Geum.ru

Литература

  • 3661. Донские казаки и революция на примере судьбы Григория Мелихова
    Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

    С детства я привык слышать в слове «казак» что-то героическое. И застольные казачьи песни говорили об этом, и исторические фильмы. С интересом я узнавал об истории казачества на Дону. Как бежали сюда из России в течение веков люди: кто ет крепостного тягла, кто, спасаясь от государства, кто из любви к разбою. И занимали землю, сеяли хлеб, воевали с татарами и турками, грабили купцов и бояр, а порой вместе с другими недовольными устраивали настоящие казачьи и крестьянские войны. Но уже после пугачевского бунта, привлеченное большими льготами, стало казачество опорой русским царям, воевало за них и за славу России.

  • 3662. Допрос во дворце Ирода Великого
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Пилат не желает смерти этому человеку и уже готов отменить смертный приговор, вынесенный Малым Синедрионом. Но вот речь зашла о верховной вла-сти, и Пилата пронзает острый страх и за себя, и за Иешуа. Он незаметно старает-ся подсказать арестанту спасительные ответы, но тот не может слукавить, заявляя, что «всякая власть является насилием над людьми, и наступит время, когда не бу-дет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти». Всесильный прокуратор теря-ет остатки гордого достоинства: «Ты полагаешь, несчастный, что римский проку-ратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю». Из-за боязни погубить свою карьеру Пилат идет против своих убеждений, против голоса человечности, против совести. Он утверждает смертный приговор, проявив трусость, которую сам впоследствии назовет самым страшным пороком. Жестоко будет наказан Пи-лат за свою трусость, много бессонных ночей будет терзаться он тем, что «чего-то не договорил тогда, давно, 14 числа весеннего месяца нисана», что он не пошел «на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем невиновного безумного меч-тателя и врача».

  • 3663. Дореформенная и пореформенная Россия в изображении А.И.Гончарова
    Дипломная работа пополнение в коллекции 30.07.2007

    Литература

    1. Айзерман Л. С. Уроки литературы сегодня.- М.: Просвещение, 1974.
    2. Батюто А. И. «Отцы и дети» Тургенева «Обрыв» Гончарова (Философский и этико-эстетический опыт сравнительного изучения) // Русская литература. 1991. № 2. С. 6, 22.
    3. Белов Л. С. Роман Гончарова «Обрыв» // Русская литература. 2004. № 1. С. 64.
    4. Гейро Л. С. Роман Гончарова «Обрыв» и русская поэзия его времени // Русская литература. 1974. № 1. С. 66.)
    5. Жук А.А. Роман 60-х годов («Обломов», «Отцы и дети», «Что делать») // Жук А.А. Русская проза второй половины XIX века. М.: Просвещение, 1981. С.3887.
    6. Корст Н. О. Очерки по методике анализа художественного произведения. М., 1964.
    7. Котельников В.А. И.А.Гончаров. М.: Наука, 1993.-263с.
    8. Краснощекова Е.Последний роман Гончарова.- М.: Просвещение, 1977.-2241с.
    9. Кудряшев Н. И. О творческом изучении литературного произведения./ За творческое изучение литературы в школе.- М.:Просвещение,1963.
    10. Криволапов В.Н. Ещё раз об обломовщине // Русская литература. 1994. №2. С.2748.
    11. Кропоткин П.А. Русская литература. Идеал и действительность/ - М.: «Век книги», 2003.- 320с.
    12. Лебедев Ю.В.Над страницами романа И.А.Гончарова «Обрыв»/Литература в школе- 2005 - № 4-С.12
    13. Лощиц Ю.Гончаров.- М.:Наука, 1986. 135с.
    14. Маркович В. М. Тема искусства в русской прозе эпохи романтизма // Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века. Л., 1989. С. 41.
    15. Мельник В.И. Реализм И.А.Гончарова. Владивосток,1985.-139с.
    16. Недзвецкий В.А.Романы Гончарова.- М.:Просвещение, 1996.
    17. НиколаевП.А. Гончаров // Русские писатели // Библиографический словарь. М.: Просвещение, 1990. С.202207.
    18. Отрадин М.В. «Сон Обломова» как художественное целое // Русская литература. 1992. №1. С.312.
    19. Отрадин М. В.Проза Гончарова в литературном контексте.- СПб., 1994.
    20. Пиксанов Н. К. Роман Гончарова «Обрыв» в свете социальной истории. Л., 1968. 198с
    21. ПолитыкоД.А. «Обрыв» Гончарова.- М.:Просвещение, 1964. -301с.
    22. Рыбасов А.П.И.А.Гончаров.- М.:Просвещение,1962.-241с.
    23. Старосельская Н.Д.Роман И.А.Гончарова «Обрыв».- М.:Просвещение, 1990 -198с.
    24. Туниманов В. И. А. Гончаров и Н. С. Лесков М.: Просвещение, 1994. . 408с.
    25. У истоков подобного подхода работа В. Е. Евгеньева-Максимова «И. А. Гончаров. Жизнь, личность, творчество» (М., 1925) и сб. «И. А. Гончаров» (М., 1928).
    26. Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров. М., 1950. С. 235.
    27. Чемена О..М. Создание двух романов.- М.:Просвещение, 1966. -208с.
    28. Чемена О. М.Гончаров и шестидесятница Е. П. Майкова. - М., 1966.
    29. Энгелъгардт Б. М. И. А. Гончаров и И. С. Тургенев // И. А. Гончаров и И. С. Тургенев. М., 1983. 320с.
  • 3664. Дорога из розового кирпича
    Доклад пополнение в коллекции 12.01.2009

    Мерседес родилась в Нью-Йорке и была 8-м ребенком в семье. Ее отец покончил с собой, прыгнув со скалы. А брат отравил себя газом, после того как овладел своей несовершеннолетней сестрой. С Мерседес тоже было не все в порядке. Ее одолевали приступы депрессии, и она держала все время под рукой кольт, чтобы в случае, если жизнь покажется совершенно невыносимой, покончить с собой. В высший свет ее ввела старшая сестра Рита, и к 1920 году Мерседес завоевала репутацию гиганта лесбийской любви. Чтобы соблюсти условности светской жизни, она вышла замуж за художника Абрама Пула, которому вскоре пришлось принимать в их доме одну за другой любовниц супруги. Де Акоста откровенно хвасталась, что может увести женщину у любого мужчины, но своей главной целью в жизни она поставила совращение шведской красавицы Греты Гарбо. Она стала для Мерседес Эверестом. Де Акоста узнала все о привычках Гарбо, ее манере одеваться и стала ей подражать. К Грете она мягко подкрадывалась через длинную цепочку своих партнерш. Между тем Гарбо жила уединенно, отвергая приглашения на вечеринки, и старалась не общаться ни с мужчинами, ни с женщинами из-за страха проявить слабость. И вот до нее дошел слух, что в Голливуд прибыла знаменитая наследница испанских герцогов, поэтесса, автор пьес и романов и вообще эффектная личность. Сначала Мерседес добилась приглашения на завтрак к Гарбо. На него она пришла одетая так, как нравилось Грете, - в темные брюки и белый джемпер. После чаепития Гарбо обратила внимание на массивный браслет, который специально надела Мерседес. Наживка идеально сработала. - Какой изысканный, - заметила Гарбо. - Возьмите, я купила его специально для вас в Берлине, - ответила Мерседес и протянула украшение Грете. Через два дня последовало новое приглашение на завтрак к Гарбо. Он закончился чувственным танго двух женщин под воркующее и гипнотическое пение Мерседес. Тогда они долго обсуждали значение красивого русского слова "тоска". А затем со словами "И никому не говори, что я никогда не дарила тебе цветов" Мерседес, как фокусница, извлекла откуда-то и вручила Грете роскошную розу. Дело было сделано. Через день слуга Мерседес позвал ее к телефону, сообщив, что ее спрашивает какой-то мистер Тоска. Им, конечно же, оказалась Гарбо. А дальше Мерседес и Гарбо стали совершать интимные автомобильные прогулки вдвоем по Калифорнии, и всякий раз за рулем сидела де Акоста. Они проводили ночи в маленьких отелях и совершали вылазки в горы Сьерра-Невада. Неизвестно, пила ли де Акоста кровь киноактрисы, подтверждая свою кличку, была ли она немецкой агенткой, завербованной нацистами еще в начале 30-х годов, как утверждали злые языки, но Мерседес превратилась в любовницу, друга и главного советчика Гарбо, оттеснив даже ее менеджера, который проклинал себя за то, что впустил Мерседес в дом Гарбо. Они стали неразлучными. Их часто видели прогуливавшимися по улицам Голливуда в мужских костюмах. В 50-е годы, когда де Акоста переехала жить в Париж, Гарбо продолжала посылать ей неистовые любовные послания и жутко ревновала к очередным подружкам де Акосты. Многолетний роман обеих женщин внезапно оборвался в 1960 году, когда де Акоста опубликовала свои мемуары, в которых слегка упомянула о дружбе с Гретой. Но их было достаточно, чтобы Гарбо больше никогда и словом не перекинулась с предавшей их любовь Вампиршей.

