастер и Маргарита" М. Булгакова и романа Л. Леонова "Пирами...
Литература

В этом фрагменте как в капле воды вырисовывается не только отношение героини романа Дуни к природе и Богу, но и отношение к ним самого Л.Леонова. «Праздничный поток заката», по словам автора, не просто был для Дуни «бесценным благом» даже исподнего бытия, но и являлся самой божественной благодатью, в которой Дуня находила «примиренье с вечностью», оправдывая свое крамольное сравнение тем, что и «в молитве упоминаемый тишайший свет вечерний теплится теперь» и у ее дома. Действительно, в церковном гимне «Свете Тихий», о котором вспоминала Дуня и который поется во время вечерни или всенощного бдения, есть слова и о «свете вечернем», но не как об условии примирения с вечностью здесь на земле, как полагает Дуня, а только как об отблеске «славы Бессмертного Отца Небесного, Святого, Блаженного» Иисуса Христа! Еще очевидней именно эта мысль автора проступает тогда, когда мы сравниваем вышеприведенный гимн с родственным ему, наполненным поэзией старорусского песенного слова стихотворением А.С.Хомякова «Вечер. Свете тихий» («Вечерняя песнь», 1853), гениальный образ которого «Свет Невечерний», антонимичной аллюзией противостоящий «свету вечернему», уже открыто нам говорит не просто о вечернем закате, а о Господе и его божественной мудрости. Любопытно, что именно это стихотворение А. С. Хомякова стало своего рода «музыкальным императивом» для книги известного философа и богослова С.Н.Булгакова «Свет Невечерний. Созерцания и умозрения», изданной в Москве в 1917 году, о существовании которой, без сомнения, знал Л. Леонов. В предисловии к этой книге С. Н. Булгаков провидчески скажет о том, о чем вновь, исходя из опыта уже всего XX века, будет говорить в своем романе «Пирамида» Л. Леонов. «Осознать себя со своей исторической плотью в Православии и через Православие, постигнуть его вековечную истину через призму современности, а эту последнюю увидеть в его свете, писал С. Булгаков, такова жгучая, неустранимая потребность, которая ощутилась явно с 19 века и чем дальше, тем становится острее»[9,67] Еще более в леоновском духе, в плане главных идей «Пирамиды», звучат слова выдающегося представителя «серебряного века» русской литературы Вяч. Иванова, сказанные им в 1911 году на торжественном заседании Московского религиозно-философского общества, посвященном памяти В. С. Соловьева. «Труднейшее постижение для русской интеллигенции (и в этом, по-видимому, может, трагическая вина ее так называемой «оторванности» от народной души), говорил Вяч. Иванов, есть ясное уразумение идеи Церкви»[2,67].
17973. Религиозный (паломнический) туризм в Приморском крае
Разное
17974. Религиозный ренессанс в современном обществе: его содержание, причины и основные направления
Культура и искусство

Интегративно-охранительная функция религии способствует объединению, сохранению существующей общины верующих. Интеграция, выходя за пределы религиозного сознания, может способствовать не только стабильности круга бурлящих, но и общества в целом. В данном случае под стабильностью понимается способность социальной системы к определенным изменениям без коренного слома ее устоев. К тому же интеграция, объединение и согласование деятельности индивидов, социальных групп, разных институтов обеспечивают стабильность. Религия, по Э. Дюркгеймом, выполняет функцию интегратора общества, действует как клей: она помогает людям осознавать себя как моральный союз, скрепленный общими ценностями и общими целями, дает человеку возможность самоопределиться в общественной системе и тем объединиться с родственными обычаями, взглядами, ценностями, верованиями, людьми [18]. Д. Белл указывал, что религия не удовлетворяет личных интересов или потребностей. Она не является результатом общественного договора, но она также не является только обобщенной системой космологических значений. Еще до идеологий или других видов мировоззрения она стала средством объединения, интеграции людей «в единый непреодолимый организм» [5]. Так, в эпоху удельной раздробленности власть общерусского митрополита, поставленного за пределами Русского государства и независимого от местных князей, служила сохранению единства Русской церкви, единению Руси, противодействовала сепаратистским тенденциям удельных княжеств. По О. Контом, вера в Бога (богов) обуславливала в истории человечества военно-авторитарные режимы и, таким образом, обеспечивала гармонизацию противоречивых интересов, препятствовала распада социальной системы, способствовала поддержанию порядка в обществе. О. Конт считал неизбежным конфликт между религией и наукой, предусматривал победу позитивного знания над религией, что обязательно приведет к распаду социальных связей. Интегративная функция религии в случае упадка ее влияния переходит к науке. Однако, по мнению Конта, религия необходима, даже если она в споре с наукой проигрывает, поскольку нужен «теологический синтез» как духовная основа социальных связей [45].
17975. Религиозный туризм
Туризм

В индустрии религиозного туризма выделяют культовые центры и религиозные центры. Культовый центр - это место, имеющее большое значение для представителей определенной конфессии, в котором проводятся культовые и иные мероприятия, собирающие большое число паломников. В таких местах обычно есть храм с чудотворной иконой, или раньше жил известный святой, духовный учитель, аскет, или имели место исторические религиозные события. Религиозный центр - более широкое понятие, чем культовый центр. Религиозный центр, помимо объекта культа, включает образовательные учреждения и/или административные органы религиозных организаций. Например, старейший монастырь Москвы, Свято-Данилов, является религиозным центром для паломников. Здесь помимо объектов культа находится резиденция Патриарха и Священного синода. Дать четкие определения этим понятиям, учитывая особенности всех религий, невозможно. Например, понятие культового центра для ислама практически неактуально, как и нахождение какого-либо священного предмета в религиозном центре. Определение культового центра и религиозного центра подходят только для обобщенного понимания вопросов религиозной жизни[10].
17976. Религиозный туризм и путешествия в средневековье
Туризм

