Достоевский и Гоголь. О повести «Дядюшкин сон»
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
Достоевский и Гоголь. О повести Дядюшкин сон
Кибальник С.А.
Литературоведы-краеведы могут сколько угодно гадать, - справедливо отмечал В.А.Туниманов, - какой именно сибирский город послужил прототипом для Мордасова - Омск, Семипалатинск или Барнаул. Усилия их будут тщетны. Неопровержима только литературная родословная Мордасова. В сравнении с изображенным в произведениях Достоевского 1840-х годов гораздо ярче, конкретнее, детальнее петербургским бытом, в Дядюшкином сне - несколько скупых и чрезвычайно обобщенных штрихов. Они обычно столь же невыразительны и одноцветны, как и в письмах Достоевского, так, например, характеризовавшего барнаульцев: О барнаульских я не пишу вам. Я с ними со многими познакомился; хлопотливый город, и сколько в нем сплетен и доморощенных Талейранов! (Письма, 1, 204). Ничего конкретного, но духовный климат такой же, как в Мордасове и губернском городе Бесов. Общепровинциальный, стандартный колорит. [i]
Действительно, даже общие отличительные черты провинциальной жизни, названные и изображенные в повести, не столь уж многочисленны. Инстинкт провинциальных вестовщиков доходит иногда до чудесного, и, разумеется, тому есть причины. Он основан на самом близком, интересном и многолетнем изучении друг друга. Всякий провинциал живет как будто бы под стеклянным колпаком. Нет решительно никакой возможности хоть что-нибудь скрыть от своих почтенных сограждан. Вас знают наизусть, знают даже то, чего вы сами про себя не знаете (2, 336). - это едва ли не единственный пример подобного обобщения. К тому же лишь часть главных героев повести собственно провинциалы, некоторые же (Мозгляков, князь) ими не являются. Российская провинция в повести изображена через внутренние оппозиции с Петербургом и заграницей.
Слова в письме Достоевского о доморощенных Талейранах недвусмысленно намекают на главный аспект сатирического восприятия им провинциальной России: лицемерие и козни, в которых протекает жизнь местного дворянства. В этом отношении Достоевский оказывается безусловным продолжателем Гоголя Миргорода и Мертвых душ и одновременно разоблачителем лживости его Выбранных мест…. Вот почему наиболее подходящим для этого стилизуемым и одновременно пародируемым языком оказывается именно язык Гоголя. Провинциальная Россия увидена Достоевским в Дядюшкином сне не столько непосредственно, сколько через призму русской классики XIX века и современной ему русской литературы 1850-х годов; основу же этой призмы составляют произведения Гоголя.
Несмотря на то, что на эту тему написано уже не так и мало, тем не менее, степень одновременного притяжения и отталкивания от Гоголя в Дядюшкином сне недооценивается. К тому же интертекстуальные связи повести с Гоголем обыкновенно отмечаются бессистемно, без разграничения отдельных реминисценций и базообразующих для некоторых героев Достоевского черт гоголевских персонажей и самого Гоголя и, главное, без учета их функции. Так, в большом и малом академическом издании Полного собрания сочинений писателя, как и в исследовательской литературе, отмечаются лишь спорадические реминисценции из Ревизора, Мертвых душ и Выбранных мест…. Что касается первых, то они относятся к князю и связывают его с Хлестаковым. Дело, впрочем, этим не ограничивается. Как верно заметил В.Г.Одиноков, образ князя соткан Достоевским из нитей, заимствованных из различных произведений русских писателей. Поэтому метафора Марьи Александровны: Вы бы могли повторить Фонвизина, Грибоедова, Гоголя - обретает буквальный смысл. Дядюшка - образ не только литературный, но и фольклоризированный. [ii]
Однако, во-первых, к чертам Нулина и Хлестакова, отмечавшимся в князе, следует добавить отдельные реминисценции, связывающие его с Подколесиным и самим Гоголем. Так, увлекшись Зиной, князь требует: Я хочу, чтоб сейчас же, сию ми-нуту была свадьба... (2, 346). При этом он практически повторяет поведение Подколесина, вначале не слишком желавшего жениться, и его слова: я хочу, чтоб сей же час было венчанье, непременно сей же час. [iii]
Во-вторых, то же самое можно сказать и о Москалевой, дискурс которой образует сложный симбиоз Кочкарева, Городничего и самого Гоголя Выбранных мест (в большем, чем это отмечалось, объеме). Что касается Кочкарева, то сходство с ним распространяется, во-первых, на всю его деятельность в роли свахи, и, во-вторых, на постоянную брань, которую он пускает в ход в разговоре. Так, Москалева не слишком церемонится со своим мужем: - Где болван? - закричала Марья Александровна, как ураган врываясь в комнаты. - Зачем тут это полотенце? А! он утирался! Опять был в бане? И вечно-то хлещет свой чай! Ну, что на меня глаза выпучил, отпетый дурак? Зачем у него волосы не выстрижены? Гришка! Гришка! Гришка! Зачем ты не обстриг барина, как я тебе на прошлой неделе приказывала? Как порядочный человек, решился жениться, последовал благоразумию, и вдруг - просто сдуру