  • 3665. Дорога к алым парусам
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Впервые отдельным изданием феерия «Алые паруса» была опубликована в 1923году 2, однако первоначальный замысел «Алых парусов» возник ещё в 19161917годах. История замысла феерии достаточно сложна: это первая попытка Александра Грина написать крупное эпическое произведение. Цель не была достигнута, но именно начиная с 1917года, во время работы писателя над «Алыми парусами», формируется большинство основных мотивов дальнейшего творчества Грина, зарождаются сюжеты и темы, которые будут воплощены писателем в последующих романах и рассказах. «Алые паруса» стали отправной точкой для создания писателем романа «Блистающий мир» (1923), здесь же впервые появляется мотив “импульса”, мотив движения и поиска Несбывшегося, который Грин разовьёт в романе «Бегущая по волнам» (1927), впервые появляется мотив завораживающего танца фанданго («Фанданго», 1927). При всей популярности и известности феерии история её создания до сих пор не стала предметом отдельного исследования, не были систематизированы и черновые записи писателя, относящиеся ко времени создания «Алых парусов». Это и стало целью настоящей публикации.

  • 3666. Дородницын Анатолий Алексеевич
    Доклад пополнение в коллекции 12.01.2009

    После появления первых ЭВМ доминирующим направлением в творчестве Анатолия Алексеевича становится разработка новых вычислительных методов и приложение их к актуальным научно-техническим проблемам. Ряд публикаций и докладов Анатолий Алексеевич посвятил информатике ее предмету, задачам, методам и возможностям. Он приложил большие усилия, чтобы в нашей стране информатика приобрела статус отдельной науки, занимающейся разработкой и анализом вычислительных средств, программного обеспечения и алгоритмов. В сфере его внимания были такие актуальные темы, как математическое моделирование в различных описательных науках (биология, экономика, агрономия), распознавание образов в геологии и медицине, разработка систем автоматического проектирования в самолетостроении. Его глубоко занимала проблема защиты окружающей среды, он изучал вопросы математического моделирования взаимодействия человека и биосферы, принимал активное участие в работе общественной экспертной комиссии АН СССР по проблемам повышения эффективности мелиорации. Деятельность этой комиссии позволила предотвратить осуществление губительного и разорительного проекта переброски вод северных рек.

  • 3667. Дослідження історичних романів Зінаїди Тулуб "Людолови" та Павла Загребельного "Роксолана"
    Информация пополнение в коллекции 22.02.2011