Купол скалы (см. прил., рис 1.3) - самое святое место во всём Иерусалиме и, возможно, одно из самых красивых зданий в мире. Оно расположено в том месте, поклоняются иудеи, христиане и мусульмане, и воплощает в себе удивительное богатство религиозных связей. На южной стороне Храмовой горы царь Соломон за 1000 лет до Иисуса построил храм для Ковчега Завета - самого святого символа присутствия Бога среди евреев. Четыре столетия спустя храм был разрушен вавилонянами, но царь Ирод Великий воздвиг ещё более внушительный храм, который был уничтожен римлянами почти через 30 лет после распятия Христа. От Храма Ирода остались лишь огромная скальная плита, разрушить которую даже римлянам оказалось не под силу. Эту скалу на гое Мориа некоторые верующие иудеи считали центром мира. Для мусульман это та самая скала, к которой пророк Мохаммед был принесён во время своего ночного путешествия из Святой Мечети в Мекке, чтобы потом отправиться в таинственную аль-Акса, или «дальнюю мечеть». Архангел Джибрил (Гавриил) разбудил его, усадил на крылатое животное - наполовину осла, наполовину мула, - и они прибыли в Иерусалим. Там спустилась лестница, и Джибрил поднял Мохаммеда к вратам небес; но сначала ему дали взглянуть на ад: пророк увидел страдания грешников в ужасном пламени. На небесах Мохаммед встретил Иисуса и Иоанна Крестителя, потом праотцов Иосифа, Моисея и Авраама, после чего предстал перед Аллахом, который вручил ему пять заповедей ислама. Ночное путешествие и вознесение Мохаммеда - основной момент исламской веры и отмечается многими мусульманами молитвамив течение целой ночи (Путь в Святую Землю, 1995).
17977. Религия в контексте общества потребления
Культура и искусство
17978. Религия и национальная безопасность Казахстана
Политология
17979. Религия и социокультурные трансформации
Социология
17980. Религия как социальный феномен
Социология

Религия социально организует, упорядочивает спонтанную по своей природе веру, которая живет благодаря своеобразному ощущению близости, непосредственного соприкосновения со священным. В религии контакт человека с сакральным миром осуществляется социально упорядоченным образом, для этого важно и место и время, необходима помощь специальных предметов и людей, призванных опосредовать связь верующих с объектом их веры. Религия придает вере установленный порядок, строго разграничивая область сакрального и профанного. Для социолога, исследующего ту или иную религию, очень важно установить, что в данной религии стоит на первом месте, а что в свою очередь, является второстепенным: вера (вера, надежда, любовь и другие нравственные ценности) или религия, ее институты, догма, церковное право, иерархия и ее власть, литургия и миссия. Важно, что в религии, если ее рассматривать как социальный феномен, вера предстает в ее зримом, эмпирически фиксируемом проявлении; в ее воплощении в социальных структурах, в сообщении другим людям и поколениям. Религию необходимо рассматривать как коммуникативную систему, в основе которой лежат знаки, значение которых должно быть в равной степени понятно и "отправителю" и "получателю". К подобного рода знакам относят не только слова, но и визуальные изображения, конвенционализированные телодвижения - жесты, танцы. Наиболее важным с точки зрения социологии является то обстоятельство, что эти знаки могут вызывать определенные социальные последствия, направлять когнитивные, эмоциональные, нормативные процессы, относящиеся к культурной сфере, ставить их в определенные отношения друг к другу. Таким образом, воздействие религии как знаковой системы, системы истолкования мира не ограничено только воздействием когнитивистского характера; она влияет также - и это не менее важно - на поведение людей, пробуждая и направляя (в зависимости от цели) тем или иным образом их эмоции, чувства, настроения. Сакральные знаки власти, сакральное значение, которым наделялись определенные формы общественной жизни, придавали им особый вес и значение. Охватывающий мирскую действительность сакральный порядок прямо или косвенно способствовал утверждению незыблемости установленных правил, норм, традиций, укрепляя тем самым, общественные структуры, взаимосвязи, а значит, и поддерживал существующие в обществе несправедливости, привилегии, выполняя охранительно-консервативную функцию. Религиозный энтузиазм может питать также и стремления к переменам. С переходом от архаики к цивилизации и возникновением исторических религий, когда священное и мирское стали восприниматься как две различные сферы реальности - посюсторонняя и потусторонняя, наивысшую ценность в религиозном сознании обрел трансцендентный мир, тогда как реальный обесценился. Вебер обозначал этот феномен как "религиозное неприятие мира": религия с таким чувством святости делает проблематичной любую общественную структуру. Итак, в центре внимания исторических религий находится "драма спасения", а не социальные перемены; они противопоставляли существующей социальной реальности идеал совершенного общества, что способствовало возникновению социальных и политических реформистских движений, хотя и основывавшихся на религиозных ценностях. Именно религиозные движения в прошлом были главной движущей силой самых кардинальных перемен. Христианство, например, оказало сильнейшее влияние на цивилизацию и развитие варварских племен Европы; протестантская этика способствовала модернизации западного мира, направив дисциплину и внимание религиозной мотивации на преобразование светского мира. "Инструментарий", с помощью которого религия осуществляет свои функции в обществе, - это верования, ритуалы и обряды, а более развернуто - миф, вероучение, культ и религиозная общность.

Blog

Дипломная работа