    ІІІ. Історичні романи Зінаїди Тулуб «Людолови» та Павла Загребельного «Роксолана» мають єдину історичну лінію. Це романи про жінок української історії. Інколи сама правдоподібність парадоксальностей робить їх неймовірними. Так само могло б здаватися, що це історичний парадокс висунув на чоло світової імперії ХVІ-го століття - жінку, якої нація в той час зазнавала тяжкого упадку своєї державности. Основна руїна колись могутньої київської і галицько-волинської держави стерла з пам'яті українських народних мас навіть спогади про неї. [13 с.7]. Її традиція проте не була ще мохом порослою давниною. Бо ось тільки нецілі два покоління пройшли від часу затяжної останньої боротьби, в якій безприкладну відсіч московській агресії на збирання "земель всея Русі" дала інша жінка: посадниця Новгородської Республіки - Марта Борецька. Спротив цей закінчився трагічним падінням Новгороду та азіятськи-жорстоким розгромом і нищенням. Але Марта Борецька кинувши визов боротьби на смерть - не піддалася. Крім Жанни Д'Арк п'ятнадцяте століття не знає такого рівня жінки героїні з величчю духа, якому шлях визначує девіза: "Убий - не здамся!" Це й були ті покоління, між якими народжувалися волелюбні лицарі українського козацтва, щоб показати світові неустрашимість, завзяття, героїзм. Войовничість була їхнім живим "сьогоденням" зарівно для освічених і для простолюддя, не тільки для мужчин, а й жінок. Про нього говорили в селянських садибах, міщанських хатах, священичих приходствах увесь народ співав про те пісні...Відважні жінки спішили на уходи разом із мужчинами, що не хотіли коритися ворогам і забезпечувалися перед татарськими наскоками. В тих часах, коли "не знаєш ранком, що буде вечорком", кожна мить зненацька могла перетворитися у страшну картину з народної пісні: Там в долині огні горять, Там татаре полон ділять... Один полон з жіночками, Другий полон з дівочками... І тоді довгим, "Чорним, Незримим Шляхом", Крізь Дикі Поля аж до Босфору верстали путь своєї долі українки. Незавидні доля й дорога: ...Одну взяли попри коні. Попри коні на ремені... Другу взяли попри возі, Попри возі на мотузі... Третю взяли в чорні мажі... Ясир готовив одним розпачливу безодню каторжних робіт, інших же кидав на дикі береги кохання. Брутальні степові пірати дбайливо оберігали найціннішу добичу: вродливих молоденьких дівчат, щоб їхня краса не змарніла. Багато грошей дадуть за них у Бахчисараї або Кафі. За такими розкішними скарбами варто гнатися в глибину України.Тоді димили пожежі в Галичині, на Волині й Поділлі, скрізь горіли села й містечка від татарських смолоскипів. Не вимолив панотець Лісовський Божої оборони від них ні для Рогатина1 ні для своєї родини. Юна Настя, його прекрасна доня стала рідкісною й показною здобиччю степових грабіжників, що пірвали її на "Чорний Шлях" - назустріч незбагненому призначенні. Чарівна краса Анастазії Лісовської перевершила найкращі сподівання її торгівців. За найвищу ціну закуплено її до найпершої категорії: до сераю Падишаха в Стамбулі, царгородській столиці оттоманської імперії. Найпишніше, найбільш вславлене й водночас найбільш таємниче місце на землі: грізне, казкове й унікальне! Велетенський масив сераю за укріпленими мурами й темними холодними кипарисами з королівською палатою на висоті поміж Азією й Европою, був сумішшю найрізноманітніших будівель від мошеїв і палат до в'язничних бараків і місць тортур. У серці сераю находилися гарем і селямлік, з безчисленними критими ходами, що вели до сховів, раптово виринаючих терас, павільонів з городами й мальовничими панорамами Босфору, Скутара, безконечних обріїв Азії. Вийнятковий "Золотий Коридор" провадив вибрану одаліску до султанського ложа. Бібліотеки, шпиталі, кухні, будинок державної ради, житлові будинки євнухів... увесь цей конгломерат уміщав 20,000 душ.Життя сераю було окутане таємницею. Турки завжди любили приховувати свої доми, жінок, свого монарха. Для скріплення містерії серай прозвано могутнім монастирем, у якому релігією є пожадання, а божеством - султан. А втім усе жило для падишаха вірних, заступника Аллаха на землі. Він був володарем життя і смерти всіх підданих. Так після 300 років удалі вершники Ертогруля, що примчали з азійських глибин й завоювали Анатолію, дали основи світовій імперії, що простягалася на три континенти. Українка-бранка Настя Лісовська попала в султанський серай у час, коли могутність оттоманської держави досягла зеніту. Від Атлясу по Кавказ, від Дунаю до Евфрату на поверхні трьох мільйонів квадратових кілометрів осіла ця імперія на перехрестях Азії, Европи, Африки, поглинувши 20 ріжних рас і майже стільки релігій. Картагіна, Мемфіс, Тир, Сидон, Нініва, Пальміра, Александрія, Єрусалим, Смирна, Дамаск, Атени, Спарта, Адрянопіль, Филипи, Троя, Цезаря, Медина, Мекка належали сюди. Поза її орбітою з усіх старовинних міст залишалися тільки Рим і Сиракузи. Влада султана в Азії охоплювала Мезопотамію, Арменію, Кавказ, частину Персії, Сирію, Палестину, Геджаз, в Африці Єгипет, Триполіс, Туніс, Альжир, в Европі Крим, Румунію, Болгарію, Грецію, Альбанію, Сербію, небавом Банат і Мадярщину. Необмеженим паном усіх тих просторів був Сулейман Величавий, нащадок Ертогруля, Мурада І, переможця на Косовому Полі, Баязеда Завойовника, найсильнішого противника Тамерляна, правнук Магомеда ІІ, звитяжця Царгороду (травень 1453), внук Баязеда ІІ і син Селімана І, "Султана й Каліфа, Наказодавця всіх Вірних". Французькі історики2 називають його турецьким Людвиком ХІV (бо не допустимо для них назвати свого Людвика "французьким Сулейманом Величавим"). А втім номенклятурі Сулеймана Величавого годі найти рівню: Султан Оттоманів, Посланець Аллаха на землі, Непомильний Законодавець, Володар Володарів цього світу, Власник людських голів, Наказодавець вірних і невірних, Величний Цезар, Покровитель усіх народів свесвіту, Тінь Всемогучого, Роздавальник миру на землі... Це тільки частина офіційних титулів Сулеймана І, що свідчать про нахил східніх народів до гіперболізації. Проте ці суперлятивні епітети супроводжала неперевершена мілітарна сила. Амбасадор Карла V, Ожіє Гіслєн де Бюсбек3 писав про військову дефіляду, яку Сулейман Величавий відбирав у Царгороді напередодні своєї кампанії проти Мадярщини, як про "приголомшливу параду - імпозантний спектакль для тих, що не були призначені для удару". Так було й на весну 1526 року. На позолоченому престолі, піднесеному напроти Босфору, оточений прибічною сторожжю у китастих капелюхах і з золотистими галябардами, - Сулейман Величавий у високому турбані з трьома чаплиними перами глядів на безпереривний струмінь свого війська. Піхотинці в обуві цьвяхованому бронзою громіздко вибивали кроки, ескадрони їздців відлунювались кінськими копитами. Глухо котилися тачанки і підводи харчування, гриміли воєнні оклики зливаючись з голосом сурм, звуками цимбалів і барабанним дробом. Блиски сталі світились уздовж маршових колон. Однострої були розкішні: золото і срібло, шовк і оксамит, а білі турбани відбивали від палаючих прапорів, від одягів зелених, жовтих, синіх, малинових. Спершу йшли частини "посвячені", ті, яких завданням було "бігти попереду своїх ран": "Шкуродери" з крилами шулік на шоломах. За ними "Азаби", яких тіла призиачені виповняти прориви і рівчаки для наступу яничарів. Врешті "делі" або "пострілені голови", що мали "додати фантазії масакрам". Їхнє скуйовджене волосся вихоплювалося зпід шапок із шкури леопарда, а на раменах мали накинуті мов жупани шкури львів або медведів. На флянгах відділів у поході бігли дервіші в величезних перських зачісках з верблюжого волосся, яким за всю одежу правив зелений фартух, горлаючи уривки корану й добуваючи хриплі звуки з труб для скріплення завзяття бійців. За ними ступали понурі й мовчазні в стиснених квадратах кремезні баталіони піхотинців Анатолії, ці войовничі селяни, основна раса імперії. За червоним прапором їхала кіннота "Сіпагів". Іхня зброя як і кінська упряж їхніх чистої крови арабів були вкриті дорогоцінним камінням, що виблискувало до сонця. Опісля своїм коливаючим кроком прямували верблюди навантажені харчами, амуніцією. Вони попереджали артилерію - велетенські гармати для облоги і менші калібром, яких завидували Сулейманові всі монархи Европи. Після артилерії наступали яничари. Над їхніми бездоганними рядами повівав білий прапор вишитий золотом: з одного боку вірш Корану, по другому шабля з двома вершками. Іхній "Ага", що займав третє місце в імператорській єрархії після султана й великого Везира їхав за своїм прапором з потрійним кінським хвостом. Яничари несли свої казанки для їди, які вони заздрісно боронили, бо в їх очах це був символ їхнього привілею: пожива, яку їм винен султан, що разом із грабіжжю була едина приємність в їхньому майже монашому житті. Їхні кухарі маршували в почесних рядах, а носії води їхали на бойових конях, увінчаних квітами. Яничари поступали шістками в тісних колонах, несучи на раменах запальні мушкети. Їхні широкі темно сині киреї підносилися за кожним порухом. Пера райських птиць незвичайної довжини здобили їхні високі, конічні зачіски і хвилювали на вітрі в ритмі їхнього маршу. Далі верхи на конях їхав кортеж високих достойників імперії. Вітер лопотів вміщеними на ріжнокольорових держаках їхніми прапорцями з білих кінських хвостів. Судді Царгороду й армії в імпозантній і суворій поставі гарцювали по боках духовних єрархів і нащадків Пророка, в турбанах морського кольору. Згодом з'явилися Везері "Дивану" (державної ради), одіті в довгих шатах синьої сатини, обрамованих соболями, сіяючих від золота й дорогоцінностей. Їхня гордовита поза підкреслювала свідомість своєї влади. На завершення тієї дефіляди натовп глядачів побачив святих верблюдів, несучих Коран і уламок святого каменя з Кааби, а над ними повівали блискуче зелені хвилі прапора ісляму. Водночас рушила вся фльота (300 галєр) з Босфору під переможні вибухи стрілен і грюкіт оріфлям. В золоті й пурпурі заходячого сонця у стіп свого монарха зібралася могутність мілітарної й морської сили Туреччини. І довго відбивав на берегах Европи й Азії велетенський крик незлічених мас: "Хай Аллах дасть довге життя й перемогу нашому панові, Королеві Королів". А наймилішим скарбом для цього неосяжного володаря володарів стала - українська попівна, Анастасія Лісовська. [25 с. 14]. Росса, Рокса або Роксоляна, дружина Сулеймана: її він узяв за жінку в супроводі величавих формальних церемоній, навіть проти магометанського звичаю, в приявності багатьох гостей, де всім дозволено було вино й щедрість страв. Вона єдина завжди була вибранкою Імператора та з-поміж інших його жінок вона одинока йменована султанкою. А мав Сулейман інших жінок і наложниць, між якими була одна черкеска, яку взяв за жінку перед Россою. В неї вродився Мустафа баша, первородний з його дітей. Проте, коли опісля Росса стала вибранкою в султанському сераї, мусіла черкеска уступити перед нею, а щоб її винагородити, то (для рекомпенсати) муж вислав сина до Магнезії в Азії і дав йому провінцію Амазіяну, куди той перебрався разом із матір'ю. Крім того, щоб затримати молодця великих здібностей і чеснот та бистрого й обов'язкового в урядуванні, призначив йому Карагеміду в Мезопотамії аж по перську границю, щоб жив з-далеку від батька. Бо любили його яничари й князі. Росса чарами й впливами від Тронгіллі жидівки - чаклунки поріжнила Солімана з ним, матірю й доньками: вона всіми способами намагалася запевнити імперію своїм синам. Бо мала від Сулеймана чотирьох синів Магомеда, Селіма, Баязіда, Зіянгіра й одну доньку Хамерію або Каміллю, яку одружила з башою везиром Рустеном. Зять Рустен немало посилював ненависть батька проти Мустафи, кидаючи на нього багато темних обвинувачень: що він з'єднує собі всіх баш дарунками,що вдаваною прихильністю й позірною щедрістю збільшував надії на велині добродійства в захланних душах яничарів. Опріч того додавав і те, що найбільше хвилювало Сулеймана, що Мустафа буде женитися з донькою Тамми Софа (шаха) перського короля. Якби дійшло до цього подружжя, треба б боятися, щоб він не виріс у силу великим володінням і підмогою дуже войовничих народів та не підняв зброї проти батька, а усунувши його, узурпував собі імперію Европи й Азії, повбивавшн всіх султансьної крови, щоб самому все загорнути. Спонуканий цим Сулейман вирядив року Христового 1552 везира Рустена з добірним військом до Азії під претекстом перської війни: але по правді це зроблено на те, щоб при всякій нагоді позбутися Мустафи. Коли ж Рустенес прибув до Азії, в листах висланих до цього союзника були напоминання, щоб вести все дуже обережно, не допустити ніяк до поєднання в справах імперії: викликати ворожнечу вояків проти Мустафи й усіх його вчиннів аж доки не з'явиться в цій експедиції султан і своєю появою припинить бунтівницькі настрої війська. Соліман дізнавшися про те, яко мога швидко вирушив до Алєпа, наче б на війну з Персами. Прибувши туди, визвав листом Мустафу з Карагеміди. ...Почуваючись безневинним (він імовірно був попереджений від деяких приятелів про грядучу небезпеку й критичне наставлення до нього батька), проте, не виявляючи страху, подався до батька, надіючись оборонити себе від наклепів злісників своєю приявністю й легальними виправдуваннями, але при вході до султанового шатра, нагло схопили його без'язикі силачі (яких залюбки посідали оттоманські князі), кинули на долівку, грізно про те давши знак батькові, а накинутим на шию мотузом задушили невинного принца. Поклинаний тимчасом Зангір, наймолодший син, що був горбатий, мав наказ (дістав) наче на жарт глядіти на того, від якого ніщо не було більше жахливого, а якому батько вбитого дарував скарби і всі володіння. Погордивши тим усім накинувся з обуренням найгострішими словами на батька, винуватця такого безмірного вбивства. Імператор вражений нечуваною зухвалістю сина, люто його до себе потягнув та розмахненим кинджалом пробив неустрашимого, який упавши на тіло вбитого брата, вмер. Небавом Сулейман за намовою й підбурюванням жінки Росси наказав баші евнухів Ібрагімові зашморгом шиї вбити Мустафового сина Мурата, що жив з матірю в Прусі, в Бітинії: ця бо жінна безупинно не переставала наводити перед очі свого чоловіка небезпеку для діда та його дітей від вкуна, якого батька так дуже любили яничари. Це сталося в 1553 році. Врешті для померлої збудовано в Константинополі найвеличавіший мечет, у якому похована вона в дорогоцінній гробниці. Там же само поховав тіло батька син Селім, що став після Сулеймана імператором. Як видно, постать Роксоляни не знайшла в Буассарда симпатії, він уважав її поводаторкою злочинних інтриг на султанському дворі.17 Тенденцію автора яскраво вказують епіграфічні рядки (т. зв. тетрастих) вміщені вгорі й унизу на декоративному обрамуванні портрета: Твій вигляд і витончена поведінка - похвали гідні проте жорстоке серце сповнене нещадною їддю Тронгілля вчить мішати любисток з поживою й вином, Щоб ти єдина оволоділа улюбленим мужем.18 Міт жінки спокусниці й чарівниці - прадавній й найбільш універсальний. Приречена для магії жінка як пасивний предмет, прониклий таємним струмом: сиреною обманює мореплавців, кіркою перемінює любовників у звірят, русалкою тягне в глибінь рибалок. Мужчини в сітях цих чарів не мають волі, влади над собою, сили для діяння. Отруйний напій відгороджує їх від життя, погружує в млісній дрімоті. В дусі живих ще середнєвічних понять про чудодійну магію, диявольську силу, ворожіння, заклинання, чаклунства, за що горіли жінки на кострищах, Буассард бачив у Роксоляні вродливу відьму, що при помочі жидівської чарівниці готувала чаклунське вариво для Сулеймана... А тимчасом музулманський февдалізм з його войовничістю й погордою смерти був далекий від таких вірувань. Він саме й позбавив жінок їхньої магії. Магометани любили жінок як ласуни присмаки й запашні напитки, кожної хвилини готові зануритися в пристрасних насолодах посмертного раю з його гуріями... Не дивлячись на те, міт Роксоляни, злої жінки, чаклунки перейшов до літератури як вказує нпр. великий театральний успіх у Лондоні в королівському театрі "Drury Lane" "Трагедії Мустафи" ("Tragedy of Mustapha"), в якій амбітна Роксоляна перевершила "Лейді Макбет".19 Рецензент і коментатор видовища накреслив послідовні етапи, в яких Сулейман під впливом чарів Роксоляни (...being corrupted by the Artifices of Roxolana... began to dip his Hands in Blood...) здійснював усі її бажання, віддавши їй багатства й султанський престіл. Смерть Мустафи це її діло. А в тім італійський автор Люіджі Бассано да Зара, що жив у Стамбулі перед 1545 р., потверджує цей міт про чудодійну владу Роксоляни над Сулейманом: "Він так її любить і дотримує вірности, що всі піддані чудуються, говорять, що вона зачарувала його й називають її чаклунною (ziadi). Зате військо й двір ненавидять її та дітей, але тому, що він любить її, ніхто не важиться протестувати: я сам завжди чув злі слова про неї та її дітей, а добрі про первородного й матір його." [23 с. 39]. Причиною цієї ненависти була безмежна відданість Сулеймана Роксоляні. Це трапився нечуваний у османській династії випадок вірности султана одній жінці за безпереривний період багатьох літ аж до смерти. Незрозуміла була ця велика любов імператора для турків, яких повага й значення мірялися кількістю товстотілих гаремових істот. Проте справжній воїн, що любить небезпеку, завжди воліє амазонку, яку треба здобувати, ніж покірну попелюшку. Сильні мужчини охоче перебільшують обсяг жіночих впливів особливо для приємности самих жінок. Проте до діяння, тактики, командування не вистарчають краса й чарівність. Тут необхідні моральні й інтелектуальні вартості. Сулейман любив жінку, що добровільно назвала його своїм призначенням, але не приймала без дискусії його ідей, вона вміла протистояти інтелігентно, щоб дати переконати себе узасадненим міркуванням. До найбільш впливових людей в імперії належав талановитий грек, товариш юности Сулеймана й його найінтимніший дорадник, великий везир Ібрагім. Його загадкову смерть після бенкету в султанській палаті дехто приписує зависті й суперництву Роксоляни. Новіші дослідники заперечують це. Ібрагім амбітний, жадібний влади, багатств і почестей міг сам збудити підозріння султана. Безжалісна система карала провину невідкладно, без прощення. [14 с. 105]. Житель Сераю, колишній вихованок школи пажів, італієць Бассано впевняє, що Роксоляна була спершу бранкою Ібрагіма, який представив її султанові, імовірно, щоб мати через неї вплив на султанський гарем. Але Роксоляна скоро вилучила з власних плянів посередництво паші Ібрагіма. Коли місце Ібрагіма зайняв зять Рустем, вплив Роксоляни на погляди й почування Сулеймана став неподільний, а через те її влада простягалася на справи всієї отоманської імперії. Вслід затим могло б здаватися логічним обвинувачення її в смерті Мустафи. Призначення Мустафі провінції віддаленої на 26 днів подорожування може означати не тільки нагоду для його більшої самостійности у правлінні як заправу для майбутнього монарха, але водночас і те, що Сулейман не взяв ще рішальної постанови, чи цей найстарший його син стане його наслідником. Формування майбутнього володаря під власним впливом і вимогами, насували радше близький і постійний зв'язок, а не відокремлення й відчуження. Автім невблагані були традиції для наслідства оттоманського престолу. Тільки один кандидат був допустимий, найстарший із живих. "Коли є двох каліфів - убийте одного з них"! наказував Коран. Такий же закон установив Могаммед ІІ Завойовник: "Для загального добра кожний із моїх славних синів або внуків може винищити всіх своїх братів..." Кожний засіб дозволений, щоб успішно усунути суперників і не допустити до міжусобиць. Насильство, терор, гекатомби жертв росли на вівтарі імперії. В ім'я її потуги султани вбивали братів, синів, батьків. Тим легше, що освячував ці криваві вчинки мусулманський закон, а св. його письмо завжди доставляло потрібний текст і вияснення для нього. [610 с. 150].

  • 3668. Дослідження Шекспірівської комедійної творчості
    Информация пополнение в коллекции 14.02.2010

    Останнім часом критичний пошук українських шекспірознавців інтенсивним назвати важко. Після виходу українського шеститомника Шекспіра, з його унікальними за рівнем перекладами, та декількох пізніших видань його творів, зокрема сонетаріїв, дослідницька активність у цій царині не надто посилилась. Звісно, є окремі ґрунтовні розвідки, подекуди працюють дисертанти (що правда, здебільшого саме над рецепцією Шекспіра в сучасній літературі або над лінгвостилістичними аспектами його драматичної мови). Утім важко не погодитися із сумною думкою Марії Габлевич про те, що “величезний материк шекспірознавчих праць, кількісно розростаючись, і далі залишається пливучим та млистим” [1, 15], і правота її поширюється не тільки на зарубіжні, а й на деякі вітчизняні інтерпретації. Дослідниця, яка, завдяки власній перекладацькій практиці, сприймає Шекспіра зсередини його текстури, з гіркотою пише про ті шекспірознавчі дослідження, метою яких є не стільки вивчення саме Шекспірової спадщини, скільки утвердження того чи іншого уніфікованого підходу до розуміння будь-якої і будь-чиєї літературної спадщини: “Йдеться, по суті, про ту ж гординю самоутвердження, але вже не окремих одиниць в інтелектуальному змаганні з Шекспіром, а окремих академічних груп в інтелектуальному змаганні за Шекспіра як своє знамено”. [1, 5-6]. Авторка справедливо заперечує проти неуваги і неповаги до Шекспірових текстів, й у більшості наведених нею прикладів естетична глухота інтерпретаторів очевидна.

  • 3669. Достоевский
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Лужин предприниматель средней руки, это разбогатевший «маленький человек», которому очень хочется стать человеком «большим», превратиться из раба в хозяина жизни. В этом корни его «наполеонизма», но как они похожи на социальные корни раскольниковской идеи, её пафос социального протеста угнетённой личности в мире униженных и оскорблённых! Ведь Раскольников нищий студент , которому тоже хочется подняться над своим социальным состоянием. Но гораздо важнее для него видеть себя человеком, превосходящем общество в нравственно-интеллектуальном отношении, несмотря на свое социальное положение. Так появляется теория о двух разрядах; и тому и другому остаётся лишь проверить свою принадлежность к высшей категории. Таким образом, раскольников и Лужин совпадают именно в стремлении стать выше тог положения, которое отведено им законами социальной жизни, и тем самым возвыситься над людьми. Раскольников присваивает себе право убить ростовщицу, а Лужин погубить Соню, поскольку они оба исходят из неверной посылки, что они лучше других людей, в частности тех, которые становятся их жертвами. Только понимание самой проблемы и методы Лужина гораздо пошлее, чем у Раскольникова. Но это единственная разница между ними. Лужин опошляет, а тем самым дискредитирует теорию «разумного эгоизма». По его мнению, лучше желать блага себе, чем другим, надо стремиться к этому благу любыми средствами, и каждый должен делать то же тогда, достигнув каждый своего блага, люди и образуют счастливое общество. И получается, что Дунечке Лужин «помогает» из лучших побуждений, считая свое поведение безукоризненным.

  • 3670. Достоевский биография и творчество
    Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

    В 1867-68 гг. написан роман "Идиот", задачу которого Достоевский видел в "изображении положительно прекрасного человека". Идеальный герой князь Мышкин, "Князь-Христос", "пастырь добрый", олицетворяющий собой прощение и милосердие, с его теорией "практического христианства", не выдерживает столкновения с ненавистью, злобой, грехом и погружается в безумие. Его гибель - приговор миру. Однако, по замечанию Достоевского, "где только он ни п р и к о с н у л с я - везде он оставил неисследимую черту". Следующий роман "Бесы" (1871-72) создан под впечатлением от террористической деятельности С. Г. Нечаева и организованного им тайного общества "Народная расправа", но идеологическое пространство романа много шире: Достоевский осмыслял и декабристов, и П. Я. Чаадаева, и либеральное движение 1840-х гг., и шестидесятничество, интерпретируя революционное "бесовство" в философско-психологическом ключе и вступая с ним в спор самой художественной тканью романа - развитием сюжета как череды катастроф, трагическим движением судеб героев, апокалипсическим отсветом, "брошенным" на события. Современники прочитали "Бесов" как рядовой антинигилистический роман, пройдя мимо его пророческой глубины и трагедийного смысла. В 1875 напечатан роман "Подросток", написанный в форме исповеди юноши, сознание которого формируется в "безобразном" мире, в обстановке "всеобщего разложения" и "случайного семейства". Тема распада семейных связей нашла продолжение в итоговом романе Достоевского - "Братья Карамазовы" (1879-80), задуманном как изображение "нашей интеллигентской России" и вместе с тем как роман-житие главного героя Алеши Карамазова. Проблема "отцов и детей" ("детская" тема получила обостренно-трагедийное и вместе с тем оптимистическое звучание в романе, особенно в книге "Мальчики"), а также конфликт бунтарского безбожия и веры, проходящей через "горнило сомнений", достигли здесь апогея и предопределили центральную антитезу романа: противопоставление гармонии всеобщего братства, основанного на взаимной любви (старец Зосима, Алеша, мальчики), мучительному безверию, сомнениям в Боге и "мире Божьем" (эти мотивы достигают кульминации в "поэме" Ивана Карамазова о Великом инквизиторе). Романы зрелого Достоевского - это целое мироздание, пронизанное катастрофическим мироощущением его творца. Обитатели этого мира, люди расколотого сознания, теоретики, "придавленные" идеей и оторванные от "почвы", при всей их неотделимости от российского пространства, с течением времени, в особенности в 20 веке, стали восприниматься как символы кризисного состояния мировой цивилизации.

  • 3671. Достоевский в публицистике Т. Манна
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Возможно, Т. Манн слишком очеловечивает фигуру русского классика, чьи жизнь и творчество детерминированы низменными инстинктами. Однако он желает внести ясность в отношении творчества как писательского процесса, так и человеческого существа. Через Достоевского и его творения Манн указывает на специфику творческого процесса, в особенности на его психологические аспекты. Через творчество Достоевского публицист взирает на «этот мир», его безумие, которое он хочет понять, а также донести свое разумение на этот счет до читателя. Русский писатель становится у Манна фигурой знаковой, символом времени, как и Ницше. Как и учение немецкого философа, творчество русского прозаика оказывается ключом к разгадке одного из самых страшных явлений в истории человечества фашизма. Поэтому Т. Манн представляет «анатомию» Достоевского и его художественного наследия. Он никак не умаляет его заслуг как художника, нет, наоборот, возвеличивает его, защищая от кривотолков и извращения идей писателя непосвященными: «Еретические рассуждения Достоевского истинны: это темная сторона жизни, на которую не падают лучи солнца, это истина, которой не смеет пренебрегать никто, кому дорога истина вообще, вся истина, истина о человеке. Мучительные парадоксы, которые “герой” Достоевского бросает в лицо своим противникам-позитивистам, кажутся человеконенавистничеством, и все же они высказаны во имя человечества и из любви к нему: во имя нового гуманизма, углубленного и лишенного риторики, прошедшего через все адские бездны познания» [14]. Присутствующая же скрытая форма автопортрета в статье Манна наводит на мысль о том, что в каждом индивиде имеется страшная разрушительная сила, с которой он может совладать. Собственный пример публициста в ненавязчивом сопоставлении с Ницше и Достоевским в особенности оказывается наиболее показательным, как и симбиоз феноменов «русскости» и «немецкости» в качестве культурного взаимообмена и родства между Германией и Россией. Ведь тогда собственно его, Томаса Манна, писательский опыт оказывается актуальным а посему имеет огромное значение как для современности, так и для будущего.

  • 3672. Достоевский и Гоголь. О повести «Дядюшкин сон»
    Статья пополнение в коллекции 05.05.2010

    [x] Иногда, впрочем, эти черты относятся не к князю и имеют скорее характер стилизации. Так, фразу повествователя в самом начале повести: «Хотел было написать о Марье Александровне Москалевой в форме игривого письма к приятелю, по примеру писем, печатавшихся когда-то в старое, золотое, но, слава богу, невозвратное время в Северной пчеле и прочих повременных изданиях» А.В.Архипова полагает «выпадом против Деревенских писем (К петербургскому приятелю) Л.В.Бранта» и против «враждебной ему газеты» (Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. Л., 1988. Т. 2. С. 582). Между тем Ю.Н.Тынянов по поводу этих строк замечал: «Адрес дан ложный: хотя в Северной пчеле и бывали письма к приятелю, но они писались не гоголевским стилем. Эпитет игривый по отношению к стилю Гоголя употреблен здесь, как и в пародии на Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича (в «Бедных людях» - С.К.; Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) // Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 210-212). Не исключено, что Достоевский имел в виду в том числе и «Деревенские письма» Бранта, автора резко отрицательной рецензии на «Петербургский сборник», в котором были помещены «Бедные люди». Впрочем, как признает сама А.В.Архипова, в таком случае это «элемент несколько запоздалой полемики Достоевского против враждебной ему газеты». Однако письма Бранта, хоть и адресованы «петербургскому приятелю», начисто лишены какой-либо «игривости». Так что, возможно, адрес действительно дан ложный (хотя выпада против «Северной пчелы» это не дезавуирует), и повествователь имел вначале непочтительное намерение написать о Москалевой в духе более чем «игривого» письма Хлестакова в Петербург к «душе Тряпичкину», в котором он раздает Городничему и прочим чиновникам самые «лестные» характеристики. Слова «что-нибудь вроде похвального слова этой великолепной даме» (2, 299) приобретают в этом контексте саркастический характер.

  • 3673. Достоевский и Гюго
    Дипломная работа пополнение в коллекции 09.12.2008

    Критическая литература:

    1. Анисимов И. Французская литература со времен Рабле до Ромена Роллана. М.: Худож. лит., 1977.
    2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. М., 1979.
    3. Белинский В.Г. О русской повести и о повестях г. Гоголя/ В.Г. Белинский// Собр. соч.: В 3-х т. М., 1964. - Т. 1.
    4. Битов А. Новый Робинзон// Знамя. 1987. кн. 12.
    5. Герцен А.И. Былое и думы: В 2-х т. М.: Худож. лит., 1988. Т. 2.
    6. Гроссман Л. Достоевский. 2-е изд. М.: Молодая гвардия. ЖЗЛ, 1965.
    7. Гус М. От подполья к звездным мирам// Знамя. 1966. кн. 10.
    8. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1871 г./ Ф.М. Достоевский// Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 21.
    9. Достоевский Ф.М. Записные тетради 1875-1876 гг./ Ф.М. Достоевский// Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 24.
    10. Евнина Е.М. Виктор Гюго. М.: Наука, 1976.
    11. Европейский романтизм/ Вступ. ст. М.П. Алексеева. Л.,1979.
    12. Захаров В.Н. Система жанров Достоевского. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1985.
    13. Карлова Т.С. О структурном значении образа «Мертвого дома»// Достоевский. Материалы и исследования. [Сборник. Главн. ред. В.Г. Базанов.] Л.: Наука, 1974.
    14. Лакшин В.Я. Биография книги. М., 1979.
    15. Могилянский А.П. К истории первой публикации «Записок из Мертвого дома»// Русская литература. 1969. - № 3.
    16. Моруа А. Олимпио или жизнь Виктора Гюго. М., 1983.
    17. Мотылева Т. Достоевский: новые зарубежные работы: обзор// Вопросы литературы. 1981. - № 4.
    18. Муравьева Н. Гюго. М. ЖЗЛ, 1961.
    19. Наседкин Н. Самоубийство Достоевского:[Электронный ресурс]: www.niknas.by.ru/dost_sam.htm
    20. Николаев В.Н. В. Гюго. Критико-биографический очерк. 2-е изд. М.: Худож. лит., 1955.
    21. Николаев В.Н. В. Гюго. [ Вступ. ст.]/ В. Гюго// Собр. соч.: В 15-ти т. М.: Госуд. изд-во худож. лит., 1953. Т. 1.
    22. Паевская А.Н. Виктор Гюго. Его жизнь и литературная деятельность. СПб.: Типография П.П. Сойкина, 1893.
    23. Сафронова Н.Н. Виктор Гюго. М.: Просвещение, 1989.
    24. Сохряков Ю. От «Мертвого дома» до ГУЛАГА (нравственные уроки «лагерной» прозы)/ Ю. Сохряков// Творчество Ф.М. Достоевского и русская проза 20 века (70-80-е годы). М.: ИМЛИ РАН, 2002
    25. Стенник Ю.В. Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. Л., 1974.
    26. Творчество Ф.М. Достоевского: Искусство синтеза/ К.Г. Щенников, В.В. Борисова, В.А. Михнюкевич и др. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1991.
    27. Толстой Л.Н. Несколько слов по поводу книги «Война и мир»/ Л.Н. Толстой// Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 16.
    28. Трескунов М. Виктор Гюго. Очерк творчества. М.: Худож. лит., 1954.
    29. Туниманов. Творчество Достоевского, 1854-1862. Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1980.
    30. Фридлендер Г. Достоевский и мировая литература. М., 1979.
    31. Фридлендер Г. Совершенно новый мир, до сих пор неведомый…[Вступ. ст.]// Ф.М. Достоевский. Записки из «Мертвого дома». Рассказы. М., 1983.
    32. Храпченко М.Б. Размышления о системном анализе литературы/ М.Б. Храпченко// Собр. соч.: В 4-х т. М., 1982. Т. 4.
    33. Шаламов В. «Новая проза». Из черновых записей 70-х годов// Новый мир. 1989. - № 12.
    34. Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1987.
  • 3674. Достоевский и кризис гуманизма
    Информация пополнение в коллекции 09.12.2008

    Именно в этом пункте беспощадное обличение человека переходит в своеобразное оправдание. Возрождение человека, немыслимое без мучительных духовных усилий, одна из сквозных тем творчества Достоевского. Мы ощущаем это, прежде всего, чисто эстетически: писатель не отворачивается с брезгливостью или презрением ни от одного человеческого существа, как бы дико, слепо, неприглядно и зло оно ни было. Так как он чувствует именно онтологическую глубину темных, иррациональных сил человеческого духа, то он непосредственно ощущает их значительность, видит в них искаженные и замутненные признаки чего-то истинно великого как велика вся подлинная, последняя реальность. Замечательно уже то, что всяческое зло в человеке ненависть, самолюбие, тщеславие, злорадство для Достоевского не есть свидетельство бездушия, а напротив, имеет духовное происхождение, есть признак какой-то особой напряженности духовной жизни. В конечном счете, оно есть либо слепая месть за оскорбленное достоинство личности, либо попытка хотя бы нелепым и разрушительным образом восстановить его попранные права. На этом этапе данного рассуждения следует обратиться к тому факту, что Достоевский постулирует невозможность человечности без Бога. Приняв эту человечность, мы уже не будем удивлены, что Раскольников ощущает в себе действие совести, еще не молясь Богу, и не веруя в Бога. Дело в том, что та неисповедимая, ни в какие нормы добра и разума не вмещающаяся глубина человеческого духа, является, по Достоевскому, вместе с тем областью, в которой одной человек, потеряв Божие подобие, хранит «образ Божий». И уже в силу этого человек всегда сберегает в себе возможность нравственных оценок и суждений, возможность приобщения к благоразумным силам добра, любви и духовного просветления.

  • 3675. Достоевский и мировая культура
    Доклад пополнение в коллекции 09.12.2008

    Оказалось, что прошло еще много лет и ужас положения Голядкина, оставшегося один на один с миром бесправия, и безвыходная агония разума Раскольникова, снова встанут во весь рост, отбрасывая тень на грядущую цивилизацию. На западе век машин наступил раньше, а вместе с ним пришли одиночество, чувство разорванной реальности. Европеец давно искал утешения для себя, он искал такого сюжета, с которым он не будет одинок. Вместе с Достоевским мировая культура нашла спасение от гнетущего бездушия механизмов и электроники. Оказалось, что для Европы проблемы, увиденные Достоевским в России, являются еще более драматическими, ведь литература Европы сама посвятила себя борьбе против общества лицемерия и безнравственности, но то, что смог выразить Достоевский, до этого еще никому, видимо, не удавалось. Если говорить о влиянии Достоевского на мировую культуру, здесь открываются еще более величественные горизонты.

  • 3676. Достоевский и отцеубийство
    Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

    Какие обрывки давным-давно позабытых детских переживаний оживают в страсти к игре,позволяет без труда разгадать новелла писателя более молодого поколения. Стефан Цвейг, посвятивший, между прочим, Достоевскому специальное исследование("Три мастера"), в своем сборнике из трех новелл "Смятение чувств" излагает историю, которую он назвал "Двадцать четыре часа изжизни женщины". Этот маленький шедевр на-мерен якобы только показать, каким безответственным существом является женщина и на какие удивительные длянее самой выходки ее может толкнуть неожиданное жизненное впечатление. Однако же новелла - если интерпретировать ее с позиции психоанализа - идет гораздодальше, изображает - не считая этого оправданного намерения - нечто совсем другое, общечеловеческое или, скорее, общемужское, и психоаналитическая интерпретациянапрашивается столь назойливо, что от нее невозможно отказаться. Для природы художественного творчества характерно, что мой друг писатель в ответ на моивопросы уверял, что сообщенное ему толкование совершенно чуждо его сознанию и намерениям, хотя в рассказ вплетены некоторые детали, как бы рассчитанныеименно на то, чтобы указывать на тайный след. В новелле Цвейга одна знатная пожилая дама рассказывает писателю о событии, происшедшем с ней более двадцатилет назад. Рано овдовевшая мать двоих сыновей, которые в ней больше не нуждались, отказавшаяся от всяких житейских надежд, на сорок втором году жизниво время одного из своих бесцельных путешествий попадает в игорный зал монакского казино, и среди всех его достопримечательностей ее внимание вскорезахватывает вид двух рук, которые с потрясающей непосредственностью и силой как бы раскрывали все переживания несчастного игрока. Эти руки принадлежаликрасивому юноше - писатель как бы ненамеренно делает его ровесником старшего сына зрительницы, - который после того, как потерял все, в глубочайшем отчаяниипокидает зал, чтобы, как она предполагает, в парке покончить со своей безнадежной жизнью. Необъяснимая симпатия заставляет женщину следовать за ним исделать все возможное для его спасения. Он принимает ее за одну из весьма многочисленных в том городе навязчивых женщин и хочет от нее отделаться, но онане покинула его и самым естественным образом была вынуждена остаться в его номере и, в конце концов, разделить с ним постель. После этой импровизированнойлюбовной ночи она заставляет, казалось бы, успокоившегося юношу торжественно поклясться, что он никогда больше не будет играть, снабжает его деньгами навозвращение домой и обещает встретиться с ним на вокзале перед отходом поезда. Но затем в ней пробуждается огромная нежность к нему, она готова пожертвоватьвсем для его сохранения и решает - вместо того чтобы с ним проститься - уехать вместе с ним. Непредвиденные случайности задерживают ее, и она опаздывает напоезд; тоскуя по исчезнувшему юноше, она вновь заходит в игорный зал и с ужасом видит там те же руки, вызвавшие вначале ее симпатию; нарушитель слова вернулсяк игре. Она напоминает ему об обещании, но, одержимый страстью, он бранит ее за то, что она мешает игре, велит ей уходить и швыряет ей деньги, которыми онаякобы хотела его купить. Глубоко оскорбленная, она убегает, а позднее узнает, что ей не удалось спасти юношу от самоубийства.

  • 3677. Достоевский как редактор и издатель
    Курсовой проект пополнение в коллекции 09.12.2008

    Это характерное для каждой страницы «Дневника» столкновение личного и социального, конкретного и общего можно пронаблюдать по тематическому контрасту и в совсем иной области авторских рассуждений, рассуждений о внешней политике: о неприемлемости усиления милитаризма бисмарковской Германии, о коварстве правительственных действий Англии и Австрии и, в первую очередь, о необходимости деятельной помощи России угнетенным славянам. В 18751876 годах Герцеговина и Босния, а затем Болгария и Сербия восстали против турецкого ига. Государственные власти, испытывая давление европейской дипломатии, поначалу не решались выступить открыто на стороне восставших. В обществе же разрасталось добровольческое движение, в котором приняли участие представители всех сословий. Большую роль в этом движении играл славянский благотворительный комитет, организованный для помощи братским народам. Его членом был и Достоевский, неустанно призывавший со страниц «Дневника» к активной поддержке национально-освободительной борьбы славян и последовательно освещавший ее развитие. С точностью военных сводок он сообщает о ходе боевых операций, со знанием дела обсуждает замыслы европейских правительств или насущные проблемы тактики и вооружения, с глубокой болью рассказывает о мучительных страданиях болгар, особенно женщин и детей, с сердечной гордостью повествует о геройстве и благородстве добровольцев, о пожертвованиях русского народа в пользу угнетенных славян. Вместе с тем готовность к бескорыстной помощи, объединявшей людей поверх социальных барьеров и сословных границ и укреплявшей их души сознанием самопожертвования, наводила Достоевского на размышления о том, что Россия в будущем сможет сказать миру «великое слово», способное служить «заветом общечеловеческого единения, и уже не в духе личного эгоизма, которым люди и нации искусственно и неестественно единятся теперь в своей цивилизации, из борьбы за существование, положительной 'наукой определяя свободному духу нравственные границы, в то же время роя друг другу ямы, произнося друг на друга ложь, хулу и клевету». Осмысляя конкретные факты участия России в освободительной войне на Балканах, писатель приходит ко все более обобщающим выводам: «Если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут».

  • 3678. Достоевский о свободе и ответственности человека
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Действительно, писатель слишком хорошо знал все глубины человеческого падения; он знал, что злоба и безумие составляют основу нашей извращённой природы и что если принимать это извращение за норму, то нельзя прийти ни к чему, кроме насилия и хаоса. Человек, который на своём нравственном недуге, на своей злобе и безумии основывает своё право действовать и переделывать мир по-своему, убийца. Он считает себя сильным, но он во власти чужих сил; он гордится своей свободой, но он раб внешних обстоятельств. В.С.Соловьёв полагает, что первый шаг к спасению для такого человека осознание своего бессилия и неволи, если человек на этом остановится, он придёт к идее самоубийства. Это насилие над собой уже нечто более высокое и более свободное, чем насилие над другими, так как сам вершит суд над собой, но в решении на самоубийство есть внутреннее противоречие: если это решение исходит из сознания своего бессилия и неволи, а сам шаг к самоубийству уже есть некоторый акт силы и свободы, то почему же этой силой и свободой не воспользоваться для жизни? Но дело в том, что самоубийца возводит человеческую несостоятельность во всемирный закон и не верит в сверхчеловеческое добро. И немного нужно здравого смысла, чтобы, чувствуя всё зло в человеке, обратиться к добру и дать ему место в себе. С верой в сверхчеловеческое Добро, то есть в Бога, возвращается и вера в человека, который тут уже является не в своём одиночестве, немощи и неволе, а как свободный участник божества и носитель силы Божией. С действительной и полной верой в Божество возвращается к нам не только вера в человека, но и вера в природу. В.С.Соловьёв убеждён, что в творчестве Достоевского утверждается именно эта идея воплощения божественного начала в природной жизни через “свободный подвиг человека, присоединяя к вере в Бога веру в Богочеловека и в Богоматерию (Богородицу)”; по мысли философа, писатель воспринял христианскую идею гармонически во всей её тройственной полноте: он был и мистиком, и гуманистом, и натуралистом. Обладая живым чувством внутренней связи со сверхчеловеческим и будучи в этом смысле мистиком, он в этом же чувстве находил и свободу человека; зная всё человеческое зло, он верил во всё человеческое добро и был, по всеобщему признанию, истинным гуманистом, а верить в человека значит признавать в нём нечто большее того, что налицо, значит признавать в нём ту силу и ту свободу, которая связывает его с Божеством. И если истинный гуманизм есть вера в Богочеловека, то истинный натурализм есть вера в Богоматерию. Истинное дело по начинанию новой духовной жизни возможно только тогда, когда и в человеке, и в природе есть положительные и свободные силы света и добра; но без Бога ни человек, ни природа таких сил не имеют. Без Бога человек вносит в природу злобу и берёт от неё смерть. Только отказавшись от своего ложного положения, от своей безумной сосредоточенности на себе, от своего злого одиночества, только связав себя с Богом во Христе и с миром в Церкви, он сможет сделать настоящее Божье дело, то, что Достоевский называл православным делом.

  • 3679. Достоевский Ф.М.
    Статья пополнение в коллекции 09.12.2008

    Успех двух посмертн. изданий «Полн. Собр. Соч. Д.» и статистика читательских требований в публичных библиотеках ясно доказывают, что увлечение Д. не было минутным и скоропреходящим. Несмотря на свое восторженное поклонение перед Пушкиным и на поразительную близость тем своих ранних повестей к произведениям Гоголя, Д. не принадлежит ни к Пушкинской, ни к Гоголевской школе и не унаследовал их общих свойств. Защищая в теории «искусство для искусства», Д. в своих произведениях не придает никакого значения изяществу формы, не интересуется физической красотой и гармонией, не хочет видеть и красоты в природе, и все силы своего ума и воображения устремляет исключительно на выяснение правды, как он ее понимает. Правда для него настолько выше всего остального, что он не отдаст малейшей ее частицы за всех Аполлонов бельведерских в мире. Этой правды он ищет в воображении души человеческой, но не в здоровом ее равновесии, а в состоянии тяжкого страдания, борьбы, противоречий, раздвоения, когда обнаруживаются самые тайные изгибы ее, короче сказать в состоянии патологическом. Цель воспроизведения этой правды, в первых его произведениях пушкинское пробуждение «милости к падшим», но средства прямо противоположны тем, которые употребляет Пушкин. Д. не услаждает читателя, не возвышает его над пошлой действительностью, а мучит его, заставляя всматриваться в то, что есть самого ужасного и жалкого в человеческой жизни; читателю тяжело и больно, минутами томительно и тоскливо, но он не может оторваться от чтения, как человек часто не может оторваться от зрелища страданий больного друга. В последующих больших романах к этой цели Д. присоединяет и другую, более глубокую и трудную: он хочет показать обществу его грехи и ошибки в направить его на новый путь, путь «любви и правды». У Д. нет чувства меры, нет свойственного великим художникам уменья немногими, характерными чертами изобразить человека или положение; у него нет и следа гоголевского юмора; смех у него тяжелый и как будто деланный. Но все это происходит не от творческого бессилия, а от того же вечного искания одной правды и пренебрежения ко всему остальному. Он минутами бывает поразительно остроумен и меток; но часто сам же и уничтожает действие своего меткого выражения, ослабляя его перифразами и прибавлениями. У него все главный лица говорят почти всегда одним и тем же языком, и это язык самого Д.: но это происходит не от неуменья вселиться в чужую душу и не от недостатка наблюдательности немногие жанровые сцены у него написаны превосходно, а от того, что все действующие лица нужны ему только для его идеи, которую они и выясняют длинными монологами и разговорами. Д. не может считаться ни чистым художником, ни реалистом. Он, по выражению одного немецкого критика, «оставляет за собою мир явлений, феноменов, хотя и пользуется ими, как материалами». Не даром Д. в юности изучал со страстью Гофмана и франц. романтиков. У него то же объединение поэзии и действительности; как самые крайние из романтиков, он ненавидит утилитаризм, жизнь рассудочную, людей «практических»; они все у него выходят смешными дураками или негодяями. Он, как Гофман, отмежевал себе особую область неопределенных и несогласных чувств и стремлений, необыкновенных, болезненных ощущений, в дела, короче сказать: психологию бессознательного. Он горячий проповедник субъективизма в искусстве, как и все крайние романтики, начиная с братьев Шлегелей. Он ученик Бальзака по необузданности реалистической фантазии; по своим мечтам о золотом веке в будущем он и до старости остается последователем Жорж Занда. Всю жизнь он высоко чтит Диккенса и разделяет его глубокую веру в людей. Но, уступая Диккенсу и Жорж Занд, и даже Гофману с Бальзаком, в отделке формы, в пластичности и ясности, он превосходит их всех богатством содержания, смелостью мысли и небывалой глубиной анализа. Он так расширил рамки романа и повести, что оставил далеко за собою самые смелые мечты романтиков относительно реформы в «беллетристике». Ум необыкновенно обширный, изворотливый, смелый до дерзости, впечатлительность тонкая до болезненности, фантазия необузданная, но вращающаяся исключительно в пределах действительности все это после появления переводов «Преступления и Наказания», поразило до крайности всю западноевропейскую интеллигенцию и критику и несомненно окажет сильное влияние на историю всемирной литературы. Другой вопрос, насколько это влияние будет благотворно. Западные критики (Вогюэ, Ad. Stern в «Gesch. d. neuern Litteratur» VII, 550) самым характерным признаком Д. считают его безотрадный пессимизм. Они правы в том отношении, что Д. смотрит на человеческую жизнь, как на юдоль скорой и мучений, от которых было бы напрасно искать спасения, так как источник важнейших из них в самом человеке (да и нужно ли спасение, если страдание так необходимо, как иногда казалось Д.?). Но по отношению к каждому отдельному человеку Д. крайний оптимист; в самом черством эгоисте он признает возможность альтруистических, благородных моментов, в самом ужасном злодее учит видеть несчастную человеческую душу, которой не чужды ни высшая справедливость, ни великодушие. Печальный взгляд на жизнь и безотрадный квиетизм, как его естественное последствие, для самого Д. смягчаются его глубокой верой в бесконечное: он был религиозен в детстве и юности, прошел с Библией каторгу и умер с евангельским текстом на устах. Несравненно тяжело положение тех его последователей, которые лишены такой веры; лучшие из них не могут успокоиться ни на пошлых личных наслаждениях, ни на бесплодных паллиативах, и иногда насильственно сводят себя со сцены, успев заразить других своим бессильным отчаянием. Относительно техники рассказа Д. в высшей степени опасный образец для подражания. Кажущаяся крайняя небрежность его изложения, с бесчисленными отступлениями и повторениями, прикрывает почти неуловимую внутреннюю связь и стройность: если читатель пропустит 34 страницы, связь потеряется, электрический ток, как выражается Вогюэ, прервется. Необыкновенная простота и обыденность его слога доходят почти до границ литературной неопрятности. Один шаг дальше в этом направлении и литература обратится в нечто бесформенное, безобразное, «уличное».

  • 3680. Достоевский Ф.М. - публицист
    Курсовой проект пополнение в коллекции 09.12.2008

    Большой интерес в цикле статей «Времени» представляет своеобразная беседа об искусстве, которую редактор журнала вел в 1861 году с Добролюбовым, являвшимся сторонником утилитаризма в русской эстетике. Противоположной его точки зрения придерживался Фет, будучи сторонником чистой красоты. Достоевский же заявляет о своей третьей позиции, независимой и всеобъемлющей. Он выступает за вольную поэтику, за свободное творчество, за искусство бесконечных устремлений и неограниченных возможностей, приносящее высшую пользу человечеству. Писатель подчеркивает: «Искусство всегда современно и действительно, никогда не существовало иначе и, главное, не может иначе существовать.… Мы именно желаем, чтоб искусство всегда соответствовало целям человека, не разрознивалось с его интересами.… Если мы и желаем наибольшей свободы искусству, то именно веруя в то, что чем свободнее оно, в своем развитии, тем полезнее оно человеческим интересам. Нельзя предписывать искусству целей и симпатий».31 Но такая «высшая свобода» художника исключает требование непременной актуальности его творчества и близости его созданий к запросам действительности. Он согласен и с утилитаристами, но в тоже время протестует против похода Добролюбова на художественность, на Пушкина и Тургенева. Искусство «всегда будет жить с человеком его настоящею жизнью…. И потому первое дело: не стеснять искусство разными целями, не предписывать ему законов…. Идеал красоты, нормальности у здорового общества не может погибнуть… Красота полезна потому, что она красота, потому что в человечестве всегдашняя потребность красоты и высшего идеала ее».32 Достоевский, всегда совмещавший непримиримые крайности в своих политических и религиозных воззрениях, так же своеобразно сочетает враждующие контрасты и в своей эстетике.